Дочь короля не смотрит на него. Она
все ниже склоняет голову и чему-то улыбается. Быть может, в этот момент
она думает о прекрасном рыцаре, который на последнем турнире победил
всех соперников во славу ее красоты и был удостоен ее небесной улыбки.
Но мейстерзингер понимает эту улыбку по-своему - недаром он поэт.
Он приближается к ней, он поет все более страстно, потом падает перед
нею на колени и начинает говорить о своей любви.
Неслыханная дерзость! Невероятное оскорбление! Ужасное преступление!
Королевна, не поднимая головы от шитья, хмурится. Глаза ее мечут искры,
она топает маленькой ножкой в золоченой туфельке по резной скамеечке,
зовет слуг и приказывает увести дерзкого поэта. Входят слуги, хватают
мейстерзингера и уводят в тюрьму. Мейстерзингер знает, что его ожидают
пытки и казнь, но он не жалеет о том, что сделал, и посылает своей воз-
любленной последний взгляд, исполненный любви и преданности. Он охотно
примет смерть.
Сцена прошла прекрасно. Престо удовлетворен.
- Можно снимать, - говорит он Гофману.
Оператор уже стоит у аппарата. Всю сцену он наблюдал через визирное
стеклышко. Престо вновь становится у кресла Люкс.
Ручка аппарата завертелась. Сцена повторялась безукоризненно. Мейс-
терзингер поет, королевна наклоняет свое лицо все ниже и чему-то улыба-
ется. Мейстерзингер подходит к королевне, бросается на колени и начинает
под музыку свою страстную речь Престо увлечен. Он не только играет жес-
тами и богатой мимикой своего подвижного лица. Он говорит и шепчет
страстные признания с такой искренностью и силой, что Люкс, забывая де-
сятки раз проделанную последовательность движений и жестов, чуть-чуть
приподнимает голову и с некоторым удивлением взглядывает на своего парт-
нера одними уголками глаз.
И в этот момент происходит нечто, не предусмотренное ни сценарием, ни
режиссером.
Престо, коротконогий, большеголовый, со своим туфлеобразным, подвиж-
ным носом, признается в любви! Это показалось Гедде Люкс столь несооб-
разным, нелепым, комичным, невозможным, что она вдруг засмеялась неудер-
жимым смехом.
Это был смех, который охватывает вдруг человека, как приступ страшной
болезни, и держит, не выпуская из своих рук, потрясая тело в судорожном
напряжении, обессиливая, вызывая слезы на глазах. Люкс смеялась так, как
не смеялась никогда в жизни Она едва успевала переводить дыхание и снова
заливалась бесконечным серебристым смехом. Вышивание выпало у нее из
рук, одна из золотистых кос спустилась до пола. Встревоженный дог вско-
чил и с недоумением смотрел на свою хозяйку. Растерянный Престо также
поднялся на ноги и, мрачно сдвинув брови, смотрел на Люкс.
Смех так же заразителен, как зевота. Не прошло и минуты, как перекаты
смеха уже неслись по всему ателье. Статисты, плотники, монтеры, декора-
торы, гримеры-все были во власти смеха.
Престо стоял еще несколько секунд, как громом пораженный, потом вдруг
поднял руки и с искаженным лицом, сжав кулаки, сделал шаг к Люкс. В эту
минуту он был скорее страшен, чем смешон.
Люкс посмотрела на него, и смех ее вдруг оборвался И так же внезапно
замолк смех во всем ателье Оркестр давно прекратил игру, так как у сме-
явшихся музыкантов смычки выпали из рук. И теперь в ателье наступила
жуткая тишина.
Эта внезапная тишина как будто привела Престо в чувство. Он медленно
опустил руки, медленно повернулся, волоча ноги, дошел до большого дивана
и кинулся ничком.
- Простите, Престо, - вдруг сказала Люкс, нарушив тишину. - Я вела
себя как девочка, и из-за моего глупого смеха испорчено столько пленки.
Престо скрипнул зубами Она думает только об испорченной пленке!
- Вы напрасно извиняетесь, - вместо Престо ответил ей Гофман. - Я на-
рочно не прекращал съемки и совсем не считаю пленку испорченной. С моей
точки зрения, этот новый вариант кадра у окна великолепен В самом деле,
смех, уничтожающий смех, который не оставляет никаких надежд, смех люби-
мой женщины в ответ на страстное признание - разве для влюбленного он не
ужаснее самых страшных мук? Разве этот смех не превратил на один момент
любовь мейстерзингера в жгучую ненависть? О, я знаю нашу американскую
публику, публика будет смеяться, как никогда. Эти выпученные глаза мейс-
терзингера, раскрытый рот... Вы не сердитесь. Престо, но еще никогда вы
не были так эффектны. И если бы я не видел вас каждый день, то не смог
бы вертеть ручку аппарата.
Престо поднялся и сел на диван.
- Да, вы правы, Гофман, - сказал он медленно и глухо. - Это вышло ве-
ликолепно. Наши американцы подохнут со смеху.
И вдруг, чего еще никогда не было, сам Тонио Престо засмеялся сухим,
трескучим смехом, обнажив ряд мелких и редких зубов. В этом смехе было
что-то зловещее, и никто не отозвался на него.

УБИЙСТВЕННЫЙ СМЕХ
После этой злополучной съемки Престо сел в автомобиль и, по словам
шофера, "загнал машину насмерть".
Неудовлетворенность, обида на жизнь, возмущение несправедливостью
природы, оскорбленное самолюбие, терзания неудовлетворенной любви-все,
что накапливалось в его душе годами, словно прорвалось в страшном извер-
жении. В бешеной езде он хотел найти успокоение, словно хотел убежать от
самого себя.
- Вперед! Вперед! - кричал Престо и требовал, чтобы шофер дал полную
скорость. И они мчались по дорогам, как преступники, за которыми гонится
полиция. А за ними и в самом деле гнались. Пролетая мимо ферм, они дави-
ли гусей и уток, шествующих с соседнего пруда, и обозленные фермеры гна-
лись за ними с палками, но, конечно, не могли догнать. Два раза за авто-
мобилем погнались на мотоциклетках полицейские, так как автомобиль мчал-
ся с недопустимой скоростью и не желал остановиться, несмотря на энер-
гичные требования полицейских Однако полицейским мотоциклам невозможно
было угнаться за автомобилем Престо. Это была одна из лучших во всей
стране, сильнейших машин, сделанная по особому заказу Тонио Он любил
скорость во всем.
В пять часов вечера Престо, пожалев шофера, разрешил сделать останов-
ку у придорожного кабачка и пообедать Сам Престо не притронулся ни к че-
му и только выпил кувшин холодной воды.
И снова началась та же бешеная езда весь вечер и всю ночь. Шофер ва-
лился от усталости и, наконец, заявил, что он засыпает на ходу и не ру-
чается, если разобьет машину вместе с седоком.
- Вперед! - крикнул Престо, но потом вдруг поднялся со своего места,
отстранил шофера и сам взялся за руль. - Вы можете отдохнуть, - сказал
Тонио шоферу. Тот завалился на широкое сиденье автомобиля и тотчас креп-
ко уснул.
А мысли Престо неслись с такой же скоростью, как машина.
- Это надо кончить! Это надо кончить раз навсегда! - шептал Престо.
Когда шофер проснулся, было семь часов утра. Автомобиль стоял у виллы
Гедды Люкс.
- Выспались? - ласково спросил Престо шофера. - Я зайду сказать доб-
рое утро мисс Люкс, а вы подождите здесь. Потом мы поедем домой.
Семь часов утра - слишком ранний час для визита, но Тонио знал, что
Гедда Люкс встает в шесть. Она вела чрезвычайно регулярный образ жизни
по предписанию лучших профессоров-гигиенистов, чтобы на возможно больший
срок сохранить обаяние молодости и красоты - свой капитал, на который
она получала такие большие проценты.
Люкс уже приняла ванну, покончила с массажем и теперь делала легкую
гимнастику в большой квадратной комнате, освещенной сверху, через пото-
лок. Среди белых мраморных колонн стояли огромные зеркала, отражавшие
Гедду. Во фланелевом утреннем костюме, полосатых шароварах, коротко ост-
риженная и гладко причесанная, она напоминала очаровательного мальчика.
- Тонио? Так рано? - сказала она приветливо, увидав в зеркале прибли-
жавшегося к ней сзади Тонио Престо.
И, не прекращая выгибаться, наклоняться и распрямляться, продолжала:
- Садитесь. Сейчас будем пить кофе.
Она не спросила, что привело его в такой ранний час, так как привыкла
к странностям Престо.
Тонио подошел к большой, удобной кушетке, присел на край, но тотчас
вскочил и заходил большими кругами по комнате.
- Престо, перестаньте ходить, у меня голова кружится, глядя на вас, -
сказала Люкс.
- Мне нужно поговорить с вами, - произнес Престо, не прекращая своей
круговой прогулки. - По делу, по очень серьезному делу. Но я не могу
разговаривать, когда вы раскачиваетесь и приседаете. Прошу вас, сядьте
на диван.
Люкс посмотрела на Престо, в несколько прыжков добежала до дивана и
уселась с ногами, оставив маленькие туфли на мозаичном полу. Престо по-
дошел к ней и сказал:
- Вот так.
Видимо, он делал невероятные усилия, чтобы сохранить полное спо-
койствие, держать в повиновении свои руки и ноги, не двигать туфлеобраз-
ным носом.
- Гедда Люкс! Мисс Гедда!.. Я не умею говорить... Мне трудно... Я
люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.
Предательский нос его начал подниматься кверху и двигаться. Гедда
опустила глаза вниз и, сдерживая поднимающуюся волну смеха, сказала как
можно серьезнее и спокойнее:
- Антонио Престо. Но я не люблю вас, вы это знаете. А если нет обоюд-
ной любви, что же может нас объединить? Коммерческий расчет? Он говорит
против такого брака. Посудите сами. Мой капитал и мои доходы равняются
вашим. Я не нуждаюсь в деньгах, но и не желаю уменьшать свои доходы. А
брак с вами понизил бы мой заработок.
Престо дернул головой.
- Каким образом?..
Люкс, продолжая упорно смотреть на пол, ответила:
- Очень просто Вы знаете, что публика боготворит меня. Вокруг моего
имени создался своего рода культ. Для сотен тысяч и миллионов моих зри-
телей я являюсь идеалом женской красоты и чистоты. Но поклонники требо-
вательны к своему божеству. Их преклонение должно быть оправдано. Толпа
зорко следит за малейшими подробностями моей частной жизни. Когда я на
экране, последний нищий имеет право любоваться мною и даже воображать
себя на месте героя, завоевавшего мое сердце. И именно поэтому-то я ни-
кому не должна принадлежать. Толпа, пожалуй, примирилась бы еще, если бы
я вышла замуж за героя, за мужчину, который получил всеобщее признание
как идеал мужской красоты или мужских добродетелей. Достойным мужем для
богини может быть только бог или, в крайнем случае, полубог... Если бы
толпа узнала, что я вышла замуж за вас, она пришла бы в негодование. Она
сочла бы это преступлением с моей стороны, издевательством над самыми
лучшими чувствами моих поклонников. Толпа отвернулась бы от меня. А тол-
па делает успех...
- И деньги...
- И деньги, разумеется. И я не удивилась бы, если бы мистер Питч рас-
торгнул контракт со мною. Я лишилась бы и денег, и славы, и поклонни-
ков...
- За сомнительное удовольствие иметь мужем такого урода, как я, - до-
кончил Престо, - Довольно, мисс Люкс. Я понял вас. Вы правы. - Престо
вдруг топнул ногой и тонким детским голосом закричал: - А если этот урод
наделен горящим любящим сердцем? Если этот урод требует своего места под
солнцем и своей доли счастья?..
Эта неожиданная вспышка заставила Гедду невольно приподнять глаза на
Престо. Нос его двигался, как маленький хоботок, кожа на лбу то собира-
лась в морщины, то растягивалась до блеска, волосы ерошились, уши двига-
лись, руки походили на поршни паровой машины, работающей на самом скором
ходу.
Гедда Люкс уже не могла оторвать своего взора от Престо, и она начала
смеяться, сначала тихо, потом все громче и громче.
Как будто повторялась вчерашняя "сцена у окна" дочери короля с мейс-
терзингером. Но там все было нарочно, - так, по крайней мере, думала
Люкс, - а здесь страдания и чувства мейстерзингера были самые настоящие.
Гедда понимала всю неуместность и оскорбительность для Тонио ее смеха,
но ничего не могла поделать с собой. А Престо как будто даже обрадовался
этому смеху.
- Смейтесь! Смейтесь! - кричал он. - Смейтесь так, как вы еще никогда
не смеялись! Смейтесь! Страшный уродец Антонио Престо будет вам говорить
о своей любви.
И он говорил. Он кривлялся самым невероятным образом. Он пустил в ход
весь свой многообразный арсенал ужимок и гримас.
Люкс смеялась все больше, глубже, сильнее. Этот смех уже походил на
истерический припадок. Гедда корчилась на диване в припадке смеха и умо-
ляюще смотрела на Престо. На глазах ее были слезы. Прерывающимся от сме-
ха голосом она проговорила с трудом:
- Перестаньте, прошу вас!..
Но Престо был неумолим и неистощим. Люкс задыхалась, обессилела, поч-
ти теряла сознание. Она схватилась руками за судорожно вздымающуюся от
смеха грудь, как человек в жесточайшем припадке астмы...
- Люди беспощадны к безобразию, пусть же и безобразие будет беспощад-
но к красоте. Моя душа почернела, как черный скорпион, и стала злее зло-
го горбуна, - кричал Престо.
Гедда Люкс поняла, что он хочет убить ее смехом Глаза Люкс расшири-
лись от ужаса. Руки ее тряслись, она теряла сознание.
Собрав всю силу воли, Гедда протянула руку к звонку, стоящему на сто-
лике возле дивана, и позвонила. Вошла горничная и увидела, что госпожа
ее смеется мелким, захлебывающимся смехом, глядя на Престо. Горничная
также посмотрела на него и вдруг схватила себя за бока, как будто ужас-
ные колики сразу огнем прожгли ее внутренности, и, присев на пол, засме-
ялась неудержимым смехом. Увы, она так же была во власти Тонио, как и ее
хозяйка.
К Гедде Люкс никто больше не мог прийти на помощь...

ТВОЙ НОС - ТВОЕ БОГАТСТВО
Гофман сидел в глубоком кожаном кресле и курил трубку, когда в комна-
ту вбежал Престо с воспаленными после бессонной ночи глазами, обветрен-
ным лицом и возбужденный более обыкновенного.
- Я ждал вас до трех часов ночи, - сказал Гофман.
Гофман нередко жил по нескольку дней на вилле Престо, находящейся не-
далеко от киностудии мистера Питча и К° Известный кинооператор Гофман
был тенью Престо Он следил за каждым движением, каждым новым поворотом
киноартиста, чтобы переносить на пленку самые оригинальные позы и наибо-
лее удачные мимические моменты в игре подвижного лица. Тонио и Гофман
были большими друзьями.
- Где вы пропадали? - спросил Гофман, пуская изо рта клубы дыма.
- Я только что от Гедды Люкс. Кажется, я убил ее смехом.
- Это ваша специальность, - не придавая особого значения словам Прес-
то, сказал Гофман.
- Да, да... За грехи отцов я награжден этим проклятием.
- Почему же проклятием, Тонио? Это прекрасный дар Смех - самая ценная
валюта. Так было всегда.
- Да, но чем вызывается этот смех? Можно смешить людей остроумными
мыслями, веселыми рассказами. А... Я смешу своим безобразием.
- Леонардо да Винчи сказал, что великое безобразие встречается так же
редко, как и великая красота. Он с особенной заботливостью разыскивал
всюду людей, отличающихся исключительным безобразием, и зарисовывал их
лица в свой альбом. А вы... вы... в сущности, даже не так уж безобразны.
Необычайный комизм вызывается не столько вашей внешностью, сколько про-
тиворечием величия чувств вашей души с мизерностью телесной оболочки и с
этими жестами картонного паяца. Вы прекрасно зарабатываете, пользуетесь
колоссальным успехом.
- Вот, вот, это самое. Величие чувств! Ах, Гофман, в этом все мое
несчастье. Да, я человек возвышенных чувств, но с телом кретина. Я глу-
боко несчастен, Гофман. Деньги... слава - все это хорошо, пока добива-
ешься их. Любовь женщины... Я получаю сотни писем в день от "поклонниц"
со всех концов света. Но разве любовь руководит моими корреспондентками?
Их привлекает мое богатство, моя слава. Это или сентиментальные старые
девы, или продажные душонки, которым надо богатство и которые жаждут
проявить свое чванство в роли жены столь знаменитого человека, как я. А
вот Гедда Люкс... Сегодня я сделал ей тринадцатое предложение. И она от-
вергла его... Но теперь довольно. На чертовой дюжине можно остановиться.
Самое большое мое горе в том, что я по натуре трагический актер. А при-
нужден быть паяцем. Вы знаете, Гофман, ведь я вкладываю в исполнение
своих трагических ролей всю свою душу, а толпа смеется.
Престо подошел к зеркалу и погрозил кулаком собственному отражению.
- О, проклятая рожа!
- Вы великолепны, Тонио! - воскликнул, усмехнувшись, Гофман. - Этот
жест - что-то новенькое. Позвольте мне сходить за аппаратом.
Престо обернулся и посмотрел на Гофмана с укором.
- И ты, Брут! Послушайте, Гофман, подождите, не ходите никуда По-
будьте хоть один раз только моим другом, а не кинооператором... Скажите
мне, почему такая несправедливость? Имя и фамилию можно переменить, кос-
тюм, местожительство можно переменить, а свое лицо никогда Оно как прок-
лятие лежит на тебе.
1 2 3 4