Удар может быть пропущен в любой момент, мои натянутые нервы
звенят, чуть ли не лопаются, и только поезд принесет мне
облегчение.
5.
Все время, оставшееся до отъезда, я таился по темным углам,
как змея подколодная и таракан запечный. На звонки не отвечал, к
двери ближе чем на три метра не подходил. Спал с топором, мылся
в хоккейном шлеме, в туалет ходил с самодельным копьем. На
вокзал ехал на попутном грузовике с двумя складными ножами в
карманах.
И вот, наконец, я в поезде. Спальном вагоне, двухместном купе. В
компании с упитанным пожилым дядькой, у которого щеки чуть ли не
на плечах болтаются. В Бологом его не станет. И тогда надо снова
быть начеку и на взводе. А пока я из купе никуда - перед
поездкой целый день тщательно сторонился пива и даже чая, чтобы
затем не потянуло в вагонный сортир.
Через полчасика, когда проводник заглянул в билеты и выдал сырое
бельишко, я был готов к сновидениям. Расчленил влажную кучку,
расстелил и случайно скользнул взглядом по дядьке.
Вначале показалось, что померещилось. А потом. Боже ж мой!
Передо мной сидел доктор Лапеко, который выложил на столик
накладной нос, "лысый" парик, защечные прокладки и чему-то
радовался. Потом еще показал мои складные ножи и тогда его
улыбка доплыла до ушей. Можно, конечно, сейчас рвануть по
проходу с воем: "Рятуйте, люди добры". Но, во-первых, проклятый
доктор запросто опередит меня, прыснув газом или просто ударив
для "иммобилизации" по затылку. А во-вторых, как я стану
доказывать проводнику вредность своего попутчика. Изменением
его физиономии? Только вот, когда полутрезвый проводник наши
билеты проверял, разглядывать какую-либо рожу он и не собирался.
Он и так стошнить боялся.
- Ну как самочувствие, больной?- поинтересовался доктор Лапеко.
- Что ж вы раньше-то не спросили про самочувствие, когда я
только в поезд сел? Личину, понимаешь, чужую напялили. Не
солидно.
- Я берег вашу психику, Борис. Даже сейчас вы имеете довольно
бледный вид.
- Слушайте, доктор, или как вас там, пропишите мне витамины
и отойдите от поезда. Именно ваше присутствие портит мою
нервную систему.
- А то, что надо вернуть денежки за три лишние ампулы, вас
не беспокоит, больной?
- Пожалуй, вы могли бы, неуважаемый айболит, забрать вашу отраву
в самый первый день, хоть три ампулы, хоть все тринадцать.
- Но они же, Борис, принесли вам столько пользы. Четыре
тысячи баксов в подарок получить - от нашего стола вашему!
Неблагодарный вы. Остается вам только повторить слова вождя:
"Благодарность - собачье чувство". А не боитесь, что потом
стыдно будет?.. Я же могу спасти вас от неизбывного стыда. Надо
только уплатить за три лишние ампулы две тысячи "зеленых". Мне
по силам было просто изъять эту наличность у вас, например,
возле Любашиного дома, но я ведь стремлюсь к идеалу.
- Хороший у вас идеал, полезный - половина собранной чужими
руками суммы!
- Именно что половина, именно что моими руками. Я реализую свое
право на справедливое вознаграждение.
Половину хочет взять гад. И дело мое издательское порушить, и
превратить меня в соучастника. Надо бы потянуть время.
- Вы лучше, доктор, скажите, как узнавали обстоятельства моих
поездок. В первый раз вы позвонили и случайно для себя услышали
мое ценное бормотание? Угадал ведь я. А во второй и третий разы?
- Точно так же. Звонил в нужный момент. Вы, прежде чем сделать
инъекцию, задергивали шторы - я же все видел, не сходя с
кресла. Ваши мозги были так чудесно расторможены благодаря
сцеволину. Вы были по-настоящему раскрепощенной личностью...
Кстати, чтобы помочь вам разобраться с Любой, я унизился до
заурядной слежки - хотелось оградить вас от превратностей
судьбы. Ладно, давайте делиться. Ведь я сейчас проявляю лучшие
гражданские свойства: стремление к равенству и социальной
справедливости.
- Когда это касается чужих накоплений. Вы, я смотрю, верный
ленинец... Значит так, делиться я с вами не буду и
соответственно не тороплюсь стать соучастником мокрых дел. Но
даю вам возможность унести ногти, доносительство не относится
к числу моих хобби.
Почему я так отважно высказался? Это произошло автоматически,
что-то изнутри воспротивилось предложению доктора. Впечатление
было такое, что меня скрепила невесть откуда взявшаяся стальная
арматура.
- Вы, Борис, действительно полноценный соучастник. Разве вы не
желали скорой кончины всем четверым свежеупокоившимся особам? Так
что мой лавровый венец вполне делится пополам.
- Даже если так, то желания уголовно ненаказуемы, господин
Лапеко.
Не имея разумных доводов, доктор стал выступать в роли духовной
оппозиции.
- Но желания - уже грех. Я, как добрый волшебник,
материализовал ваш грех - искупляйте на здоровье... Ага, мы не
способны к нравственному очищению. У нас только страх и ужас за
убогую писательскую карьерку. Неужели нам неведомо, что Толстого
с Булгаковым мы не будем напоминать даже в темное время суток?
Хотя первый гений уже никому не интересен, а второго лет через
десять станут любить только авторы учебников. Мы же выскользнем
из памяти читателя, как только перестанем раздражать его
зрительные рецепторы... Да, вы все-таки очень приземленный тип,
Лямин.
- А вы очень утонченный. Особенно, когда ножом под ребрами
ковыряете.- огрызнулся я.
- Тогда поговорим на земном языке, но без всяких грубостей.-
доктор достал из кармана пистолет системы "ПБ", тот, который
сейчас можно приобрести на любом углу за триста долларов. Затем,
посвистывая, насадил глушак на ствол.
- Ну и...
- Сами понимаете, пациент, что ваш уход с игрового поля будет
классически чистым. Ведь вашими денежками, по идее, может
заинтересоваться любой попутчик, в том числе и щекастый дедуля из
Бологого, который собрался купить себе мотоцикл с коляской и
хрюшку. Ну, так будем делиться?
- Не будем.- рьяно возразил я. Ответ на уровне "всех не
перекусаешь". С чего я так откликнулся, пойди пойми. Казалось,
на секунду я стал микрофоном, через который заговорил кто-то
сильный и смелый. Может, это лечение сцеволином на меня
подействовало, обеззаразив мой вечный страх?
- Ну, ты сам этого хотел. Топай в тамбур.- распорядился
"добрый" доктор.
И вот я, оставив чемоданчик с денежками в купе, марширую под
конвоем в тамбур. Крик о спасении, шаг влево, шаг вправо
считаются побегом - будет стрелять без предупреждения. Впрочем,
этот конвоир выстрелит в любом случае.
Мы уже в тамбуре. Доктор открывает дверь, из мрака вваливается
грохот колес и давай швырять во все стороны мои
нейроны-электроны. Сейчас я отправлюсь ему навстречу - живьем
или postmortum?
- Прошу пана,- наведенный на меня черный глазок пистолета
качнулся в сторону выхода.
Голова опустела и зазвенела как цинковое ведро. Я сделал шаг
вперед. Боковым зрением видел только плечо доктора, а спина уже
чувствовала дырку от пули где-то в районе пятого позвонка. И
тут...
... У рельсов есть стыки. Если насыпь устроена плохо, стыки
расходятся и вагон сильно бросает, когда колеса накатываются на
них. Если одновременно происходит изменение скорости, то трясет
весьма чувствительно.
... Вагон сильно тряхнуло. Будущая дырка сместилась в район
правого бока. А я упал, как срезанный, на левый бок и,
крутанувшись на спину, ботинком впаял ровно в пистолет, который
наводился в это непрелестное мгновение на мою грудную клетку.
Доктор замахал руками как дирижер, пытаясь поймать вылетевшую
машинку для убийства. И он ее словил, что ему, однако, лишь
повредило. Пока господин Лапеко занимался ловлей, я повернулся
на правый бок. Одна моя нога оказалась у оппонента за
коленками, я резко вертанулся в обратную сторону и придал ему
вращательный момент. Доктор Неайболит усвистал ровно в открытую
дверь тамбура.
Я встал на полусогнутые, прикрыл дверь и отправился в купе,
стараясь не о чем не думать и ничего не чувствовать. Сел на
нижнюю полку, задышал, пытаясь выпустить пар, и тут понял -
чемоданчика с деньгами нет. Лежал под подушкой, а сейчас его
нет! Но доктор прошелся со мной и вылетел вон без чемоданчика.
Или?.. Напряженка рывками вгрызалась в меня. Я пару раз двинул
головой об стол - не помогло. Столько изведано и все зря. Меня
крутило и бросало по купе, вспыхивали и гасли полузадушенные
вопли. Снующие руки наткнулись на шприц-ампулу и всадили ее в
первый подходящий кусок тела.
Почти без паузы свершился перенос. Пространство поддалось в
стороны, в нем появилась инородная вставка, непривычная
конусовидная дверь. Я, моментально расплавившись, вылетел в нее
миллионом серебристых ниточек.
И очутился у железнодорожной насыпи. Из головы сочилась кровь,
но, кажется, черепок лишь слегка облупился и мозги не
протекли наружу. Весь организм не ахти, измочаленный и битый,
впрочем, кости не поломаны, и органы не всмятку. Повезло, что
когда я вылетел из тамбура, то сумел сгруппироваться, да еще
попал в кусты. Продрался сквозь заросли на шоссе, параллельное
рельсам, и обнаружил - ах, moon light - что в моей
руке сохранился пистолет. Нет, пусть лучше отдохнет в кармане.
Нужно в город, причем в Питер, а не в Москву. Стал голосовать -
но грузовики с ревом прут мимо, не внушаю я им доверия.
Однако, жигуленок я не пропустил, встал посредь дороги как столб
- у водителя нервишки не выдержали, сдрейфил, затормозил,
принялся объезжать. Тут я ему ствол показал, чтоб не бузил. В
кабине нашлась парочка, юнец с рулем и бабенка на заднем
сидении. Не похожи на мужа с женой, он красавчик
двадцатилетний, а ей пятилетки на три побольше.
- Про страшный пистолет забудь, не было его,- я приветливо
оскалился юному любовнику,- ты просто по доброте душевной
решил подвезти замерзшего полудохлого странника. Ты ведь всегда
так поступаешь. Сейчас куда?
- В Нарву,- сказал юноша, из-за моих приветливых слов возвращая
себе наглый уверенный вид.
- А машина чья?
- Моя,- отозвалась дамочка.
- Выходит, дружок, тебе с этой машиной не по пути.
Он думал, что будет просто вышвырнут, но я вначале дал ему по
затылку, а уже потом кинул за борт. Ничего, очухается и начнет
взывать к проезжающему транспорту, как и я пять минут назад.
Бабенку пригласил к рулю, потому что в моих глазах еще порой
двоилось и мерцало. Держалась она со мной хамовато, так что по
дороге я ее попросил притормозить и крепко обнял... Никакой
противоправной секс-активности, просто вколол ей в ляжку
кое-что. Чуть позже она сама себя подсунула. Причем очень
старалась. Как комсомолка, попавшая в кабинет секретаря райкома
после окончания рабочего дня и гордая оказанным доверием.
В городе я бы продлил наше свидание. Но, увы, приходилось
работать на опережение чужих графиков...
Я знал, что деньги, все четыре тысячи долларов оказались у
хозяина. Конечно, являться к нему в светлое время суток было
безопаснее, но в восхищенных зрителях я не нуждался. Несмотря на
однообразную застройку некрогородка быстро нашел его капитальную
могилу под красною звездой. Николай Пантелеймонович Лопатин
(1902-1985), "товарищ Пантелей", который едва не запустил в 1926
году пролетарскую революцию посреди всей Британской империи,
любимец Дзержинского и прочих "тарантулов". Проходя через
хоздвор, я ухватил лопату и ломик. И сейчас, своротив набок
плиту, принялся углубляться в почву. К вам гости, товарищ
Пантелей.
И вот уже показалась дверь, то есть крышка гроба. Дверь
открывается и передо мной собственной значительной персоной
любимец вождей - товарищ Пантелей. Конечно, бледненький
зелененький, но никак не поверишь, что он тут семь годов
отлежал. Ой, до чего похож на Сапожкова. Тот, конечно,
порумянее, но выражение лица - один к одному. Ясно: старший
товарищ своим духом преобразует физиономию младшего. И костюмчик
у лежащего гражданина хорошо сохранился. Стрелки на брюках
присутствуют, орденские планки поблескивают, хотя находится
т.Пантелей в той столовой, где едят нас, а не наоборот.
Первую свою медаль юный Коля-Пантелей заслужил, трудясь наганом,
над вражескими затылками после взятия Крыма. И гордый барин и
образованная барышня - все поддавались маленькой гавкающей
штучке. И было этого так много, что опускались руки юного Коляя
- не от тяжести, а от скуки. Тогда, наверное, молодец и
почувствовал - исходит кое-что из продырявленных врагов.
Свежие покойники не только сразу перестают вредить, но и теряют
нечто, а он при определенной сноровке "нечто" приобретает.
Овладевает он их жизнью полностью, без остатка. Однако нужна
сноровка и нет стопроцентного успеха.
А вскоре ушел молодой умелец на почти-научную работу.
Английскому языку от британцев, плененных под Архангельском,
выучился. Их потом всех шлепнули, чтоб не опознали вдруг
где-нибудь на Пикадилли своего собеседника. Но еще успели они
убедиться, как завлекательно даровитый Коля произносит на
лондонском диалекте слова "экспроприация", "революция",
"ликвидация". Британская экспедиция красного миссионера,
предпринятая в 26 году, увы, накрылась, но сколько потом было
творческих удач. Партия поставила химию на службу революции и
верная наука помогала взять из чуждого человека все, что в нем
есть. Она выворачивала вредителя наизнанку со стопроцентной
гарантией и усиливала сосущие способности Николая Лопатина до
максимума.
Все было именно так, а не иначе. Сапожков предоставил
достоверные сведения о своем духовном отце Пантелее, поскольку
тоже любит значительность - а тут есть чем похвастать.
Стал товарищ Пантелей знатным советским вампиром и как бы помер
однажды. Но вот лежит, обнявши чемоданчик, пропавший три часа
назад из купе скорого поезда "Петербург-Москва". И вроде
как людее всех людей, зверее всех зверей. Отдай, уважаемый. Я
понимаю, хочешь передать своему верному ученику Сапожкову, но мне
нужней. Откажись по-хорошему.
Я, продолжая увещевания, потихоньку тяну портфель. Не очень-то
поддается. Уперся тогда ногой в орденские планки - извините,
нечаянно - и рванул на себя. Мертвец тут неожиданно сел, а я,
повинуясь силам инерции, отлетел и стукнулся спиной да затылком о
бортик ямы. А он следующим рывком уже на ноги поднялся. Проклятый
энергетический импульс, что двигает мертвыми костями - откуда
он только взялся? Я бью немирного покойника левой в челюсть -
все равно что по деревяшке - потом стреляю два раза в упор. Его
тряхнуло, послышалось икание, не более того. Он хватает меня
за плечи, ох, как пальцы впиваются - я едва блоки руками
поставил, чтоб до горла не добрался - и тянется зубами, сволочь
небритая.
Я упираюсь ногой, но зомби давит как грузовик. Я, продолжая
упираться, ловлю рукой черенок лопаты и делаю еще один упор.
Потом - хрясь - ударом башмака ломаю мертвецу коленку. Тут он
начинает заваливаться, еще цапает зубами штанину, но мне удается
отпихнуть его. Товарищ Пантелей падает на чемоданчик,
руками-граблям - упорная бестия - цепляет меня за ногу,
пытается в гроб затащить. Я вовремя поднимаю лопату и вложив все
силы, а то и больше, остро отточенным лезвием снимаю ему башку.
Вместо крови тянется со среза какая-то белесая жижа, похожая на
кремниевую кислоту, но товарищ угомонился, и его усилия в
борьбе, наконец, стали полностью достоянием прошлого.
Почтительно отодвигаю важный труп лопатой и беру чемоданчик.
Заодно и орденские планки, как трофей - загоню какому-нибудь
штатнику.
Вылез из ямы, спешно побросал вырытый грунт обратно, даже плиту
вернул на место. Брось свои штуки и делайся, Николай
Пантелеймонович, честным советским мертвецом, как и те, которыми
ты питался. Подбросил я на радостях портфельчик, а он почему-то
не стал ловиться. Завис в воздухе и - какого-то хрена -
принялся таять-таять...
6.
Боря открыл глаза на койке в двухместном купе спального вагона
поезда "Петербург - Москва" при подъезде к столице нашей (и
вашей) родины. Чемоданчик с деньгами смирно, как ни в чем не
бывало, отдыхал на груди.
Видимо доктор, выходя из купе, сунул его в багажник, под нижнюю
полку. Лишь когда сцеволин встряхнул Бориса, он все понял и
лунатически вынул оттуда чемоданчик, однако в галлюцинации
деньги были якобы выужены из могилы.
Но Лямин поостерегся бы утверждать, что все события ограничились
этим купе. А если случилось как раз то, что привиделось?
Допустим, один знатный вампир настолько усилил свои способности
за счет употребления предшественников сцеволина, что силен
использовать чужие души даже после переселения в подземную
квартиру.
Вороватый покойник, смяв пространство, протянулся и свистнул
чемоданчик, чтобы потом отдать любимому ученику, некому
Сапожкову. Но тут вмешался находящийся под Бориным контролем
злодей-доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8