- Ваш король очень юн!
- Юн?
Я показал вниз.
- Нет, это не король, - кричал он, и подобие улыбки изломало его злой
рот. - Он кузнец с Выпасных Пустошей... Нищий мальчишка... Надумал
жениться... Запродал себя... Гильдии снарядили... И пятьдесят золотых в
придачу...
Дракон заложил дальний круг, и стало тише.
- Сопляк хочет нажиться на своей же смерти. Но ему не на что
надеяться.
Ураган приближался снова.
- Уж лучше искать гремучее золото в горах, - торопливо досказал он и
отвернулся.
Я закрылся локтем от острых песчинок, с силой бросаемых ветром. На
помосте двигались какие-то фигуры в ярких нарядах, мистерия началась, но
смысл ее оставался темен. Прочие же зрители, казалось, были в состоянии не
то, что дышать, но и видеть и внимать. Оживились наши молчаливые соседи.
Продавец снов вложил мне в руку нечто вроде ремня.
- Наденьте, добрый сэр рыцарь. Защита от пыли.
Повязка мягкой кожи, сзади тесемки, а спереди прорези для глаз,
которые смыкались при особо сильном ветре. Не проще ли зажмуриться? Но моя
глупая голова не отворачивалась, и глаза смотрели, и я не то чтобы дышал,
а сдерживал губами ветер, плотный как масло.
Наконец я различил мелькание тени и солнца на доспехах кузнеца. На
помосте никого более не осталось, а он суетился, треножник составляя из
копья, и щита, и длинного меча, прилаживал, и сцеплял, и скручивал, но ему
мешал щит, который парусил и рвался из рук. Кузнец, было видно,
поднатаскался в этой механике, но не учел такой очевидной малости - его
заветную конструкцию, способную, дескать, выдержать тяжесть колокольни,
собирать придется не на заднем дворе, залитом солнцем и дремой, небось еще
под смех и щебет подружки, а вот здесь, в десяти шагах под летучей
колокольней, под свистящим ужасом, в тугих вихрях, секущих по латам. Вот в
несчастный миг воля его отказала, и сердце затопил только гнев на все
сущее, он воздел кулаки к небу - к брюху воющей своей смерти, тотчас дикий
порыв смахнул на головы щит, за ним, вильнув в обе стороны, последовал в
связке прочий лом, но до лома ли было... Дракон ударил.
Хвост размазал людей, точно худые бурдюки с кровью, и вознесся выше
башенных шпилей и ударил накрест. Он произвел оба удара с лету, вполсилы,
и снова ушел круто ввысь, и, проносясь над трибуной, оросил нас горячими
каплями, они срывались с его бритвенной чешуи подобно грибному дождику при
ярком солнце и свежем ветре. Я потерял всякую способность рассуждать
здраво, мозг сдавило и потемнело в глазах. Я схватился за голову, как бы
запоздало защищаясь от вихря, и сразу оторвал руки от нее - они стали
липкие и мокрые. Кровь окрасила весь мир, я не смел свести пальцы и
трясся, как босиком на мерзлой земле, эта лихорадка завладела моим телом
помимо меня. Но страшнее и свиста, и клекота, и перепончатых грозовых
крыльев оказались такие же немощные людишки, как я, под хвостом дракона
они бесновались и вопили, и размахивали окровавленными руками. Мои соседи
по трибуне, сдержанные солидные горожане...
- Оле, оле! - вскипал рев над площадью мертвых, и снизу эхом
откликались живые еще, зажатые в кровавом месиве, охваченные тем же
мерзостным ликованием. - Оле! - и я с облегчением провалился в тишину,
уходя в обморок с последней смутной мыслью - где-то я видел подобное,
гораздо раньше.
Очнулся я в ту же секунду, омытый и переодетый в сухое, в большой
комнате без окон и с глубокой аркой, уходившей в свет, вместо двери. Пол
густо покрывали луговые травы, кошенные на заре, еще полные сладкого сока.
Пахло божественно. Я усомнился в правдоподобии драконьей мистерии и
попутно вспомнил, что подобного я не видел, а слышал о нем. Рамон из
Толидо рассказывал приятелям, адептам одного с ним выпуска, какие потешные
поединки с быками устраивают у них селяне, и посетовал, что не может одним
словом перевести название этого зрелища, нет - единоборства, да нет -
боя... Тут в беседу старших нагло ввязался я и предложил "гон быков", и
получив заслуженную затрещину, собрался было скромно удалиться, не
благодаря за науку, но успел расслышать удивленное восклицание Рамона: "А
щенок-то прав!", после чего удалился окончательно. И вот во мне зреет то
же чувство - нечаянной, незримой победы при наличии явного подзатыльника.
За мной следили незаметно, и не повернулся я еще на бок, как бесшумно
вошел продавец снов по пахучему ковру, сдержанно улыбаясь, приветливо
кивая.
- Как вам понравилась мистерия?
Он не останавливался ни на миг, настойчиво тянул меня за рукав, и
даже когда я уж встал, он увлекал меня дальше, под арку, в открытую ветру
и солнцу галерею. Мы быстро шли, скользя по мраморным плитам, а снег на
вершинах блестел беспощадно, и облака стояли под нами снежными клубами.
Когда холодный ветер слабел, становилось жарко. Редкие часовые вяло
вскидывали руку при нашем приближении и вновь замирали, засыпали наяву с
открытыми глазами.
- Кому понадобилась такая бойня?
- Она необходима. Дракон действует как орудие промысла божьего. На
дракон-фесте город избавляется от злодеев, которые отягощены тайными
грехами, которые недоступны для суда людского. Каждый обязан пройти сие
испытание. А если уклоняется - что ж... Велика ли разница - от хвоста ли,
от руки... Сюда, прошу вас.
Теперь мы начали спускаться, ступени так же скользили под ногами, и я
отслеживал свой путь ладонью по штукатуренной стене. Каждый полный оборот
лестницы отмечался площадкой и узкой бойницей. В бойницах трепетала
голубизна и сияли снега. Он торопил, я нарочито медлил.
- Господь сам оборонит невинных, так?
- Истинно. Вы ухватили самую суть.
- У нас эту самую суть ухватили задолго до моего рождения. Неужто вы
верите, что злобное чудище, кровожадное...
- Да они как котята под опытным драководом! Вспомните, он ни разу не
выдохнул на площадь. Цела и трибуна, и дома.
Бойницы остались выше, свет дня померк, но необычайно ярко горело
прозрачное масло в опаловых полукруглых плошках, без дыма, без запаха.
- Его люди вели?
- Ну да, а как же иначе? Кто-то должен ведь отвечать за то, чтоб
пресветлый король убил его на излете, а потом вывести зверя за пределы
города, прямехонько в Бренный Колодец.
Вскорости выяснилось, что король в выверенное время рубил канат
гигантской баллисты, и полуживая скотина пикировала в бездонный провал за
городом. Драководы умело ловили свой шанс и ухитрялись уцелеть в пяти
случаях из семи. Спертая духота вызвала мысль о пламени подземном.
- Сколько ж можно спускаться?
- О - видно, что вы не испытали пешего восхождения. Обитель
пресветлого короля чудесное чудо, я бы...
- Когда я встречусь с ним?
Он вздрогнул и застонал, как от святотатства.
- Молчите, молчите... В Книге Судеб указано все до мелочей. Да, да,
он и сам жаждет беседы с вами, но только после... Вы понимаете? Мы ждали
триста лет, подождать еще денек... Минуту...
Коридор оборвался литой медной дверью, гладкой, будто лед на пруду.
Продавец снов запустил руку в узкую нишу и нащупывал сокровенные запоры.
Неожиданно для такой тяжести, дверь тихо вползла в стену.
Открылась обширная палата, обильно освещенная, из нескольких покоев.
Доспех на распялке, еда и питье на столе, журчание воды, крутой пар из
большого деревянного чана... Молча склонились прислужники в однообразной
серой одежде.
- Довольно. Не сдвинусь с места. Хватит мною играть. Гори огнем ваша
злосчастная страна Мо, и Книга Судеб, и все ваши долбаные секреты.
Он остолбенел, как бы втянутый в стену.
- Что, негоже меня силком на подвиг гнать?
Прислужники как один вдруг очутились на коленях и немо замычали.
Продавец снов отлепил от гортани непослушный язык.
- Вы мне можете не верить, добрый мастер Атарикус.
- Ни единому слову, предатель.
- ...и я никого не предам, ежели скажу, что и этот ваш порыв
предопределен. В книге Судеб он наречен Последними Сомнениями на Пороге,
они раскрывают новые грани благородной души вашей, вы ведь все-таки
человек, смертный, и тем величественнее...
И все же заплел он мне уши паутиной пустых льстивых слов, и, взывая
то к судьбе, то к совести, то к славе, он вел меня как куклу, как дракона,
дергая поочередно за эти призрачные ниточки...
- А затем рыцарь свершил омовение по большому чину...
И я покорно полоскался попеременно и в бадье, и в бассейне талой
воды.
- А затем рыцарь вкусил плодов земли Мо, и возрадовалось его
сердце...
Естественно, ведь я предвкушал окончание дурацкой церемонии. А то бы
мне радоваться с одной перемены жесткой козлятины, пастушьей лепешки с
сыром, да кислого напитка, который по недоразумению считал себя вином. О,
скудная фантазия пророков!
- ...Поднесли ему доспехи дивной красоты и крепости несказанной, и
добрый Атарикус оборотился из агнца во льва, и задышал столь неодолимой
угрозой, что не смели смотреть на него...
"...без смеха" - мысленно поправил я, подозревая затаенную издевку в
размеренном речитативе продавца снов. Но лица, обращенные ко мне, отражали
только постное благоговение, приличествовавшее совершаемому обряду. В
книгу Судеб за все века никто так и не удосужился внести мои мерки. Я
болтался между броневыми пластинами словно гнилое ядро в скорлупе ореха,
они гнули меня долу и резали щиколотки и ключицы острыми краями. Я
покраснел от натуги и злости на старый текст. Проплыло, пересылаемое из
рук в руки, мое - наше с Этериком - копье, и я вознамерился было насечь на
нем новый крестик. Но в клетке насаженной на меня брони было трудно даже
просто дышать, а тем более - неодолимой угрозой. Наконец меня повлекли на
подвиг, за вытянутую руку, как слепца.
В самом устье нового темного коридора я воспользовался случайной
заминкой (копье уперлось в шов между плитами и застряло поперек прохода) и
набрался сил шепнуть главному предателю:
- А кто обещал мне талисман ото сна?
- Неужели вы поверили этой байке? - возмутился тот шепотом же и
продолжал бубнить: - ...и долго, восхищенные, вглядывались они в
непроницаемый мрак, поглотивший исполинскую фигуру героя. Но лишь звон
шагов доносило эхо... Эхо-оо.
Недолгое время меня сопровождали его назойливые завывания и неясное
шевеление теней на близко сведенных стенах туннеля. Потом нагнал гул от
захлопнутой двери.
Я бездумно и слепо побрел вперед, каждым шагом насилуя себя, копье
волочилось и скребло по каменной крошке. В сплошной черноте я поминутно
спотыкался об округлые переходы пола в своды, и сам казался себе
затерянным в лазе гигантского червя, проевшего путь сквозь камень. Один
крутой поворот привел меня в бессильное бешенство. Ломая ногти, я
освободился от латных рукавиц и долго и бестолково рвал с шеи дребезжавший
шлем. Но запор держал его сзади. Уж и привалиться к стене нельзя было, я
бы соскользнул на пол и вряд ли встал снова. Отдышавшись, я сообразил
предварять дорогу копьем, отстукивая пустоту между стенами. Не хватало
только колокольчика... Чувство времени напрочь отпало, и годы и годы
неровно я ковылял и все реже водил копьем из стороны в сторону. И не сразу
понял, что вес доспехов сходит с меня, а впереди колышется красноватое
пятно.
Что меня окружил рой случайных звуков, вобрал в себя, и они рождались
одновременно, как бы в сферу заключая мой слух. Ближе, ближе багряные
блики. Я незаметно возбудился до дрожи и поймал себя на том, что брови
напряглись и распахнули глаза до предела. Пологий правый обвод стены был
отрезан цельным едва выпуклым зеркалом, в его пурпурном свечении
отзывалось расплывавшимися образами каждое мое движение. В нем шествовал
мой двойник, в сочетании багровых и черных оттенков, и копье у него в
руках колебалось серой струной.
Дракон подумал, и его мысли вспыхнули в моей голове, как человеческая
речь, разносимая ветром.
- Привет тебе, добрый Этерикус, Этерикус Магнус! Ты пришел отлучить
меня от жизни?
- Мы с тобой обречены, мастер Дракон. И я, и ты отныне существуем
неразделимо. Так написано в книге Судеб.
- Я пишу ее. Эту книгу. Ты ее сейчас увидишь. Не бойся.
Я был уже не в состоянии бояться. Мягкий поток приподнял меня и
повлек вдоль переливавшегося зеркального зарева. Он молчал, и я не
трепыхался в его бесплотной длани. Коридор струился, и раздваивался, и
снова кружил. Неуловимо быстро пол сменился чисто рубленными ступенями.
Мои кованые подошвы проносились над выемками, истертыми в них посередине.
Лестница привела в пещеру, очевидно освоенную людьми. На пюпитре черного
дерева покоилась стопка больших медных пластин, подобранных по формату,
как грузные листы библии. На твердь меня опустили со всей осторожностью,
однако с размаху, и колени невольно подогнулись. Медь рдела, будто
расплавленная неощутимым жаром драконова бока. Магии его света недоставало
на все глухие уголки пещеры. В них таился мрак, обманывал глаза.
- Нет, твои глаза хороши, добрый рыцарь.
Тотчас от светоносной стены протянулись тонкие лучи и сошлись в том
углу, на подобии закутанного в плащ человека, как мне почудилось сперва.
Каменный узкогорлый сосуд, покрытый грубой резьбой, был наполнен водой до
края. Из него крестом торчала простая рукоятка меча с золоченой шишкой на
конце. Без пятнышка ржавого на ясном широком лезвии, уходившем в воду, меч
казался велик, но не чрезмерно. Три моих ладони охватили бы рукоять всю.
- Вот и твой меч, меч Этерика, - насмешливо обронил Дракон.
- Это не вода?
- Нет. И не масло. Это горный уксус. Его выжимают по каплям
базальтовые пласты, медленно сминая друг друга. Глупые люди верят в его
губительность для заклятых предметов. Твое копье - оно не дергается больше
в виду зловонного монстра?
- О дьявол!
Я только сейчас осознал правоту его слов.
- Так! Но чары, закалившие этот вот меч, не так легко смыть. Даже
вымочить. Даже за пять веков.
- Триста лет, мастер Дракон.
- Не перечь мне, дитя. Ведь это я перевел тебя через горы, вызвал,
создал нового Этерикуса. Здесь, в тесной норе, жрецы царапают стилосами
мягкую медь. Мной вдохновенные, они ведут погодные записи на тысячу лет
вперед.
- Ты тоже играешь мной.
- Я говорю только правду. Увы, столь страшна моя подъемная сила, что
в моем несчастном погребении она переродилась в дар предвидения и магии.
Отчего все взбунтовалось во мне?
- Ты возомнил о себе, дракон! И ты смертен, хоть и велик. И я знаю
все о твоей подъемной силе. Ты надуваешься горючим паром легче воздуха, и
он возносит тебя, как на болоте выбрасывает пузыри из жижи. Уменьшается
тяжесть на каждую долю твоего тела. Это высшая механика, но она доступна
человеческому разуму!
- И уж конечно, ежели я тебя по косточкам разберу, о человек
разумный, и по долям крови и мяса, а потом соберу вновь, не погрешив ни на
волос, ты восстанешь из мертвых? Нет? А уловлю ли я твою бессмертную душу
в реторту, и сумею ли после вдохнуть ее в тебя, бездыханного? Все ли вы
знаете о мире, в котором ты живешь, мастер Этерик?
- Я не тот, кем ты меня называешь. Я живу и умру под своим честным
именем, пускай не таким громким. - Он помедлил и спросил, запинаясь через
слово: - Ты отрекаешься от своего имени, рыцарь Этерик?
- Меня зовут мастер Вилл из Бэнтам-Хиллс.
- Ты забыл о пророчестве? Ты отрекаешься от своего имени?
- Я сказал.
- И в третий раз спрашиваю тебя, мастер, каково имя твое?
- Я не Этерик, хоть и пришел, чтобы убить тебя, мастер Дракон!
- Он пришел! - протянул он на длинном выдохе, и почва и камень,
облекавшие его плоть, вступили в волнообразное движение, долго не
затухавшее. Я не удержался на ногах, и лишь на четвереньках выдержал
попеременные толчки с разных сторон, спиною чувствуя, как расшатываются
надо мной глыбы величиной с добрый колокол.
Но бьюсь об заклад, ему тоже пришлось несладко. Если б водоворот
мыслей смятенного чудовища, охвативший меня, был так же реален, как любой
шепот или крик, звон или грохот, для возникновения коих потребно
физическое усилие, то, думаю, камни бы уж точно посыпались, а достойного
мастера Вилла убило бы еще раньше, словно ворону над людным ристалищем.
Потом стало тише, чем в снежной яме.
- Эу! - робко позвал я, не поднимаясь с земли. - Я готов.
Пауза.
- Да, теперь я должен тебя научить, как покончить со мною же.
1 2 3 4