Пайк. Если все это не намекает на портрет обнаженной Флоры, то на что это намекает, по-вашему?
Миссис Свон. На все, что угодно, или ни на что. Как вам захочется. Разве не в этом суть поэзии?
Пайк. Не знаю. Я не поэт, но прочтение здесь весьма специфическое. Покинутый дом… где этот кусок?
Миссис Свон. У вас в зубах, Элдон.
Пайк. Вот. «В пустом доме… может быть, моя душа останется мазком краски на бумаге, словно я и прожила жизнь здесь, как Радха…»
Миссис Свон. Радха.
Пайк. «…прекраснейшая из пастушек, обнажившаяся…»
Миссис Свон (спешно прерывает). Портрет тем не менее на холсте, и Флора на нем в своем васильковом платье.
Пайк. Портрет?
Миссис Свон. Она где-то там упоминает портрет. Он был свернут в саквояже.
Пайк. Элеанор, вы хотите сказать, что портрет Флоры существует?
Миссис Свон. Хотите взглянуть?
Пайк. Боже мой!
Миссис Свон. Он довольно скверный. Как афиша индийского кинофильма. Кажется, я знаю, где он, но я должна буду спустить его вниз для вас. Может быть, зайдем в дом? Солнце скоро сядет.
Пайк. Боже мой! Но это… Боже мой! Ведь у нее никогда не было их, настоящих портретов.
Миссис Свон. Это так. Кроме парижского портрета, но он тоже был на холсте.
Пайк. Парижский портрет?
Миссис Свон. Да, первый приезд Флоры в Париж. Официально она водила машину «скорой помощи», последний год войны … так что, вероятно, ей было двадцать три, когда она встретила Модильяни .
Пайк. Модильяни?
Миссис Свон. О, Флора знала всех. Не то чтобы хоть кто-то знал о Модильяни в то время.
Пайк. Портрет Модильяни?
Миссис Свон. Во время Перемирия мне было девять, так что это случилось, о господи, шестьдесят шесть лет назад. Знаете, мне почти семьдесят пять.
Пайк. Элеанор… я не верю своим ушам.
Миссис Свон. Боюсь, что так. Я родилась в тысяча девятьсот девятом. Впрочем, спасибо, Элдон. Возьмите еще торта.
Пайк. Нет, благодарю вас… я… простите… портрет Флоры работы Модиль…
Миссис Свон. Да. Ню. Я и сама его никогда не видела. Я была тогда школьницей, а потом было поздно.
Пайк. Поздно?
Миссис Свон. Да, одно слово, невезение. Размалеванную Флору, как пробку в бурю, выносит на верхнюю полку платяного шкафа в моем шеппертонском бунгало, а Модильяни, который оплатил бы это бунгало несколько раз, сожжен в пепел в ванной комнате отеля «Риц».
Она уже собрала чайный поднос и уходит с ним.
Пайк. Вы не могли бы все это повторить еще раз?
Пайк семенит за ней.
Флора в голубом платье – за столом на веранде. Пишет в записной книжке авторучкой. Останавливается в раздумье, сидит почти застыв. Ее ноги босы; обувь аккуратно стоит в стороне. Дас пишет ее портрет.
Флора (на записи):
Да, я плаваю в зное, как плавает в ванне невеста,
Без тайн, впитавшая воздуха жар,
Что влагой сгустится в руке и стечет,
Прервет мне дыханье. Да, я
Раз-облачена, разведана жаром,
Пятном, которое не остановят
Ни сжатые лазы, ни мягкие стоки.
Оно разгладится грузно и
Вдавит меня в простыню.
Да, перед вами женщина в доме
Сетей. Она выдавит кислород
Из воздуха, и пряная ночь сгустится
В индийскую тушь.
Иначе, если угодно, пред вами…
Флора машинально скрещивает ноги. Дас останавливает работу. Он ждет терпеливо. Она замечает, что Дас остановился.
Ох…
Дас. Нет, пожалуйста, сидите, как вам удобно.
Флора. Простите! (Она расставляет ноги.) Вот. Так было?
Дас. Вы очень терпеливы ко мне. Мне кажется, вы по природе очень добры.
Флора. Вы так считаете, мистер Дас?
Дас. Я уверен. Можно я задам вам личный вопрос?
Флора. Это уже личный вопрос.
Дас. Боже мой, неужели?
Флора. Мне всегда так кажется. Звучит очень лично. Вы просите карт-бланш, мистер Дас. Вы хотите, чтобы я вам раскрылась?
Дас (несколько паникует). Мой вопрос всего лишь о вашей поэме!
Флора. По крайней мере, вы знаете, что это личный вопрос.
Дас. Теперь я, разумеется, не задам его.
Флора. В таком случае я вам отвечу. Моя поэма – о жаре.
Дас. О, благодарю.
Флора. Я принимаю позу. Перо к бумаге. Ноги врозь. Знаете, вы первый мужчина, который выписывает ногти на моих ногах.
Дас. Вообще, я занят складками вашего подола.
Флора. А… здесь вы не первый.
Дас. Вас уже писали? Ну конечно! И не раз, я предполагаю!
Флора. В самом деле, мистер Дас, ваша природа гораздо добрее моей.
Флора возвращается к работе. Дас возвращается к работе. Аниш Дас входит в сад в Шеппертоне. При нем мягкая папка. Он садится на одно из садовых кресел.
Мистер Дас, я раздумываю, не задать ли вам один деликатный вопрос, по-дружески, как бывает между художниками.
Дас. О, мисс Крю, это превосходит мои самые фантастические надежды на наше содружество! Бесспорно, это красный день в моем календаре!
Флора. Если вы будете таким индусом, я не задам вопроса.
Дас. Но я не могу быть меньшим индусом, чем я есть.
Флора. Сможете, если постараетесь. Не знаю, спрошу ли я вас теперь.
Дас. И не нужно, дорогая мисс Крю! Вы подумали об этом. Незаданный, почти заданный вопрос объединил нас на мгновение близостью; мы совпали в вашем разуме, как искры в стеклянном сосуде с вакуумом, и этот красный день не утеряет своей метки.
Флора. Опять вы за свое, мистер Дас.
Дас. Вы хотите, чтобы я не был индийцем?
Флора. Я так выразилась, да, но я имела в виду, чтобы вы были большим индийцем или, по меньшей мере, просто индийцем, не обангличаненным индийцем. Вы же как лабрадор: наскакиваете на меня, да еще сшибаете со стола вещи своим хвостом. Как же это хвостато с вашей стороны – сравнить мой разум с вакуумом. Вы ведь только с нами такие. Я не могу поверить, что сами по себе вы не можете вести обычный разговор без того, чтобы восторженно прыгать через обруч или восторженно восклицать. Я знаю, чего мне хочется. Мне хочется, чтобы вы со мной вели себя так, будто я – индианка.
Дас. Мисс Крю – индианка! Да, это умозрительная конструкция, которой нет соответствия в материальном мире.
Флора. То же касается и единорога, но вы ведь можете его вообразить.
Дас. Его можно вообразить, но не оседлать.
Флора. Вообразить – это все, о чем я просила бы в моем случае.
Дас (ужасно смущен). О! О господи! Я не имел намерения… уверяю вас…
Флора (потешаясь). Нет, нет, вам не удержать хвоста. Вы опустошили стол, все безделушки на ковре: редкая ваза, табакерка, сувенир из Броудстерз …
Она совершила ошибку.
Дас (с мукой). Вы жестоки ко мне, мисс Крю!
Флора (с немедленным покаянием). О, простите меня. Я не хотела. Такая у меня природа. Пожалуйста, выйдите из-за мольберта, посмотрите на меня.
Дас. Нельзя ли нам помолчать, пожалуйста. Я предпочитаю работать в тишине.
Флора. Я все испортила. Простите.
Дас. Тень сдвинулась. Я должен ее поправить.
Флора. Да, сдвинулась. Ее не поправишь. Нужно ждать до завтра. Простите меня.
Дас возвращается к работе за мольбертом. Флора принимает прежнюю позу, но завинчивает колпачок на ручке.
Аниш встает при виде миссис Свон, которая идет из бунгало с чайными принадлежностями на двоих и двумя видами торта на подносе.
Аниш. Позвольте, я помогу вам.
Миссис Свон. Я забыла ваш сахар.
Аниш. Собственно, я пью без сахара.
Миссис Свон. О! Я думала, вы будете большим индийцем.
Они устанавливают поднос и располагаются за столом в саду.
Аниш. Это так любезно с вашей стороны.
Миссис Свон. Что вы, ваше письмо было неотразимым. Принимать художника за чаем – на это в моем возрасте нельзя и надеяться. Дадим чаю настояться. Как вы думаете, вы похожи на отца?
Аниш. Я не знаю. Мне хотелось бы так думать. Но мой отец был человеком, пострадавшим за свои убеждения, а мне никогда не приходилось переживать ничего такого, поэтому я не уверен.
Миссис Свон. Я имела в виду ваши занятия. Вы художник, как ваш отец.
Аниш. А… да. Да, я художник, как отец. Хотя, конечно, не совсем как отец.
Миссис Свон. Ваш отец был индийским художником, вы хотите сказать?
Аниш. Индийским художником? Что ж, я такой же индиец, как и он. Впрочем, да. Наверное, я не слишком индийский художник… индийский художник, но не слишком, или даже…
Миссис Свон. Слишком неиндийский художник.
Аниш. Ну да. Но и он такой же. Кроме, разве, того, что он был индиец.
Миссис Свон. Как и вы.
Аниш. Да.
Миссис Свон. Хотя вы совсем не такой, как он.
Аниш. Нет. Да. Мой отец был совсем другим художником, портретистом, как вы знаете…
Миссис Свон. Не могу сказать, чтобы мне это было известно, мистер Дас. Пока я не получила ваше письмо, ваш отец был мне неизвестен. По сути, подпись «неизвестный индийский художник» отражала ситуацию в точности…
Аниш. Он не был неизвестен в Джуммапуре!
Миссис Свон…если ваш отец в самом деле написал портрет Флоры.
Аниш. О, этот портрет – определенно работа отца, миссис Свон! Вы не можете себе представить, что я почувствовал, когда увидел книгу в витрине магазина, как был взволнован! Видите, я повсюду ношу с собой эту книгу.
Он достает «Избранные письма» из портфеля. На суперобложке – портрет Флоры работы Нирада Даса.
Миссис Свон. Я только надеюсь, что таких, как вы, мистер Дас, будет много.
Аниш. Таких, как я, больше не будет, миссис Свон! Конечно, дело не в книге, а в рисунке на обложке, который напечатан и внутри тоже. Если б он мог знать, что однажды его портрет Флоры Крю…
Миссис Свон. Возможно, его бы больше обрадовала витрина галереи, чем книжный магазин.
Аниш. Может быть, и нет. Я уверен, что ни одну из картин моего отца не воспроизводили, а это для художника необычайное удовольствие. Я-то знаю! Картина, вышедшая из-под чьей-то кисти, конечно, уникальна. Но репродукция! Это и есть популярность! Поместите нас на обложку книг, на календари, на жестянку с бисквитами! Он был бы горд!
Миссис Свон. Кстати, каковы были убеждения вашего отца?
Аниш (удивленно). Как! Мы – индуисты.
Миссис Свон. Вы сказали, он пострадал за свои убеждения.
Аниш. А, я имел в виду его взгляды.
Миссис Свон. Как же он пострадал?
Аниш. Он был посажен в тюрьму.
Миссис Свон. Вот как? Кем?
Аниш. Ну, вами.
Миссис Свон. Мной? Ох… нами. Но как мы узнали, каковы его взгляды?
Аниш. По-видимому, он принял участие в некоторых действиях против Раджа во время празднования Дня Империи в Джумма-пуре.
Миссис Свон. В таком случае он был посажен в тюрьму за действия, а не за взгляды, мистер Дас, и, очевидно, заслужил то, что получил. Не хотите ли торта?
Аниш. Благодарю.
Миссис Свон. Бисквит Виктория или Баттенберг?
Аниш. О…
Миссис Свон. Бисквит мой, включая малиновое варенье.
Аниш. Да, пожалуйста… спасибо.
Миссис Свон. Чаю? Но все это должно было случиться до вашего рождения.
Аниш. Да, конечно, я родился от второго брака отца. Я родился много позже Независимости, а мой отец отправился в тюрьму в тысяча девятьсот тридцатом.
Миссис Свон. В тысяча девятьсот тридцатом! Но ведь это когда Флора была в Джуммапуре.
Аниш. Да, я знаю. Поэтому я здесь.
Миссис Свон разливает чай.
Флора снимает колпачок с авторучки.
Флора. Мы с вами сегодня друзья?
Дас. Я надеюсь! Почему вы об этом спрашиваете? Что-то случилось?
Флора. О нет.
Она смеется. Он хмурится, рисуя.
Я подумала, что если мы друзья, то я попрошу вас написать что-нибудь для меня на вашем рисунке. (Она протягивает карандашный рисунок.)
Дас. Но ведь это жалкие каракули! Даже хорошего сходства нет!
Флора. Пусть так.
Дас. О! (Он захвачен врасплох, но скоро понимает, что его дразнят. Он смеется.)
Флора. Именно. Иначе вы далеко не уедете.
Hазрул, слуга, вносит кувшин со свежим лимонадом и двумя стаканами, ставит все на стол.
Время намби пани!
Назрул. Нимбупани!
Флора (поднимаясь). Спасибо, Назрул… шукрия.
Назрул отвечает и уходит.
Дас. У меня для вас кое-что есть, маленький подарок.
Флора. Правда? Вы не должны мне все время что-то дарить, мистер Дас…
Дас. Понимаете, это что-то вроде подарка на день рождения.
Флора. Особенно если это не мой день рождения!
Дас дает ей старую, но хорошо сохранившуюся книгу. Книга зеленая, с коричневым корешком. Это книга Эмили Эден «На Север» (1866).
Дас. Я не покупал ее, это книга моего отца. Я хочу, чтобы она была у вас. Письма английской леди, путешествовавшей по Индии сто лет назад.
Флора (искренне довольна). Вот это книга как раз для меня. Спасибо! «На Север» Эмили Эден . Чудесный подарок!
Дас. Что ж… я напишу. «В память о Джуммапуре и вашем друге и собрате-художнике Нираде Дасе». И я нарисую, как я слушаю вас на лекции.
Флора наливает лимонад-нимбупани. Дас подписывает карандашную зарисовку своей авторучкой и усаживается за холстом.
Аниш. Когда мой отец познакомился с Флорой Крю, он уже несколько лет как овдовел, хотя и был довольно молод, моложе ее. Да. Начало Засухи в тысяча девятьсот тридцатом… второго апреля ему исполнилось тридцать четыре года, как раз когда он встретился с вашей сестрой. Жена его умерла от холеры, детей не было. Я всегда знал отца старым джентльменом, который очень мало говорил, разве только когда читал мне вслух. Он любил читать по-английски. Роберт Браунинг, Теннисон , «Песни Древнего Рима» Маколея и, конечно, Диккенс…
Миссис Свон. Удивительно.
Аниш. О да, из местной школы он перешел в колледж Эльфинстон в Бомбее, и стоит вам взглянуть на колледж Эльфинстон, как вы понимаете, что он дает истинно английское образование.
Миссис Свон. Я хотела сказать, что это удивительно, учитывая его «взгляды». Но это я не подумав. Ваш отец принимал участие в действиях против британского Раджа , а также любил английскую литературу, в чем был совершенно последователен.
Аниш (со смехом). Обычно образование приносило восхитительные плоды! Мы в Джуммапуре были «лояльны», как вы бы это назвали. Мы были лояльны Британии в Первой войне за независимость .
Миссис Свон. В войне? Это что за война?
Аниш. Восстание тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года.
Миссис Свон. А, вы имеете в виду Смуту. Как вы это назвали?
Аниш. Дорогая миссис Свон, имперская история всего лишь… нет, нет, клянусь вам, я не для того пришел сюда, чтобы давать вам урок истории.
Миссис Свон. Кажется, вы на это и не способны. Мы были вашими римлянами. Мы могли быть вашими норманнами.
Аниш. И вы ожидаете нашей благодарности?
Миссис Свон. Ни благодарности, ни упрека. Я, наверное, не чувствовала бы благодарности, если бы толпа римлян объявилась и начала вводить законы, учить латыни и прочее. «Какая наглость! – вот что я, вероятно, сказала бы. – Убирайтесь и забирайте свои дороги и бани». Не важно, что я думала бы тогда. Важно, что я думаю сейчас. Вы говорите по-английски лучше, чем большинство знакомых мне молодых людей. Вы здесь учились в школе?
Аниш. Нет, я ходил в школу при монастыре в… Вы мне расставляете сети, миссис Свон!
Миссис Свон. Какие еще сети? Возьмите еще торта.
Аниш. Миссис Свон, вы гадки. Вы выдвигаете смехотворный аргумент и забиваете мне рот тортом, чтобы я не мог ответить. Я не поддамся ни вам, ни вашему торту. Мы были римлянами! Мы шли впереди, когда ваша нация была отсталой. Чужаки, которые захватили вас, нашли третьесортную страну! Даже когда вы открыли Индию в век Шекспира, у нас были свои Шекспиры. А наша наука, архитектура, наша литература и искусство… У нас была культура древнее и великолепнее, мы были богаты! Потому вы в конце концов и пришли.
Но он просчитался.
Миссис Свон (гневно). Мы сделали из вас настоящую страну! И когда мы ушли, вы сразу рассыпались вдребезги, как Шалтай-Болтай! Посмотрите на карту! Вам должно быть стыдно!
Аниш. Ах да… я здесь гость и веду себя…
Миссис Свон (успокаиваясь). Нет, всего лишь дерзко. Когда вы домой?
Аниш (изумленно). Я… вы хотите, чтобы я ушел?
Миссис Свон (с тем же изумлением). Нет. О чем вы говорите?
Аниш (начинает догадываться). А-а-а… домой! Я не хотел сказать, что гощу в Англии. Теперь Англия – мой дом. Я провел здесь полжизни. Я здесь женился.
Миссис Свон. На англичанке?
Аниш. Да, мы встретились в художественной школе.
Миссис Свон (одобрительно). Родственные души.
Аниш. Нет. Я больше не работаю с реалистичной живописью.
Миссис Свон. А с чем же?
Аниш. Я… гм… деконструирую.
Миссис Свон. Какая жалость!
Аниш. Я все еще умею рисовать, если нужно. Могу я нарисовать вас?
Миссис Свон. Ну нет, чего мне только не хватало…
Аниш. Это для себя.
Миссис Свон. Да? Зачем вам?
Аниш. Всего лишь небольшой скетч карандашом. Мы не должны противиться, когда жизнь предлагает замкнуть один из ее кругов!
Миссис Свон. Это индуизм?
Аниш. О… не знаю. Наверное.
Миссис Свон. Звучит очень по-восточному. Хорошо же. Вы можете меня нарисовать.
Аниш. Это нас сдружит.
Аниш достает блокнот для рисунков из папки и начинает рисовать.
Флора и Дас сидят за столом с лимонадом.
Флора. Поедая тиффин на веранде моего бунгало, я опрокинула кедгери на мои дунгари, и мне пришлось идти в джимхану в пижамах, как кули.
Дас. Я покупал чатни на базаре, когда головорез сбежал из чоки и убил валлаха ради добычи. Поднялся халлабалу, и он очутился в маллигатони.
Флора. Я стала дулалли в дурбаре и была отправлена обратно в Блайти на дулли. Я чувствовала себя довольно дикки после чашки чара и одного только чита на чотапег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9