Напомню вкратце.
Чернокожий юрист Кларенс Томас был предложен в качестве члена
Верховного Суда США, хотя против этого возражали многие либеральные
и негритянские организации, поскольку человек Томас весьма
консервативный и, в частности, активно выступал против бесконечных
потаканий расовым меньшинствам, считая, что представители этих
меньшинств и сами могли бы поактивнее искать работу, а не сидеть на
шее у налогоплатепьщиков.
Тем не менее, судья успешно прошел предварительные этапы назначения,
и ему оставалось только получить одобрение Конгресса, что, по
общему мнению, было просто формальностью. Вот тут-то и взорвалась
бомба (как до сих пор полагают многие, инспирированная этими
самыми либералами и негритянскими организациями).
В ФБР появилось заявление Анины Хипл -- профессора -- юриста
одного из провинциальных университетов, о том, что более десяти
лет назад она долгое время работала с Томасом, и ей пришлось тогда
мучиться в тяжелой атмосфере грязных шуток сексуольного характера,
которые Томас обожал рассказывать в ее присутствии (вот оно --
рождение "секшуал харрасмента"!). Она, якобы, жаловалась на это
(как и на то, что однажды Томас спросил ее, не ее ли лобковый
волос лежит у него на открытой баночке с кока-колой) своим друзьям
и врачам и вообще жутко страдала. Теперь же она полагала, что такой
человек недостоин заседать в Верховном Суде (ей бы послушать
разговоры нашего высшего эшелона!).
Страна закипела. Конгресс устроил детольнейшее разбирательство
инцидента с публичным полосканием белья (чистого!) судьи Томаса
и его жены, что наверняка попортило этой семье немало крови.
Анита Хилл проиграла -- комиссия усомнилась в ее наветах,
поскольку, если уж ей так невмоготу было иметь дело с Томасом,
то почему она тогда приняла его помощь в назначении на профессорскую
должность и в течении многих лет исправно и очень цветисто
поздравляла его со всякими праздниками и юбилеями? Ведь она уже
от него никак не зависела!
Заметьте, что при этом ни о каких там попытках покуситься на
честь и речи не шло -- рассказывал сальные анекдоты (что тоже,
разумеется, не фонтан, но все же не для публичных слушаний на всю
страну, тем более, похоже, что ничего такого он не делал). Так что
конгpecсмены Аните не поверили и Кларенс Томас стал членом
Верховного Суда. Зато Анита сделалась национальным героем у
феминисток, либералов и сексуальных меньшинств (в последнем
случае -- как пример мужественного борца за правду, а не как одна
из своих).
Подвигнутые таким примером многочисленные последователи Аниты
начали вспоминать все случаи, когда кто-то из коллег или начальства
говаривал при них чего-нибудь не то, и строчили жалобы, требуя
справедливости, наказания или, на худой конец, выплаты материальной
компенсации за когдатошний моральный ущерб. И поскольку американцы
народ основательный, то и к этой кампании они отнеслись вполне
серьезно, сделав (в основном,усилиями "второй Америки") проблему
"секшуал харрасмента" (и перевести-то трудно -- что-то вроде создания
неприятной сексуальной атмосферы) одной из самых горячих. В первую
очередь, в нее втянулась публика поинтеплигентнее, типа университетской.
Вот пример, рассказанный мне без имен одним коллегой, который как
раз принимал yчaстие в работе комиссии по этике и "харрасменту",
разбиравшей этот случай.
Есть один хороший университет, а в этом университете одна хорошая
лаборатория, а ею заведовал один известный и достаточно молодой
и холостой профессор, которого угораздило всерьез влюбиться с
самыми серьезными намереньями в свою сотрудницу. Пытаясь найти путь
к ее сердцу, он для начапа пригласил ее отобедать в ресторане, на
что получил отказ. Через некоторое время он повторил свое предложение
и ему вновь было отказано. Еще через какое-то время профессор сделал
третью зачетную попытку и вновь получил от ворот поворот.
Поскольку его забрало всерьез, но вместе с тем ему не хотелось
очень приставать к этой даме, то он решил объясниться с ней
письменно.
В посланном ей письме были следующие основные пункты: первое, он ее
любит всерьез и хотел бы на ней жениться при наличии такого желания
с ее стороны; второе, он оставляет решение этого вопроса на ее
усмотрение, и если она когда-нибудь сменит гнев на милость, то он
будет счастлив и не будет испытывать никакого злорадства, а пока
станет терпеливо ждать; третье, все их (или точнее, eгo) личные
дела не имеют никакого отношения к работе, и она по-прежнему остается
одним из его лучших сотрудников и он будет счастлив продолжать с ней
научные дискуссии как с равноправным и уважаемым коллегой.
Ну, казалось бы, чего еще можно требовать от приличного человека
и от местного парткома, пардон, комиссии по этике и харрасменту?
А вот чего: дама, имея на руках такой мощный аргумент как написанное
ей письмо, обратилась в этот самый своеобразный партком со следующими
требованиями -- первое, предоставить ей полугодовой оплаченный отпуск
для поправки нервной системы, расшатанной ожиданием приставаний со
стороны начальника или попыток расправиться с ней за отказ пойти ему
навстречу (ведь уже сам факт указания в его пистьме на то, что его
похоть не скажется на их научных отношениях, свидетельствует: он такую
возможность рассматривал, и может передумать), причем, расстройство
нервов дамы было письменно подтверждено ее психиатром; второе, для
возмещения морального ущерба выплатить ей прилисную (не названную
мне) сумму денег; третье, уволить этого профессора, чтобы он больше
не путался под ногами и не смущал ее покой.
"Ну как, вы ее отшили за такую наглость?" -- простодушно спросил я.
"Еще как, -- иронично ответил мой коллега -- отпуск дали, деньги
заплатили, вот только увольнять профессора не стали, поскольку уж
больно известный ученый, но зато перевели его на другой факультет,
где есть своя столовая и библиотека, чтобы он вообще не мог попасться
ей на глаза, поскольку, если все-таки попадется, то это уже будет
означать настоящее преследование и в дело может вступить полиция".
"И вы считаете это нормальным ?" -- поинтересовался я. Коллега только
хмыкнул и перевел разговор на другую тему. Eгo понять можно --
скажи он, что это ему кажется дикостью, а я болтани про то, что он
сказал, -- и к нему прилипнет слава сторонника харрасмента, жить с
которой в либеральном университетском окружении практически невозможно.
Хотя, может, он и был вполне согласен с таким решением, кто его знает...
Не надо думать, что стопь щепетипьное отношение к возможным, так
сказать, пре-сексуальным ситуациям характерно только для женщин.
Ничего подобного. Зспуганные мужчины ведут себя не лучше. Вот свежий
пример из американской жизни одного крупного российского профессора,
работающего в Штатах пару лет и еще не успевшего вытравить в себе
свободную (во вполне приличном смысле этого слова) атмосферу
отечественных лабораторий. Привел он как-то свою лаборантку к
ученому из соседней лаборатории с просьбой обучить ее работе на
одном достаточно сложном приборе. Разумеется, тот ответил полным и
любезным согласием. Американский визитер тут же и удалился бы, а
наш соотечественник с нашей любовью к ничего не значащим комплиментам
сказал что-то вроде: "Смотри, какую симпатичную девушку я тебе
оставляю. Думаю, что такую обучать -- сплошное удовольствие!" --
и только потом удалился.
Не прошло и недели, как его вызвали к руководству факультета для
разбирательства совершенного им сексуального оскорбления: жалобу
на него подал тот самый коллега, к которому он привел ученицу, и
жалоба эта была основана на том, что присутствующие при разговоре
подчиненные могли бы подумать, что он соглашается обучать лаборанток
только за их симпатичность, а это нанесло бы урон его гражданской
и сексуальной репутации, поскольку ему, в полном соответствии с
современными американскими правилами, совершенно все равно, с кем
иметь дело -- с мужчинами или женщинами, красавцами или уродами и
так далее. Для нашего уха звучит, как дурная шутка, но стоила эта
шутка упомянутому россиянину немало времени и нервов, пока его,
наконец, для первого раза не извинили, приняв во внимание социо-
культурные различия между двумя странами, хотя и заметили, что у
него было достаточно времени местные нормы понять, осознать и
начать применять их в жизни.
Другой пример почерпнут мной из местных газет, которые уделили
много внимания истории о том, как некий служащий подвергся сексуальным
домогательствам (это вам уже не "хоpрасмент", а куда похуже) со
стороны своей начальницы.
Сорока с чем-то-летняя дама решила переспать со своим тридцатилетним
подчиненным (фотографии обоих были приведены в газетах, и мужчина
выглядел вполне человекообразно и даже в очках), преодолев его
сопротивление угрозой (никем, кроме этого милого юноши не слышанной)
затруднить его профессиональный рост. Принципов сохранить честь у
бедного юноши не хватило, но их хватило на то, чтобы после совместно
проведенной в отеле ночи, подать на начальницу в суд, описывая некоторые
деликатные детали ее нагого облика в качестве доказательства того,
что он такой облик лично наблюдал, и требуя миллион с чем-то за
поруганную честь и достоинство, а также за сексуальные притеснения.
Самый гуманный в мире буржуазный суд безусловно пошел ему
навстречу, слупив в его пользу с компании, где оба персонажа
работали, вполне приличную сумму за то, что эта компания не
сумела создать у себя правильную рабочую атмосферу. Начальница
канула в небытие, сурово заплатив за ублажение своей похоти.
Я не берусь судить об истинной подоплеке этой стремительно
развивающейся атаки против даже малейшего подозрения на "секшуал
харрасмент", но после одной телевизионной передачи некоторые
соображения на этот счет у меня появились.
В передаче довольно молодой, но явно солидный и преуспевающий
адвокат объяснял разномастной аудитории, что именно является
харрасментом, как его распознавать, кому и как жаловаться и как
добывать возмещения за понесенные страдания. Он приводил
разнообразные примеры -- от явно абсурдных типа посылки
сотрудником-мужчиной начальнице письма с использованным
презервативом внутри до самых обыденных -- вроде руки начальника
на плече подчиненной дамы в процессе обсуждения производственного
задания, и достаточно успешно старался убедить аудиторию, что даже
в самом невинном жесте или выражении (co стороны представителей
любого пола) может таиться, как змея в кустарнике, этот самый
харрасмент.
Надо отдать допжное некоторым представителям аудитории -- они
(как ни странно, в основном, женщины) вполне разумно пытались
отстоять значение физического контакта в жизни млекопитающих,
к которым, как ни крути, относятся даже американцы, и утверждали,
что они сами могут отлично разобраться, что имеет в виду
коллега-мужчина, кладущий им руку но плечо, и отреагировать в
зависимости от этого.
Юрист, однако, изничтожил их совершенно, заявив, что именно такие,
как они, и затрудняют борьбу с сексуальными притеснениями, поскольку
увидеть истиный подтекст любого поступка способен только
квалифицированный адвокат, к которому и надо немедленно обращаться,
как только общение с коллегами противоположною пола выйдет из строго
деловых рамок.
Вот тут-то я и заподозрил (и это подозрение вместе со мной разделяют
многие американцы), что телевизионный юрист и другие, ему подобные,
просто заняты тем, что создают для себя новое "юридическое
пространство", то есть переводят в сферу своей деятельности выяснение
весьма деликатных межличностных отношений. Во многих учреждениях
уже появились специальные люди (адвокаты), в чью обязанность входит
исключительно рассмотрение и разоблачение случаев харрасмента.
Сотрудников всячески поощряют обращаться к ним со своими реальными
или кажущимися проблемами. А пока ведут инструктажи (и я присутствовал
на них) на тему о том, что не стоит говорить сотрудникам
противоположного пола, как они хорошо выглядят или что им идет новая
одежда, и беседы следует ограничить проблемами производства и
повышения производительности труда.
Даешь Pavlika Morozova!
Америка помешана на охране детства. Исходя из некоторых странных
и недоступных мне соображений, либеральные теоретики любви к
детям полагают, что дети существуют в мире, который только и норовит
сделать им какуюнибудь гадость -- подвернуть истязаниям, избиениям,
отдать на утеху развратникам, ну и все такое прочее. Все эти
опасности действительно существуют, но далеко не в той степени, как
некоторые пытаются это представить. Учитывая, что пока дети еще малы,
они значительную часть своего времени проводят с родителями, именно
родители и представляют для детей основную опасность. Это не устают
объяснять малолетним американцам воспитатели и школьные учителя.
Особо они напирают на сексуальные приставания родителей к детям.
Именно поэтому детей в школе, особенно в младших классах, учителя
непрерывно расспрашивают, что с ними делают дома родители, и
если выясняется, что родители злоупотребляют катанием на коленях,
участием в помывке или просто возней с подрастающим поколением на
полу, это верный путь для появления жалобы на таких родителей в
Отдел по делам несовершеннолетних, который существует при
правительстве каждою штата.
Такая жалоба приводит в дом инспекторов этого отдела, которые вправе
поставить семью на особый учет ипи даже сами безо всякого суда решить
вопрос о временном помещении детей в детдом или их передаче временным
родителям. А если в жалобе упоминается жестокое обращение с детьми типа
порки или даже подзатыльника, то вопрос об изъятии детей и расследовании
поведения родителей решается почти мгновенно. Хитрые современные детишки
уже разобрались в своих правах и нередко используют сложившуюся ситуацию
в своих вполне корыстных интересах.
В прошлом году в газете "Новое Русскре Слово", издающейся на русском
языке в Нью-Йорке, появилась очень интересная и поучительная статья
Арни Гартмана на тему о злоупотреблениях вроде бы таких милосердных
организаций по защите детства. Начинается статья с истории вполне
благополучной семьи эмигрантов из России, к которым нежданно-негаданно
нагрянули социальные работники для отъема детей на основании жалобы
сына-школьника на их жестокость.
Как выяснилось, смышленый мальчик решил не дожидаться обещанного
вполне невинного наказания (вроде непохода в кино за баловство и
несделанные уроки, а проинформировать об этих угрозах компетентные
органы. Органы эти частично родительскими объяснениями удовлетворились,
но все же поставили семью на спецконтроль, подразумевающий постоянные
внезапные проверки поведения родителей.
Правда, мило? А мы еще возмущались, как это родная советскоя власть
умудрилась воспитать Павлика Морозова. Вот точно так же и умудрилась.
Причем он хоть (предположительно) верил, что отец законы нарушает,
а его американский ровесник знал, что ничего дурного родители не делали,
но умело использовал преподанные в школе уроки.
Родители, отпирающиеся от обвинений в сексуальном харрасменте по
отношению к собственному ребенку (что еще хуже, чем истязание, проходят
специальный тест, в процессе которого отцу, например, прокручивают
записи рассказов о всяческих половых надругательствах над детьми,
одновременно регистрируя ero половое возбуждение. И помоги ему Бог,
если такое возбуждение будет зарегистрировано, ну хотя бы, при рассказе
о педофилии или гомосексуализме. Тут уж виновность сомнений не вызовет.
Впрочем, не так все страшно в судьбе взрослых американцев -- и им
порой выпадают мелкие радости. Вот и сейчас у некоторых зопуганных
американских родителей большой праздник. Как сообщили центральные
газеты, включая "Бостон Глoб", психиаторы готовы пересмотреть свое
мнение о том, что в возрасте порядка 35 лет у людей начинается
выплывание из подсознания воспоминаний о различного рода
непристойностях, которые терпели они со стороны родителей и которые
были до поры до времени вытеснены в подсознание.
До недавнего прошлого такие, якобы выплывшие по мере взросления,
детские воспоминания служили полным основанием для обращения в
суд. Поток подобных обращений возник всего пару лет назад, но уже
успел порядком напугать общественность, почему и застовил психиатров
задуматься и пересмотреть собственные установления.
Только представьте себе, как вдруг на вашу голову сваливается иск
от великовозрастной дочери-неудачницы, которая требует миллионной
компенсации за то, что вся ее жизнь сложилась плохо (например, нелады
с мужем, сложности на работе и т.
1 2 3
Чернокожий юрист Кларенс Томас был предложен в качестве члена
Верховного Суда США, хотя против этого возражали многие либеральные
и негритянские организации, поскольку человек Томас весьма
консервативный и, в частности, активно выступал против бесконечных
потаканий расовым меньшинствам, считая, что представители этих
меньшинств и сами могли бы поактивнее искать работу, а не сидеть на
шее у налогоплатепьщиков.
Тем не менее, судья успешно прошел предварительные этапы назначения,
и ему оставалось только получить одобрение Конгресса, что, по
общему мнению, было просто формальностью. Вот тут-то и взорвалась
бомба (как до сих пор полагают многие, инспирированная этими
самыми либералами и негритянскими организациями).
В ФБР появилось заявление Анины Хипл -- профессора -- юриста
одного из провинциальных университетов, о том, что более десяти
лет назад она долгое время работала с Томасом, и ей пришлось тогда
мучиться в тяжелой атмосфере грязных шуток сексуольного характера,
которые Томас обожал рассказывать в ее присутствии (вот оно --
рождение "секшуал харрасмента"!). Она, якобы, жаловалась на это
(как и на то, что однажды Томас спросил ее, не ее ли лобковый
волос лежит у него на открытой баночке с кока-колой) своим друзьям
и врачам и вообще жутко страдала. Теперь же она полагала, что такой
человек недостоин заседать в Верховном Суде (ей бы послушать
разговоры нашего высшего эшелона!).
Страна закипела. Конгресс устроил детольнейшее разбирательство
инцидента с публичным полосканием белья (чистого!) судьи Томаса
и его жены, что наверняка попортило этой семье немало крови.
Анита Хилл проиграла -- комиссия усомнилась в ее наветах,
поскольку, если уж ей так невмоготу было иметь дело с Томасом,
то почему она тогда приняла его помощь в назначении на профессорскую
должность и в течении многих лет исправно и очень цветисто
поздравляла его со всякими праздниками и юбилеями? Ведь она уже
от него никак не зависела!
Заметьте, что при этом ни о каких там попытках покуситься на
честь и речи не шло -- рассказывал сальные анекдоты (что тоже,
разумеется, не фонтан, но все же не для публичных слушаний на всю
страну, тем более, похоже, что ничего такого он не делал). Так что
конгpecсмены Аните не поверили и Кларенс Томас стал членом
Верховного Суда. Зато Анита сделалась национальным героем у
феминисток, либералов и сексуальных меньшинств (в последнем
случае -- как пример мужественного борца за правду, а не как одна
из своих).
Подвигнутые таким примером многочисленные последователи Аниты
начали вспоминать все случаи, когда кто-то из коллег или начальства
говаривал при них чего-нибудь не то, и строчили жалобы, требуя
справедливости, наказания или, на худой конец, выплаты материальной
компенсации за когдатошний моральный ущерб. И поскольку американцы
народ основательный, то и к этой кампании они отнеслись вполне
серьезно, сделав (в основном,усилиями "второй Америки") проблему
"секшуал харрасмента" (и перевести-то трудно -- что-то вроде создания
неприятной сексуальной атмосферы) одной из самых горячих. В первую
очередь, в нее втянулась публика поинтеплигентнее, типа университетской.
Вот пример, рассказанный мне без имен одним коллегой, который как
раз принимал yчaстие в работе комиссии по этике и "харрасменту",
разбиравшей этот случай.
Есть один хороший университет, а в этом университете одна хорошая
лаборатория, а ею заведовал один известный и достаточно молодой
и холостой профессор, которого угораздило всерьез влюбиться с
самыми серьезными намереньями в свою сотрудницу. Пытаясь найти путь
к ее сердцу, он для начапа пригласил ее отобедать в ресторане, на
что получил отказ. Через некоторое время он повторил свое предложение
и ему вновь было отказано. Еще через какое-то время профессор сделал
третью зачетную попытку и вновь получил от ворот поворот.
Поскольку его забрало всерьез, но вместе с тем ему не хотелось
очень приставать к этой даме, то он решил объясниться с ней
письменно.
В посланном ей письме были следующие основные пункты: первое, он ее
любит всерьез и хотел бы на ней жениться при наличии такого желания
с ее стороны; второе, он оставляет решение этого вопроса на ее
усмотрение, и если она когда-нибудь сменит гнев на милость, то он
будет счастлив и не будет испытывать никакого злорадства, а пока
станет терпеливо ждать; третье, все их (или точнее, eгo) личные
дела не имеют никакого отношения к работе, и она по-прежнему остается
одним из его лучших сотрудников и он будет счастлив продолжать с ней
научные дискуссии как с равноправным и уважаемым коллегой.
Ну, казалось бы, чего еще можно требовать от приличного человека
и от местного парткома, пардон, комиссии по этике и харрасменту?
А вот чего: дама, имея на руках такой мощный аргумент как написанное
ей письмо, обратилась в этот самый своеобразный партком со следующими
требованиями -- первое, предоставить ей полугодовой оплаченный отпуск
для поправки нервной системы, расшатанной ожиданием приставаний со
стороны начальника или попыток расправиться с ней за отказ пойти ему
навстречу (ведь уже сам факт указания в его пистьме на то, что его
похоть не скажется на их научных отношениях, свидетельствует: он такую
возможность рассматривал, и может передумать), причем, расстройство
нервов дамы было письменно подтверждено ее психиатром; второе, для
возмещения морального ущерба выплатить ей прилисную (не названную
мне) сумму денег; третье, уволить этого профессора, чтобы он больше
не путался под ногами и не смущал ее покой.
"Ну как, вы ее отшили за такую наглость?" -- простодушно спросил я.
"Еще как, -- иронично ответил мой коллега -- отпуск дали, деньги
заплатили, вот только увольнять профессора не стали, поскольку уж
больно известный ученый, но зато перевели его на другой факультет,
где есть своя столовая и библиотека, чтобы он вообще не мог попасться
ей на глаза, поскольку, если все-таки попадется, то это уже будет
означать настоящее преследование и в дело может вступить полиция".
"И вы считаете это нормальным ?" -- поинтересовался я. Коллега только
хмыкнул и перевел разговор на другую тему. Eгo понять можно --
скажи он, что это ему кажется дикостью, а я болтани про то, что он
сказал, -- и к нему прилипнет слава сторонника харрасмента, жить с
которой в либеральном университетском окружении практически невозможно.
Хотя, может, он и был вполне согласен с таким решением, кто его знает...
Не надо думать, что стопь щепетипьное отношение к возможным, так
сказать, пре-сексуальным ситуациям характерно только для женщин.
Ничего подобного. Зспуганные мужчины ведут себя не лучше. Вот свежий
пример из американской жизни одного крупного российского профессора,
работающего в Штатах пару лет и еще не успевшего вытравить в себе
свободную (во вполне приличном смысле этого слова) атмосферу
отечественных лабораторий. Привел он как-то свою лаборантку к
ученому из соседней лаборатории с просьбой обучить ее работе на
одном достаточно сложном приборе. Разумеется, тот ответил полным и
любезным согласием. Американский визитер тут же и удалился бы, а
наш соотечественник с нашей любовью к ничего не значащим комплиментам
сказал что-то вроде: "Смотри, какую симпатичную девушку я тебе
оставляю. Думаю, что такую обучать -- сплошное удовольствие!" --
и только потом удалился.
Не прошло и недели, как его вызвали к руководству факультета для
разбирательства совершенного им сексуального оскорбления: жалобу
на него подал тот самый коллега, к которому он привел ученицу, и
жалоба эта была основана на том, что присутствующие при разговоре
подчиненные могли бы подумать, что он соглашается обучать лаборанток
только за их симпатичность, а это нанесло бы урон его гражданской
и сексуальной репутации, поскольку ему, в полном соответствии с
современными американскими правилами, совершенно все равно, с кем
иметь дело -- с мужчинами или женщинами, красавцами или уродами и
так далее. Для нашего уха звучит, как дурная шутка, но стоила эта
шутка упомянутому россиянину немало времени и нервов, пока его,
наконец, для первого раза не извинили, приняв во внимание социо-
культурные различия между двумя странами, хотя и заметили, что у
него было достаточно времени местные нормы понять, осознать и
начать применять их в жизни.
Другой пример почерпнут мной из местных газет, которые уделили
много внимания истории о том, как некий служащий подвергся сексуальным
домогательствам (это вам уже не "хоpрасмент", а куда похуже) со
стороны своей начальницы.
Сорока с чем-то-летняя дама решила переспать со своим тридцатилетним
подчиненным (фотографии обоих были приведены в газетах, и мужчина
выглядел вполне человекообразно и даже в очках), преодолев его
сопротивление угрозой (никем, кроме этого милого юноши не слышанной)
затруднить его профессиональный рост. Принципов сохранить честь у
бедного юноши не хватило, но их хватило на то, чтобы после совместно
проведенной в отеле ночи, подать на начальницу в суд, описывая некоторые
деликатные детали ее нагого облика в качестве доказательства того,
что он такой облик лично наблюдал, и требуя миллион с чем-то за
поруганную честь и достоинство, а также за сексуальные притеснения.
Самый гуманный в мире буржуазный суд безусловно пошел ему
навстречу, слупив в его пользу с компании, где оба персонажа
работали, вполне приличную сумму за то, что эта компания не
сумела создать у себя правильную рабочую атмосферу. Начальница
канула в небытие, сурово заплатив за ублажение своей похоти.
Я не берусь судить об истинной подоплеке этой стремительно
развивающейся атаки против даже малейшего подозрения на "секшуал
харрасмент", но после одной телевизионной передачи некоторые
соображения на этот счет у меня появились.
В передаче довольно молодой, но явно солидный и преуспевающий
адвокат объяснял разномастной аудитории, что именно является
харрасментом, как его распознавать, кому и как жаловаться и как
добывать возмещения за понесенные страдания. Он приводил
разнообразные примеры -- от явно абсурдных типа посылки
сотрудником-мужчиной начальнице письма с использованным
презервативом внутри до самых обыденных -- вроде руки начальника
на плече подчиненной дамы в процессе обсуждения производственного
задания, и достаточно успешно старался убедить аудиторию, что даже
в самом невинном жесте или выражении (co стороны представителей
любого пола) может таиться, как змея в кустарнике, этот самый
харрасмент.
Надо отдать допжное некоторым представителям аудитории -- они
(как ни странно, в основном, женщины) вполне разумно пытались
отстоять значение физического контакта в жизни млекопитающих,
к которым, как ни крути, относятся даже американцы, и утверждали,
что они сами могут отлично разобраться, что имеет в виду
коллега-мужчина, кладущий им руку но плечо, и отреагировать в
зависимости от этого.
Юрист, однако, изничтожил их совершенно, заявив, что именно такие,
как они, и затрудняют борьбу с сексуальными притеснениями, поскольку
увидеть истиный подтекст любого поступка способен только
квалифицированный адвокат, к которому и надо немедленно обращаться,
как только общение с коллегами противоположною пола выйдет из строго
деловых рамок.
Вот тут-то я и заподозрил (и это подозрение вместе со мной разделяют
многие американцы), что телевизионный юрист и другие, ему подобные,
просто заняты тем, что создают для себя новое "юридическое
пространство", то есть переводят в сферу своей деятельности выяснение
весьма деликатных межличностных отношений. Во многих учреждениях
уже появились специальные люди (адвокаты), в чью обязанность входит
исключительно рассмотрение и разоблачение случаев харрасмента.
Сотрудников всячески поощряют обращаться к ним со своими реальными
или кажущимися проблемами. А пока ведут инструктажи (и я присутствовал
на них) на тему о том, что не стоит говорить сотрудникам
противоположного пола, как они хорошо выглядят или что им идет новая
одежда, и беседы следует ограничить проблемами производства и
повышения производительности труда.
Даешь Pavlika Morozova!
Америка помешана на охране детства. Исходя из некоторых странных
и недоступных мне соображений, либеральные теоретики любви к
детям полагают, что дети существуют в мире, который только и норовит
сделать им какуюнибудь гадость -- подвернуть истязаниям, избиениям,
отдать на утеху развратникам, ну и все такое прочее. Все эти
опасности действительно существуют, но далеко не в той степени, как
некоторые пытаются это представить. Учитывая, что пока дети еще малы,
они значительную часть своего времени проводят с родителями, именно
родители и представляют для детей основную опасность. Это не устают
объяснять малолетним американцам воспитатели и школьные учителя.
Особо они напирают на сексуальные приставания родителей к детям.
Именно поэтому детей в школе, особенно в младших классах, учителя
непрерывно расспрашивают, что с ними делают дома родители, и
если выясняется, что родители злоупотребляют катанием на коленях,
участием в помывке или просто возней с подрастающим поколением на
полу, это верный путь для появления жалобы на таких родителей в
Отдел по делам несовершеннолетних, который существует при
правительстве каждою штата.
Такая жалоба приводит в дом инспекторов этого отдела, которые вправе
поставить семью на особый учет ипи даже сами безо всякого суда решить
вопрос о временном помещении детей в детдом или их передаче временным
родителям. А если в жалобе упоминается жестокое обращение с детьми типа
порки или даже подзатыльника, то вопрос об изъятии детей и расследовании
поведения родителей решается почти мгновенно. Хитрые современные детишки
уже разобрались в своих правах и нередко используют сложившуюся ситуацию
в своих вполне корыстных интересах.
В прошлом году в газете "Новое Русскре Слово", издающейся на русском
языке в Нью-Йорке, появилась очень интересная и поучительная статья
Арни Гартмана на тему о злоупотреблениях вроде бы таких милосердных
организаций по защите детства. Начинается статья с истории вполне
благополучной семьи эмигрантов из России, к которым нежданно-негаданно
нагрянули социальные работники для отъема детей на основании жалобы
сына-школьника на их жестокость.
Как выяснилось, смышленый мальчик решил не дожидаться обещанного
вполне невинного наказания (вроде непохода в кино за баловство и
несделанные уроки, а проинформировать об этих угрозах компетентные
органы. Органы эти частично родительскими объяснениями удовлетворились,
но все же поставили семью на спецконтроль, подразумевающий постоянные
внезапные проверки поведения родителей.
Правда, мило? А мы еще возмущались, как это родная советскоя власть
умудрилась воспитать Павлика Морозова. Вот точно так же и умудрилась.
Причем он хоть (предположительно) верил, что отец законы нарушает,
а его американский ровесник знал, что ничего дурного родители не делали,
но умело использовал преподанные в школе уроки.
Родители, отпирающиеся от обвинений в сексуальном харрасменте по
отношению к собственному ребенку (что еще хуже, чем истязание, проходят
специальный тест, в процессе которого отцу, например, прокручивают
записи рассказов о всяческих половых надругательствах над детьми,
одновременно регистрируя ero половое возбуждение. И помоги ему Бог,
если такое возбуждение будет зарегистрировано, ну хотя бы, при рассказе
о педофилии или гомосексуализме. Тут уж виновность сомнений не вызовет.
Впрочем, не так все страшно в судьбе взрослых американцев -- и им
порой выпадают мелкие радости. Вот и сейчас у некоторых зопуганных
американских родителей большой праздник. Как сообщили центральные
газеты, включая "Бостон Глoб", психиаторы готовы пересмотреть свое
мнение о том, что в возрасте порядка 35 лет у людей начинается
выплывание из подсознания воспоминаний о различного рода
непристойностях, которые терпели они со стороны родителей и которые
были до поры до времени вытеснены в подсознание.
До недавнего прошлого такие, якобы выплывшие по мере взросления,
детские воспоминания служили полным основанием для обращения в
суд. Поток подобных обращений возник всего пару лет назад, но уже
успел порядком напугать общественность, почему и застовил психиатров
задуматься и пересмотреть собственные установления.
Только представьте себе, как вдруг на вашу голову сваливается иск
от великовозрастной дочери-неудачницы, которая требует миллионной
компенсации за то, что вся ее жизнь сложилась плохо (например, нелады
с мужем, сложности на работе и т.
1 2 3