Вы согласны со мной, доктор Приликла?
Но маленький эмпат не успел ответить. Пациентка открыла глаза и начала так жутко дергаться, пытаясь сбросить хирургические ремни, что у нее того и гляди могла вылететь изо рта трахеальная трубка.
Торннастор инстинктивно шагнул к столу, чтобы поправить трубку, но ДБПК заметалась еще сильнее. Видимо, эмоции у нее разбушевались не на шутку, поскольку эмоционально-чувствительный Приликла чуть было не отцепился от потолка – такая сильная дрожь на него напала. Вдруг пациентка вытянулась, напряглась и несколько минут совсем не шевелилась, а потом снова обмякла и расслабилась. Все дело было в том, что Приликла не только превосходно определял чужие эмоции: он еще умел их немного регулировать.
– Благодарю вас, доктор Приликла, – проговорил Торннастор. – Когда с нашей пациенткой будет налажена речевая связь, я непременно извинюсь перед ней за то, что мы чуть не до смерти напугали ее. А пока постарайтесь внушить ей, что мы желаем ей только добра.
– Конечно, друг Торннастор, – пообещал эмпат. – Теперь пациентка излучает скорее тревогу, чем страх. Похоже, ее очень беспокоит что-то такое, что, может…
Приликла умолк и жутко задрожал.
А потом случилось нечто невероятное.
Торннастор угрожающе закачался на шести коротких массивных ногах, которые вообще-то были настолько устойчивыми, что тралтаны даже спали стоя. В следующее мгновение он упал набок с таким грохотом, что от этого звука динамики наушников Конвея зашкалило. В несколько ярдах от операционного стола мельфианин Эдальнет, ассистировавший Торннастору, медленно осел вниз – его шесть покрытых жестким панцирем ног со стуком распластались по полу. Кельгианка, операционная сестра, тоже упала на пол. Серебристая шерсть на ее вытянутом цилиндрическом теле ходила ходуном. Парень из бригады транспортировщиков, стоявший рядом с Конвеем, бухнулся на четвереньки, немного пополз по полу и, повернувшись набок, затих. Слишком много инопланетян затараторили разом, и транслятор Конвея со своей работой не справлялся.
– Это что-то невозможное… – не веря собственным глазам, пробормотал Конвей.
В его наушниках зазвучал голос Мерчисон:
– Трое неземлян и один землянин-ДБДГ, с четырьмя радикально отличающимися друг от друга типами обмена веществ и врожденным иммунитетом к микробам, опасным для других видов… это что-то четырежды невозможное! Но пока, насколько я вижу, другие существа без средств индивидуальной защиты не пострадали.
Даже наблюдая за невероятным, Мерчисон оставалась профессионалом.
– …но это происходит, – закончил фразу Конвей, прибавил громкость своего наружного переговорного устройства и решительно заговорил: – Говорит Старший врач Конвей. Инструкции. Всем сотрудникам бригады по транспортировке пациентки – надеть шлемы. Руководитель бригады – дайте сигнал тревоги по загрязнению воздуха первой категории. Все остальные отойдите от пациентки… – Все остальные на самом деле именно этим и занимались, и делали это весьма поспешно. – Существа, одетые в скафандры, стойте в стороне, а те, на ком скафандров нет, ступайте к носилкам и постарайтесь разместиться под колпаком. Остальным следует воспользоваться дыхательными масками и баллонами с кислородом, предназначенными для палатных вентиляторов. Видимо, мы имеем дело с какой-то воздушно-капельной инфекцией…
Конвей умолк: на главном экране обсервационной палаты появилось изображение раздраженной физиономии Главного психолога. На фоне его речи звучали то короткие, то долгие гудки сирены, и это придавало словам О'Мары особую тревожность.
– Конвей, с какой стати вы рапортуете о смертельном заражении воздуха? Ни о каком смертельном заражении не может быть речи, пока вас там не зальет водой и вы не начнете тонуть, а я что-то ничего подобного не наблюдаю!
– Погодите, – проговорил Конвей. Он стоял на коленях около лежащего на боку парня из бригады транспортировщиков и, просунув пальцы под лицевую пластину шлема, щупал пульс в височной артерии. Пульс оказался учащенным и неровным, и это Конвею совсем не понравилось. Он закрыл лицевую пластину и, встав, снова обратился ко всем, кто находился в палате: – Обязательно закройте все дыхательные отверстия, не закрытые масками, – это касается ноздрей, жабр у мельфиан, речевого отверстия у кельгиан. Позвольте обратиться к вам, коллега-илленсианин. Вам ничто не грозит, поскольку вы – внутри защитной оболочки. Не будете ли вы добры осмотреть Торннастора и мельфианина Эдальнета? Побыстрее, пожалуйста. Приликла, как наша пациентка?
Хлородышащий медик, шурша защитной пластиковой оболочкой, быстро перебрался к упавшему Торннастору и сообщил:
– Меня зовут Гильвеш, доктор Конвей. Но для меня все ДБДГ одинаковы, поэтому мне, пожалуй, обижаться не стоит.
– Простите, Гильвеш, – извинился Конвей.
Хлородышащие илленсиане почти всем казались самыми отталкивающими с визуальной точки зрения существами в Галактике, но сами они при этом себя считали писаными красавцами. Конвей снова обратился к Приликле:
– Самый общий диагноз, на большее нет времени. Что случилось с пациенткой и каковы непосредственные психологические последствия?
– Друг Конвей, – отозвался лихорадочно дрожащий Приликла. – Пациентка-ДБПК чувствует себя намного лучше. Она излучает смятение и тревогу, но не страх. Физический дискомфорт минимален. Состояние четверых пострадавших беспокоит меня сильнее, но их эмоциональное излучение слишком слабо, его трудно идентифицировать на фоне эмоций, наполняющих палату.
– Понимаю, – вздохнул Конвей. Он знал, что маленький эмпат настолько учтив, что никогда не позволит себе критиковать чужую эмоциональную несдержанность. – Внимание всем! – вновь обратился ко всем остальным Конвей. – Пока мы не видим признаков распространения инфекции, затронувшей четверых существ. На мой взгляд, все, находящиеся под колпаком носилок или дышащие через маски, пока вне опасности. Очень прошу всех успокоиться. Мы мешаем Приликле в постановке срочного диагноза вашим товарищам. Он не может работать, когда вы все одновременно излучаете столь сильные эмоции.
Конвей еще не договорил, когда Приликла отделился от потолка и, помахивая радужными крылышками, подлетел к кучке серебристой шерсти – кельгианке, операционной сестре. Цинрусскиец вытащил сканер и приступил к обычному обследованию, одновременно стараясь уловить эмоциональное излучение кельгианки-ДБЛФ. Дрожь у цинрусскийца унялась.
– Ответа на физическую стимуляцию нет, – сообщил Гильвеш, осматривающий Торннастора. – Температура нормальная, дыхание затруднено, пульс слабый, неровный, зрачки на свет реагируют, но… Это странно, Конвей. Легкие явно сильно поражены, но механизм поражения неясен. Из-за недостатка кислорода страдают сердце и головной мозг. Я не вижу признаков поражения легких вследствие вдыхания раздражающего или высокотоксичного газа, а также не нахожу никаких указаний на то, что у Торннастора отказала иммунная система. Мышцы не напряжены, произвольная мускулатура полностью расслаблена.
Не снимая с пострадавшего транспортировщика скафандр, Конвей обследовал сканером его верхние дыхательные пути, трахею, легкие и сердце. Результаты оказались точно такие же, как у Гильвеша при осмотре Торннастора. Но сказать о своих выводах Конвей не успел – его опередил Приликла.
– У моей пациентки точно такие же симптомы, друг Конвей, – сказал он. – Неглубокое, неровное дыхание, сердечная деятельность на грани фибрилляции, углубление потери сознания, все физические и эмоциональные признаки удушья. Осмотреть Эдальнета?
– Я осмотрю его, – быстро вызвался Гильвеш. – Приликла, отлетите в сторонку, чтобы я на вас не наступил. Конвей, на мой взгляд, всем четверым нужна срочная реанимация и немедленная искусственная вентиляция легких.
– Согласен с вами, друг Гильвеш, – отозвался Приликла и снова взлетел к потолку. – Состояние у всех четверых очень тяжелое.
– Верно, – кивнул Конвей. – Руководитель бригады транспортировщиков! Перенесите вашего сотрудника, ДБЛФ и ЭЛНТ как можно дальше от пациентки, но при этом как можно ближе к кислородным аппаратам. Доктор Гильвеш пронаблюдает за тем, чтобы этим троим были надеты подходящие дыхательные маски, но вашему сотруднику шлем снимать нельзя. Ему нужно дать воздух из его баллонов, подняв содержание кислорода до пятидесяти процентов. Что касается Торннастора, то для того чтобы его передвинуть, потребуются все остальные ваши сотрудники…
– Либо антигравитационные носилки, – прервал Конвея бригадир. – Такие есть на соседнем уровне.
– …чтобы передвинуть его даже на несколько ярдов, – продолжал Конвей. – Учитывая то, что состояние доктора Торннастора ухудшается, лучше было бы удлинить шланг кислородного аппарата и дать Торннастору воздух, не передвигая его. А вы, бригадир, из палаты не выходите ни за носилками, ни за чем бы то ни было еще, пока мы точно не узнаем, что же здесь витает в воздухе. Это относится ко всем… Прошу простить меня.
О'Маре явно сильно надоело молчать.
– Ах так, значит, у вас там все же что-то витает в воздухе, доктор? – с хрипотцой проговорил Главный психолог. – И это явно не просто загрязнение воздуха какими-то веществами из соседней палаты? Неужели вы наконец-то нашли исключение из правила, которое только подтверждает правило? У нас в госпитале – треклятый микроб, который способен преодолевать межвидовой барьер…
– Я знаю, что микробы, опасные для человека, не опасны для обитателей других планет, и наоборот, – нетерпеливо прервал его Конвей, развернувшись к экрану коммуникатора. – Это считается невероятным, но тут, похоже, происходит невероятное, и нам нужна помощь…
– Друг Конвей, – вмешался Приликла. – Состояние Торннастора резко ухудшается. Я ощущаю признаки одышки и удушья.
– Доктор, – прозвучал у Конвея в наушниках переведенный голос Гильвеша, – кельгианке мало помогает кислородная маска. У нее два ротовых отверстия, а мышцы расслаблены и не работают. Показана принудительная вентиляция легких через трахею в целях профилактики летальной дыхательной недостаточности.
– Вы можете сделать трахеотомию кельгианке, доктор Гильвеш? – спросил Конвей, отведя взгляд от экрана. Он никак не мог придумать, как быть с Торннастором.
– Без мнемограммы не смогу, – ответил Гильвеш.
– Мнемограммы не будет, – резко проговорил О'Мара. – Ничего не будет.
Конвей развернулся к экрану, чтобы выразить протест, но на самом деле он и так отлично знал, что ему скажет О'Мара.
– Когда вы подняли тревогу, вызванную загрязнением воздуха, доктор, – мрачно забубнил О'Мара, – вы действовали, видимо, инстинктивно, но при всем том совершенно верно. Вероятно, своими действиями вы спасли жизнь тысячам существ в госпитале. Однако загрязнение воздуха первой категории означает, что то помещение, где вы находитесь, должно быть изолировано до тех пор, пока причина загрязнения не будет найдена и ликвидирована. В данном же случае все гораздо сложнее. В воздухе, как вы сами выразились, витает микроб, способный вызывать заболевание у теплокровных кислорододышащих существ. По этой причине ваша палата опечатана. Вам будет подаваться энергия, электричество, с вами будет сохраняться видео-, аудио– и переводческая связь, но вы более не подсоединены к автоматической системе снабжения воздухом и питанием. Не получите вы и никаких медицинских инструментов и лекарств. Никому не разрешается покидать палату и выносить из нее какие-либо предметы. Короче говоря, доктор Гильвеш не сможет побывать у меня и получить запись кельгианской мнемограммы. Ни одному врачу – кельгианину, мельфианину и тралтану – не будет позволено добровольно отправиться к вам и помочь пострадавшим. Вам все понятно, доктор?
Конвей медленно кивнул.
На непроницаемом лице О'Мары на несколько мгновений отразилась нетипичная для него забота. Поговаривали, будто бы желчным и саркастичным О'Мара бывал только с друзьями и что мягким и заботливым он становился лишь с теми, кто вызывал его профессиональную тревогу.
«Друзей у него полна коробочка, – с тоской подумал Конвей, – а мое дело, видно, плохо…»
– Наверняка вы пожелаете узнать, сколько продержитесь на тех запасах воздуха, что остались в палате, и сколько у вас там точно находится существ, – продолжал майор. – Эти сведения я вам передам через несколько минут. А вы, Конвей, постарайтесь найти ответ…
Несколько секунд Конвей пялился на пустой экран и мысленно твердил себе, что он ничем, ничем не может помочь Торннастору, Эдальнету, медсестре-кельгианке и парню-транспортировщику, которые вдруг ни с того ни с сего превратились в тяжелобольных. Нужны были мнемограммы.
Если бы все было нормально, то доктор Гильвеш получил бы мнемограмму ДБЛФ и без труда сделал бы кельгианке трахеотомию. Ему, Старшему врачу, можно было настоять и на том, чтобы О'Мара снабдил его также тралтанской и мельфианской мнемограммами, и тот, пожалуй, не отказал бы доктору-илленсианину, если бы счел его психику способной временно выдержать такую нагрузку – три мнемограммы одномоментно. Но Гильвешу было запрещено покидать палату, даже если бы ему, хлородышащему, грозила смерть, а смерть ему грозила, и притом это было не за горами.
Конвей постарался забыть об уменьшающемся запасе воздуха в баллонах герметичных носилок, под колпаком которых нашли убежище пять-шесть врачей, попытался не думать о тех своих коллегах, что сгрудились у противоположной стены и припали к кислородным маскам, и еще о том, что у него самого и у парней из транспортировочной бригады воздуха в скафандрах осталось на четыре часа. Не хотелось ему думать о воздухе в палате, который был заражен и бесполезен, и о том, как мало хлора внутри оболочки у Гильвеша, и что ТЛТУ может не хватить перегретого пара. «Прежде всего я должен думать о пациентах, – решительно заявил сам себе Конвей, – и я должен сделать все ради того, чтобы продлить им жизнь». Он должен был сделать это не потому, что это были его друзья или коллеги, а потому, что инфекция поразила их первыми, и он должен был проследить путь ее распространения как можно более точно, чтобы врачи в госпитале знали, с чем конкретно им предстоит бороться.
Но борьба с болезнью должна была начаться здесь, в смотровой палате, а здесь Конвей мало что мог сделать.
Он сказал:
– Гильвеш, ступайте к ТЛТУ. Он припарковался в углу, а рядом с ним худларианин, он дышит через маску. Не знаю, уловят ли их трансляторы мой голос на таком расстоянии. Попросите их по возможности передвинуть Торннастора к стене у выхода. Если они согласятся, предупредите их, что тралтанов нельзя переворачивать на спину при нормальной силе притяжения – из-за этого у них смещаются внутренние органы и ухудшается дыхание. Попросите также, чтобы кто-то из транспортировщиков придержал маску Торни, чтобы она не съезжала.
Как только он окажется около стены, – продолжал Конвей, – его надо развернуть к ней ногами и попросить четверых работников бригады тран…
Конвей тараторил распоряжения, а сам вспоминал обо всех тех мнемограммах, которые ему довелось носить за время работы в Главном Госпитале Сектора. Он помнил, что в ряде случаев после стирания кое-что все же оставалось. Нет-нет, никто из тех удивительных и странных личностей, что некогда стали донорами мнемограмм, не загостился в сознании у Конвея – это было бы очень опасно с психологической точки зрения. Но порой в памяти всплывали какие-то обрывки знаний, относящиеся исключительно к физиологии и хирургии и сохранившиеся, наверное, только потому, что человеческая часть разума Конвея в свое время проявила к ним особый интерес. То, что он собирался предпринять в отношении медсестры-кельгианки, было очень и очень опасно. Строение дыхательных органов ДБЛФ Конвей помнил смутно, да и то непрофессионально. Но сначала нужно было что-то делать с Торннастором – хотя бы оказать тому первую помощь.
Врач-ТЛТУ, чьи сородичи обитали в среде, наполненной съедобными минералами и нагретым до безумно высокой температуры паром, располагался внутри защитного костюма, чем-то напоминавшего шарообразную скороварку, ощетинившуюся уймой приспособлений с дистанционным управлением. Эта «кастрюля» была смонтирована на платформе с гусеничным ходом. На самом деле данное транспортное средство, конечно же, не предназначалось для транспортировки лишившегося чувств тралтана, но сделать это с помощью оного было можно.
Доктор-худларианин, имевший код физиологической классификации ФРОБ, представлял собой массивное грушеобразное существо, на родной планете которого сила притяжения вчетверо превышала земную, а атмосферой служило нечто вроде густого бульона, в котором кишели питательные микроорганизмы и одноклеточные растения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Но маленький эмпат не успел ответить. Пациентка открыла глаза и начала так жутко дергаться, пытаясь сбросить хирургические ремни, что у нее того и гляди могла вылететь изо рта трахеальная трубка.
Торннастор инстинктивно шагнул к столу, чтобы поправить трубку, но ДБПК заметалась еще сильнее. Видимо, эмоции у нее разбушевались не на шутку, поскольку эмоционально-чувствительный Приликла чуть было не отцепился от потолка – такая сильная дрожь на него напала. Вдруг пациентка вытянулась, напряглась и несколько минут совсем не шевелилась, а потом снова обмякла и расслабилась. Все дело было в том, что Приликла не только превосходно определял чужие эмоции: он еще умел их немного регулировать.
– Благодарю вас, доктор Приликла, – проговорил Торннастор. – Когда с нашей пациенткой будет налажена речевая связь, я непременно извинюсь перед ней за то, что мы чуть не до смерти напугали ее. А пока постарайтесь внушить ей, что мы желаем ей только добра.
– Конечно, друг Торннастор, – пообещал эмпат. – Теперь пациентка излучает скорее тревогу, чем страх. Похоже, ее очень беспокоит что-то такое, что, может…
Приликла умолк и жутко задрожал.
А потом случилось нечто невероятное.
Торннастор угрожающе закачался на шести коротких массивных ногах, которые вообще-то были настолько устойчивыми, что тралтаны даже спали стоя. В следующее мгновение он упал набок с таким грохотом, что от этого звука динамики наушников Конвея зашкалило. В несколько ярдах от операционного стола мельфианин Эдальнет, ассистировавший Торннастору, медленно осел вниз – его шесть покрытых жестким панцирем ног со стуком распластались по полу. Кельгианка, операционная сестра, тоже упала на пол. Серебристая шерсть на ее вытянутом цилиндрическом теле ходила ходуном. Парень из бригады транспортировщиков, стоявший рядом с Конвеем, бухнулся на четвереньки, немного пополз по полу и, повернувшись набок, затих. Слишком много инопланетян затараторили разом, и транслятор Конвея со своей работой не справлялся.
– Это что-то невозможное… – не веря собственным глазам, пробормотал Конвей.
В его наушниках зазвучал голос Мерчисон:
– Трое неземлян и один землянин-ДБДГ, с четырьмя радикально отличающимися друг от друга типами обмена веществ и врожденным иммунитетом к микробам, опасным для других видов… это что-то четырежды невозможное! Но пока, насколько я вижу, другие существа без средств индивидуальной защиты не пострадали.
Даже наблюдая за невероятным, Мерчисон оставалась профессионалом.
– …но это происходит, – закончил фразу Конвей, прибавил громкость своего наружного переговорного устройства и решительно заговорил: – Говорит Старший врач Конвей. Инструкции. Всем сотрудникам бригады по транспортировке пациентки – надеть шлемы. Руководитель бригады – дайте сигнал тревоги по загрязнению воздуха первой категории. Все остальные отойдите от пациентки… – Все остальные на самом деле именно этим и занимались, и делали это весьма поспешно. – Существа, одетые в скафандры, стойте в стороне, а те, на ком скафандров нет, ступайте к носилкам и постарайтесь разместиться под колпаком. Остальным следует воспользоваться дыхательными масками и баллонами с кислородом, предназначенными для палатных вентиляторов. Видимо, мы имеем дело с какой-то воздушно-капельной инфекцией…
Конвей умолк: на главном экране обсервационной палаты появилось изображение раздраженной физиономии Главного психолога. На фоне его речи звучали то короткие, то долгие гудки сирены, и это придавало словам О'Мары особую тревожность.
– Конвей, с какой стати вы рапортуете о смертельном заражении воздуха? Ни о каком смертельном заражении не может быть речи, пока вас там не зальет водой и вы не начнете тонуть, а я что-то ничего подобного не наблюдаю!
– Погодите, – проговорил Конвей. Он стоял на коленях около лежащего на боку парня из бригады транспортировщиков и, просунув пальцы под лицевую пластину шлема, щупал пульс в височной артерии. Пульс оказался учащенным и неровным, и это Конвею совсем не понравилось. Он закрыл лицевую пластину и, встав, снова обратился ко всем, кто находился в палате: – Обязательно закройте все дыхательные отверстия, не закрытые масками, – это касается ноздрей, жабр у мельфиан, речевого отверстия у кельгиан. Позвольте обратиться к вам, коллега-илленсианин. Вам ничто не грозит, поскольку вы – внутри защитной оболочки. Не будете ли вы добры осмотреть Торннастора и мельфианина Эдальнета? Побыстрее, пожалуйста. Приликла, как наша пациентка?
Хлородышащий медик, шурша защитной пластиковой оболочкой, быстро перебрался к упавшему Торннастору и сообщил:
– Меня зовут Гильвеш, доктор Конвей. Но для меня все ДБДГ одинаковы, поэтому мне, пожалуй, обижаться не стоит.
– Простите, Гильвеш, – извинился Конвей.
Хлородышащие илленсиане почти всем казались самыми отталкивающими с визуальной точки зрения существами в Галактике, но сами они при этом себя считали писаными красавцами. Конвей снова обратился к Приликле:
– Самый общий диагноз, на большее нет времени. Что случилось с пациенткой и каковы непосредственные психологические последствия?
– Друг Конвей, – отозвался лихорадочно дрожащий Приликла. – Пациентка-ДБПК чувствует себя намного лучше. Она излучает смятение и тревогу, но не страх. Физический дискомфорт минимален. Состояние четверых пострадавших беспокоит меня сильнее, но их эмоциональное излучение слишком слабо, его трудно идентифицировать на фоне эмоций, наполняющих палату.
– Понимаю, – вздохнул Конвей. Он знал, что маленький эмпат настолько учтив, что никогда не позволит себе критиковать чужую эмоциональную несдержанность. – Внимание всем! – вновь обратился ко всем остальным Конвей. – Пока мы не видим признаков распространения инфекции, затронувшей четверых существ. На мой взгляд, все, находящиеся под колпаком носилок или дышащие через маски, пока вне опасности. Очень прошу всех успокоиться. Мы мешаем Приликле в постановке срочного диагноза вашим товарищам. Он не может работать, когда вы все одновременно излучаете столь сильные эмоции.
Конвей еще не договорил, когда Приликла отделился от потолка и, помахивая радужными крылышками, подлетел к кучке серебристой шерсти – кельгианке, операционной сестре. Цинрусскиец вытащил сканер и приступил к обычному обследованию, одновременно стараясь уловить эмоциональное излучение кельгианки-ДБЛФ. Дрожь у цинрусскийца унялась.
– Ответа на физическую стимуляцию нет, – сообщил Гильвеш, осматривающий Торннастора. – Температура нормальная, дыхание затруднено, пульс слабый, неровный, зрачки на свет реагируют, но… Это странно, Конвей. Легкие явно сильно поражены, но механизм поражения неясен. Из-за недостатка кислорода страдают сердце и головной мозг. Я не вижу признаков поражения легких вследствие вдыхания раздражающего или высокотоксичного газа, а также не нахожу никаких указаний на то, что у Торннастора отказала иммунная система. Мышцы не напряжены, произвольная мускулатура полностью расслаблена.
Не снимая с пострадавшего транспортировщика скафандр, Конвей обследовал сканером его верхние дыхательные пути, трахею, легкие и сердце. Результаты оказались точно такие же, как у Гильвеша при осмотре Торннастора. Но сказать о своих выводах Конвей не успел – его опередил Приликла.
– У моей пациентки точно такие же симптомы, друг Конвей, – сказал он. – Неглубокое, неровное дыхание, сердечная деятельность на грани фибрилляции, углубление потери сознания, все физические и эмоциональные признаки удушья. Осмотреть Эдальнета?
– Я осмотрю его, – быстро вызвался Гильвеш. – Приликла, отлетите в сторонку, чтобы я на вас не наступил. Конвей, на мой взгляд, всем четверым нужна срочная реанимация и немедленная искусственная вентиляция легких.
– Согласен с вами, друг Гильвеш, – отозвался Приликла и снова взлетел к потолку. – Состояние у всех четверых очень тяжелое.
– Верно, – кивнул Конвей. – Руководитель бригады транспортировщиков! Перенесите вашего сотрудника, ДБЛФ и ЭЛНТ как можно дальше от пациентки, но при этом как можно ближе к кислородным аппаратам. Доктор Гильвеш пронаблюдает за тем, чтобы этим троим были надеты подходящие дыхательные маски, но вашему сотруднику шлем снимать нельзя. Ему нужно дать воздух из его баллонов, подняв содержание кислорода до пятидесяти процентов. Что касается Торннастора, то для того чтобы его передвинуть, потребуются все остальные ваши сотрудники…
– Либо антигравитационные носилки, – прервал Конвея бригадир. – Такие есть на соседнем уровне.
– …чтобы передвинуть его даже на несколько ярдов, – продолжал Конвей. – Учитывая то, что состояние доктора Торннастора ухудшается, лучше было бы удлинить шланг кислородного аппарата и дать Торннастору воздух, не передвигая его. А вы, бригадир, из палаты не выходите ни за носилками, ни за чем бы то ни было еще, пока мы точно не узнаем, что же здесь витает в воздухе. Это относится ко всем… Прошу простить меня.
О'Маре явно сильно надоело молчать.
– Ах так, значит, у вас там все же что-то витает в воздухе, доктор? – с хрипотцой проговорил Главный психолог. – И это явно не просто загрязнение воздуха какими-то веществами из соседней палаты? Неужели вы наконец-то нашли исключение из правила, которое только подтверждает правило? У нас в госпитале – треклятый микроб, который способен преодолевать межвидовой барьер…
– Я знаю, что микробы, опасные для человека, не опасны для обитателей других планет, и наоборот, – нетерпеливо прервал его Конвей, развернувшись к экрану коммуникатора. – Это считается невероятным, но тут, похоже, происходит невероятное, и нам нужна помощь…
– Друг Конвей, – вмешался Приликла. – Состояние Торннастора резко ухудшается. Я ощущаю признаки одышки и удушья.
– Доктор, – прозвучал у Конвея в наушниках переведенный голос Гильвеша, – кельгианке мало помогает кислородная маска. У нее два ротовых отверстия, а мышцы расслаблены и не работают. Показана принудительная вентиляция легких через трахею в целях профилактики летальной дыхательной недостаточности.
– Вы можете сделать трахеотомию кельгианке, доктор Гильвеш? – спросил Конвей, отведя взгляд от экрана. Он никак не мог придумать, как быть с Торннастором.
– Без мнемограммы не смогу, – ответил Гильвеш.
– Мнемограммы не будет, – резко проговорил О'Мара. – Ничего не будет.
Конвей развернулся к экрану, чтобы выразить протест, но на самом деле он и так отлично знал, что ему скажет О'Мара.
– Когда вы подняли тревогу, вызванную загрязнением воздуха, доктор, – мрачно забубнил О'Мара, – вы действовали, видимо, инстинктивно, но при всем том совершенно верно. Вероятно, своими действиями вы спасли жизнь тысячам существ в госпитале. Однако загрязнение воздуха первой категории означает, что то помещение, где вы находитесь, должно быть изолировано до тех пор, пока причина загрязнения не будет найдена и ликвидирована. В данном же случае все гораздо сложнее. В воздухе, как вы сами выразились, витает микроб, способный вызывать заболевание у теплокровных кислорододышащих существ. По этой причине ваша палата опечатана. Вам будет подаваться энергия, электричество, с вами будет сохраняться видео-, аудио– и переводческая связь, но вы более не подсоединены к автоматической системе снабжения воздухом и питанием. Не получите вы и никаких медицинских инструментов и лекарств. Никому не разрешается покидать палату и выносить из нее какие-либо предметы. Короче говоря, доктор Гильвеш не сможет побывать у меня и получить запись кельгианской мнемограммы. Ни одному врачу – кельгианину, мельфианину и тралтану – не будет позволено добровольно отправиться к вам и помочь пострадавшим. Вам все понятно, доктор?
Конвей медленно кивнул.
На непроницаемом лице О'Мары на несколько мгновений отразилась нетипичная для него забота. Поговаривали, будто бы желчным и саркастичным О'Мара бывал только с друзьями и что мягким и заботливым он становился лишь с теми, кто вызывал его профессиональную тревогу.
«Друзей у него полна коробочка, – с тоской подумал Конвей, – а мое дело, видно, плохо…»
– Наверняка вы пожелаете узнать, сколько продержитесь на тех запасах воздуха, что остались в палате, и сколько у вас там точно находится существ, – продолжал майор. – Эти сведения я вам передам через несколько минут. А вы, Конвей, постарайтесь найти ответ…
Несколько секунд Конвей пялился на пустой экран и мысленно твердил себе, что он ничем, ничем не может помочь Торннастору, Эдальнету, медсестре-кельгианке и парню-транспортировщику, которые вдруг ни с того ни с сего превратились в тяжелобольных. Нужны были мнемограммы.
Если бы все было нормально, то доктор Гильвеш получил бы мнемограмму ДБЛФ и без труда сделал бы кельгианке трахеотомию. Ему, Старшему врачу, можно было настоять и на том, чтобы О'Мара снабдил его также тралтанской и мельфианской мнемограммами, и тот, пожалуй, не отказал бы доктору-илленсианину, если бы счел его психику способной временно выдержать такую нагрузку – три мнемограммы одномоментно. Но Гильвешу было запрещено покидать палату, даже если бы ему, хлородышащему, грозила смерть, а смерть ему грозила, и притом это было не за горами.
Конвей постарался забыть об уменьшающемся запасе воздуха в баллонах герметичных носилок, под колпаком которых нашли убежище пять-шесть врачей, попытался не думать о тех своих коллегах, что сгрудились у противоположной стены и припали к кислородным маскам, и еще о том, что у него самого и у парней из транспортировочной бригады воздуха в скафандрах осталось на четыре часа. Не хотелось ему думать о воздухе в палате, который был заражен и бесполезен, и о том, как мало хлора внутри оболочки у Гильвеша, и что ТЛТУ может не хватить перегретого пара. «Прежде всего я должен думать о пациентах, – решительно заявил сам себе Конвей, – и я должен сделать все ради того, чтобы продлить им жизнь». Он должен был сделать это не потому, что это были его друзья или коллеги, а потому, что инфекция поразила их первыми, и он должен был проследить путь ее распространения как можно более точно, чтобы врачи в госпитале знали, с чем конкретно им предстоит бороться.
Но борьба с болезнью должна была начаться здесь, в смотровой палате, а здесь Конвей мало что мог сделать.
Он сказал:
– Гильвеш, ступайте к ТЛТУ. Он припарковался в углу, а рядом с ним худларианин, он дышит через маску. Не знаю, уловят ли их трансляторы мой голос на таком расстоянии. Попросите их по возможности передвинуть Торннастора к стене у выхода. Если они согласятся, предупредите их, что тралтанов нельзя переворачивать на спину при нормальной силе притяжения – из-за этого у них смещаются внутренние органы и ухудшается дыхание. Попросите также, чтобы кто-то из транспортировщиков придержал маску Торни, чтобы она не съезжала.
Как только он окажется около стены, – продолжал Конвей, – его надо развернуть к ней ногами и попросить четверых работников бригады тран…
Конвей тараторил распоряжения, а сам вспоминал обо всех тех мнемограммах, которые ему довелось носить за время работы в Главном Госпитале Сектора. Он помнил, что в ряде случаев после стирания кое-что все же оставалось. Нет-нет, никто из тех удивительных и странных личностей, что некогда стали донорами мнемограмм, не загостился в сознании у Конвея – это было бы очень опасно с психологической точки зрения. Но порой в памяти всплывали какие-то обрывки знаний, относящиеся исключительно к физиологии и хирургии и сохранившиеся, наверное, только потому, что человеческая часть разума Конвея в свое время проявила к ним особый интерес. То, что он собирался предпринять в отношении медсестры-кельгианки, было очень и очень опасно. Строение дыхательных органов ДБЛФ Конвей помнил смутно, да и то непрофессионально. Но сначала нужно было что-то делать с Торннастором – хотя бы оказать тому первую помощь.
Врач-ТЛТУ, чьи сородичи обитали в среде, наполненной съедобными минералами и нагретым до безумно высокой температуры паром, располагался внутри защитного костюма, чем-то напоминавшего шарообразную скороварку, ощетинившуюся уймой приспособлений с дистанционным управлением. Эта «кастрюля» была смонтирована на платформе с гусеничным ходом. На самом деле данное транспортное средство, конечно же, не предназначалось для транспортировки лишившегося чувств тралтана, но сделать это с помощью оного было можно.
Доктор-худларианин, имевший код физиологической классификации ФРОБ, представлял собой массивное грушеобразное существо, на родной планете которого сила притяжения вчетверо превышала земную, а атмосферой служило нечто вроде густого бульона, в котором кишели питательные микроорганизмы и одноклеточные растения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29