Скульпторша заботилась о художественных эффектах. Она требовала
сдвигов на неуловимые доли миллиметра. Валька и Димка покорно перемещали
свой ихтиологический гибрид.
Когда Гронская, поправляя рыбий хвост, встала на цыпочки возле Вальки
и задела его грудью, он понял страшную вещь. Эта немолодая женщина ему
нравилась, и нравилась именно тем, что в любой другой могло бы и
оттолкнуть, - своей уверенной силой.
Мысленно Валька засуетился, ища возможность как-то с ней встретиться
за пределами столовки. Кроме всего прочего, знакомство могло оказаться
очень даже полезным. Она принадлежала к тому кругу людей искусства, в
который заводскому оформителю-самоучке хода не было. И следовало сейчас
сказать ей что-нибудь такое, чтобы она сразу поняла - он тоже не лыком
шит, на выставках бывает, и этим вот, которых выдернули из цеха на
полчасика - интерьер приколачивать, не чета...
- Учись, Валентин, - вдруг бодро адресовался к нему Денис
Григорьевич. - Вот как мастера работают. Семь раз примерь - один раз
отрежь. Не то, что некоторые - тяп-ляп, как на бумагу шлепнулось, так и
ладно будет, и твердый знак с мягким путают.
Парторг подал Вальку Гронской, как на блюдечке, это он умел.
- Ну, что же вы человека конфузите, - разумеется, вступилась она. - Я
тоже их путаю и ничего, жива.
- Вам можно. Вы их аршинными буквами на транспаранте не пишете, над
вами весь завод потешаться не будет.
- Вы художник-оформитель? - обратилась скульпторша к Вальке.
- Он самый...
- Учитесь где-нибудь?
- Два раза на вступительных в академию провалился! - сердито
отрапортовал Валька. - И больше туда не собираюсь!
- А напрасно, - гнул свою линию Денис Григорьевич. - В тебе
определенно что-то есть.
- В его работах, вы хотите сказать? - поправила Гронская.
- Валентин, ты бы сбегал, принес, показал! - мгновенно среагировал
хитрый парторг. - Пусть тебе умный человек скажет. А то корпишь-корпишь,
как рак-отшельник, а потом в академию проваливаешься.
- Это будет очень интересно, - нейтральным тоном заметила
скульпторша, - но давайте сперва добьем композицию. А то у меня в четыре
комиссия, и это заседание я не могу пропустить.
Валька почувствовал себя, как отодвинутая мебель.
Он выключился из общего разговора и был очень доволен, когда рыбину
стали приколачивать к стенке, а его отпустили.
Размышляя о том, что нечего неудачникам соваться к заслуженным и
народным, Валька побрел к выходу. Гронская чуть раньше опять отправилась в
дальний угол зала, чтобы бросить окончательный взгляд на композицию, и
оказалась возле кассы одновременно с Валькой.
- Предлагаю такой вариант, - негромко сказала она. - Моя мастерская
возле озера. До конца недели я буду там безвылазно, работы накопилось.
Привозите свои вещи. Может быть, я смогу вам чем-то помочь.
- А это где? - ошарашенно спросил Валька.
Скульпторша дала адрес. Валька шепотом повторил его.
Весь этот разговор произошел очень быстро и для посторонних
незаметно. Они могли понять это так, что Гронская вглядывается в свою
бронзу и небрежно спрашивает у Вальки, как впечатление.
А потом она, не прощаясь, направилась обратно к нише.
Валька же двинулся к выходу и налетел на Маринку с кассиршей
Крутиковой.
- Ну, ты даешь! - шепотом восхитилась Маринка. - Тут все перед ней на
пузе ползают, а она его на дачу зовет!
- Тоже нашла сокровище... - брюзгливо заметила Крутикова. - Гений
непризнанный, художник от слова "худо".
Удаляясь быстрым шагом от развеселившихся женщин, Валька услышал за
спиной и вовсе пренебрежительное:
- Ни кожи, ни рожи!..
Конечно, странно было, что - сама Гронская, и вдруг - оформитель
Валька, который действительно "ни кожи, ни рожи". Валька понимал, что с
ее-то внешностью и в шестьдесят можно замуж выскочить. И наверняка вокруг
нее вертелись стаями непризнанные гении, наверняка они ей до полусмерти
надоели.
Так в чем же дело?
Этот вопрос не давал Вальке покоя до субботы.

Дома к его сборам отнеслись с добродушной иронией. В субботу с утра
Татьяна повытаскивала из антресолей все его ранние работы, запакованные в
коробки из-под конфет. Он перебрал их и вздохнул - стыд и срам, старшая
группа детсада... Вот разве что любимые геометрические композиции с шарами
и призмами, да и то - какой в них внутренний смысл? А новых было две, и
обе - позавчерашние.
Все это время Валька мурлыкал про себя ту утреннюю песню. Под
впечатлением он вытащил из-за стекла охапку художественных альбомов, над
которыми теща дрожала, потому что - живые деньги, и выяснил, как на самом
деле выглядит гондола. Естественно, попробовал нарисовать ночной пейзаж с
водой и гондолой, но вранье получилось страшное, а главное - ничего общего
с песней. Тогда он нарисовал женщину в длинном платье за маленьким
пианино, возле вазы с букетом. Тут уж песня хоть чуточку, да зазвучала.
А когда он обошелся без пианино, когда он просто поставил эту женщину
у окна, возле стола с вазой, и положил ее руку на подоконник возле
скомканных перчаток, а тонкая прядь выбилась из узла на шею и грудь, а
вдали как-то сами собой возникли невысокие плоские холмы и река... причем
ничего в этих холмах и реке не было итальянского...
Собираясь к Гронской, Валька обнаружил, что у нарисованной женщины
одна рука короче другой, и вообще все сделано ужасно. Но поздно было
малевать что-то новое. Он запаниковал.
Татьяна, которая в таких вещах напрочь не разбиралась, в конце концов
ругнула его и отправилась с Илонкой гулять. А Валька еще полчаса сидел на
тахте и громил вдребезги свои вчерашние мечтания. Он уже видел, как
разложит перед ней на полу - знаем ваши богемные нравы, знаем! - свои
листы, как она, конечно же, забракует первый, второй и третий, а над
четвертым задумается, над пятым тоже. Потом медленно подойдет к телефону,
накрутит номер и скажет в трубку другой какой-нибудь знаменитости:
"Послушай, старик, я тут интересного парня нашла, не возьмешь ли ты его к
себе осенью на дизайнерские курсы? Способный, да..." Или что они там
говорят друг другу в подобных случаях.
Кое-что он все же отобрал. Остальное теща заставила вернуть на
антресоли и только тогда выпустила из дому.
Дорога к Гронской заняла больше часа.
Ее дом стоял в дачном поселке среди свеженьких коттеджей, хотя на вид
был довольно старый. Через дорогу как раз доделывали очередную
новостройку. На крыше особняка возился коренастый мужичок в спецовке.
Перед домом Гронской был огород. Снег уже сполз, открыв голые грядки.
За домом и справа от него был старый сад, калитка же находилась в проулке.
И Валька понял, что Гронская и ее друзья - ленивые люди. Им удобнее было
проковырять дыру в проволочном заборе и топать к порогу через грядки, чем
огибать угол и входить в дом приличным образом.
Валька вошел через калитку, миновал заросли сирени и постучал в
дверь. Гронская громко пригласила вовнутрь.
Он вошел.
Из крошечной кухни-прихожей мастерская была видна вся целиком, потому
что дверь между ними отсутствовала.
Гронская приветливо смотрела на Вальку из-за постамента, над которым
лежала в воздухе женская зеленая фигура около метра длиной. Ее, как тот
ихтиологический гибрид, поддерживали штыри, только не сбоку, а снизу.
Валька повесил куртку на вешалку, приткнул к стене сумку и вошел.
Гронская вышла из-за фигуры поздороваться. На ней были майка и
тренировочные штаны - все облегающее. А тут еще Валька углядел в углу
гипсовую обнаженную даму, всей статью сильно похожую на Гронскую, и ему
стало неловко.
Гронская приказала Вальке быть как дома и ушла на кухню варить кофе.
Он и стал слоняться по мастерской.
Эта комната была больше, чем вся Валькина жилплощадь с ванной и
туалетом вместе. Вдоль одной стены тянулись пятиэтажные нары из таких
здоровенных досок, что хоть гостей спать укладывай - предварительно
поснимав бронзовых болванчиков, гипсовые рожи, кривые кувшины и прочие,
очевидно, еще студенческие грехи хозяйки. Напротив стояла этажерка с такой
импортной искусствоведческой литературой, что теще и не снилась.
Над этажеркой висело маленькое пыльное распятие из блекло-желтого
пластилина.
Крест за фигуркой Спасителя едва угадывался. Собственно, крест
образовали канонически расположенное тельце и распростертые руки...
впрочем, руками они могли показаться лишь издали. Это были два
пригвожденных к кресту крыла.
Было в этой фигурке что-то такое пронзительное, такое отчаянное, что
Вальке стало стыдно разглядывать ее с любопытством, пусть даже и с
творческим любопытством.
Увидев на широком подоконнике наброски, Валька ухватился за них,
стараясь не возвращаться взглядом к распятию.
Это была обнаженная лежащая девушка. На чуть намеченном лице
выделялись разве что очки, да еще толстая коса лежала на груди. Эту
девушку и лепила Гронская, видимо, пользуясь эскизами, когда натурщица
отсутствовала. Только у зеленой пластилиновой фигуры короткие волосы
торчали дикими клочьями, да и лицо тоже было диковатое...
- Садитесь, - сурово сказала Гронская. - Сейчас попьем кофе. Да не
хватайтесь вы за сумку!
Валька, подавшийся было к прихожей, окаменел.
- Совсем не обязательно обливать ваши работы кофеем и мазать их
яблочным повидлом, - пытаясь смягчить оклик, объяснила Гронская. - Начнем
с моих многочисленных вопросов... Во-первых... вам с сахаром?
- Да, - ответил Валька. Гронская, сунув руку за ситцевую занавеску,
вытянула круглый белый одноногий столик.
- Там у меня лежбище, - объяснила она. - Когда ночью не спится,
устраиваю себе банкеты.
Нисколько не смущаясь, Гронская собрала со столика грязную посуду, в
том числе и коньячную бутылку, и унесла на кухню.
Валька с интересом посмотрел на этот столик. Где-то что-то похожее он
недавно видел, с такими же маленькими нелепыми лапками, отходящими от
основной ноги...
Гронская принесла с кухни две огромные глиняные кружки с горячим
кофе, хлеб, банку с повидлом и здоровенный, на вид очень старый охотничий
нож.
- Люблю старое оружие, - ответила она, не дожидаясь Валькиного
вопроса. - Ну, поехали. Сколько вам лет?
- Двадцать пять.
- Намазать повидлом?
- Пожалуйста...
- Давно рисуете?
- Со школы.
- Лепить не пробовали?
- Как-то не получалось.
- Зря вы так нарядились.
Валька, и без того ошалевший от стремительного допроса, вовсе онемел.
Татьяна же нарочно выдала лучший свитер!
- А то бы я прямо сейчас вручила вам корыто с глиной и посмотрела бы,
на что вы способны.
Она так это сказала, будто принесенные работы не заслуживали ее
высочайшего внимания. Хотя - вдруг их Вальке кто-то поправлял и вылизывал?
- А нет у вас старого халата? - вдруг, обидевшись, потребовал Валька.
- Или рубашки?
- Точно! Халат я вам дам. А корыто одна вытащить не смогу, - без
всякого удивления ответила Гронская.
- Тяжелое?
- Тяжелое - ерунда. Оно так стоит, что не подступишься. Если Пятый
что-то сдуру засунет - краном не вытащишь.
Валька чуть не спросил - что еще за Пятый? Но слишком странно
прозвучало слово - он мог и ослышаться.
- Вытащим, - пообещал он.
- Да вы допейте сперва кофе, - удержала его за столиком скульпторша.
- Булку ешьте. Совсем забыла - у меня еще халва осталась. Вы любите халву?
Странным было, во-первых, то, что при таких словах все женщины
гостеприимно улыбаются, Гронская же и не пыталась; во-вторых, она вдруг
засуетилась; в-третьих, эта суета совпала с неожиданным Валькиным
ощущением - будто за ними исподтишка наблюдают.
Отродясь он не чувствовал затылком чужого взгляда. Но тут сразу
понял, что надо обернуться.
По ту сторону окна облокотился о подоконник человек.
Он был фантастически круглолицый, только платочка недоставало, чтобы
вообразить его улыбчивой деревенской бабулей у окошечка. Да еще стоял не с
той стороны...
Гронская махнула ему рукой, чтобы заходил. Она сидела лицом к окну и
наверняка видела, как подкрался этот человек. Но махнула лишь тогда, когда
и Валька его заметил.
Пришелец, сняв куртку, вошел в мастерскую, и Валька увидел, что он не
просто плотный, а даже толстый, хотя совсем не старый. Снял он и шапку.
Оказалось, что его круглая голова подстрижена смешным ежиком, еще более
почему-то забавным оттого, что пришелец начинал лысеть.
Небольшие темные глаза под красивыми соболиными бровями смотрели
вполне простодушно.
- Знакомься, Широков, - сказала скульпторша. - Вот, новое дарование я
откопала. Зовут - Валентин. Двадцать пять лет. Будет поступать к Микитину
на дизайнерские курсы.
Именно такие слова нафантазировал Валька. Реплика была - в самый раз
для знакомства, каждое слово - правда, и про курсы тоже, Валька понимал
это. И все же Гронская сейчас лгала - голос был лживый...
- Анатолий, - сказал Широков и протянул руку.
- Кофе будешь? - спросила Гронская.
- Буду. Ты еще для Карлсона чашку поставь, он как раз с крыши
слезает.
- Нашел себе трактир... - пробурчала Гронская. - Ладно, я ему яичницу
пожарю и пусть уматывает, а ты спустись с Валентином в погреб и вытащи
корыто с глиной. Сам его туда затолкал - сам и извлекай!
Широков повел Вальку в погреб.
Он действительно так лихо задвинул корыто за ящики и бочки, что в
одиночку можно было только вцепиться в край и тянуть до грыжи. Но Широков
легко и даже изящно сдвинул пирамиду тяжелых ящиков, а вся польза от
Вальки была в том, что он придержал дверь, пока Широков тащил корыто по
лестнице. В мастерскую они внесли его вдвоем.
Там Гронская ставила на столик сковородку с яичницей, а коренастый
мужичок с крыши вытирал свежевымытые руки.
- Карлсон, - невозмутимо представился мужичок. - Поскольку живу на
крыше.
- Очень приятно, - ответил, покосившись на Гронскую, Валька. -
Валентин.
- Рад встрече с молодым дарованием! - пижонисто заявил мужичок. - Ибо
уважаю талант в любых его проявлениях. И всякий раз, как сталкиваюсь,
чрезвычайно радуюсь. А на днях я и в себе обнаружил зерно таланта. И
сейчас бережно его пестую.
- Ты его поливай, - посоветовал Широков.
- Ешь скорее, - мрачно приказала Гронская. - Остынет, сам фырчать
будешь.
- Для того, чтобы грамотно построить баню, талант тоже необходим, и
даже в большей мере, чем для иных, бесполезных жанров искусства, - садясь
за стол и не отводя взгляда от Вальки, продолжал ехидный мужичок. Нож и
вилку он нашарил не сразу. - Ибо о таланте можно спорить хоть сто лет и
все равно не прийти к единому мнению, а если баня построена бездарно, это
видно сразу и на деле.
- Мы познакомились в той кафешке, куда моих бронзовых крокодилов
повесили, - объяснила Гронская. - Сейчас поедим, и Валентин покажет свои
работы. Хочешь посмотреть?
- Я как-нибудь в другой раз, - сказал мужичок, наконец-то взявшись за
яичницу и споро ее уминая. - Меня баня призывает. Я еще на крыше с
полчасика поживу, потом баней займусь, потом за трубами ехать надо. Если
есть желающие попасть в зоосад - подавайте заявки, охотно подкину.
Говорят, туда экзотических зайцев привезли.
Он одним движением вытер сразу всю тарелку корочкой и отправил эту
корочку в рот.
- Спасибо, все было безумно вкусно. Расплачусь натурой. Спинку в бане
потру!
Улыбнувшись Гронской, скорчив рожу Широкову и еще раз быстро взглянув
на Вальку, мужичок раскланялся и вышел.
Валька видел в окно, как этот ладный мужичок непонятного возраста, в
ловко сидящей спецовке, протопал к дыре через грядки и вышел на дорогу.
Обернувшись же, он заметил, что Гронская и Широков как-то странно
переглянулись.
- Доставайте работы, - видно, решившись вытерпеть это тяжкое
испытание, приказала Гронская. - Пятый, тащи на кухню посуду. Потом
помоем.
- Изабо! Изабо! - раздалось за окном. Гронская повернулась.
Мужичок стоял посреди дороги. Гронская сделала два шага к окну, он
увидел ее, притопнул, раскинул руки и заплясал цыганочку, колотя каблуками
в утоптанную землю. Блеснув диковинным вывертом, он замер, чинно
раскланялся и исчез, как привидение.
- Ему о душе подумать пора, - сказала Гронская, - а он рожи корчит.
- Это он так к тебе сватается, - прокомментировал Широков.
Гронская покосилась на Вальку.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Секунданты'


1 2 3