Возле пожелтевшего пролеска мужчина сказал водителю:
– Здесь останови. Дальше пешком прогуляемся.
Трава была мокрая и мягкая. Пашка семенил за мужчиной, боясь, что отстанет.
– Скоро мы придем к маме?
– Сейчас придем. Потерпи...
Они подошли к огромной куче веток. Незнакомец начал откидывать их, пачкая руки о мокрую кору.
– Нам нужно еще немного проехать на машине, – сказал он.
Разочарованный, Пашка опустился на корточки возле дерева. Он готов был заплакать: думал, что уже почти пришли, а оказалось, нужно еще ехать...
Сквозь поредевшие ветки уже проглядывали бока машины. Это была очень непонятная машина: железная, ржавая. И угловатая, как головоломка, что лежала у Пашки в шкафчике для игрушек. Незнакомец откинул дверку и подмигнул Пашке.
– Садись.
Что-то странное прозвучало в его голосе. Какое-то напряжение или сомнение. Пашка ничего не понял, но вдруг почувствовал страх. Он встал и, часто-часто моргая, уставился на мужчину.
– Садись.
Пашка не мог ослушаться старшего. Он вздохнул и залез в твердую, холодную кабину.
Лишь через несколько минут, когда машина начала качаться и гудеть, а лес в окошке вдруг уплыл куда-то вниз, он понял, что его все-таки забрали.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Корабль был огромный и очень старый. Это был даже не корабль, а целый небесный остров. Когда-то он летел из глубин космоса, был простым астероидом, состоящим из железа и вольфрама, но потом разумные силы остановили его, умелые руки (а может, и не руки?) проделали ходы, раскрыли залы, пробуравили шахты, вставили люки и иллюминаторы, прикрепили двигательные установки.
И бездомный астероид стал послушным небесным островом.
В самом низу – если считать низом ту часть, где располагались гравитационные платформы – редко кто появлялся. Здесь были мощные машины, реакторы, и их работа плохо сказывалась на здоровье всего живого. Зато чуть выше, где неведомый разум разместил фабрики пищи и кислорода, почти всегда были люди. Они приходили сюда работать после короткого сна и почти никогда не разговаривали друг с другом. Они все были из разных частей света, и рядом могли стоять европеец и китаец, негр и араб...
После работы они поднимались по ржавым трапам на этаж выше и проводили свободное время в узких кельях, где не было никаких развлечений.
Пища, которую они производили, доставлялась еще выше, на этажи, где стояли массивы сложных приборов и аппаратов, где тускло светились экраны и хрупкие существа с большими серыми глазами следили за органами управления небесного острова.
Существа были очень мудрыми и умелыми, но не они решали, куда лететь небесному острову. Право выбирать было у тех, кто сидел еще выше – в самых чистых и светлых помещениях острова. Они были очень похожи на людей. О них речь пойдет позже.
Там, на верхних этажах, сейчас происходило историческое событие. Десятки мальчиков от пяти до двенадцати лет в одинаковых черных костюмах сидели на полу в овальном зале и ждали, когда появится Воспитатель. Сегодня должно было произойти что-то очень важное и, кажется, грустное.
Пашка сидел среди них и терпеливо ждал. Удивительно, но он так и не познакомился ни с кем из ребят, хотя провел на острове больше года. Впрочем, его это не огорчало. Пашка был разумным мальчиком и понимал – зачем знакомиться, если придется расставаться. Вместе с ним в комнате жили два английских мальчика и один малазиец. Пашка знал только их имена.
Из темного прохода быстрыми шагами вышел Воспитатель. Он остановился посреди зала и оглядел детей. Они сразу притихли, готовые услышать и впитать каждое его слово, каждый вздох.
– Сегодня вы расстаетесь с «Покровителем», – прозвучал голос Воспитателя в абсолютной тишине. Он говорил на языке острова.
Бог знает, какая буря пронеслась сейчас в душе каждого из мальчишек, но никто даже не шелохнулся, приученный к строгой дисциплине.
– Вы знали, что этот час придет, и готовились к нему, – продолжал Воспитатель. – Мир, откуда вы вышли и куда снова уходите, очень жесток и неразумен. Там царят предрассудки, которые, как вы знаете, являются нашими главными врагами. Но в этом мире есть люди, достойные лучшей доли. Ваша святая задача – спасти этих людей. Спасти и доставить на «Покровитель», несмотря ни на какие трудности и жертвы.
Не могу обещать, что эти люди с охотой пойдут за вами. Они будут возражать, может быть, сопротивляться. Причина тому – их предрассудки. Пока вы лишь слабые дети, но мы будем терпеливо ждать, когда вы окрепнете и станете истинными слугами «Покровителя». Вы исполните свой долг и вернетесь. И тогда мы навсегда покинем этот мир.
Воспитатель опустил голову. Он закончил.
– А как же Зеленая песня?! – загалдели дети.
– Мы не проживем без нее!
– Не разлучайте нас с Зеленой песней.
Воспитатель поднял руку, и шум стих.
– Вы не расстанетесь с Зеленой песней, – сказал он и показал всем пластмассовую коробочку, похожую на транзисторный радиоприемник. – Каждый из вас получит вот это. Берегите это как зеницу ока, никогда не расставайтесь с этим. И тогда, где бы вы ни были, вы услышите голос «Покровителя».
И еще. Что бы с вами ни случилось, никогда ничего не бойтесь. «Покровитель» все знает о вас, всегда видит и слышит вас. Он обязательно придет на помощь. Ну а перед тем как мы расстанемся, с вами поработает доктор Краб.
По залу пронесся легкий гул. Доктор Краб уже стоял в проходе, покачиваясь на своих шести руках – крепких и узловатых. Это был жуткий гибрид человека, паука и черепахи, порождение какого-то далекого мира.
Дети не любили доктора Краба. И вовсе не потому, что он так страшно выглядел – разумный ребенок быстро привыкает к этому. Доктор Краб копался в их мозгах. Всякий раз, когда он обклеивал ребят блестящими лентами, нацеливая на них свои трубочки, им казалось, что внутри появляется кто-то другой. Он осторожно крался по их душам, царапал коготком кору мозга, тихонько дергал за мускулы и нервы. А потом бесшумно уходил, оставляя чувство пустоты и растерянности.
Доктор с нетерпением поглядывал на ребят. Он как будто боялся, что его лишат последнего удовольствия сунуть нос в душу каждого...
Как ни противились дети этому вторжению, они не могли ослушаться Воспитателя. Они встали и спокойно, без шума и толкотни покинули зал.
* * *
Удар был настолько сильным, что Пашка на мгновение потерял сознание. Однако он сразу открыл глаза и выбрался из-под обломков капсулы. Она уже начинала тлеть по краям, превращаясь в невесомый пепел, который ветер разнесет вокруг, не оставив ни единого следа приземления. Кроме, может быть, вмятины на мягкой почве.
Первым делом Пашка проверил приемник, висящий на шее на прочных кожаных ремешках. Он был, кажется, цел. Мальчик огляделся.
Прямо перед ним зияла пустота. На самом деле это было большое скошенное поле, совершенно черное в осеннюю беззвездную ночь.
Позади шумел листвой лес или роща. Горизонт невозможно было различить, но Пашке показалось, что в одном месте небо светлее, чем везде. Человек всегда старается идти к свету, поэтому Пашка посмотрел еще немного, как догорает скорлупа, и отправился в путь. Туда, где светлело небо.
Идти было трудно. Во-первых, потому, что Пашка ничего не видел. А во-вторых, он не мог рассчитать свои маленькие шаги поперек грядок – нога попадала то на гряду, то в ложбину. Наконец, Пашке было здесь страшно.
Впрочем, бороться со страхом он уже умел. Страх – предрассудок, а Воспитатель строго следил, чтобы дети не поддавались предрассудкам.
Время от времени Пашка поглядывал на черное небо и прикасался через одежду к приемнику. Интересно, где сейчас остров? В какой точке неба?
Мальчику трудно далось расставание с «Покровителем», но коробочка на груди согревала сердце и не впускала уныние. Как письмо от далекого, но бесконечно любимого человека, обещавшего вернуться.
«Покровитель» всегда рядом. Он все видит, все слышит и знает. Так учили Воспитатель, доктор Краб и даже король «Покровителя», однажды выступавший перед ребятами.
Впереди послышался шум. Кто-то быстро бежал, шурша ногами по соломе. Пашка остановился и затаил дыхание. Перед ним мелькнула тень – какой-то зверь остановился и зарычал, почуяв чужого. Это была скорее всего бездомная собака, но разве не опасны бродячие псы для маленького мальчика, одиноко идущего ночью по пустому полю?
Собака завыла и побежала прочь. Пашка с облегчением вздохнул. Впрочем, бояться было нечего, да и незачем. Собака не нападала. А если б и напала, «Покровитель» всегда рядом. Воспитатель не мог обманывать.
Впереди показалась полоса – еще более черная, чем ночь. Мальчик огорчился – он решил, что это начало леса, а заходить туда ему не хотелось.
Но это оказались всего лишь деревья и кусты, растущие вдоль асфальтового шоссе. Огорчение сменилось радостью – теперь не придется идти по бездорожью.
Пашка шагал по твердому асфальту с приподнятым настроением. Здесь было не так страшно. Правда, в темноте он плохо видел край дороги и иногда проваливался в канаву.
Сзади послышалось гудение машины. Пашка оглянулся: по краям дороги, по кустам и клочьям ночного тумана расползалось пятно призрачного света. Мальчик сошел в канаву и присел. Машина промчалась мимо, не сбавляя скорости. За несколько секунд, что Пашка провел в кустах, он вдруг понял, что существует ночной холод.
Он вернулся на дорогу и прибавил шаг.
Дорога шла то вверх, то вниз. И когда Пашка забрался на один из таких холмов, перед ним как будто открылось звездное небо. Впереди лежал город, полный огней даже в глубокую ночь. Пашка остановился.
Он вспомнил слова Воспитателя. Там, на «Покровителе», никто не мог его ударить, обидеть или отобрать еду. Теперь же ему предстояло ступить в дикий мир, где никогда нельзя предсказать, что будет в следующую минуту. Здесь все чужое, здесь никто не позаботится об одиноком, несчастном человеке. Так говорил Воспитатель.
Мальчик передохнул и снова тронулся в путь. Через несколько сотен шагов он разглядел впереди небольшую светящуюся будку. Это был пост ГАИ, там были люди. Пашка сошел с дороги и пробрался за кустами, чтобы его не увидели. Если бы его сейчас забрали, он не смог бы вразумительно объяснить, как оказался ночью на дороге.
С этого места дорога расширялась, по обочинам горели фонари. Пашка шел мимо одноэтажных дачных поселков, мимо придорожных магазинов и автобусных остановок. Потом начался мост – длинный и гулкий. Внизу темнели однотипные складские корпуса, бетонные заборы.
Это был тот самый город, откуда взяли Пашку. Но мальчик не помнил, да и не знал никогда расположения всех улиц, ему предстояло учиться всему заново.
Вскоре промышленный район кончился, пошли серые пятиэтажки и редкие магазины. Пашка с любопытством смотрел в слепые окна домов. Трудно было представить, что за ними – тысячи людей. Мальчику было интересно встретиться с кем-то из них, ведь, по словам Воспитателя, эти люди так сильно отличались от обитателей небесного острова.
Сейчас здесь царило безмолвие.
Пашка все чаще ловил себя на мысли, что ему хочется спать и есть. Увы, город был голый – ни единого теплого спокойного местечка, за исключением подъездов, в которые мальчик не решался заходить.
И вдруг он остановился. Прямо перед ним улицу пересекали две металлические полосы. Обновленная память сработала четко – это железная дорога, и ведет она, конечно, к вокзалу. А вокзал – это...
Пашка не забыл тесную каморку за камерами хранения. Помнил он и то, что на вокзале можно достать еды.
Он пошел по рельсам, но довольно скоро уперся в глухие железные ворота. Тогда он отправился в обратную сторону. Глаза уже слипались, ноги требовали отдыха. Пашка несколько раз уже почти решался присесть, отдохнуть, но потом передумывал, понимая, что встать будет труднее.
Рельсы расходились, сходились, их становилось то больше, то меньше. Рядом шли уже несколько железнодорожных путей. Впереди показались вышки с яркими прожекторами. Пашка понял, что добрался-таки до вокзала.
Он сразу почувствовал прилив сил и настроения. Здесь было светло и многолюдно. Мальчик с интересом разглядывал этих людей, они ведь были совсем другие. И все же он не боялся их.
Внутри вокзала за прошедший год все изменилось. В зале ожидания, на том месте, где он ждал маму, уже не было скамеек. Теперь здесь стояла полированная буфетная стойка. Странно, но ни единое горькое воспоминание не кольнуло его в тот момент.
Он прошел к камерам хранения. Щель между ящиками была забита фанерой. Теперь все, что связывало его с этим местом, все, на что можно было опереться, не существовало.
Пашка пробрался в угол зала ожидания, нашел свободную скамейку и сел. Какая-то пустота была в душе, и хотя Пашка чувствовал, что это лишь предрассудок, он не мог бороться с собой. Он залез на сиденье с ногами, положил голову на подлокотник и уснул.
Зеленая песня плавно взяла его в свои объятия. И вот уже Пашка плывет среди высоких гибких стеблей, мимо зеленых звезд, слабо шевелящих своими лучами, мимо пещер, в глубине которых сияют таинственные огни. На сердце легко и безмятежно. Этот дивный мир принадлежит только ему. Тишина и спокойствие кружат голову. Мальчик то взлетает в светлую высь, то опускается на прохладное дно, трогает руками бархатные листья, смотрит в глаза фантастическим созданиям, обитающим в пещерах...
* * *
Пашка уже проснулся, но не хотел открывать глаза. Зеленая песня вернула ему силу, которую долго не собьют усталость и голод.
Рядом кто-то шмыгнул носом. Пашке пришлось разлепить веки и поднять голову. На него с усмешкой глядел чумазый мальчишка в яркой, но грязной куртке.
– Эй, деньги есть? – звонко спросил он и обеими руками принялся чесать черные кучерявые волосы.
Пашка помотал головой.
– Врешь! Давай деньги, а то ребят позову.
Сбывались слова Воспитателя о жестокости и неразумности этого мира. Впрочем, Пашка и без этого все понимал, ведь он хорошо помнил, как его бросила мать, как его били, как отняли шоколадку. Все продолжалось. Но сейчас он стал другим человеком. С ним был «Покровитель».
Чумазый мальчишка что-то пробормотал и убежал. На Пашку теперь подозрительно поглядывала полная старуха с двумя перевязанными сумками.
– Вот гляди, мальчик всю ночь тут сидел без родителей, – тихо сказала она своей соседке, такой же старой, но не такой толстой.
– Бездомный, – вздохнула соседка и придвинула поближе свой узел. – Их сейчас полно. Или с интерната сбежал. Я помню, мы в войну...
Соседка начала что-то вспоминать, и про Пашку временно забыли. Зато вернулся чумазый цыганенок, ведя с собой двух товарищей или братьев.
– У него деньги есть, – сказал он. – А он не дает.
– Точно, есть, – согласился второй. – Вон он какой чистенький. Ему мамка небось на мороженое дала.
Третий схватил Пашку за рукав и потянул на себя.
– А ну, пошли за мной!
– Куда? – изумился Пашка.
– Пошли разбираться, почему деньги зажал.
– У меня нет ничего!
– Разберемся.
Пашка схватился руками за подлокотник и не дал оторвать себя от скамейки. За это он сразу получил кулаком по голове. Он извернулся и пнул кого-то ногой в живот.
– Эй! – закричали с другого конца зала. – Шпана! Кончай возню.
Пашка увидел, что толстая старуха ведет двух милиционеров. Цыганята бросились врассыпную, но одного милиционер все-таки поймал. Пашка и не думал убегать. Он с достоинством встал и позволил увести себя в отделение.
Их усадили рядом с цыганенком на высокую скамейку, обитую железом. Пашка огляделся. Справа был деревянный барьер и стекло до потолка. За ним сидел усатый милиционер в рубашке и все время говорил по телефону. Напротив мальчик увидел обитую железом дверь с круглым окошком. За дверью кто-то сопел, кашлял, иногда в окошке появлялись темные пятна глаз. В комнате были еще две закрытые двери.
В отделение вошла пожилая толстая цыганка. Она бросила быстрый взгляд на обоих мальчишек, затем подошла к деревянному барьеру со стеклом. Они с дежурным немного пошептались, и женщина скрылась за одной из внутренних дверей. Пашка услышал ее голос: громкий, но жалобный и умоляющий.
Вскоре она вышла, грубо схватила цыганенка за шиворот и повела прочь. Тот успел с торжеством взглянуть на Пашку.
Мальчик вздохнул и опять принялся наблюдать. Усатый милиционер перестал говорить по телефону, он откинулся на спинку кресла и курил. За дверью с окошечком вновь послышался кашель, затем громкий больной голос с надрывом прокричал:
– Командир, ну дай покурить! Ну дай сигарету, одну, понимаешь?
Дежурный продолжал пускать дым в потолок, думая о чем-то своем.
– Командир! – Голос был неприятным, но Пашке стало жаль человека за дверью, хотя курение и было предрассудком.
1 2 3 4