Эмпат порхал над плечом Гурронсеваса, они неторопливо миновали вход в пещерный город и спустились в долину. Тропа пролегала ярдах в ста от трудившегося на огороде вемарского отряда, но Гурронсевас знал, что вемарка-учительница ни за что не станет с ними разговаривать.
– Друг Гурронсевас, – неожиданно заговорил эмпат. – Мы, а больше всех – вы, мало-помалу завоевываем доверие Критхара, но этому процессу не помочь, если мы будем то и дело отключать его транслятор, отвергая его общество, вот почему я решил поговорить с вами наедине.
Вы, вероятно, уже догадываетесь, что Критхара можно бы и выписать, – продолжал эмпат. – За исключением фиксированной нижней конечности, гипс на которой растворится уже через несколько недель, когда сломанные кости окончательно срастутся и смогут выдерживать вес Критхара, он окончательно здоров. Он, по идее, должен радоваться своему выздоровлению, накоплению сил и возможности вернуться к нормальному образу жизни, но почему-то не радуется. Меня очень тревожит его эмоциональное состояние. Что-то чудовищно не так, и мне бы хотелось понять, что именно, прежде чем я отпущу Критхара домой. Держать его у нас дольше двух дней не представляется разумным.
Гурронсевас молчал. Приликла не задавал ему вопросов, он только излагал суть проблемы.
А Приликла продолжал:
– Не исключено, что возвращение Критхара к сородичам решит все вопросы. Надеюсь, тогда они станут относиться к нам не так враждебно, как сейчас, восстановятся ваши прежние дружеские отношения с Ремрат, и это поможет нам возобновить мирные связи. Но есть в вемарцах нечто, чего мы не понимаем до конца, и это что-то вызывает необъяснимые эмоциональные реакции у нашего пациента. И до тех пор, пока мы не поймем, в чем причина этих неестественных чувств, отправка пациента домой будет представляться нам непростительной ошибкой. Не могу даже посоветовать вам, о чем спросить пациента и что ему сказать, поскольку любые самые незначительные упоминания о его матери Ремрат и о его друзьях-охотниках вызывают у Критхара неоправданно резкую эмоциональную реакцию, напоминающую чувства существа, глубочайшие верования которого подвергаются суровым нападкам, и он этого страшится.
Я знаю, что вы не специалист-психолог, друг Гурронсевас, – продолжал цинрусскиец. – Но как вам кажется, не могли бы вы посвятить ближайшие два дня разговорам с Критхаром? Попробуйте вести с ним беседы на самые нейтральные, общие темы. Бывает, что именно в таких ситуациях пациенты проговариваются и выкладывают все, что у них на душе. Если за время этих разговоров не произойдет ничего такого, что могло бы помочь нам, – ну, что поделаешь? Но если что-то все-таки высветится, дайте нам знать, а также сообщайте о любых идеях, какие только придут вам в голову. Можете считать, что я возлагаю на вас нетерапевтическую часть курса лечения Критхара.
Критхар доверяет вам, – заключил Приликла. – Вам он скорее поведает свои беды, чем кому-либо из нас. Друг Гурронсевас, вы окажете мне такую любезность?
– Разве я уже не занимаюсь этим, – удивился Гурронсевас, – неофициально?
– Ну а теперь, – сказал эмпат, – я обращаюсь к вам официально как глава медицинской бригады «Ргабвара». Окажите нам помощь на критическом этапе установления контакта с народом Вамара. Я вынужден просить вас об этом, потому что в случае вашей неудачи ответственность за все случившееся ляжет на меня. Вы не должны винить себя, если сделаете или скажете что-то неверное. В этой ситуации от подобного не был бы застрахован никто из членов бригады медиков. Вы не такое уж легкое для общения существо, Гурронсевас. Вас непросто полюбить. Вы слишком похожи на недавно придуманные вами вемарские блюда – в том смысле, что к их вкусу надо привыкнуть. Но вы завоевали наше уважение и благодарность за помощь в лечении Критхара, и никто из нас не станет винить вас, если вам не удастся справиться с проблемой, перед которой мы сами уже спасовали. Ну, что скажете, друг Гурронсевас?
Немного помедлив, тралтан ответил:
– Мне приятны ваши похвалы, я чувствую себя радостно, уверенно и готов сделать все возможное, лишь бы помочь вам. Но вы эмпат, и мне нет нужды расписывать вам мои чувства. Думаю, вы как раз и намеревались заставить меня их испытать.
– Вы не ошиблись, – подтвердил Приликла и мелодично тренькнул – наверное, цинрусскийцы так смеялись. – Но я вовсе не вмешивался в ваше эмоциональное излучение. Желание помочь медикам уже наличествовало. Но у меня такое чувство, что вы хотите мне сказать о чем-то еще.
– Да, у меня есть несколько предложений, – согласился Гурронсевас. – Думаю, прежде всего вам нужно решить, в какое время и в каком месте состоится возвращение Критхара домой, и нужно известить об этом Ремрат и всех остальных вемарцев на тот случай, если при таком событии им подобает произвести какие-то приготовления. Мы знаем, что вемарцы с нетерпением ждут возвращения Критхара, и, если мы сообщим им, когда оно состоится, это послужит знаком вежливости, и, может быть, тогда враждебность по отношению к нам немного спадет. Я думаю, что лучше всего это устроить ближе к вечеру, когда учителя и дети возвращаются с огородов в поселок к обеду. Тогда мы добьемся наличия максимального числа зрителей и наилучшего эффекта, но вот каков он будет, этот эффект, – благоприятен или нет, это мне трудно сказать.
– Мне тоже, – сказал Приликла. Он быстро назвал время предполагаемого возвращения Критхара в поселок и приблизительно описал сопутствующие этому обстоятельства, после чего спросил:
– Но как же вы поведаете вемарцам приятную новость, если они закрывают уши, стоит вам к ним обратиться? Вы об этом не забыли? Я чувствую, что вас это почему-то совсем не волнует.
Гурронсевас всегда был экономен – со временем, продуктами и даже с дыханием. Не ответив на вопрос Приликлы, он остановился, развернулся так, чтобы его было хорошо слышно трудившимся на огороде вемарцам, от которых их с Приликлой отделяла сотня-другая ярдов, набрал в легкие побольше воздуха и провозгласил:
– Прослушайте сообщение от хранителей с чужеземного корабля. – Говорил тралтан медленно, с расстановкой и очень громко. – Охотник Критхар будет возвращен домой, ко входу в пещерный поселок, за час до полудня послезавтра.
Он видел, что при первом же звуке его голоса учительница вемарка закрыла уши ладонями, слышал, как сердито она прикрикнула на детей, велев им сделать то же самое, но все же упрямо повторил сообщение. Но учительнице не удалось заставить своих учеников послушаться. Они принялись весело прыгать вокруг своей наставницы и взбудораженно перекрикиваться друг с дружкой. Пусть взрослые вемарцы не желали слушать чужеземцев, но что они могли поделать с любопытными детишками?
К наступлению темноты все до единого в пещерном поселке будут знать о скором возвращении Критхара.
– Отлично сработано! – восхитился Приликла и, совершив изящный ловкий разворот, направился к кораблю. – Но теперь вам предстоит произнести гораздо больше слов. Давайте вернемся к нашему пациенту.
Вот так и вышло, что Критхар превратился в пациента Гурронсеваса. Они подолгу оставались наедине на медицинской палубе, в то время как медики расходились по своим каютам или собирались на крошечной рекреационной палубе. Гурронсевас знал, что каждое его слово передается на «Тремаар», где Вильямсон ведет скрупулезную запись всех разговоров, но капитан «Тремаара» в беседу не вмешивался, поэтому никто Гурронсеваса не отвлекал.
Говорить с Критхаром ему было легко, но гораздо труднее было придерживаться тем, которые бы не вызвали у пациента желания прервать разговор. Приликла сообщал, что в те мгновения, когда Критхар умолкал, этому всегда сопутствовали сильнейшие взрывы эмоций, в которых преобладали страх, гнев и отчаяние. А ни Гурронсевас, ни эмпат пока никак не могли выяснить причину этих взрывов.
Достаточно безопасной темой для бесед с Критхаром оказалась история вемарцев, их ведущаяся столетиями борьба за выживание на планете, пережившей в прошлом экологическую катастрофу вследствие бесконтрольного загрязнения атмосферы. Тема эта, конечно, была не слишком приятной, но Критхар об этом разговаривать не отказывался, однако неустанно спорил с тралтаном, как только разговор заходил о важности поедания мяса для успешного продолжения рода. «В древние времена, – утверждал Критхар, – в лесах и степях было полным-полно огромных стад животных. И пасущиеся в степях стада, и животные, жившие в зарослях леса, давным-давно исчезли, но поедание даже той скудной мясной добычи, которую приносили из своих походов охотники, превратилось в нечто вроде религии, пусть в этих верованиях и не было духовности».
Гурронсевас соглашался с тем, что охотники были достойны того, чтобы есть добываемое ими мясо, поскольку оно доставалось им после долгих переходов, трудностей и огромного личного риска. Однако те, кто выращивал полезные растения, оставаясь дома, производили в итоге больше еды, но не так рисковали, хотя их и не так уважали, как храбрых вемарских охотников. Таково теперь было положение дел на Вемаре, и таким же оно было на протяжении многих веков на бесчисленных планетах.
По настоянию Приликлы Гурронсевас рассказал Критхару о том, что мясоедение в далеком прошлом зависело от изобилия, удобства и выбора, но не являлось физиологической потребностью. Он отметил, что, несмотря на то, что юные и престарелые вемарцы питались овощами, они были здоровее и получали больше пищи, чем охотники, доводившие себя из-за неразумной гордыни чуть ли не до голодных обмороков. В ответ на это заявление последовало сердитое молчание, которое продлилось почти целый час.
До сих пор Гурронсевасу не удалось убедить Критхара в том, что мясо не является критически важным для наличия сексуальной потенции, но через несколько дней, в течение которых он ел приготовляемые тралтаном блюда из овощей и трав, его сомнения несколько рассеялись.
Обсуждение еды оказалось практически безопасной темой, в особенности – разговоры о приготовлении новых блюд из местных растений, но, когда тралтан сбивался с проторенной стези и пробовал заговорить о друзьях Критхара, о его матери Ремрат, о том, какие успехи делали юные поварята в пещерном поселении, Критхар тут же умолкал. Как-то раз он в довольно резкой форме заметил, что кухня – не лучшее место для детей. А когда Гурронсевас поинтересовался почему, Критхар упрекнул его в глупости и жестокости.
Упрекала тралтана в жестокости и Ремрат, но и она не объясняла за что, – как раз перед тем, как Гурронсевас был изгнан из пещерного поселка. Озадаченный, ничего не понимающий Гурронсевас вернулся к теме питания.
А это была тема, на которую Гурронсевас мог говорить со всей ответственностью. Он рассказывал Критхару о разнообразных блюдах удивительного вида и вкуса и еще большем многообразии тех существ, которым доводилось пробовать чудеса его кулинарного искусства. Разговор с неизбежностью перешел на чужеземцев, их верования, философию, социальное устройство их планет, а также пришлось поговорить и о предпочтениях в пище и связанных с ее потреблением традициях на шестидесяти планетах, обитатели которых входили в состав Галактической Федерации.
Гурронсевас изо всех сил старался вложить в голову Критхара мысль о том, что Вемар – всего лишь одна обитаемая планета из многих сотен ей подобных, втайне надеясь, что среди перечисленных им планет Критхар обнаружит хотя бы одну, на которой обитал бы народ, чем-то похожий на вемарцев в социально-культурном плане. Он надеялся на то, что вемарец как-то среагирует на такое совпадение – эмоционально или словесно, и что тогда Приликла или он сам сумеют пробить брешь в молчании охотника.
Но ни эмоциональные, ни словесные реакции Критхара не претерпели никаких изменений.
Приликла как-то заметил:
– Я разделяю ваше разочарование, друг Гурронсевас. Критхар ощущает глубочайший интерес и любопытство к тому, о чем вы ему рассказываете. Он еще более благодарен вам за ваши рассказы, так как они отвлекают его от мысли о какой-то очень серьезной личной проблеме. Но отчаяние, гнев и страх не отступают. Они чуть-чуть ослабли, но никуда не делись, что бы вы ни говорили пациенту.
Самое сильное чувство из отмечаемых мною у пациента в данное время – это дружеское расположение к вам, – продолжал Приликла. – Может быть, вы и не думаете об этом, но и у вас возникло к пациенту сходное чувство на фоне развития ваших отношений. Нечто похожее имело место при вашем общении с матерью пациента, Ремрат. Но я чувствую, что и вы, и пациент устали. Надо отдохнуть, может быть, решение проблемы появится само собой.
– До возвращения Критхара в поселок осталось меньше семи часов, – возразил Гурронсевас. – Думаю, мы все переусердствовали в укрытии от него этой новости. Думаю, пора оповестить его, терять нам нечего.
Мягким, утешающим голосом Приликла произнес:
– Я чувствую ваше отчаяние, друг Гурронсевас, и сочувствую вам. Но всякий раз, стоило вам упомянуть о возвращении Критхара домой, он выдавал сильнейшую отрицательную эмоциональную реакцию, за которой всегда следовало долгое сердитое молчание. Нам есть что терять.
Гурронсевас подумал и сказал:
– Вы сказали, что мы с Критхаром испытываем друг к другу дружеские чувства. Но скажите, достаточно ли мы близкие друзья для того, чтобы простить друг другу неоправданный поступок, необдуманные слова?
Без тени сомнения эмпат отозвался:
– Я чувствую, вы все решили. Вы все равно расскажете новость Критхару, несмотря на то, какой ответ получите от меня. Удачи вам, друг Гурронсевас.
Гурронсевас помолчал, подбирая слова, которые могли бы одновременно послужить извинением за причиненную Критхару боль, и вот что пришло ему в голову.
– О многом мне бы хотелось сказать вам, Главный охотник Критхар, и много бы мне хотелось еще задать вам вопросов. Раньше я их не задавал, потому что, стоило мне только коснуться этой темы, вы тут же сердились и не отвечали мне. Ремрат перестала разговаривать со мной и по непонятной причине не разрешила чужеземцам приближаться к пещерному поселку. Но теперь у нас осталось на разговоры всего несколько часов...
– Осторожнее, – предупредил Гурронсеваса Приликла. – Эмоциональное излучение пациента меняется, и не в лучшую сторону.
– Ваши раны очистились и зажили, – осторожно продолжал тралтан. – Ваше самочувствие улучшилось настолько, насколько мы могли его улучшить. До полудня вы вернетесь домой.
Тело Критхара резко содрогнулось – такого не наблюдалось уже несколько дней, но тут же обмякло. Он резко повернул голову к Гурронсевасу, но глаза его были закрыты.
«Что с ним такое? – гадал диетолог. – Откуда эта непонятная ксенофобия, эта неприязнь у существа цивилизованного, умного и во многом достойного восхищения?»
Приликла описал словами мысли Гурронсеваса:
– Пациент сильно взволнован. Дружеское чувство к вам отступило под влиянием фоновых эмоций страха, гнева и отчаяния, имевших место ранее. Но он изо всех сил борется с этими нехорошими чувствами, они ему неприятны. Не могли бы вы что-нибудь сказать, чтобы помочь ему в этой борьбе? Волнение нарастает.
Гурронсевас одними губами произнес слово, которое ему запретили произносить в детстве. Став взрослым, он крайне редко его употреблял. Реакция пациента на очевидно хорошую новость оказалась совершенно неожиданной. Гурронсевас ощущал полнейшую неуверенность в себе и злился на себя за то, что взволновал своего нового друга, а сам не понял, чем и почему. Во всем остальном Критхар вел себя совершенно нормально и предсказуемо, но тут произошло нечто типично вемарское, невероятное. Но, может быть, дело было в том, что в этом аспекте сам Гурронсевас и медики с «Ргабвара» были непроходимо чужеродными? Если да, то в чем же было дело?
«Я что-то упустил, – думал Гурронсевас. – Что-то очень важное, какое-то непреодолимое различие между нами – простое, но от этого не менее значительное». Мысль зарождалась в глубинах его сознания, он пытался вытащить ее наружу, а она упрямо тонула. Ему хотелось попросить совета у Приликлы, но он знал, что для этого придется отключить транслятор, и тогда Критхар подумает, что Гурронсевас что-то скрывает от него, а этого сейчас ни в коем случае нельзя было допускать.
Он не знал, что сказать, поэтому сказал то, что чувствовал:
– Критхар, – проговорил он. – Я смущен, виноват и прошу прощения за то, что так огорчил вас. Почему-то я не сумел понять вас. Но поверьте мне, прошу вас: и сейчас, и когда бы то ни было ни я, ни наши целители не желали вам зла. И тем не менее мы, не понимая, почему это происходит, доставляли вам психологическую боль. Способен ли я заслужить ваше прощение? Могу ли я что-то сказать или сделать, чтобы вам стало легче?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Друг Гурронсевас, – неожиданно заговорил эмпат. – Мы, а больше всех – вы, мало-помалу завоевываем доверие Критхара, но этому процессу не помочь, если мы будем то и дело отключать его транслятор, отвергая его общество, вот почему я решил поговорить с вами наедине.
Вы, вероятно, уже догадываетесь, что Критхара можно бы и выписать, – продолжал эмпат. – За исключением фиксированной нижней конечности, гипс на которой растворится уже через несколько недель, когда сломанные кости окончательно срастутся и смогут выдерживать вес Критхара, он окончательно здоров. Он, по идее, должен радоваться своему выздоровлению, накоплению сил и возможности вернуться к нормальному образу жизни, но почему-то не радуется. Меня очень тревожит его эмоциональное состояние. Что-то чудовищно не так, и мне бы хотелось понять, что именно, прежде чем я отпущу Критхара домой. Держать его у нас дольше двух дней не представляется разумным.
Гурронсевас молчал. Приликла не задавал ему вопросов, он только излагал суть проблемы.
А Приликла продолжал:
– Не исключено, что возвращение Критхара к сородичам решит все вопросы. Надеюсь, тогда они станут относиться к нам не так враждебно, как сейчас, восстановятся ваши прежние дружеские отношения с Ремрат, и это поможет нам возобновить мирные связи. Но есть в вемарцах нечто, чего мы не понимаем до конца, и это что-то вызывает необъяснимые эмоциональные реакции у нашего пациента. И до тех пор, пока мы не поймем, в чем причина этих неестественных чувств, отправка пациента домой будет представляться нам непростительной ошибкой. Не могу даже посоветовать вам, о чем спросить пациента и что ему сказать, поскольку любые самые незначительные упоминания о его матери Ремрат и о его друзьях-охотниках вызывают у Критхара неоправданно резкую эмоциональную реакцию, напоминающую чувства существа, глубочайшие верования которого подвергаются суровым нападкам, и он этого страшится.
Я знаю, что вы не специалист-психолог, друг Гурронсевас, – продолжал цинрусскиец. – Но как вам кажется, не могли бы вы посвятить ближайшие два дня разговорам с Критхаром? Попробуйте вести с ним беседы на самые нейтральные, общие темы. Бывает, что именно в таких ситуациях пациенты проговариваются и выкладывают все, что у них на душе. Если за время этих разговоров не произойдет ничего такого, что могло бы помочь нам, – ну, что поделаешь? Но если что-то все-таки высветится, дайте нам знать, а также сообщайте о любых идеях, какие только придут вам в голову. Можете считать, что я возлагаю на вас нетерапевтическую часть курса лечения Критхара.
Критхар доверяет вам, – заключил Приликла. – Вам он скорее поведает свои беды, чем кому-либо из нас. Друг Гурронсевас, вы окажете мне такую любезность?
– Разве я уже не занимаюсь этим, – удивился Гурронсевас, – неофициально?
– Ну а теперь, – сказал эмпат, – я обращаюсь к вам официально как глава медицинской бригады «Ргабвара». Окажите нам помощь на критическом этапе установления контакта с народом Вамара. Я вынужден просить вас об этом, потому что в случае вашей неудачи ответственность за все случившееся ляжет на меня. Вы не должны винить себя, если сделаете или скажете что-то неверное. В этой ситуации от подобного не был бы застрахован никто из членов бригады медиков. Вы не такое уж легкое для общения существо, Гурронсевас. Вас непросто полюбить. Вы слишком похожи на недавно придуманные вами вемарские блюда – в том смысле, что к их вкусу надо привыкнуть. Но вы завоевали наше уважение и благодарность за помощь в лечении Критхара, и никто из нас не станет винить вас, если вам не удастся справиться с проблемой, перед которой мы сами уже спасовали. Ну, что скажете, друг Гурронсевас?
Немного помедлив, тралтан ответил:
– Мне приятны ваши похвалы, я чувствую себя радостно, уверенно и готов сделать все возможное, лишь бы помочь вам. Но вы эмпат, и мне нет нужды расписывать вам мои чувства. Думаю, вы как раз и намеревались заставить меня их испытать.
– Вы не ошиблись, – подтвердил Приликла и мелодично тренькнул – наверное, цинрусскийцы так смеялись. – Но я вовсе не вмешивался в ваше эмоциональное излучение. Желание помочь медикам уже наличествовало. Но у меня такое чувство, что вы хотите мне сказать о чем-то еще.
– Да, у меня есть несколько предложений, – согласился Гурронсевас. – Думаю, прежде всего вам нужно решить, в какое время и в каком месте состоится возвращение Критхара домой, и нужно известить об этом Ремрат и всех остальных вемарцев на тот случай, если при таком событии им подобает произвести какие-то приготовления. Мы знаем, что вемарцы с нетерпением ждут возвращения Критхара, и, если мы сообщим им, когда оно состоится, это послужит знаком вежливости, и, может быть, тогда враждебность по отношению к нам немного спадет. Я думаю, что лучше всего это устроить ближе к вечеру, когда учителя и дети возвращаются с огородов в поселок к обеду. Тогда мы добьемся наличия максимального числа зрителей и наилучшего эффекта, но вот каков он будет, этот эффект, – благоприятен или нет, это мне трудно сказать.
– Мне тоже, – сказал Приликла. Он быстро назвал время предполагаемого возвращения Критхара в поселок и приблизительно описал сопутствующие этому обстоятельства, после чего спросил:
– Но как же вы поведаете вемарцам приятную новость, если они закрывают уши, стоит вам к ним обратиться? Вы об этом не забыли? Я чувствую, что вас это почему-то совсем не волнует.
Гурронсевас всегда был экономен – со временем, продуктами и даже с дыханием. Не ответив на вопрос Приликлы, он остановился, развернулся так, чтобы его было хорошо слышно трудившимся на огороде вемарцам, от которых их с Приликлой отделяла сотня-другая ярдов, набрал в легкие побольше воздуха и провозгласил:
– Прослушайте сообщение от хранителей с чужеземного корабля. – Говорил тралтан медленно, с расстановкой и очень громко. – Охотник Критхар будет возвращен домой, ко входу в пещерный поселок, за час до полудня послезавтра.
Он видел, что при первом же звуке его голоса учительница вемарка закрыла уши ладонями, слышал, как сердито она прикрикнула на детей, велев им сделать то же самое, но все же упрямо повторил сообщение. Но учительнице не удалось заставить своих учеников послушаться. Они принялись весело прыгать вокруг своей наставницы и взбудораженно перекрикиваться друг с дружкой. Пусть взрослые вемарцы не желали слушать чужеземцев, но что они могли поделать с любопытными детишками?
К наступлению темноты все до единого в пещерном поселке будут знать о скором возвращении Критхара.
– Отлично сработано! – восхитился Приликла и, совершив изящный ловкий разворот, направился к кораблю. – Но теперь вам предстоит произнести гораздо больше слов. Давайте вернемся к нашему пациенту.
Вот так и вышло, что Критхар превратился в пациента Гурронсеваса. Они подолгу оставались наедине на медицинской палубе, в то время как медики расходились по своим каютам или собирались на крошечной рекреационной палубе. Гурронсевас знал, что каждое его слово передается на «Тремаар», где Вильямсон ведет скрупулезную запись всех разговоров, но капитан «Тремаара» в беседу не вмешивался, поэтому никто Гурронсеваса не отвлекал.
Говорить с Критхаром ему было легко, но гораздо труднее было придерживаться тем, которые бы не вызвали у пациента желания прервать разговор. Приликла сообщал, что в те мгновения, когда Критхар умолкал, этому всегда сопутствовали сильнейшие взрывы эмоций, в которых преобладали страх, гнев и отчаяние. А ни Гурронсевас, ни эмпат пока никак не могли выяснить причину этих взрывов.
Достаточно безопасной темой для бесед с Критхаром оказалась история вемарцев, их ведущаяся столетиями борьба за выживание на планете, пережившей в прошлом экологическую катастрофу вследствие бесконтрольного загрязнения атмосферы. Тема эта, конечно, была не слишком приятной, но Критхар об этом разговаривать не отказывался, однако неустанно спорил с тралтаном, как только разговор заходил о важности поедания мяса для успешного продолжения рода. «В древние времена, – утверждал Критхар, – в лесах и степях было полным-полно огромных стад животных. И пасущиеся в степях стада, и животные, жившие в зарослях леса, давным-давно исчезли, но поедание даже той скудной мясной добычи, которую приносили из своих походов охотники, превратилось в нечто вроде религии, пусть в этих верованиях и не было духовности».
Гурронсевас соглашался с тем, что охотники были достойны того, чтобы есть добываемое ими мясо, поскольку оно доставалось им после долгих переходов, трудностей и огромного личного риска. Однако те, кто выращивал полезные растения, оставаясь дома, производили в итоге больше еды, но не так рисковали, хотя их и не так уважали, как храбрых вемарских охотников. Таково теперь было положение дел на Вемаре, и таким же оно было на протяжении многих веков на бесчисленных планетах.
По настоянию Приликлы Гурронсевас рассказал Критхару о том, что мясоедение в далеком прошлом зависело от изобилия, удобства и выбора, но не являлось физиологической потребностью. Он отметил, что, несмотря на то, что юные и престарелые вемарцы питались овощами, они были здоровее и получали больше пищи, чем охотники, доводившие себя из-за неразумной гордыни чуть ли не до голодных обмороков. В ответ на это заявление последовало сердитое молчание, которое продлилось почти целый час.
До сих пор Гурронсевасу не удалось убедить Критхара в том, что мясо не является критически важным для наличия сексуальной потенции, но через несколько дней, в течение которых он ел приготовляемые тралтаном блюда из овощей и трав, его сомнения несколько рассеялись.
Обсуждение еды оказалось практически безопасной темой, в особенности – разговоры о приготовлении новых блюд из местных растений, но, когда тралтан сбивался с проторенной стези и пробовал заговорить о друзьях Критхара, о его матери Ремрат, о том, какие успехи делали юные поварята в пещерном поселении, Критхар тут же умолкал. Как-то раз он в довольно резкой форме заметил, что кухня – не лучшее место для детей. А когда Гурронсевас поинтересовался почему, Критхар упрекнул его в глупости и жестокости.
Упрекала тралтана в жестокости и Ремрат, но и она не объясняла за что, – как раз перед тем, как Гурронсевас был изгнан из пещерного поселка. Озадаченный, ничего не понимающий Гурронсевас вернулся к теме питания.
А это была тема, на которую Гурронсевас мог говорить со всей ответственностью. Он рассказывал Критхару о разнообразных блюдах удивительного вида и вкуса и еще большем многообразии тех существ, которым доводилось пробовать чудеса его кулинарного искусства. Разговор с неизбежностью перешел на чужеземцев, их верования, философию, социальное устройство их планет, а также пришлось поговорить и о предпочтениях в пище и связанных с ее потреблением традициях на шестидесяти планетах, обитатели которых входили в состав Галактической Федерации.
Гурронсевас изо всех сил старался вложить в голову Критхара мысль о том, что Вемар – всего лишь одна обитаемая планета из многих сотен ей подобных, втайне надеясь, что среди перечисленных им планет Критхар обнаружит хотя бы одну, на которой обитал бы народ, чем-то похожий на вемарцев в социально-культурном плане. Он надеялся на то, что вемарец как-то среагирует на такое совпадение – эмоционально или словесно, и что тогда Приликла или он сам сумеют пробить брешь в молчании охотника.
Но ни эмоциональные, ни словесные реакции Критхара не претерпели никаких изменений.
Приликла как-то заметил:
– Я разделяю ваше разочарование, друг Гурронсевас. Критхар ощущает глубочайший интерес и любопытство к тому, о чем вы ему рассказываете. Он еще более благодарен вам за ваши рассказы, так как они отвлекают его от мысли о какой-то очень серьезной личной проблеме. Но отчаяние, гнев и страх не отступают. Они чуть-чуть ослабли, но никуда не делись, что бы вы ни говорили пациенту.
Самое сильное чувство из отмечаемых мною у пациента в данное время – это дружеское расположение к вам, – продолжал Приликла. – Может быть, вы и не думаете об этом, но и у вас возникло к пациенту сходное чувство на фоне развития ваших отношений. Нечто похожее имело место при вашем общении с матерью пациента, Ремрат. Но я чувствую, что и вы, и пациент устали. Надо отдохнуть, может быть, решение проблемы появится само собой.
– До возвращения Критхара в поселок осталось меньше семи часов, – возразил Гурронсевас. – Думаю, мы все переусердствовали в укрытии от него этой новости. Думаю, пора оповестить его, терять нам нечего.
Мягким, утешающим голосом Приликла произнес:
– Я чувствую ваше отчаяние, друг Гурронсевас, и сочувствую вам. Но всякий раз, стоило вам упомянуть о возвращении Критхара домой, он выдавал сильнейшую отрицательную эмоциональную реакцию, за которой всегда следовало долгое сердитое молчание. Нам есть что терять.
Гурронсевас подумал и сказал:
– Вы сказали, что мы с Критхаром испытываем друг к другу дружеские чувства. Но скажите, достаточно ли мы близкие друзья для того, чтобы простить друг другу неоправданный поступок, необдуманные слова?
Без тени сомнения эмпат отозвался:
– Я чувствую, вы все решили. Вы все равно расскажете новость Критхару, несмотря на то, какой ответ получите от меня. Удачи вам, друг Гурронсевас.
Гурронсевас помолчал, подбирая слова, которые могли бы одновременно послужить извинением за причиненную Критхару боль, и вот что пришло ему в голову.
– О многом мне бы хотелось сказать вам, Главный охотник Критхар, и много бы мне хотелось еще задать вам вопросов. Раньше я их не задавал, потому что, стоило мне только коснуться этой темы, вы тут же сердились и не отвечали мне. Ремрат перестала разговаривать со мной и по непонятной причине не разрешила чужеземцам приближаться к пещерному поселку. Но теперь у нас осталось на разговоры всего несколько часов...
– Осторожнее, – предупредил Гурронсеваса Приликла. – Эмоциональное излучение пациента меняется, и не в лучшую сторону.
– Ваши раны очистились и зажили, – осторожно продолжал тралтан. – Ваше самочувствие улучшилось настолько, насколько мы могли его улучшить. До полудня вы вернетесь домой.
Тело Критхара резко содрогнулось – такого не наблюдалось уже несколько дней, но тут же обмякло. Он резко повернул голову к Гурронсевасу, но глаза его были закрыты.
«Что с ним такое? – гадал диетолог. – Откуда эта непонятная ксенофобия, эта неприязнь у существа цивилизованного, умного и во многом достойного восхищения?»
Приликла описал словами мысли Гурронсеваса:
– Пациент сильно взволнован. Дружеское чувство к вам отступило под влиянием фоновых эмоций страха, гнева и отчаяния, имевших место ранее. Но он изо всех сил борется с этими нехорошими чувствами, они ему неприятны. Не могли бы вы что-нибудь сказать, чтобы помочь ему в этой борьбе? Волнение нарастает.
Гурронсевас одними губами произнес слово, которое ему запретили произносить в детстве. Став взрослым, он крайне редко его употреблял. Реакция пациента на очевидно хорошую новость оказалась совершенно неожиданной. Гурронсевас ощущал полнейшую неуверенность в себе и злился на себя за то, что взволновал своего нового друга, а сам не понял, чем и почему. Во всем остальном Критхар вел себя совершенно нормально и предсказуемо, но тут произошло нечто типично вемарское, невероятное. Но, может быть, дело было в том, что в этом аспекте сам Гурронсевас и медики с «Ргабвара» были непроходимо чужеродными? Если да, то в чем же было дело?
«Я что-то упустил, – думал Гурронсевас. – Что-то очень важное, какое-то непреодолимое различие между нами – простое, но от этого не менее значительное». Мысль зарождалась в глубинах его сознания, он пытался вытащить ее наружу, а она упрямо тонула. Ему хотелось попросить совета у Приликлы, но он знал, что для этого придется отключить транслятор, и тогда Критхар подумает, что Гурронсевас что-то скрывает от него, а этого сейчас ни в коем случае нельзя было допускать.
Он не знал, что сказать, поэтому сказал то, что чувствовал:
– Критхар, – проговорил он. – Я смущен, виноват и прошу прощения за то, что так огорчил вас. Почему-то я не сумел понять вас. Но поверьте мне, прошу вас: и сейчас, и когда бы то ни было ни я, ни наши целители не желали вам зла. И тем не менее мы, не понимая, почему это происходит, доставляли вам психологическую боль. Способен ли я заслужить ваше прощение? Могу ли я что-то сказать или сделать, чтобы вам стало легче?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34