Михаил Тырин
Грехи ночного неба

ПРОЛОГ

Гудок приближающегося локомотива прозвучал так громко и неожиданно, что Пашка вздрогнул и проснулся. Он пошевелился на руках у матери и оглядел сонными глазами огни вокзала, отражающиеся на рельсах и на мокром асфальте. Было безлюдно, неуютно, поэтому Пашка снова закрыл глаза и зарылся носом в пушистый воротник матери.
– Мама, а когда мы придем? – тихо спросил он.
Молодая женщина ничего не ответила, лишь сильнее прижала его к себе. Потом Пашка ощутил на своих щеках тепло – оказалось, они вошли уже в здание вокзала. Мать нашла в зале ожидания свободное место, усадила Пашку и сказала:
– Никуда не уходи, я пойду куплю билет. Скоро поедем.
Затем она сунула ему в карман шоколадку, поправила меховую шапочку и почему-то прибавила:
– Прости, сыночек...
Женщине казалось, что в этот момент все с презрением смотрят ей в спину. Поэтому она низко опустила голову, почти бегом пересекла зал, скрылась за углом.
Она вышла на улицу, нашла возле скверика красивую иностранную машину с потушенными фарами. Хлопнула дверью, упала на сиденье и лишь тогда перевела дыхание.
– Все нормально? – спросил ее молодой плечистый мужчина, сидящий за рулем.
Женщина молча кивнула.
– Ну, тогда поехали. – И он завел двигатель.
– Он такой маленький, – сказала наконец женщина. – Я боюсь за него.
Мужчина выключил зажигание и повернулся к ней.
– Я думал, мы уже все решили. Или нет?
– Да, но я... Я боюсь. Мне плохо.
– Ты еще можешь все вернуть. Иди забирай его, и возвращайтесь в свою общагу. Я поеду один. И ты никогда меня не увидишь – я останусь жить в Германии. Выбирай, кто тебе больше нужен, – он или я.
– Нет, нет... Мы все решили. Ты прав. – Женщина до боли сжала пальцы. – Поедем скорее.
– Это другой разговор. – Он вновь завел двигатель. – В конце концов, если дети мешают жить, зачем держать их?
Женщина молчала, пытаясь подавить в себе все чувства. Они миновали площадь, выехали на проспект. Огни встречных машин расходились лучами, преломляясь в осенней водяной пыли.
– Ну, успокойся, – уже мягче сказал мужчина. – Он уже завтра будет в детском доме. Вечером его найдет милиция, его покормят, о нем позаботятся. Честное слово, ничего не случится.
Женщина кивнула и вытерла слезы носовым платком.
* * *
Однако Пашка не попал в детский дом. Первые минуты он сидел тихо и поглядывал на угол, откуда вот-вот должна была выйти мама. Она почему-то задерживалась. Пашка мог подумать, что мать стоит в очереди, но он был совсем маленьким и не знал, что такое очереди.
Потом он начал разглядывать сидящих вокруг людей. Прямо перед ним расположились две худенькие беловолосые девочки с мамой. Они ели вареные яйца с курицей, запивали из термоса и иногда почему-то строго поглядывали на Пашку. Чуть впереди сидел бородатый дедушка. У него было очень некрасивое лицо, все в болячках, а пальто рваное и грязное. Дедушка сидел и ничего не делал, никуда не спешил. Слева от него спали на узлах смуглые черноволосые женщины, их чумазые дети бегали вокруг, кричали, ползали под скамейками и дрались.
Возле стены Пашка увидел группу школьников. С ними был один взрослый – тренер или учитель. Школьники то и дело бегали в буфет пить газировку, потом в туалет, потом снова в буфет...
Пашке тоже захотелось в туалет. Но мама сказала никуда не уходить. Вдруг она придет, а его нет. Скорее всего она придет именно сейчас, ведь ее и так уже долго нет.
Он вновь начал смотреть на угол, за которым скрылась мать. Но оттуда все время выходили другие люди, им не было никакого дела до маленького мальчика, ждавшего свою маму.
Пару раз Пашка вздрогнул и обрадовался, увидев черное кожаное пальто с пушистым воротником, как у мамы. Но всякий раз его постигало разочарование – это были другие женщины.
Он испугался. Вдруг мама потерялась или забыла про него. Он чуть не заплакал, но потом передумал, потому что худые девочки впереди продолжали поглядывать на него. Теперь они ели пирожные, облизываясь и причмокивая.
Пашке тоже захотелось пирожного, он вспомнил, что у него есть шоколадка, развернул фольгу и откусил кусочек. Остальное положил в карман.
Через несколько минут он все-таки решил сходить в туалет. Вернувшись, Пашка увидел, что вдоль рядов идут два милиционера. Они спрашивали паспорта у черноволосых женщин на узлах. Дедушки в грязном пальто уже не было. Пашка решил, что его забрали, потому что он был один. Он испугался, что без мамы его тоже заберут.
Мальчик повернулся и быстро пошел в обратную сторону, туда, где стояли железные ящики камер хранения. Проходя между рядами, он заметил щель в углу и протиснулся в нее.
Было темно и тихо. Пашка постоял несколько секунд и опустился на корточки. Он решил подождать, пока милиционеры уйдут, а потом вернуться на свое место, где его наверняка уже будет ждать мама.
В темноте послышался шорох, затем хриплый мальчишеский голос выкрикнул:
– Место занято! Иди гуляй, сопля.
Пашка в панике вскочил. Раздался смех, здесь было, видимо, несколько человек.
Глаза постепенно привыкали к темноте, и Пашка наконец разглядел, что в маленькой каморке с низким потолком лежат на полу четверо детей. Он не видел их лиц, только слышал сопение, шорох одежды.
– Хавка есть?
Пашка насторожился.
– Ты че, глухой? Пожрать принес?
– Нет...
– Ну, иди отсюда.
Пашка сделал шаг назад и остановился. Одна из темных фигур на полу зашевелилась, поднялась. Это был худой высокий мальчишка, гораздо старше Пашки. Он подошел и вдруг ударил Пашку коленом в живот. Тот сразу упал на пол, из глаз брызнули слезы.
– Ты че, глухой?! Иди отсюда. – Мальчишка потрогал его ногой. – Стой! Что это у тебя шуршит?
– Моя шоколадка, – сдавленно проговорил Пашка.
– Давай.
Пашка вытащил из кармана начатую плитку, протянул мальчишке. Тот был доволен.
– Ну, вот... Что ты раньше молчал? – Он ушел в свой угол, а потом добавил: – Можешь пока посидеть здесь. Ищи себе место.
Пашка сел, потирая ушибленный живот, и некоторое время слушал, как дети шуршат фольгой, поедая его шоколад.
– Я пойду, – сказал он, поднимаясь.
– А не заложишь? Тогда иди.
– Не ходи, – раздался другой голос. – Там облава.
– Что?
– Хочешь, чтоб забрали?
– Нет.
– Тогда сиди.
Пашка сел, положив голову на колени. Ему было плохо здесь, он хотел к маме, но боялся, что его заберут.
Через несколько минут возле его уха послышалось сопение. Рядом с ним сел другой мальчишка, меньше, чем первый.
– У тебя есть еще шоколад?
– Нету.
– Понятно... Плохо. Есть хочется, а выходить нельзя. А тебя как зовут?
– Павлик.
– Понятно. Меня – Серега.
Пашке тоже очень хотелось есть. И еще – спать.
– Слушай, – продолжал Серега, – а твои-то где? В тюрьме?
– Кто?
– Ну, мать, отец.
– Ничего не в тюрьме. Мама пошла за билетом. Она сейчас придет.
– Понятно. Эй, так ты потерялся?!
– Ничего я не потерялся. Я от милиционера убежал. Чтоб не забрали.
– Понятно. А когда?
– Сейчас. Сегодня.
– Ну, значит, ты потерялся, – настоял на своем Серега. – Понятно! Тебя мать уже везде ищет небось!
– Я к маме хочу, – тихо сказал Пашка и всхлипнул.
– А я от своих убежал, – вздохнул Серега. – Меня отец бил. Он у меня водку пьет и в тюрьме сидел, – добавил он почти с гордостью.
Пашку никто не бил. Они с мамой часто ходили в гости. Мама укладывала его спать в другой комнате или на кухне, а сама шла к своим друзьям. Но Пашка не обижался, ему всегда доставалось что-нибудь вкусное или игрушка.
– Я думаю, тебе надо идти мать искать, – сказал Серега.
– Надо, – согласился Пашка.
– Попроси, чтоб ее по радио объявили. Я тебе покажу, куда идти. Подождем только, пока облава кончится.
– Не ходи, Серый, – раздался хриплый голос длинного мальчишки.
– Да ладно, не засыплюсь.
Когда они выбрались из каморки, Пашка зажмурился от яркого электрического света. Теперь он мог разглядеть Серегу – круглого, добродушного, с рыжими кудрями, слипшимися от грязи. На нем была очень старая и заношенная курточка с не по росту короткими рукавами. Пашка посмотрел на себя и убедился, что его одежда тоже испачкалась, пока он валялся на полу.
На улице уже была ночь. Но мальчик об этом не знал. На вокзалах нет ни дня ни ночи, там всегда ходят люди, звучат сотни голосов, катаются тележки, продаются пирожки, а радио объявляет поезда.
– Вон та будка с окнами, – сказал Серега. – Иди туда, попроси, чтоб твою мать позвали. Я не пойду, меня там знают.
– Могут забрать?
– Уже забирали. Иди, я побежал обратно.
Пашка медленно приблизился к фанерной будке у стены. Он не мог дотянуться до окошечка, в котором сидела старая женщина с красными волосами, поэтому зашел сбоку и толкнул дверь.
– Это что еще! – закричала женщина, едва увидев грязного и несчастного мальчика. – А ну иди отсюда, шпана, пока милицию не позвала!
Пашка очень испугался, но не убежал.
– Позовите мою маму по радио, – очень робко попросил он.
– Чего еще!
– Я от мамы потерялся.
– Когда ты потерялся, где? – Женщина была злая. Ей не нравился грязный, бездомный, как ей показалось, мальчик, и она не хотела тратить на него время.
– Сегодня. Она за билетом пошла.
– Когда? Давно ушла?
– Сегодня... Давно... – ответил окончательно смутившийся Пашка.
Женщина так громко кричала, что проходящие мимо пассажиры замедляли шаги и хмуро поглядывали на мальчика.
– Вот бестолковый! – выругалась женщина. – Ладно, как зовут твою мать? Фамилию знаешь?
– Да.
– Как фамилия?
– Мама Галя.
– А фамилия?
Пашка надулся и замолчал.
– Не знаешь фамилию? Ну и кого мне по радио звать?
– Маму позовите, – упрямо повторил готовый расплакаться Пашка. – Скажите, я ее жду.
– Тебя-то хоть как зовут?
– Павлик.
Женщина тихо проговорила что-то злое и обидное и включила микрофон.
– Женщина по имени Галина, вас ожидает возле справочного бюро сын Павел. Повторяю...
Ее голос прокатился под сводами вокзала, напугав голубей. Пашка сел на корточки у стены и принялся ждать. Сейчас придет его мама и все кончится...
Но мама, конечно, не пришла. Пашка вновь сунулся в будку к старой женщине и попросил ее позвать еще раз. Та взяла телефон, набрала три цифры.
– Дежурка? Пропавшие дети сегодня были? Нет? У меня тут ходит один, говорит, маму потерял. Ага. Маленький. Говорит, сегодня. Ага. Ну так забирайте его, разбирайтесь, мне работать надо.
Как только Пашка услышал слово «забирайте», он отшатнулся от двери. Женщина не успела повесить трубку, а он уже бежал через вокзал обратно к камерам хранения. И вдруг будто наткнулся на стену.
Собственно, ничего особенного не произошло, просто у стены он заметил незнакомого человека. Тот был высокий, в сером плаще, с галстуком. Человек ничего не делал, просто смотрел на Пашку. Но смотрел так, что мальчик невольно остановился. Взгляд был неподвижный, твердый, как алмаз, и притягивающий. У Пашки затряслись колени. Он справился с собой и опять побежал.
Пашка был маленький, а вокзал – большой. Он думал, что на большом вокзале легко спрятаться маленькому мальчику.
Он вдруг оказался в том месте, где его оставила мама. Худых девчонок уже не было. Школьники под присмотром своего старшего усердно перетаскивали сумки поближе к дверям. Только черноволосые женщины по-прежнему спали на тюках, и их дети тоже.
Зато появились новые люди. Совсем недалеко две сонные женщины ели разложенный на газете хлеб с колбасой. Одна из них заметила, как Пашка уставился на них, и позвала:
– Эй, бродяга. Не смотри так, на поешь.
Пашка взял бутерброд.
– Дайте еще, – попросил он.
Женщины почему-то засмеялись, отрезали ему еще хлеба и колбасы. Пашка хотел сказать спасибо, но вдруг увидел, что в зал входит человек в сером плаще. Он не спешил, шел прогулочным шагом и даже, кажется, не заметил мальчика.
Пашка повернулся и побежал. И остановился только перед узкой щелью между камерами хранения. Забрался внутрь и прилег на пол. Ребята все еще были здесь, но они спали. Пашка пожевал кусочек бутерброда, остальное он хотел оставить ребятам, но, вспомнив, как его били, съел почти все, сохранив маленький кусочек для Сереги. Вскоре он уснул.
* * *
– Ну что, нашел свою мать? Нашел свою мать-то?
Пашка открыл глаза и ничего не увидел. Это так напугало его, что он в полный голос заревел.
От него отшатнулись две тени.
– Ты, псих! Замолчи!
– Люди ж услышат! Ребята, рот ему держите...
На него навалились, чья-то прокуренная ладошка прижалась ко рту. Пашка пытался кричать, вырываться, но его держали крепко. Однако за несколько секунд ему удалось все вспомнить. Он начал успокаиваться. Его отпустили.
– Ну ты и псих! А если бы услышали?
Пашка сидел на полу и всхлипывал. Все ребята были здесь, они стояли вокруг.
– Нашел мать-то? – спросил Серега.
Пашка помотал головой.
– Понятно...
– Значит, мамка твоя того... Тю-тю, – беззаботно сказал длинный. – Что «тю-тю»? – обиженно переспросил Пашка, вытирая слезы грязным рукавом.
– А то. Бросила она тебя. Улетела.
Пашке показалось что он сейчас опять заревет от обиды. Длинный мальчишка понял это и испугался.
– Ну ты не ори, не ори! Подумаешь, меня тоже бросили. И ничего.
– Кончай ты, Макс, – сказал Серега. – Может, она и правда его искала.
– Может и искала, – мудро согласился Макс. Потом вздохнул: – Жалко, мы вчера всю шоколадку съели. Хавать хочется.
Пашка молча показал маленький кусочек бутерброда. Макс моментально схватил его и засунул в рот под возмущенный гул товарищей.
– Раз – и нету, – сказал он, радостно улыбаясь. – Ну что, пошли хавку искать.
Никто не возражал. Серега с Максом пошли клянчить у пассажиров мелочь, остальные – воровать с лотков апельсины и яблоки. Пашка, который не умел ни того, ни другого, решил воспользоваться своим вчерашним способом. Он останавливался возле завтракающих пассажиров и с жалобным выражением лица глядел на них. В конце концов нервы у кого-то не выдерживали, и с ним делились. Таким способом мальчик всего за полчаса стал обладателем двух помидоров, вареной куриной грудки, нескольких кусочков сыра и хлеба. Ему помогало то, что он пока не успел стать похожим на маленького бродягу и еще вызывал жалость.
Спрятав свое богатство под куртку, он гордо зашагал к камерам хранения. Однако там стояли три милиционера. Пашка выбежал на улицу и сел на скамейку ждать, когда они уйдут.
Повсюду спешили люди, гудели поезда, грохотали вагоны. Пашке нравилось, что никому до него нет дела. Он сунул в рот кусочек хлеба и начал смотреть в толпу – вдруг там покажется мама.
Скамейка скрипнула – кто-то сел рядом.
– Павлик, – раздался незнакомый голос.
Пашка окаменел.
– Павлик, твоя мама нашлась.
Пашка не успел даже повернуть голову и посмотреть, кто принес такую замечательную новость, а волна светлой пьянящей радости уже захлестнула его.
Мама! – И все прошлое становится лишь дурным сном – гулкий и враждебный вокзал, чужие объедки, злые и жадные мальчишки в вонючей каморке, милиционеры... Всего этого больше не будет!
– Мама?!
Он повернул голову и застыл с открытым ртом. Рядом сидел человек в сером плаще. Он держал руки в карманах, равнодушно смотрел перед собой и не улыбался.
– Мама? – неуверенно спросил Пашка еще раз.
– Да, она всю ночь искала тебя. Где ты пропадал?
В глазах у Пашки появилось недоверие. Кто это такой? А впрочем, какая разница, если мама уже нашлась. Пашка не знал, что взрослые могут обманывать.
– Я ее друг, – поспешил сказать человек. – Она просила помочь найти тебя. И я нашел. Сейчас мы сядем в машину и поедем ко мне на дачу. Мама уже там, готовит кремовый торт.
Пашка разжал пальцы и кусочек хлеба упал на асфальт.
– Ну, пойдем? – Незнакомец поднялся, мягко коснулся Пашкиного плеча и повел его на стоянку такси.
Мальчик подумал, что надо бы выбросить еду, которую он насобирал. Теперь, когда он больше не маленький бродяга, ему будет стыдно, если эти жалкие помидоры и куриные кости посыплются из-под куртки.
Мужчина сказал что-то вполголоса таксисту, и они, выехав на проспект, помчались по оживленному утреннему городу. Осеннее солнце слегка нагревало салон машины. Пашка прижался к стеклу – он смотрел на город совсем другими глазами, не так, как вчера. Все переменилось, везде чувствовалась радость, праздник, счастье. Мальчика беспокоило только одно: не слишком ли долго ехать к маме?
Город был уже позади, потянулись одноэтажные пригороды, дачи, потом поля. Незнакомец обернулся к Пашке и ободряюще улыбнулся:
– На дачу. К маме.
Пашка задрал куртку и, тайком высыпав еду на пол машины, осторожно задвинул ногой под переднее сиденье.
1 2 3 4