Филипп прошептал:
— Это был мой кузен Рауль, мадмуазель.
— Да.
— Я думал, он в Париже.
— И я.
— А он… Мы не могли… Он бы нам не помог?
— Не знаю.
— Но он был такой хороший тогда в полночь. Разве нет?
— Да. Был.
— Мой кузен Рауль? Он тоже? Ты ему не веришь?
— Да. Нет.
— Но почему…
— Не надо, Филипп, пожалуйста. Я не могу… Мы не можем рисковать. Совершенно. Как бы мы ни были уверены, нужно точно знать. Ты понял?
Если его что-нибудь и удивило в этой поразительно глупой речи, он виду не подал. Совершенно не по-детски положил мне на плечо руку.
— Мадмуазель.
— Я не плачу, Филипп. Правда. Не беспокойся. Я просто устала, мало спала и есть хочу. — Как-то я сумела улыбнуться. — Прости, mon petit. Ты идешь по нашему пути, как троянец, а я веду себя, как самая глупая из женщин. Все в порядке уже со мной.
— Мы поедим, — сказал мальчик, забирая власть в свои руки.
— Хорошо, Наполеон. — Я убрала платок. — Но лучше побудем тут еще немножко, чтобы точно знать.
— Что он уехал?
— Да, что его больше нет.
Филипп расслабился, положил подбородок на руки и смотрел на дорогу. Я перевернулась, солнце светило в лицо, глаза закрылись. Не хотела я думать. Идти дальше, слепо, трусливо, руководиться инстинктом… Но мысли наваливались, я даже о его имени не могла подумать спокойно. Я согласилась бояться Леона де Валми, держаться подальше от Элоизы, но любое доказательство, относящееся к нему, я готова была повернуть на его защиту. Потому что очень хотелось. Дурочка ты, Золушка.
Все, что относилось к Раулю, можно было толковать и плохо, и хорошо… По крайней мере я себя в этом убеждала. Слова, взгляды. Он не знал, что искали не говорящую по-французски гувернантку. Ему было смешно, что я могу подслушать разговоры его папы. Его, похоже, шокировали выстрелы в лесу. Его вопросы о Вильяме Блейке и странный тон можно объяснить ревностью, а не мыслью, что сиротка вошла в нежелательный контакт с могучим англичанином по соседству. Гудок, который выбросил Филиппа с балкона, мог быть случайным. Бернар про это не говорил. А его слова, что это Рауль стрелял в лесу, — не доказательство. Даже пьяный и очень уверенный в Берте, он мог побояться признать такую вину. А на балу… Тут уж мысли мои вовсе перепутывались. Но ради Филиппа я должна пока считать, что он виновен. Не могу себе позволить ничего другого. У ребенка только одна жизнь, нельзя ее ставить на кон. Будем считать Рауля виновным, пока он не докажет обратное. Вот так.
— Мадмуазель, — прошептал Филипп. — Кто-то сзади, на горе сверху. Только что вышел из леса. По-моему, Бернар. Он тоже в этом?
Я кивнула и прижала палец к губам, подняла голову, посмотрела. Сначала я увидела одни деревья. А вот и Бернар. Над нами, примерно в двухстах ярдах. Стоит, не шевелится.
Мы лежали в зарослях тихими кроликами. Время тянулось. Бернар смотрел в нашу сторону. Прямо на нас, в сторону, опять… Быстро начал спускаться к нам. Вопреки очевидности мы лежали неподвижно, надеясь неизвестно на что. Не спеша прошел полпути, в это время зашумел «Кадиллак». Я прижала Филиппа к земле и посмотрела на дорогу. Мне хотелось броситься к Раулю, остановить машину, но заскрипели тормоза. Колеса разбросали гравий, машина остановилась от нас ярдах в пятидесяти. Рауль смотрел вверх на Бернара, два раза просигналил, поднял руку. Бернар поменял направление, приближается к «Кадиллаку». Соскочил с обочины, подошел к двери. Рауль что-то сказал, Бернар в ответ помотал головой и махнул рукой в сторону горы и того места, где мы лежали. Обошел вокруг, залез внутрь. «Кадиллак» медленно тронулся. Рауль прикуривал, наклонил голову, Бернар что-то ему говорил.
Я повернулась и встретила взгляд Филиппа. Скоро я встала и протянула ему руку.
— Пойдем. Отдалимся от дороги и поедим где-нибудь.
После еды мы опять побрели в лес, не встретили ни души. Где-то в середине дня мы выбрались из зарослей грабов и жимолости на маленькое зеленое плато. Недалеко на севере между деревьями просвечивало озеро Леман.
17
— Это здесь, — сказала я, — мы не надолго и остановимся.
Филипп обследовал маленькую долину — укрытую лесом, залитую солнцем, зеленую полку между деревьев. За нами и выше толпились зеленые деревья и кусты, ниже ветки прятали от нас Тонон, но примерно в миле просвечивали яркие крыши, клумба на какой-то площади, белая набережная у озера. Некоторые деревья облачно цвели, парили на фоне неба и воды. Маленький ручей у ног. Примулы.
Филипп взял меня за руку.
— Я знаю это место.
— Да ну? Откуда?
— Был здесь на пикнике.
— Помнишь, как идти отсюда в Тонон?
— Налево дорожка, как ступеньки. Внизу забор, потом дорога, гараж и магазин, там живет рыжая бесхвостая кошка.
— Это главная улица?
— Да.
— Там много машин и людей?
— Нет. Деревья и высокие стены. Там живут люди.
Жилой район. Что же, тем лучше.
— А сможешь найти оттуда дорогу на виллу Мирей?
— Конечно. Там тропинка между двумя стенами, потом дорога над озером, а потом надо идти вниз, вниз и вниз, и попадешь на нижнюю дорогу, а там ворота. Мы всегда пользовались фуникулером.
— Боюсь, мы не сможем. Но это прекрасно, Филипп! Мы практически на месте. А под твоим руководством, — я улыбнулась, — мы не сможем слишком сильно заблудиться, правда? Потом проверим, как я запомнила все твои рассказы про виллу Мирей, но сейчас, по-моему, пора остановиться и отдохнуть.
— Здесь?
— Прямо здесь.
Он с благодарностью уселся на упавшую березу.
— Ноги болят.
— Не удивительно.
— А у тебя?
— Вообще-то нет. Но я не выспалась прошлой ночью и, если не отдохну сию минуту, засну прямо стоя.
Филипп хихикнул немножко тонковато:
— Как лошадь.
— Именно так. Теперь готовь еду, а я постелю кровать. Земля совершенно просохла, солнце стояло высоко и светило жарко, я наклонилась у березы, оторвала две сухие ветки и несколько острых камней, сорвала кустик чертополоха и расстелила пальто. Мальчик тем временем разделил остатки печенья и шоколадки поровну и протянул мне мою часть. Мы ели медленно и молча.
— Филипп.
— Да, мадмуазель?
— Мы уже скоро будем в Тононе, и лучше всего было бы сразу пойти в полицию. — Он смотрел на меня большими глазами. — Я не знаю, есть ли здесь британский консул, а то мы бы пошли к нему. В Женеве наверняка есть, но мы не можем туда отправиться, потому что у тебя нет документов. Поэтому остается полиция.
Он продолжал молчать. Я ждала. Думаю он не хуже меня понимал, что полиция первым делом поставит нас лицом к лицу с Леоном де Валми. В конце концов он спросил:
— А когда дядя Ипполит приедет домой?
— Понятия не имею, может, уже и там. А может, придется ждать его долго, до темноты.
Пауза.
— А где месье Блейк?
— Не знаю. Даже если он вернулся в домик, мы не можем ждать его там. Можно попробовать поискать его по телефону, что-нибудь передать. Это, в общем, идея. Попробуем? — А мальчик не отвечал. — Хочешь сначала попытаться пойти к дяде, да? — Кивок. — Слушай, в полиции будет совершенно безопасно. Мы… должны сделать именно так. Они будут к тебе очень добры и присмотрят за тобой, пока не придет дядя Ипполит, лучше, чем я могу. Мы правда должны.
— Нет, пожалуйста. Пожалуйста, мисс Мартин.
Я понимала, что должна настаивать, но меня остановили не только выражение его лица и сжатые холодные кулаки. И не то, что я так боялась Леона де Валми. Хотя я ужасно устала, гнев почти иссяк, и мне не по себе было от одной мысли о конфронтации с Леоном в присутствии полиции. Причина другая. Я не желала встречаться с Раулем. Конечно, я кретинка, рискую жизнью ребенка, почти преступница… Но я не хотела идти в полицию, пока оставался хоть малейший шанс, что Рауль в это замешан. Не готова была проверять защитные теории, которые породила в муках и слезах. Если и нужно втягивать сюда полицию, то лучше без меня. Я собиралась дождаться месье Ипполита и вручить ему всю информацию, пусть принимает решения. Пусть deux ex machine вылетает в облаках и делает грязную работу. Я — трусливая женщина, которая боится даже собственных мыслей.
— Хорошо. Пойдем сначала на виллу Мирей. В любом случае, они ее уже обыскали.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, я так думаю, а ты нет? Но дяди там еще нет, petit, в этом я уверена. Побудем здесь немного и отдохнем, я сейчас мало на что способна. Заканчивай последнюю шоколадку.
— Спасибо. Я спать хочу.
— Сворачивайся клубком и спи. Я тоже.
— И пить хочу.
— Ручей, думаю, годится. Он течет прямо с горы. Рискнем.
Мы попили, легли на солнышке, обнялись и скоро спали. Зря я боялась, что мысли помешают мне заснуть. Сон упал, как черное облако, и отключил меня.
Я не шевелилась, пока солнце не улеглось на вершину горы, а тени деревьев не потрогали меня вечерними прохладными пальцами. Филипп уже не спал, сидел, положив подбородок на колени, и смотрел на далекие крыши. Озеро побледнело, как опал, покрылось первыми пятнами тумана. Вдалеке сияли снега Швейцарии. Я встала, подняла мальчика.
— Теперь показывай тропинку, petit, и пойдем.
Оказалось, он все достаточно хорошо помнит. Тропинка была на месте, потом узкая дорога, угол с гаражом и магазином, мимо которого мы прошли очень быстро, кто угодно мог узнать Филиппа, запомнить по предыдущим визитам. Он молчал, ясно было, что энергия в нем почти иссякла, вытекала, как песок из разбитых часов. Я думала о предстоящем долгом пути и злилась на себя за нерешительность. Стемнело. Мы шли по улице, зажглись фонари, людей попадалось мало. Грузовик выбрался из гаража, проехал, сверкая тусклыми львиными глазами фар. Большая машина пророкотала мимо по какому-то своему срочному делу. Двое рабочих на велосипедах. Где-то заиграло радио, пахло пищей. Филипп остановился, повернул очень бледное лицо:
— Сюда, мадмуазель.
Он показывал на узкую неосвещенную улицу между двух высоких заборов, через двадцать ярдов уже ничего не было видно, черные листья плюща звенели, как металлические. С противоположной стороны дороги раздался смех, женщина пронзительно крикнула что-то доброе и веселое. Открылась дверь кафе, вместе со светом вылетел божественный запах пищи. Мальчик сжал мою руку, но ничего не сказал. Да что это за удача, если ее не испытывать? Через две минуты мы сидели за красным столом у плиты, а высокий тощий мужчина в фартуке ждал наших приказаний.
До сих пор прекрасно помню запах и вкус всего, что мы съели. Сначала суп, первая восхитительная ложка почти за двадцать четыре часа. Это был creme d'asperge, он дымился в коричневых керамических мисках с ручками, похожими на уши гномов, на густой поверхности плавали и подпрыгивали кусочки спаржи. К супу давали масло, покрытое каплями росы и такие свежие булочки, что от их круглых отпечатков на столе шел пар. От этого супа Филипп ожил, как папоротник от воды. Когда прибыл пухлый, хрустящий по краям омлет, из которого вырывались сочные грибы, он набросился на него почти как любой маленький мальчик в обычных обстоятельствах. Степень моего истощения требовала чего-нибудь более солидного, и я получила кусок мяса. На его поверхности таяло масло, розово-коричневый сок тек между грибами, помидорами, крошечными почками и маленькими горами жареного лука. Если filet mignon можно перевести как дорогой и любимый кусочек мяса, то именно это название для него больше всего подходит. Когда мы с этим прекрасным блюдом слились в единую плоть, я смогла бы побороть весь клан Валми одной рукой.
Я поблагодарила официанта, когда он подошел, и его унылое лицо несколько просветлело.
— А что теперь, мадмуазель? Сыр? Фрукты?
Я взглянула на Филиппа, который сонно мотал головой, и засмеялась.
— Братик почти заснул. Не надо сыра, спасибо, месье. Cafe filtre, пожалуйста, cafe au lait и один бенедиктин.
Он повторил заказ, смахнул со стола крошку и отвернулся. Я спросила вслед:
— Вы не могли бы принести несколько жетонов?
— Безусловно.
Он взял деньги, скоро на столе появились чашки и маленькая кучка жетонов.
Филипп спросил:
— Что это?
Я даже удивилась, хотя конечно, месье граф и не мог никогда пользоваться общественными телефонами. Я объяснила, что это нужно, чтобы позвонить.
— Я тоже хочу, — сказал граф, проявив первые признаки оживления.
— Обязательно, mon gars, но в другой раз.
— Куда ты? — спросил он, не шевелясь, но будто вцепился в меня обеими руками.
— На угол за баром. Видишь, там телефон? Вернусь до того, как мой кофе отфильтруется. Оставайся здесь и пей свой и… Не разглядывай так тех мужчин, притворяйся, что ты был в таких местах тысячу раз, пожалуйста.
— Они не замечают.
Да, пока на нас не обращали внимания. Кроме нас в кафе было мало народу. Банда рабочих играла в карты. Стройный юноша, подстриженный en brosse, шептал что-то на ухо симпатичной маленькой цыганочке в черном тугом свитере и юбке. Могучая дама сидела у стойки и вязала что-то пестрое, как попугай, она мне улыбнулась, когда я прошла мимо. Во всяком случае никто здесь не искал молодую сероглазую шатенку с похищенным ею графом де Валми. Нас защищает не только удача, подумала я, шанс, что кто-то увидит и узнает нас в таком месте, очень мал. В приключенческих книжках про погони самое ужасное всегда — полная осведомленность всего населения. А в обычной жизни мало кто всем интересуется.
В этот момент один из картежников поднял голову, посмотрел на меня, а потом сказал что-то своему соседу. Тот тоже посмотрел. Я смутилась, сердце застучало, опровергая логику моих рассуждений, но я постаралась безразлично отвернуться, набрала номер и прислонилась к стене, ожидая связи. Углом глаза я увидела, что второй мужчина сказал что-то и усмехнулся. Я поняла, что может быть у них совершенно другие причины обращать на меня внимание, абсолютно невинные.
— Ici le Coq Hardi, — проквакал телефон мне в ухо.
— Я бы хотела поговорить с месье Блейком.
— С кем?
— Месье Блейком. Англичанином из Дьедонне. Он иногда бывает у вас. Он сейчас там?
Что-то изменилось, телефон резко замолчал, будто к трубке прижали руку, потом ответил.
— Нет, его здесь нет, а кто его спрашивает?
— А вы его ждете сегодня?
— Возможно. Он не сказал. Если вы перезвоните через полчаса… Кто его спрашивает?
Я сказала:
— Спасибо большое, я так и сделаю. Извините за…
Голос стал уже угрожающим:
— Откуда вы говорите?
Что-то это подозрительно. Там — земля Валми, новости, очевидно уже известны, если заморочить им голову, обеспечить себе безопасность еще на полчаса… Я сказала как можно приятнее:
— Из Эвиана. «Сен-Флер». Не беспокойте месье Блейка, я ему перезвоню попозже. Спасибо большое.
И не выслушав следующего вопроса, я повесила трубку.
Ясно, что я не собиралась тут оставаться, чтобы перезвонить еще раз. Но я морочила голову не только погоне, но и Вильяму Блейку. Если ему вообще что-то передадут, он может сообразить, что мне нужна помощь, и поехать прямо в Эвиан, в переполненный «Сен-Флер», а там, разумеется, не вспомнят, была ли у них молодая женщина с маленьким мальчиком и пользовалась ли она телефоном. Я была почему-то совершенно уверена в его желании и способности помочь мне. Как только пришлось отказаться от этой возможности, я поняла, как приятно мне было бы его присутствие при неизбежной в дальнейшем сцене. Даже разговор с Ипполитом будет не слишком простым. Никогда раньше мне не был так нужен друг, пусть он даже бы не мог ничего сделать, а просто пребывал поблизости. Я мысленно себя встряхнула. Не стоит так себя вести. Из-за того, что я рассчитывала на Вильяма несколько часов подряд, нет оснований падать духом. Я долго все делала сама, значит надо и продолжать в том же духе. Чего не было, того и потерять нельзя. Говорят.
Я вернулась к столу, развернула три куска сахара и выпила кофе, черный и слишком сладкий. Бенедиктин доставил мне удовольствие, но боюсь, я проявила к нему недостаточно уважения — торопилась и следила за посетителями кафе. Когда за соседним столиком в очередной раз раздавали карты, я тихо расплатилась с официантом, кивнула мадам, и мы с Филиппом удалились.
18
Вилла Мирей стоит прямо на берегу озера Леман в ряду богатых домов, почти chateux. К ней ведет узкая красивая дорога примерно на двести футов вниз от бульваров. Большинство домов окружают огромные ухоженные сады с высокими стенами и тяжелыми воротами. Когда мы пришли туда, было темно.
Мы остановились перед закрытыми на тяжелую цепь воротами, басом залаяла собака.
— Это Беппо, — сказал Филипп.
— Он тебя знает?
— Нет, не знаю… Я его боюсь.
Открылась дверь домика привратника, осветились деревья, толпившиеся перед нами. Женский окрик. Лай перешел в рычание, дверь закрылась, деревья опять укутались тьмой.
— А есть другой вход?
— Можно войти с берега. Сад идет прямо вниз, там есть лодочный домик — эллинг. Но я не знаю, как идти к озеру.
— Найдем.
— Мы идем дальше? — он уже почти плакал.
— Только ищем дорогу к озеру. Мы не пройдем мимо Беппо и мадам, как ее зовут?
— Вюату.
— Конечно, если ты хочешь пойти прямо к ней…
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Это был мой кузен Рауль, мадмуазель.
— Да.
— Я думал, он в Париже.
— И я.
— А он… Мы не могли… Он бы нам не помог?
— Не знаю.
— Но он был такой хороший тогда в полночь. Разве нет?
— Да. Был.
— Мой кузен Рауль? Он тоже? Ты ему не веришь?
— Да. Нет.
— Но почему…
— Не надо, Филипп, пожалуйста. Я не могу… Мы не можем рисковать. Совершенно. Как бы мы ни были уверены, нужно точно знать. Ты понял?
Если его что-нибудь и удивило в этой поразительно глупой речи, он виду не подал. Совершенно не по-детски положил мне на плечо руку.
— Мадмуазель.
— Я не плачу, Филипп. Правда. Не беспокойся. Я просто устала, мало спала и есть хочу. — Как-то я сумела улыбнуться. — Прости, mon petit. Ты идешь по нашему пути, как троянец, а я веду себя, как самая глупая из женщин. Все в порядке уже со мной.
— Мы поедим, — сказал мальчик, забирая власть в свои руки.
— Хорошо, Наполеон. — Я убрала платок. — Но лучше побудем тут еще немножко, чтобы точно знать.
— Что он уехал?
— Да, что его больше нет.
Филипп расслабился, положил подбородок на руки и смотрел на дорогу. Я перевернулась, солнце светило в лицо, глаза закрылись. Не хотела я думать. Идти дальше, слепо, трусливо, руководиться инстинктом… Но мысли наваливались, я даже о его имени не могла подумать спокойно. Я согласилась бояться Леона де Валми, держаться подальше от Элоизы, но любое доказательство, относящееся к нему, я готова была повернуть на его защиту. Потому что очень хотелось. Дурочка ты, Золушка.
Все, что относилось к Раулю, можно было толковать и плохо, и хорошо… По крайней мере я себя в этом убеждала. Слова, взгляды. Он не знал, что искали не говорящую по-французски гувернантку. Ему было смешно, что я могу подслушать разговоры его папы. Его, похоже, шокировали выстрелы в лесу. Его вопросы о Вильяме Блейке и странный тон можно объяснить ревностью, а не мыслью, что сиротка вошла в нежелательный контакт с могучим англичанином по соседству. Гудок, который выбросил Филиппа с балкона, мог быть случайным. Бернар про это не говорил. А его слова, что это Рауль стрелял в лесу, — не доказательство. Даже пьяный и очень уверенный в Берте, он мог побояться признать такую вину. А на балу… Тут уж мысли мои вовсе перепутывались. Но ради Филиппа я должна пока считать, что он виновен. Не могу себе позволить ничего другого. У ребенка только одна жизнь, нельзя ее ставить на кон. Будем считать Рауля виновным, пока он не докажет обратное. Вот так.
— Мадмуазель, — прошептал Филипп. — Кто-то сзади, на горе сверху. Только что вышел из леса. По-моему, Бернар. Он тоже в этом?
Я кивнула и прижала палец к губам, подняла голову, посмотрела. Сначала я увидела одни деревья. А вот и Бернар. Над нами, примерно в двухстах ярдах. Стоит, не шевелится.
Мы лежали в зарослях тихими кроликами. Время тянулось. Бернар смотрел в нашу сторону. Прямо на нас, в сторону, опять… Быстро начал спускаться к нам. Вопреки очевидности мы лежали неподвижно, надеясь неизвестно на что. Не спеша прошел полпути, в это время зашумел «Кадиллак». Я прижала Филиппа к земле и посмотрела на дорогу. Мне хотелось броситься к Раулю, остановить машину, но заскрипели тормоза. Колеса разбросали гравий, машина остановилась от нас ярдах в пятидесяти. Рауль смотрел вверх на Бернара, два раза просигналил, поднял руку. Бернар поменял направление, приближается к «Кадиллаку». Соскочил с обочины, подошел к двери. Рауль что-то сказал, Бернар в ответ помотал головой и махнул рукой в сторону горы и того места, где мы лежали. Обошел вокруг, залез внутрь. «Кадиллак» медленно тронулся. Рауль прикуривал, наклонил голову, Бернар что-то ему говорил.
Я повернулась и встретила взгляд Филиппа. Скоро я встала и протянула ему руку.
— Пойдем. Отдалимся от дороги и поедим где-нибудь.
После еды мы опять побрели в лес, не встретили ни души. Где-то в середине дня мы выбрались из зарослей грабов и жимолости на маленькое зеленое плато. Недалеко на севере между деревьями просвечивало озеро Леман.
17
— Это здесь, — сказала я, — мы не надолго и остановимся.
Филипп обследовал маленькую долину — укрытую лесом, залитую солнцем, зеленую полку между деревьев. За нами и выше толпились зеленые деревья и кусты, ниже ветки прятали от нас Тонон, но примерно в миле просвечивали яркие крыши, клумба на какой-то площади, белая набережная у озера. Некоторые деревья облачно цвели, парили на фоне неба и воды. Маленький ручей у ног. Примулы.
Филипп взял меня за руку.
— Я знаю это место.
— Да ну? Откуда?
— Был здесь на пикнике.
— Помнишь, как идти отсюда в Тонон?
— Налево дорожка, как ступеньки. Внизу забор, потом дорога, гараж и магазин, там живет рыжая бесхвостая кошка.
— Это главная улица?
— Да.
— Там много машин и людей?
— Нет. Деревья и высокие стены. Там живут люди.
Жилой район. Что же, тем лучше.
— А сможешь найти оттуда дорогу на виллу Мирей?
— Конечно. Там тропинка между двумя стенами, потом дорога над озером, а потом надо идти вниз, вниз и вниз, и попадешь на нижнюю дорогу, а там ворота. Мы всегда пользовались фуникулером.
— Боюсь, мы не сможем. Но это прекрасно, Филипп! Мы практически на месте. А под твоим руководством, — я улыбнулась, — мы не сможем слишком сильно заблудиться, правда? Потом проверим, как я запомнила все твои рассказы про виллу Мирей, но сейчас, по-моему, пора остановиться и отдохнуть.
— Здесь?
— Прямо здесь.
Он с благодарностью уселся на упавшую березу.
— Ноги болят.
— Не удивительно.
— А у тебя?
— Вообще-то нет. Но я не выспалась прошлой ночью и, если не отдохну сию минуту, засну прямо стоя.
Филипп хихикнул немножко тонковато:
— Как лошадь.
— Именно так. Теперь готовь еду, а я постелю кровать. Земля совершенно просохла, солнце стояло высоко и светило жарко, я наклонилась у березы, оторвала две сухие ветки и несколько острых камней, сорвала кустик чертополоха и расстелила пальто. Мальчик тем временем разделил остатки печенья и шоколадки поровну и протянул мне мою часть. Мы ели медленно и молча.
— Филипп.
— Да, мадмуазель?
— Мы уже скоро будем в Тононе, и лучше всего было бы сразу пойти в полицию. — Он смотрел на меня большими глазами. — Я не знаю, есть ли здесь британский консул, а то мы бы пошли к нему. В Женеве наверняка есть, но мы не можем туда отправиться, потому что у тебя нет документов. Поэтому остается полиция.
Он продолжал молчать. Я ждала. Думаю он не хуже меня понимал, что полиция первым делом поставит нас лицом к лицу с Леоном де Валми. В конце концов он спросил:
— А когда дядя Ипполит приедет домой?
— Понятия не имею, может, уже и там. А может, придется ждать его долго, до темноты.
Пауза.
— А где месье Блейк?
— Не знаю. Даже если он вернулся в домик, мы не можем ждать его там. Можно попробовать поискать его по телефону, что-нибудь передать. Это, в общем, идея. Попробуем? — А мальчик не отвечал. — Хочешь сначала попытаться пойти к дяде, да? — Кивок. — Слушай, в полиции будет совершенно безопасно. Мы… должны сделать именно так. Они будут к тебе очень добры и присмотрят за тобой, пока не придет дядя Ипполит, лучше, чем я могу. Мы правда должны.
— Нет, пожалуйста. Пожалуйста, мисс Мартин.
Я понимала, что должна настаивать, но меня остановили не только выражение его лица и сжатые холодные кулаки. И не то, что я так боялась Леона де Валми. Хотя я ужасно устала, гнев почти иссяк, и мне не по себе было от одной мысли о конфронтации с Леоном в присутствии полиции. Причина другая. Я не желала встречаться с Раулем. Конечно, я кретинка, рискую жизнью ребенка, почти преступница… Но я не хотела идти в полицию, пока оставался хоть малейший шанс, что Рауль в это замешан. Не готова была проверять защитные теории, которые породила в муках и слезах. Если и нужно втягивать сюда полицию, то лучше без меня. Я собиралась дождаться месье Ипполита и вручить ему всю информацию, пусть принимает решения. Пусть deux ex machine вылетает в облаках и делает грязную работу. Я — трусливая женщина, которая боится даже собственных мыслей.
— Хорошо. Пойдем сначала на виллу Мирей. В любом случае, они ее уже обыскали.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, я так думаю, а ты нет? Но дяди там еще нет, petit, в этом я уверена. Побудем здесь немного и отдохнем, я сейчас мало на что способна. Заканчивай последнюю шоколадку.
— Спасибо. Я спать хочу.
— Сворачивайся клубком и спи. Я тоже.
— И пить хочу.
— Ручей, думаю, годится. Он течет прямо с горы. Рискнем.
Мы попили, легли на солнышке, обнялись и скоро спали. Зря я боялась, что мысли помешают мне заснуть. Сон упал, как черное облако, и отключил меня.
Я не шевелилась, пока солнце не улеглось на вершину горы, а тени деревьев не потрогали меня вечерними прохладными пальцами. Филипп уже не спал, сидел, положив подбородок на колени, и смотрел на далекие крыши. Озеро побледнело, как опал, покрылось первыми пятнами тумана. Вдалеке сияли снега Швейцарии. Я встала, подняла мальчика.
— Теперь показывай тропинку, petit, и пойдем.
Оказалось, он все достаточно хорошо помнит. Тропинка была на месте, потом узкая дорога, угол с гаражом и магазином, мимо которого мы прошли очень быстро, кто угодно мог узнать Филиппа, запомнить по предыдущим визитам. Он молчал, ясно было, что энергия в нем почти иссякла, вытекала, как песок из разбитых часов. Я думала о предстоящем долгом пути и злилась на себя за нерешительность. Стемнело. Мы шли по улице, зажглись фонари, людей попадалось мало. Грузовик выбрался из гаража, проехал, сверкая тусклыми львиными глазами фар. Большая машина пророкотала мимо по какому-то своему срочному делу. Двое рабочих на велосипедах. Где-то заиграло радио, пахло пищей. Филипп остановился, повернул очень бледное лицо:
— Сюда, мадмуазель.
Он показывал на узкую неосвещенную улицу между двух высоких заборов, через двадцать ярдов уже ничего не было видно, черные листья плюща звенели, как металлические. С противоположной стороны дороги раздался смех, женщина пронзительно крикнула что-то доброе и веселое. Открылась дверь кафе, вместе со светом вылетел божественный запах пищи. Мальчик сжал мою руку, но ничего не сказал. Да что это за удача, если ее не испытывать? Через две минуты мы сидели за красным столом у плиты, а высокий тощий мужчина в фартуке ждал наших приказаний.
До сих пор прекрасно помню запах и вкус всего, что мы съели. Сначала суп, первая восхитительная ложка почти за двадцать четыре часа. Это был creme d'asperge, он дымился в коричневых керамических мисках с ручками, похожими на уши гномов, на густой поверхности плавали и подпрыгивали кусочки спаржи. К супу давали масло, покрытое каплями росы и такие свежие булочки, что от их круглых отпечатков на столе шел пар. От этого супа Филипп ожил, как папоротник от воды. Когда прибыл пухлый, хрустящий по краям омлет, из которого вырывались сочные грибы, он набросился на него почти как любой маленький мальчик в обычных обстоятельствах. Степень моего истощения требовала чего-нибудь более солидного, и я получила кусок мяса. На его поверхности таяло масло, розово-коричневый сок тек между грибами, помидорами, крошечными почками и маленькими горами жареного лука. Если filet mignon можно перевести как дорогой и любимый кусочек мяса, то именно это название для него больше всего подходит. Когда мы с этим прекрасным блюдом слились в единую плоть, я смогла бы побороть весь клан Валми одной рукой.
Я поблагодарила официанта, когда он подошел, и его унылое лицо несколько просветлело.
— А что теперь, мадмуазель? Сыр? Фрукты?
Я взглянула на Филиппа, который сонно мотал головой, и засмеялась.
— Братик почти заснул. Не надо сыра, спасибо, месье. Cafe filtre, пожалуйста, cafe au lait и один бенедиктин.
Он повторил заказ, смахнул со стола крошку и отвернулся. Я спросила вслед:
— Вы не могли бы принести несколько жетонов?
— Безусловно.
Он взял деньги, скоро на столе появились чашки и маленькая кучка жетонов.
Филипп спросил:
— Что это?
Я даже удивилась, хотя конечно, месье граф и не мог никогда пользоваться общественными телефонами. Я объяснила, что это нужно, чтобы позвонить.
— Я тоже хочу, — сказал граф, проявив первые признаки оживления.
— Обязательно, mon gars, но в другой раз.
— Куда ты? — спросил он, не шевелясь, но будто вцепился в меня обеими руками.
— На угол за баром. Видишь, там телефон? Вернусь до того, как мой кофе отфильтруется. Оставайся здесь и пей свой и… Не разглядывай так тех мужчин, притворяйся, что ты был в таких местах тысячу раз, пожалуйста.
— Они не замечают.
Да, пока на нас не обращали внимания. Кроме нас в кафе было мало народу. Банда рабочих играла в карты. Стройный юноша, подстриженный en brosse, шептал что-то на ухо симпатичной маленькой цыганочке в черном тугом свитере и юбке. Могучая дама сидела у стойки и вязала что-то пестрое, как попугай, она мне улыбнулась, когда я прошла мимо. Во всяком случае никто здесь не искал молодую сероглазую шатенку с похищенным ею графом де Валми. Нас защищает не только удача, подумала я, шанс, что кто-то увидит и узнает нас в таком месте, очень мал. В приключенческих книжках про погони самое ужасное всегда — полная осведомленность всего населения. А в обычной жизни мало кто всем интересуется.
В этот момент один из картежников поднял голову, посмотрел на меня, а потом сказал что-то своему соседу. Тот тоже посмотрел. Я смутилась, сердце застучало, опровергая логику моих рассуждений, но я постаралась безразлично отвернуться, набрала номер и прислонилась к стене, ожидая связи. Углом глаза я увидела, что второй мужчина сказал что-то и усмехнулся. Я поняла, что может быть у них совершенно другие причины обращать на меня внимание, абсолютно невинные.
— Ici le Coq Hardi, — проквакал телефон мне в ухо.
— Я бы хотела поговорить с месье Блейком.
— С кем?
— Месье Блейком. Англичанином из Дьедонне. Он иногда бывает у вас. Он сейчас там?
Что-то изменилось, телефон резко замолчал, будто к трубке прижали руку, потом ответил.
— Нет, его здесь нет, а кто его спрашивает?
— А вы его ждете сегодня?
— Возможно. Он не сказал. Если вы перезвоните через полчаса… Кто его спрашивает?
Я сказала:
— Спасибо большое, я так и сделаю. Извините за…
Голос стал уже угрожающим:
— Откуда вы говорите?
Что-то это подозрительно. Там — земля Валми, новости, очевидно уже известны, если заморочить им голову, обеспечить себе безопасность еще на полчаса… Я сказала как можно приятнее:
— Из Эвиана. «Сен-Флер». Не беспокойте месье Блейка, я ему перезвоню попозже. Спасибо большое.
И не выслушав следующего вопроса, я повесила трубку.
Ясно, что я не собиралась тут оставаться, чтобы перезвонить еще раз. Но я морочила голову не только погоне, но и Вильяму Блейку. Если ему вообще что-то передадут, он может сообразить, что мне нужна помощь, и поехать прямо в Эвиан, в переполненный «Сен-Флер», а там, разумеется, не вспомнят, была ли у них молодая женщина с маленьким мальчиком и пользовалась ли она телефоном. Я была почему-то совершенно уверена в его желании и способности помочь мне. Как только пришлось отказаться от этой возможности, я поняла, как приятно мне было бы его присутствие при неизбежной в дальнейшем сцене. Даже разговор с Ипполитом будет не слишком простым. Никогда раньше мне не был так нужен друг, пусть он даже бы не мог ничего сделать, а просто пребывал поблизости. Я мысленно себя встряхнула. Не стоит так себя вести. Из-за того, что я рассчитывала на Вильяма несколько часов подряд, нет оснований падать духом. Я долго все делала сама, значит надо и продолжать в том же духе. Чего не было, того и потерять нельзя. Говорят.
Я вернулась к столу, развернула три куска сахара и выпила кофе, черный и слишком сладкий. Бенедиктин доставил мне удовольствие, но боюсь, я проявила к нему недостаточно уважения — торопилась и следила за посетителями кафе. Когда за соседним столиком в очередной раз раздавали карты, я тихо расплатилась с официантом, кивнула мадам, и мы с Филиппом удалились.
18
Вилла Мирей стоит прямо на берегу озера Леман в ряду богатых домов, почти chateux. К ней ведет узкая красивая дорога примерно на двести футов вниз от бульваров. Большинство домов окружают огромные ухоженные сады с высокими стенами и тяжелыми воротами. Когда мы пришли туда, было темно.
Мы остановились перед закрытыми на тяжелую цепь воротами, басом залаяла собака.
— Это Беппо, — сказал Филипп.
— Он тебя знает?
— Нет, не знаю… Я его боюсь.
Открылась дверь домика привратника, осветились деревья, толпившиеся перед нами. Женский окрик. Лай перешел в рычание, дверь закрылась, деревья опять укутались тьмой.
— А есть другой вход?
— Можно войти с берега. Сад идет прямо вниз, там есть лодочный домик — эллинг. Но я не знаю, как идти к озеру.
— Найдем.
— Мы идем дальше? — он уже почти плакал.
— Только ищем дорогу к озеру. Мы не пройдем мимо Беппо и мадам, как ее зовут?
— Вюату.
— Конечно, если ты хочешь пойти прямо к ней…
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23