Остальная часть стаи не обратила на них внимания.
«У них есть навыки поведения в лесу, которые отсутствуют у нас», — с досадой подумал Леон.
Что там? — спросил он знаками ШилуКелли.
Шимпанзе заковыляли к небольшому холмику, равнодушно посмотрели по сторонам и начали раскапывать землю. Вскоре они обнаружили неглубокий туннель.
Термиты, — показала Келли.
Леон анализировал ситуацию, пока шимпанзе собирались на холме. Никто из них никуда не торопился. Шила подмигнула ему и вразвалочку направилась к соседнему холмику. Очевидно, термиты работали на поверхности по ночам, а на рассвете замуровывали все входы. Леон подвел своего шимпанзе к большому коричневому холмику, но так сильно овладел его волей, что самостоятельные реакции обезьяны стали совсем слабыми. ЛеонАйпан искал трещины, выпуклости, небольшие провалы; отбросил в сторону немного земли, но все равно ничего не нашел. Другие шимпанзе быстро открывали замаскированные туннели. Неужели им удалось запомнить расположение сотни с лишним ходов в каждом муравейнике?
Айпан оказался плохим помощником Леону. Когда шимпанзе находился под контролем человека, все его инстинкты блокировались, и ученому не удавалось воспользоваться интуитивным знанием обезьяны.
Приматы ловко использовали ветви или стебли травы, растущей неподалеку от муравейников. Леон попытался последовать их примеру. Однако сорванные им ветки никуда не годились. Первая оказалась слишком гибкой, а когда он попытался просунуть ее в извилистый проход, она сломалась. Тогда Леон выбрал более прочную, но новый инструмент или застревал в узких туннелях, или ломался.
Человека охватило смущение. Даже молодые шимпанзе легко выбирали нужные ветки. Леон заметил, как один из самцов невзначай выронил свое орудие. Когда шимпанзе двинулся дальше, Леон быстро схватил ветку. Леон чувствовал, что Айпан начал испытывать беспокойство — разочарование, смешанное с голодом. Шимпанзе не терпелось поскорее отведать роскошных сочных термитов.
Леон принялся за работу, дергая Айпана за ниточки эмоций. Теперь у него совсем ничего не получалось. До него доходили смутные мысли Айпана, но Леон полностью контролировал все его мышцы. Это было серьезной ошибкой.
Довольно быстро он понял, что примитивное орудие труда следует просунуть на глубину около десяти сантиметров, поворачивая кисть так, чтобы ветка продвигалась все дальше по извилистому туннелю. Потом нужно осторожно пошевелить веткой. Таким образом он привлечет термитов, которые должны немедленно вцепиться в нее.
Сначала Леон ждал слишком долго — когда он вытащил свой инструмент, от него осталась лишь половина. Так что пришлось искать новую палку, а в животе у Айпана что-то протестующе заурчало.
Другие шимпанзе уже покончили с охотой, но Леону так и не удалось попробовать на вкус хотя бы одного термита. Тонкости добычи этих насекомых раздражали его — то он вытаскивал палку слишком быстро, то забывал ее поворачивать. Жвала термитов приводили в негодность одну палку за другой, и Леон был вынужден искать все новые инструменты. В результате термиты подкрепились гораздо лучше, чем он. Наконец, Леон постиг все секреты: медленный, плавный поворот кисти, изящное обратное движение. Ему удалось вытащить свой инструмент, плотно облепленный термитами. Айпан нетерпеливо слизнул их. Леону понравилось лакомство, ощущения шли в его мозг через вкусовые рецепторы шимпанзе.
Однако ему досталось совсем немного. Другие обезьяны с любопытством наблюдали за его скудной добычей. Леон почувствовал себя униженным.
«А, пропади оно все пропадом», — подумал он.
Леон заставил Айпана повернуться и направиться к лесу. Шимпанзе сопротивлялся, неохотно шаркая ногами. Леон нашел толстый сук и вернулся к муравейнику.
Пора кончать дурацкую возню с палочками. Он с размаху треснул по муравейнику. После пяти могучих ударов образовалась внушительная воронка. Термиты в панике брызнули в разные стороны. Наконец-то, Айпан наелся вволю.
«Вот вам и все хитрости!» — хотелось закричать Леону.
Он попытался оставить на земле записку для Келли, но задача оказалась слишком трудной. Неловкие лапы сразу перестали ему подчиняться. Шимпанзе используют палку, чтобы сбивать фрукты с деревьев, но рисовать на земле им не под силу. Леону пришлось сдаться.
Появилась ШилаКелли, которая гордо несла тростинку с множеством белобрюхих термитов. Это было самое вкусное, любимое лакомство шимпанзе.
Я лучше, — показала она знаками.
Леон заставил Айпана пожать плечами и вздохнул.
Я нашел больше.
Получилась ничья.
Позднее Келли рассказала ему, что в стае его теперь называют Большая Палка. Леон страшно возгордился своим новым именем.
За обедом он чувствовал себя усталым, взволнованным и ему совсем не хотелось разговаривать. Пребывание в шкуре шимпанзе оказало соответствующее воздействие на речевые центры. Лишь с некоторым усилием Леон сумел задать вопрос главэкспу Рубену относительно технологии погружения. Обычно Леон относился к чудесам техники, как к данности, нес вот вопрос — как воспринимает их шимпанзе?
– Оборудование погружения переносит вас к задней части извилин головного мозга, — разглагольствовал Рубен во время десерта. — Для простоты будем называть это место «извилиной». Именно здесь формируются эмоции и указания к действию.
– А что происходит с нашим мозгом? — спросила Келли. Рубен пожал плечами.
– В целом расположение извилин совпадает, но мозг шимпанзе меньше размером.
Леон наклонился вперед, не обращая внимания на дымящуюся чашку кофе.
– Эти «извилины» не дают прямого контроля над движениями шимпанзе?
– Нет, мы пробовали. Когда вы покидаете сознание обезьяны, она сразу теряет ориентировку и долго не может прийти в себя.
– Значит, мы тоньше организованы, — заметила Келли.
– У нас нет выбора. Самцы шимпанзе подчиняются нейронам, которые контролируют действие и агрессию…
– Именно поэтому они чаще бывают склонны к насилию? — спросила она.
– Да, мы так считаем. В нашем мозгу есть аналогичные структуры.
– В самом деле? Мужские нейроны? — Келли с сомнением посмотрела на Рубена.
– Нервная система мужчины предполагает более высокий порог активности, который находится в глубинах нашего мозга — древнее наследие эволюции.
– Тогда почему бы не отправить меня непосредственно на этот уровень? — поинтересовался Леон.
– Мы помещаем чипы погружения в ту область, куда нам легче проникнуть хирургическим путем. А до того уровня, о котором вы говорите, практически невозможно добраться.
Келли нахмурилась.
– Значит, самцов шимпанзе…
– Труднее контролировать. Я бы сказал, что профессор Маттик управляет своим шимпанзе с заднего сидения.
– В то время как Келли находится в командном пункте, ведь с самками шимпанзе все обстоит проще? — Леон смотрел вдаль. — У нее преимущество!
Келли усмехнулась.
– Тебе придется играть теми картами, которые сдали.
– Это нечестно.
– Большая Палка, биология — это судьба.
Стая нашла гниющие фрукты. Среди шимпанзе пробежала волна возбуждения.
Запах был привлекательным и отталкивающим одновременно, и сначала Леон не понял, почему. Шимпанзе бросились к перезрелым плодам синевато-зеленого цвета, срывали кожуру и с шумом всасывали сок.
Леон осторожно попробовал. Удар последовал мгновенно. Им овладела приятная истома. Конечно — фруктовый сок превращается… в алкоголь! Шимпанзе совершенно сознательно собирались напиться.
Леон «позволил» Айпану последовать примеру остальных обезьян. К тому же у него не оставалось выбора.
Айпан начинал ворчать и размахивать руками всякий раз, когда Леон пытался отвести его подальше от коварных фруктов. А через некоторое время Леон и сам не захотел никуда уходить. Он расслабился и довольно скоро почувствовал себя на верху блаженства.
Потом появилась стая рабуинов, и он потерял контроль над Айпаном.
Они возникли неожиданно. Рабуины беззвучно бежали на двух ногах. Хвосты шевелились — звери посылали друг другу сигналы.
Пятеро копытных сместились влево, отсекая Эсу.
Большой бросился на них. Работяга подбежал к ближайшему врагу и ударил его кулаком.
Я бросал камни. Попал в одного. Он взвизгнул и отскочил назад. Но его место заняли другие. Я бросил еще раз, а они устремились вперед, поднялась пыль, все закричали, и врагу удалось схватить Эсу. Рабуины принялись рвать ее когтями, лягать острыми копытами.
Трое потащили Эсу прочь.
Наши самки испугались и убежали. Мы, воины, остались.
Мы дрались с ними. Кричали, бросали камни, кусались, когда они подходили близко. Но мы не смогли добраться до Эсы.
Потом они ушли. Быстро помчались прочь на двух ногах с копытами. И победно вертели своими хвостами. Дразнили нас.
Мы чувствовали себя плохо. Эса была старой, и мы ее любили.
Напуганные самки вернулись обратно. Мы гладили друг друга, пытаясь успокоиться, но знали, что двуногие где-то едят Эсу.
Большой прошел мимо меня и попытался похлопать по спине. Я зарычал.
Он Большой! Он должен был остановить врага.
Его глаза стали злыми, и Большой ударил меня. Я ударил его в ответ. Он налетел на меня. Мы покатились по земле, поднимая ,клубы пыли. Мы кусались и вопили. Большой сильный, очень сильный. Он принялся колотить моей головой о землю.
Другие воины только смотрели, никто не присоединился к нашей схватке.
Он побил меня. Мне больно. Я ушел.
Большой начал успокаивать воинов. Подошли самки, чтобы выказать свое уважение Большому. Потрогать его, погладить, как он любит. Он последовательно оседлал одну за другой троих самок. Он чувствовал себя Большим.
А я лизал свои раны. Подошла Шила, чтобы поухаживать за мной. Скоро мне стало лучше. И я забыл про Эеу.
Однако я помнил, что Большой побил меня. При всех. Теперь у меня все болит, а за Большим ухаживают самки.
Он позволил прийти и забрать Эсу. Он Большой, он должен был остановить врага.
Придет день, и я до него доберусь. И он будет лежать на спине.
Придет день, и Большим стану я.
– Когда ты покинул сознание шимпанзе? — спросила Келли.
– После того как Большой перестал колотить меня… точнее, Айпана.
Они загорали под ярким солнцем у бассейна. Пьянящие запахи леса пробудили в Леоне желание снова вернуться в пыльные долины, где совсем недавно пролилась кровь. Он задрожал и глубоко вздохнул. Драка с Большим увлекла Леона, ему не хотелось уходить, несмотря на то, что было больно. Погружение обладало гипнотической привлекательностью.
– Представляю, как ты себя чувствуешь, — сказала Келли. — Мы ведь так похожи на них. Я покинула Шилу, как только появились рабуины. Мне стало очень страшно.
– Зачем их, по-твоему, вообще разводили?
– Предполагалось, что на рабуинов будут охотиться, так мне сказал Рубен. Нечто новое и таящее в себе опасность.
– Охотиться? Наши бизнесмены готовы ухватиться за любую возможность… — Леон собрался прочитать небольшую лекцию о том, как далеко зашло в своих экспериментах человечество, но в последний момент понял, что сейчас это не к месту.
– Ты всегда говорил, что люди — разумные животные. Никакая социоистория не будет работать, если не принять во внимание нашу чисто звериную составляющую.
– Боюсь, мы способны на самые страшные поступки. — Леон не ожидал, что опыт погружений произведет на него такое сильное впечатление.
– Думаю, да. В термине «цивилизованный человек» есть внутреннее противоречие. Шила строит козни, чтобы ее потомство получило побольше мяса, Айпан хочет занять место Большого — подобные вещи случаются и среди добропорядочных обывателей. Только люди научились маскировать свои желания.
– Я не совсем тебя понимаю.
– Человек использует разум, чтобы скрывать мотивы. Возьмем, к примеру, главэкспа Рубена. Прошлым вечером он прокомментировал твою работу над «теорией истории».
– Ну и что?
– А кто ему сказал, что ты этим занимаешься?
– Не думаю, что я… ага, ты полагаешь, он собирает о нас информацию?
– Уже собрал.
– Мы же просто туристы…
Ее улыбка стала непроницаемой.
– Не устаю восхищаться твоей наивностью, когда ты спускаешься с высот науки на грешную землю.
Леон так и не понял — комплимент это или нет.
Рубен предложил Леону провести поединок в спортивном зале станции, и Леон согласился. Они сражались на мечах, используя левитацию, основанную на электростатических подъемниках. Леон реагировал медленно и неумело. Когда его собственное тело не успевало за быстрыми выпадами главэкспа, ученый с сожалением вспоминал уверенную грацию Айпана.
Каждую следующую схватку Рубен начинал с традиционной стойки: одна нога впереди, конец меча описывает маленькие круги в воздухе. Иногда Леону удавалось пробить защиту Рубена, но чаще всего приходилось тратить всю энергию своего подъемника на то, чтобы ускользнуть от ударов противника. Леон получил от поединка гораздо меньше удовольствия, чем Рубен. Сухой африканский воздух отнимал у него силы — в то время как Айпан им наслаждался.
Между тем Леону удавалось получать все новую и новую информацию о шимпанзе от Рубена, а также благодаря посещениям огромной библиотеки Базы.
Прежде Леон никогда не задумывался о поведении животных, хотя вырос на ферме.
Заметив в зеркале себя, собака считает, что перед нею другая собака. Как и коты, рыбы или птицы. Через некоторое время они привыкают к безобидным, лишенным запаха изображениям, но не узнают в них себя.
Человеческие дети в возрасте двух лет уже способны сделать правильный вывод.
Шимпанзе требуется несколько дней, чтобы сообразить, что они смотрят на свое отражение. После этого они начинают самым бесстыдным образом прихорашиваться, изучать свою спину, пытаются взглянуть на себя по-другому, мастерят шляпы из листьев, а потом смеются, увидев результат.
Так что они могут сделать то, что не под силу другим животным — взглянуть на себя со стороны.
Они живут в мире, полном отражений и воспоминаний. Они помнят термитники; помнят, как следует барабанить по дереву; знают, как найти места, куда падают крупные, собирающие воду листья и созревшее зерно.
И все это он, Леон, заложил в миниатюрную модель социоистории шимпанзе.
Вечером, во время вечеринки, Леон смотрел на туристов совсем другими глазами.
Теплый ветер из долины приносил запах пыли, разложения, жизни. И животное беспокойство наполняло комнату.
Леон любил танцевать, а Келли этим вечером была соблазнительной партнершей. Однако Леон не мог остановиться и продолжал анализировать, раскладывая окружающий мир на мелкие составляющие.
«Невербальную модель привлечения партнера люди использовали еще с тех самых пор, когда были обычными млекопитающими», — сказала Кёлли. Он размышлял над ее словами, изучая толпу в баре.
Женщина пересекла забитый людьми зал, покачивая бедрами, бросила быстрый взгляд в сторону подходящего мужчины, а потом с напускной скромностью отвернулась, как только увидела, что он обратил на нее внимание. Стандартный первый шаг — посмотри на меня.
Второй шаг — я не несу в себе опасности. Рука, положенная ладонью вверх на стол или на колено. Пожатие плечами — производная древнего рефлекса, показывающего беспомощность. Добавьте запрокинутую голову, что демонстрирует открытость шеи.
Движения и жесты возникают на подкорковом уровне и восходят к далеким временам. А сохранились они только благодаря тому, что действуют до сих пор.
Быть может, подобные силы оказывают большее влияние на историю, чем торговый баланс, союзы и договоры? Леон пытался смотреть на людей глазами шимпанзе.
Хотя женщины взрослеют раньше, у них так и не появляется жесткого волосяного покрова, нависающих надбровных дуг, их голоса остаются звонкими, а кожа — нежной. В отличие от мужчин. И повсюду женщины стараются выглядеть моложе. Специалисты по косметологии не скрывают своей роли: мы не продаем конкретный продукт, мы продаем надежду.
Все приматы разделились на разные виды много миллионов лет назад. С позиции ДНК шимпанзе и людей разделяет шесть миллионов лет. Леон сказал Келли, что только четыре процента млекопитающих образуют моногамные пары. У приматов этот процент выше, но ненамного. Птицы их и то обошли.
Келли фыркнула.
– Не позволяй биологии ударить тебе в голову.
– О, нет, я не дам ей зайти так далеко.
Позднее, тем же вечером, у него появилась прекрасная возможность поразмышлять об истинности утверждения: если далеко не всегда приятно быть человеком, то оттого, что ты млекопитающее, можно получить колоссальное удовольствие.
Последний день Леон и Келли решили провести, погрузившись в своих шимпанзе, которые устроились погреться на солнышке у быстрого ручья. Завтра утром они сядут в самолет; Хельсинки ждет. Они направились к капсулам для последнего погружения. Солнце, приятный ветерок, расслабленность…
Так продолжалось до тех пор, пока Большой не попытался овладеть Шилой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9