) Загоним его в капкан.
Розенкранц.
– Какой капкан?
Гильденстерн.
– Стань здесь. Нельзя дать ему уйти.
Ставит Розенкранца лицом туда, откуда должен появиться Гамлет. Становится рядом с ним, несколькими шагами ближе к авансцене; таким образом они перекрывают одну сторону сцены, стоя лицом к противоположной. Гильденстерн расстегивает ремень, Розенкранц – тоже. Они связывают свои ремни и берутся за концы. Штаны Розенкранца начинают сползать вниз. Из противоположной кулисы появляется Гамлет, медленно волоча тело Полония. Он идет в глубину сцены, поворачивает к выходу в ту же кулису, из которой появился, несколькими метрами левее (правее). Розенкранц и Гильденстерн, держащие свои ремни натянутыми как струна, смотрят на него в некотором замешательстве. Гамлет удаляется, волоча тело. Они ослабляют ремни.
Розенкранц.
– Ну, обошлось.
Гильденстерн.
– Что могут сделать два человека?
Они надевают ремни, Розенкранц подтягивает штаны.
Розенкранц (обеспокоенно – делает несколько шагов в ту сторону, куда ушел Гамлет).
– Он был мертв.
Гильденстерн.
– Конечно, мертв.
Розенкранц (оборачиваясь к Гильденстерну).
– По-настоящему.
Гильденстерн (раздраженно).
– Да, мертвецки.
Пауза.
Розенкранц.
– Позови его.
Гильденстерн.
– По-моему, мы уже это пробовали.
Розенкранц (кричит).
– Гамлет!
Гильденстерн.
– Не будь кретином!
Розенкранц (орет).
– Лорд Гамлет!
Входит Гамлет. Розенкранц немного изумлен.
Принц, что вы учинили с мертвым телом?
Гамлет.
Смешал с землей – она ему сродни.
Розенкранц.
Скажите, где оно, чтоб мы смогли
Снести его в часовню.
Гамлет.
– Вы этому не верьте.
Розенкранц.
– Чему не верить?
Гамлет.
– Что вашу тайну я хранить умею, а свою нет. К тому же на вопросы губки какой ответ может дать королевский сын?
Розенкранц.
– Вы принимаете меня за губку, мой принц?
Гамлет.
– Да, сударь; которая впитывает благоволение короля, его щедроты, его пожалования. Но такие царедворцы служат королю лучше всего напоследок; он держит их, как обезьяна, за щекой: раньше всех берет в рот, чтобы позже всех проглотить; когда ему понадобится то, что вы скопили, ему стоит только нажать вас – и, губка, вы снова сухи.
Розенкранц.
– Я вас не понимаю, мой принц.
Гамлет.
– Я этому рад; хитрая речь спит в глупом ухе.
Розенкранц.
– Мой принц, вы должны сказать нам, где тело, и пойти с нами к королю.
Гамлет.
– Тело у короля, но король не у тела. Король суть вещь…
Гильденстерн.
– «Вещь», мой принц?
Гамлет.
– Невещественная. Ведите меня к нему.
Гамлет идет решительным шагом в сторону одной из кулис. Они, как пастухи, следуют за ним. Уже перед самым выходом Гамлет случайно замечает Клавдия, появляющегося в глубине сцены, и склоняется в глубоком поклоне. Розенкранц и Гильденстерн, следуя его примеру, тоже низко кланяются – глубокий церемонный поклон царедворцев, со взмахом плаща и т. п. Гамлет между тем продолжает движение и, повернув в противоположную сторону, покидает сцену; Розенкранц и Гильденстерн, стоя с опущенными головами, не замечают этого. Никто не входит. Розенкранц и Гильденстерн выпрямляются и обнаруживают, что кланяются пустоте. Позади них на сцене появляется Клавдий. При первых его словах они быстро поворачиваются и снова склоняются в глубоком поклоне.
Клавдий.
Ну, как там? Что случилось?
Розенкранц.
Куда он спрятал тело, государь,
Узнать мы не смогли.
Клавдий.
А где он сам?
Розенкранц (частичное замешательство).
Здесь рядом; под присмотром в ожиданье
Велений ваших.
Клавдий (на ходу).
Пусть его введут.
Для Розенкранца это – как кулаком между глаз, но только глаза это показывают. Снова сильное замешательство. После чего он с внушительным видом поворачивается к Гильденстерну.
Розенкранц.
Эй, приведите принца.
Розенкранц доволен своей находчивостью. Гильденстерн пойман и предан. Он открывает рот и тут же его закрывает. Но положение спасено: Гамлет и сопровождающая его стража входят и пересекают сцену, следуя за Клавдием.
Освещение меняется на наружное.
(Собираясь идти.)
– Ну, теперь все в порядке, а?
Гильденстерн (неподвижно, задумчиво).
– По-видимому, это еще не все. Не такая это ситуация. Но почему именно мы? – ведь кто б угодно сгодился. И мы ничем не помогли.
Розенкранц.
– Это было, так сказать, испытание. Но теперь с нами все.
Гильденстерн.
– Все? Что все?
Розенкранц.
– Не желаю углубляться. Меня, тьфу-тьфу, это не интересует. (Направляется в глубину сцены к выходу.) Что до меня, так я рад, что видел его в последний раз. (И он смотрит за кулисы и тут же оборачивается; выражение его лица выдает, что там Гамлет.)
Гильденстерн.
– Я знал, что еще не конец.
Розенкранц (взвизгивает).
– Что еще??!
Гильденстерн.
– Мы же везем его в Англию. Что он там делает?
Розенкранц.
– Разговаривает.
Гильденстерн.
– Сам с собой?
Розенкранц делает шаг, Гильденстерн его удерживает.
– Он один?
Розенкранц.
– Нет, с военным.
Гильденстерн.
– Значит, не сам с собой.
Розенкранц.
– Не совсем… Пошли?
Гильденстерн.
– Куда?
Розенкранц.
– Куда угодно.
Гильденстерн.
– Зачем?
Розенкранц поднимает голову, прислушиваясь.
Розенкранц.
– Опять то же самое. (С тоской.) Чего бы я желал, так быть не здесь…
Гильденстерн.
– Бред наш насущный даждь нам днесь.
Появляется Гамлет, разговаривающий с воином в доспехах. Розенкранц и Гильденстерн не оглядываются.
Розенкранц.
– Будем тут торчать из-за них, пока не сдохнем. Как минимум. И погода переменится. (Смотрит наверх.) Не вечно же будет весна.
Гамлет.
– Скажите мне, мой друг, чье это войско?
Воин.
– Норвежца, сударь.
Гамлет.
– Нельзя ль узнать, куда оно идет?
Воин.
– Куда-то против Польши.
Гамлет.
– А кто командует над ним?
Воин.
– Племянник старого Норвежца, Фортинбрас.
Розенкранц.
– Мы замерзнем. Лето тоже не будет вечно.
Гильденстерн.
– Вид довольно осенний.
Розенкранц(разглядывая землю).
– Никаких листьев.
Гильденстерн.
– Осенний – при чем тут листья? Что при чем, так это некоторая коричневатость – в конце дня… Она подкрадывается к нам, уж поверь мне… Яблочные и мандариновые тени, как старое золото, окрашивают самые краешки наших чувств, сияющая глубокая охра, жженая умбра и пергамент засохшей земли, мерцающие изнутри и снаружи… фильтруют свет. В такое время, конечно, листья могут и падать, как говорят, но по чистой случайности… Вчера все было сине, точно дым.
Розенкранц(поднимает голову, прислушивается).
– Опять эти.
Отраженные звуки оркестра актеров.
Гамлет.
– Благодарю вас, сэр.
Воин.
– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)
Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.
Розенкранц.
– Идемте, принц?
Гамлет.
– Я догоню вас. Вы пока идите.
Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.
Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.
Гильденстерн.
– Он там.
Розенкранц.
– Да.
Гильденстерн.
– Что делает?
Розенкранц (посмотрев через плечо).
– Разговаривает.
Гильденстерн.
– Сам с собой?
Розенкранц.
– Да.
Пауза. Розенкранц собирается уходить.
– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.
Гильденстерн.
– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.
Розенкранц.
– Что – знать?
Гильденстерн.
– Вернемся ли назад.
Розенкранц.
– Но мы не хотим возвращаться.
Гильденстерн.
– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?
Розенкранц.
– Мы будем свободны.
Гильденстерн.
– Не знаю. Небо везде одно.
Розенкранц.
– И мы уже немало отмахали.
Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.
– И вообще – всякое еще может случиться.
Уходят.
Затемнение.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Полная темнота.
Слабый шум моря.
После нескольких секунд молчания – голос из темноты.
Гильденстерн.
– Ты здесь?
Розенкранц.
– Где?
Гильденстерн (горько).
– Недурное начало.
Пауза.
Розенкранц.
– Это ты?
Гильденстерн.
– Да.
Розенкранц.
– Ты в этом уверен?
Гильденстерн (взрываясь).
– О-Господи-Боже-Правый!
Розенкранц.
– С нами, значит, еще не покончено, а?
Гильденстерн.
– Мы же здесь, не так ли?
Розенкранц.
– Да? Я ни черта не вижу.
Гильденстерн.
– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?
Розенкранц.
– Думаю, да.
Гильденстерн.
– И говорить.
Розенкранц.
– Что я должен сказать?
Гильденстерн.
– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?
Розенкранц.
– Ага. Еще, значит, поживем.
Гильденстерн.
– И что ты чувствуешь?
Розенкранц.
– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.
Гильденстерн.
– Ну и как она?
Розенкранц.
– Омертвела.
Гильденстерн.
– Омертвела?
Розенкранц (в панике).
– Я не чувствую ничего!
Гильденстерн.
– А ты ее ущипни.
Розенкранц (секунду спустя).
– Ай! (Пауза.) Извини.
Гильденстерн.
– Это уже лучше.
Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.
Лево на борт!
Так держать!
Убрать рифы, чтоб вас!
Это ты, боцман?
Хелло, это ты?
Легче, легче!
Держать к ветру!
Больше к ветру, ребята!
Шум моря – в промежутках.
Ставь кливера!
Топсель наверх, братцы!
И так далее, но глуше.
Розенкранц.
– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?
Гильденстерн.
– Но не как ночью.
Розенкранц.
– Да, не как ночью.
Гильденстерн.
– Темно, как днем.
Пауза.
Розенкранц.
– Ага, для дня темновато.
Гильденстерн.
– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.
Розенкранц.
– Не в курсе.
Гильденстерн.
– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.
Розенкранц.
– А-а…
Голоса команды.
В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.
Сцена освещена неравномерно.
Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.
– Кажется, светлеет,
Гильденстерн.
– Для ночи – не слишком.
Розенкранц.
– Это же полярная ночь.
Гильденстерн.
– Н-да. Если не сбились с курса.
Розенкранц (небольшая пауза).
– Н-да.
Светлеет – не то фонарь, не то луна… Совсем светло. Становится видно, что на палубе помимо прочих предметов стоят три большие, в человеческий рост, бочки с крышками; они стоят в линию, но на некотором расстоянии друг от друга. Сзади – и чуть выше – воткнутый в пол большой, диаметром примерно в два метра, полосатый зонт; что за ним – не видно. Глубина сцены все еще погружена в сумрак. Розенкранц и Гильденстерн все еще лицом к публике.
– А все же светлей, чем было. Стало быть, скоро ночь. Этот дальний север… (Грустно.) Я так полагаю, надо спать. (Зевает и потягивается.)
Гильденстерн.
– Устал?
Розенкранц.
– Да нет… но мне, наверно, трудно будет привыкнуть к этому. Целую ночь спать, целый день ничего не видеть… Спокойная жизнь у этих эскимосов.
Гильденстерн.
– У кого?
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Мне показалось… (Прерывает себя.) Кажется, я верю уже всему. Я уже не способен даже на элементарный скептицизм.
Пауза.
Розенкранц.
– Не размять ли нам ноги?
Гильденстерн.
– Нет, неохота мне их разминать.
Розенкранц.
– Хочешь, я их тебе разомну?
Гильденстерн.
– Нет.
Розенкранц.
– Мы б могли размять их друг другу. И не нужно было бы никуда ходить.
Гильденстерн (пауза).
– Да, сами бы пришли.
Розенкранц.
– Сюда?
Гильденстерн.
– Сюда – откуда-нибудь.
Розенкранц.
– Куда-нибудь сюда. Оттуда.
Гильденстерн.
– На палубу.
Розенкранц разглядывает палубу. Хлопает по ней ладонью.
Розенкранц.
– Хорошая клепка, а?
Гильденстерн.
– Да, я тоже люблю корабли. Мне нравится, как тут все устроено. На корабле человек может не беспокоиться, в какую сторону ему пойти или не пойти вообще, – проблемы не возникает, потому что ты все равно на судне, а? Идеальное место для игры в пятнашки… Я думаю, я всю жизнь мог бы провести на судне.
Розенкранц.
– Очень здорово.
Розенкранц делает вдох – с удовольствием – и выдох – уже со скукой. Гильденстерн встает и смотрит в зал поверх голов публики.
Гильденстерн.
– На корабле человек свободен. Временно. Относительно.
Розенкранц.
– Ну, а как оно?
Гильденстерн.
– Бурное.
Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.
Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.
Розенкранц.
– Кажется, меня уже мутит.
Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.
– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же… И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда-сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто-напросто доставляем Гамлета в Англию.
В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:
Розенкранц.
– Слушай, он – там.
Гильденстерн (без удивления).
– Что поделывает?
Розенкранц.
– Спит.
Гильденстерн.
– Это ему полезно.
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Что может спать.
Розенкранц.
– Да, полезно.
Гильденстерн.
– Мы теперь с ним.
Розенкранц.
– Может спать спокойно.
Гильденстерн.
– Все равно для него все кончено.
Розенкранц.
– Для гибнущих в пучине грозных вод…
Гильденстерн.
– Насущный лозунг подыщи нам днесь.
Глухой стук: они садятся. Длинная пауза.
Розенкранц (шевелится, оглядывается).
– Ну, что теперь?
Гильденстерн.
– Ты о чем?
Розенкранц.
– Ну как – ничего же не происходит.
Гильденстерн.
– Мы плывем.
Розенкранц.
– Знаю.
Гильденстерн (сердито).
– Ну так чего тебе еще? (Печально.) Никакой информации. Одни огрызки… и мы еще должны анализировать эти приказания. Которые мы едва помним. Которые ничем не отличаются от инстинкта…
Розенкранц сует одну руку в кошелек; вытаскивает монету и заводит обе руки за спину, потом протягивает Гильденстерну два кулака. Гильденстерн хлопает по одному из них. Розенкранц разжимает ладонь, там – монета. Отдает ее Гильденстерну.
Процесс повторяется.
Процесс повторяется.
Процесс повторяется.
Гильденстерн начинает нервничать. Он уже хочет проиграть.
Процесс повторяется.
Гильденстерн разжимает один кулак Розенкранца; потом, сообразив, – второй. Выясняется, что в обеих ладонях было по монете. Розенкранц смущен.
– У тебя по монете в каждой?!
Розенкранц (смущенно).
– Да.
Гильденстерн.
– Каждый раз?!
Розенкранц.
– Угу.
Гильденстерн.
– Какой же в этом смысл?
Розенкранц (с чувством, проникновенно).
– Я хотел сделать тебе приятное.
Слышен глухой стук.
Гильденстерн.
– Сколько он тебе дал?
Розенкранц.
– Кто?
Гильденстерн.
– Король. Он же подкинул нам малость.
Розенкранц.
– А сколько тебе?
Гильденстерн.
– Я первый спросил.
Розенкранц.
– Столько же, сколько тебе.
Гильденстерн.
– Он не хотел оказывать предпочтения.
Розенкранц.
– Сколько он тебе дал?
Гильденстерн.
– Столько же.
Розенкранц.
– Откуда ты знаешь?
Гильденстерн.
– Ты сам только что сказал – откуда ты знал?
Розенкранц.
– Он не хотел оказывать предпочтения.
Гильденстерн.
– Даже если бы мог.
Розенкранц.
– Чего, конечно, не мог.
Гильденстерн.
– Он даже не был уверен, не путает ли нас.
Розенкранц.
– Не путая нас.
Гильденстерн (оборачиваясь к нему, яростно).
– Почему ты не можешь сказать ничего оригинального, своего?! Неудивительно, что топчемся на месте. От тебя никакого проку – только повторяешь на разные голоса.
Розенкранц.
– Мне ничего не приходит в голову оригинального. Но я хорошая поддержка.
Гильденстерн.
– Устал я все время выкладываться.
Розенкранц (покорно).
– У тебя сильная индивидуальность. (Почти плача.) О, что с нами будет!
Гильденстерн утешает его; вся его жесткость улетучивается.
Гильденстерн.
– Не плачь… все будет в порядке… ну же, ну… говорю тебе, все будет в порядке. Я постараюсь.
Розенкранц.
– Но мы же ничего не можем поделать, мы же брошены на произвол судьбы!
Гильденстерн.
– Мы плывем в Англию, мы везем туда Гамлета.
Розенкранц.
– Зачем?
Гильденстерн.
– Зачем? Где же ты был?
Розенкранц.
– Когда? (Пауза.) Мы же не знаем, что делать, когда высадимся.
Гильденстерн.
– Отведем его к королю.
Розенкранц.
– И он там будет?
Гильденстерн.
– Да нет же – к английскому королю.
Розенкранц.
– Он нас ждет?
Гильденстерн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Розенкранц.
– Какой капкан?
Гильденстерн.
– Стань здесь. Нельзя дать ему уйти.
Ставит Розенкранца лицом туда, откуда должен появиться Гамлет. Становится рядом с ним, несколькими шагами ближе к авансцене; таким образом они перекрывают одну сторону сцены, стоя лицом к противоположной. Гильденстерн расстегивает ремень, Розенкранц – тоже. Они связывают свои ремни и берутся за концы. Штаны Розенкранца начинают сползать вниз. Из противоположной кулисы появляется Гамлет, медленно волоча тело Полония. Он идет в глубину сцены, поворачивает к выходу в ту же кулису, из которой появился, несколькими метрами левее (правее). Розенкранц и Гильденстерн, держащие свои ремни натянутыми как струна, смотрят на него в некотором замешательстве. Гамлет удаляется, волоча тело. Они ослабляют ремни.
Розенкранц.
– Ну, обошлось.
Гильденстерн.
– Что могут сделать два человека?
Они надевают ремни, Розенкранц подтягивает штаны.
Розенкранц (обеспокоенно – делает несколько шагов в ту сторону, куда ушел Гамлет).
– Он был мертв.
Гильденстерн.
– Конечно, мертв.
Розенкранц (оборачиваясь к Гильденстерну).
– По-настоящему.
Гильденстерн (раздраженно).
– Да, мертвецки.
Пауза.
Розенкранц.
– Позови его.
Гильденстерн.
– По-моему, мы уже это пробовали.
Розенкранц (кричит).
– Гамлет!
Гильденстерн.
– Не будь кретином!
Розенкранц (орет).
– Лорд Гамлет!
Входит Гамлет. Розенкранц немного изумлен.
Принц, что вы учинили с мертвым телом?
Гамлет.
Смешал с землей – она ему сродни.
Розенкранц.
Скажите, где оно, чтоб мы смогли
Снести его в часовню.
Гамлет.
– Вы этому не верьте.
Розенкранц.
– Чему не верить?
Гамлет.
– Что вашу тайну я хранить умею, а свою нет. К тому же на вопросы губки какой ответ может дать королевский сын?
Розенкранц.
– Вы принимаете меня за губку, мой принц?
Гамлет.
– Да, сударь; которая впитывает благоволение короля, его щедроты, его пожалования. Но такие царедворцы служат королю лучше всего напоследок; он держит их, как обезьяна, за щекой: раньше всех берет в рот, чтобы позже всех проглотить; когда ему понадобится то, что вы скопили, ему стоит только нажать вас – и, губка, вы снова сухи.
Розенкранц.
– Я вас не понимаю, мой принц.
Гамлет.
– Я этому рад; хитрая речь спит в глупом ухе.
Розенкранц.
– Мой принц, вы должны сказать нам, где тело, и пойти с нами к королю.
Гамлет.
– Тело у короля, но король не у тела. Король суть вещь…
Гильденстерн.
– «Вещь», мой принц?
Гамлет.
– Невещественная. Ведите меня к нему.
Гамлет идет решительным шагом в сторону одной из кулис. Они, как пастухи, следуют за ним. Уже перед самым выходом Гамлет случайно замечает Клавдия, появляющегося в глубине сцены, и склоняется в глубоком поклоне. Розенкранц и Гильденстерн, следуя его примеру, тоже низко кланяются – глубокий церемонный поклон царедворцев, со взмахом плаща и т. п. Гамлет между тем продолжает движение и, повернув в противоположную сторону, покидает сцену; Розенкранц и Гильденстерн, стоя с опущенными головами, не замечают этого. Никто не входит. Розенкранц и Гильденстерн выпрямляются и обнаруживают, что кланяются пустоте. Позади них на сцене появляется Клавдий. При первых его словах они быстро поворачиваются и снова склоняются в глубоком поклоне.
Клавдий.
Ну, как там? Что случилось?
Розенкранц.
Куда он спрятал тело, государь,
Узнать мы не смогли.
Клавдий.
А где он сам?
Розенкранц (частичное замешательство).
Здесь рядом; под присмотром в ожиданье
Велений ваших.
Клавдий (на ходу).
Пусть его введут.
Для Розенкранца это – как кулаком между глаз, но только глаза это показывают. Снова сильное замешательство. После чего он с внушительным видом поворачивается к Гильденстерну.
Розенкранц.
Эй, приведите принца.
Розенкранц доволен своей находчивостью. Гильденстерн пойман и предан. Он открывает рот и тут же его закрывает. Но положение спасено: Гамлет и сопровождающая его стража входят и пересекают сцену, следуя за Клавдием.
Освещение меняется на наружное.
(Собираясь идти.)
– Ну, теперь все в порядке, а?
Гильденстерн (неподвижно, задумчиво).
– По-видимому, это еще не все. Не такая это ситуация. Но почему именно мы? – ведь кто б угодно сгодился. И мы ничем не помогли.
Розенкранц.
– Это было, так сказать, испытание. Но теперь с нами все.
Гильденстерн.
– Все? Что все?
Розенкранц.
– Не желаю углубляться. Меня, тьфу-тьфу, это не интересует. (Направляется в глубину сцены к выходу.) Что до меня, так я рад, что видел его в последний раз. (И он смотрит за кулисы и тут же оборачивается; выражение его лица выдает, что там Гамлет.)
Гильденстерн.
– Я знал, что еще не конец.
Розенкранц (взвизгивает).
– Что еще??!
Гильденстерн.
– Мы же везем его в Англию. Что он там делает?
Розенкранц.
– Разговаривает.
Гильденстерн.
– Сам с собой?
Розенкранц делает шаг, Гильденстерн его удерживает.
– Он один?
Розенкранц.
– Нет, с военным.
Гильденстерн.
– Значит, не сам с собой.
Розенкранц.
– Не совсем… Пошли?
Гильденстерн.
– Куда?
Розенкранц.
– Куда угодно.
Гильденстерн.
– Зачем?
Розенкранц поднимает голову, прислушиваясь.
Розенкранц.
– Опять то же самое. (С тоской.) Чего бы я желал, так быть не здесь…
Гильденстерн.
– Бред наш насущный даждь нам днесь.
Появляется Гамлет, разговаривающий с воином в доспехах. Розенкранц и Гильденстерн не оглядываются.
Розенкранц.
– Будем тут торчать из-за них, пока не сдохнем. Как минимум. И погода переменится. (Смотрит наверх.) Не вечно же будет весна.
Гамлет.
– Скажите мне, мой друг, чье это войско?
Воин.
– Норвежца, сударь.
Гамлет.
– Нельзя ль узнать, куда оно идет?
Воин.
– Куда-то против Польши.
Гамлет.
– А кто командует над ним?
Воин.
– Племянник старого Норвежца, Фортинбрас.
Розенкранц.
– Мы замерзнем. Лето тоже не будет вечно.
Гильденстерн.
– Вид довольно осенний.
Розенкранц(разглядывая землю).
– Никаких листьев.
Гильденстерн.
– Осенний – при чем тут листья? Что при чем, так это некоторая коричневатость – в конце дня… Она подкрадывается к нам, уж поверь мне… Яблочные и мандариновые тени, как старое золото, окрашивают самые краешки наших чувств, сияющая глубокая охра, жженая умбра и пергамент засохшей земли, мерцающие изнутри и снаружи… фильтруют свет. В такое время, конечно, листья могут и падать, как говорят, но по чистой случайности… Вчера все было сине, точно дым.
Розенкранц(поднимает голову, прислушивается).
– Опять эти.
Отраженные звуки оркестра актеров.
Гамлет.
– Благодарю вас, сэр.
Воин.
– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)
Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.
Розенкранц.
– Идемте, принц?
Гамлет.
– Я догоню вас. Вы пока идите.
Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.
Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.
Гильденстерн.
– Он там.
Розенкранц.
– Да.
Гильденстерн.
– Что делает?
Розенкранц (посмотрев через плечо).
– Разговаривает.
Гильденстерн.
– Сам с собой?
Розенкранц.
– Да.
Пауза. Розенкранц собирается уходить.
– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.
Гильденстерн.
– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.
Розенкранц.
– Что – знать?
Гильденстерн.
– Вернемся ли назад.
Розенкранц.
– Но мы не хотим возвращаться.
Гильденстерн.
– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?
Розенкранц.
– Мы будем свободны.
Гильденстерн.
– Не знаю. Небо везде одно.
Розенкранц.
– И мы уже немало отмахали.
Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.
– И вообще – всякое еще может случиться.
Уходят.
Затемнение.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Полная темнота.
Слабый шум моря.
После нескольких секунд молчания – голос из темноты.
Гильденстерн.
– Ты здесь?
Розенкранц.
– Где?
Гильденстерн (горько).
– Недурное начало.
Пауза.
Розенкранц.
– Это ты?
Гильденстерн.
– Да.
Розенкранц.
– Ты в этом уверен?
Гильденстерн (взрываясь).
– О-Господи-Боже-Правый!
Розенкранц.
– С нами, значит, еще не покончено, а?
Гильденстерн.
– Мы же здесь, не так ли?
Розенкранц.
– Да? Я ни черта не вижу.
Гильденстерн.
– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?
Розенкранц.
– Думаю, да.
Гильденстерн.
– И говорить.
Розенкранц.
– Что я должен сказать?
Гильденстерн.
– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?
Розенкранц.
– Ага. Еще, значит, поживем.
Гильденстерн.
– И что ты чувствуешь?
Розенкранц.
– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.
Гильденстерн.
– Ну и как она?
Розенкранц.
– Омертвела.
Гильденстерн.
– Омертвела?
Розенкранц (в панике).
– Я не чувствую ничего!
Гильденстерн.
– А ты ее ущипни.
Розенкранц (секунду спустя).
– Ай! (Пауза.) Извини.
Гильденстерн.
– Это уже лучше.
Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.
Лево на борт!
Так держать!
Убрать рифы, чтоб вас!
Это ты, боцман?
Хелло, это ты?
Легче, легче!
Держать к ветру!
Больше к ветру, ребята!
Шум моря – в промежутках.
Ставь кливера!
Топсель наверх, братцы!
И так далее, но глуше.
Розенкранц.
– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?
Гильденстерн.
– Но не как ночью.
Розенкранц.
– Да, не как ночью.
Гильденстерн.
– Темно, как днем.
Пауза.
Розенкранц.
– Ага, для дня темновато.
Гильденстерн.
– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.
Розенкранц.
– Не в курсе.
Гильденстерн.
– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.
Розенкранц.
– А-а…
Голоса команды.
В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.
Сцена освещена неравномерно.
Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.
– Кажется, светлеет,
Гильденстерн.
– Для ночи – не слишком.
Розенкранц.
– Это же полярная ночь.
Гильденстерн.
– Н-да. Если не сбились с курса.
Розенкранц (небольшая пауза).
– Н-да.
Светлеет – не то фонарь, не то луна… Совсем светло. Становится видно, что на палубе помимо прочих предметов стоят три большие, в человеческий рост, бочки с крышками; они стоят в линию, но на некотором расстоянии друг от друга. Сзади – и чуть выше – воткнутый в пол большой, диаметром примерно в два метра, полосатый зонт; что за ним – не видно. Глубина сцены все еще погружена в сумрак. Розенкранц и Гильденстерн все еще лицом к публике.
– А все же светлей, чем было. Стало быть, скоро ночь. Этот дальний север… (Грустно.) Я так полагаю, надо спать. (Зевает и потягивается.)
Гильденстерн.
– Устал?
Розенкранц.
– Да нет… но мне, наверно, трудно будет привыкнуть к этому. Целую ночь спать, целый день ничего не видеть… Спокойная жизнь у этих эскимосов.
Гильденстерн.
– У кого?
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Мне показалось… (Прерывает себя.) Кажется, я верю уже всему. Я уже не способен даже на элементарный скептицизм.
Пауза.
Розенкранц.
– Не размять ли нам ноги?
Гильденстерн.
– Нет, неохота мне их разминать.
Розенкранц.
– Хочешь, я их тебе разомну?
Гильденстерн.
– Нет.
Розенкранц.
– Мы б могли размять их друг другу. И не нужно было бы никуда ходить.
Гильденстерн (пауза).
– Да, сами бы пришли.
Розенкранц.
– Сюда?
Гильденстерн.
– Сюда – откуда-нибудь.
Розенкранц.
– Куда-нибудь сюда. Оттуда.
Гильденстерн.
– На палубу.
Розенкранц разглядывает палубу. Хлопает по ней ладонью.
Розенкранц.
– Хорошая клепка, а?
Гильденстерн.
– Да, я тоже люблю корабли. Мне нравится, как тут все устроено. На корабле человек может не беспокоиться, в какую сторону ему пойти или не пойти вообще, – проблемы не возникает, потому что ты все равно на судне, а? Идеальное место для игры в пятнашки… Я думаю, я всю жизнь мог бы провести на судне.
Розенкранц.
– Очень здорово.
Розенкранц делает вдох – с удовольствием – и выдох – уже со скукой. Гильденстерн встает и смотрит в зал поверх голов публики.
Гильденстерн.
– На корабле человек свободен. Временно. Относительно.
Розенкранц.
– Ну, а как оно?
Гильденстерн.
– Бурное.
Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.
Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.
Розенкранц.
– Кажется, меня уже мутит.
Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.
– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же… И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда-сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто-напросто доставляем Гамлета в Англию.
В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:
Розенкранц.
– Слушай, он – там.
Гильденстерн (без удивления).
– Что поделывает?
Розенкранц.
– Спит.
Гильденстерн.
– Это ему полезно.
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Что может спать.
Розенкранц.
– Да, полезно.
Гильденстерн.
– Мы теперь с ним.
Розенкранц.
– Может спать спокойно.
Гильденстерн.
– Все равно для него все кончено.
Розенкранц.
– Для гибнущих в пучине грозных вод…
Гильденстерн.
– Насущный лозунг подыщи нам днесь.
Глухой стук: они садятся. Длинная пауза.
Розенкранц (шевелится, оглядывается).
– Ну, что теперь?
Гильденстерн.
– Ты о чем?
Розенкранц.
– Ну как – ничего же не происходит.
Гильденстерн.
– Мы плывем.
Розенкранц.
– Знаю.
Гильденстерн (сердито).
– Ну так чего тебе еще? (Печально.) Никакой информации. Одни огрызки… и мы еще должны анализировать эти приказания. Которые мы едва помним. Которые ничем не отличаются от инстинкта…
Розенкранц сует одну руку в кошелек; вытаскивает монету и заводит обе руки за спину, потом протягивает Гильденстерну два кулака. Гильденстерн хлопает по одному из них. Розенкранц разжимает ладонь, там – монета. Отдает ее Гильденстерну.
Процесс повторяется.
Процесс повторяется.
Процесс повторяется.
Гильденстерн начинает нервничать. Он уже хочет проиграть.
Процесс повторяется.
Гильденстерн разжимает один кулак Розенкранца; потом, сообразив, – второй. Выясняется, что в обеих ладонях было по монете. Розенкранц смущен.
– У тебя по монете в каждой?!
Розенкранц (смущенно).
– Да.
Гильденстерн.
– Каждый раз?!
Розенкранц.
– Угу.
Гильденстерн.
– Какой же в этом смысл?
Розенкранц (с чувством, проникновенно).
– Я хотел сделать тебе приятное.
Слышен глухой стук.
Гильденстерн.
– Сколько он тебе дал?
Розенкранц.
– Кто?
Гильденстерн.
– Король. Он же подкинул нам малость.
Розенкранц.
– А сколько тебе?
Гильденстерн.
– Я первый спросил.
Розенкранц.
– Столько же, сколько тебе.
Гильденстерн.
– Он не хотел оказывать предпочтения.
Розенкранц.
– Сколько он тебе дал?
Гильденстерн.
– Столько же.
Розенкранц.
– Откуда ты знаешь?
Гильденстерн.
– Ты сам только что сказал – откуда ты знал?
Розенкранц.
– Он не хотел оказывать предпочтения.
Гильденстерн.
– Даже если бы мог.
Розенкранц.
– Чего, конечно, не мог.
Гильденстерн.
– Он даже не был уверен, не путает ли нас.
Розенкранц.
– Не путая нас.
Гильденстерн (оборачиваясь к нему, яростно).
– Почему ты не можешь сказать ничего оригинального, своего?! Неудивительно, что топчемся на месте. От тебя никакого проку – только повторяешь на разные голоса.
Розенкранц.
– Мне ничего не приходит в голову оригинального. Но я хорошая поддержка.
Гильденстерн.
– Устал я все время выкладываться.
Розенкранц (покорно).
– У тебя сильная индивидуальность. (Почти плача.) О, что с нами будет!
Гильденстерн утешает его; вся его жесткость улетучивается.
Гильденстерн.
– Не плачь… все будет в порядке… ну же, ну… говорю тебе, все будет в порядке. Я постараюсь.
Розенкранц.
– Но мы же ничего не можем поделать, мы же брошены на произвол судьбы!
Гильденстерн.
– Мы плывем в Англию, мы везем туда Гамлета.
Розенкранц.
– Зачем?
Гильденстерн.
– Зачем? Где же ты был?
Розенкранц.
– Когда? (Пауза.) Мы же не знаем, что делать, когда высадимся.
Гильденстерн.
– Отведем его к королю.
Розенкранц.
– И он там будет?
Гильденстерн.
– Да нет же – к английскому королю.
Розенкранц.
– Он нас ждет?
Гильденстерн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9