и они на всех языках клялись перед Европой, что “наше объединенное правительство” “вполне конституционно”. Это было в Лондоне, вдали от России. Но стоило им вернуться в Россию, в страну “усмотрений” и “пресечений”, чтобы признать свою “ошибку” и “разочароваться”.
Еще не так давно они “верили”, что Столыпину удалось поставить страну на путь парламентского “обновления”. Но стоило Столыпину пустить в ход знаменитую 87 статью, - и кадеты снова пошли петь об “ошибках” и “недоразумениях”.
Давно ли кадеты проводили параллель между русским правительством (вспомните забастовку портовых рабочих) и английским в их отношении к забастовкам? Но стоило разыграться ленской драме, чтобы кадеты еще раз пропели свое фарисейское “мы ошиблись”.
И знаменательно: “ошибки” и “разочарования” все растут, а кадетская тактика заигрывания с правительством остается без изменения!
Бедные, бедные кадеты! Они, очевидно, “рассчитывают” на наивных читателей, верящих в их искренность.
Они “думают”, что население не замечает их лакейского кривляния перед врагами освобождения России.
Они еще не знают, что если до сих пор то и дело “ошибались” они в своих видах на правительство, то теперь им предстоит “разочароваться” в массах населения, которые поймут, наконец, их контрреволюционный характер и повернутся к ним спиной. Кого же тогда будут обманывать господа кадеты? Лакейство перед правительством, фарисейство перед страной - за что же их называют “партией народной свободы”?
Петербургская газета “Звезда”
Печатается по тексту газеты
№ 30, 15 апреля 1912 г.
Подпись: С.
ЛОНДОНСКИЙ СЪЕЗД РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ (Записки делегата)
Лондонский съезд окончился. Вопреки ожиданиям либеральных писак, разных там Вергежских и Кусковых, - съезд дал нам не раскол, а дальнейшее сплочение партии, дальнейшее объединение передовых рабочих всей России в одну нераздельную партию. Это был настоящий всероссийский объединительный съе8д: ибо на нем впервые были представлены наиболее широко и полно наши польские, бундовские и латышские товарищи, на нем впервые они приняли активное участие в работах партийного съезда и, стало быть, впервые связали наиболее непосредственно судьбу своих организаций с судьбой всей партии. В этом смысле Лондонский съезд значительно подвинул вперед дело сплочения и укрепления Российской Социал-Демократической Рабочей Партии.
Таков первый и важный результат Лондонского съезда.
Но этим не исчерпывается значение Лондонского съезда. Дело в том, что, вопреки желанию тех же либеральных писак, съезд окончился победой “большевизма”, победой революционной социал-демократии над оппортунистическим крылом нашей партии, над “меньшевизмом”. Всем известны, конечно, наши разногласия по вопросу о роли различных классов и партий в нашей революции и о нашем к ним отношении. Известно также и то, что официальный центр партии, меньшевистский по своему составу, в целом ряде выступлений становился в противоречие с партией в целом. Вспомните хотя бы: историю с лозунгом Центрального Комитета об ответственном кадетском министерстве, отвергнутым партией во время первой Думы; историю с лозунгом того же ЦК о “возобновлении сессии Думы” после разгона первой Думы, тоже отвергнутым партией; историю с известным призывом ЦК к всеобщей забастовке по поводу разгона первой Думы, тоже отвергнутым партией... Необходимо было положить конец этому ненормальному положению. А для этого в свою очередь необходимо было подвести итог фактическим победам партии над оппортунистическим ЦК, победам, наполняющим историю внутреннего развития нашей партии за весь истекший год, И вот, Лондонский съезд подвел итог всем этим победам революционной социал-демократии, и, закрепив за ней победу, он принял тактику этой социал-демократии.
Стало быть, отныне партия будет проводить строго классовую политику социалистического пролетариата. Красное знамя пролетариата не будет больше склоняться перед краснобаями либерализма. Не идущие пролетариату интеллигентские шатания получили смертельный удар.
Таков второй, не менее важный результат Лондонского съезда нашей партии.
Фактическое объединение передовых рабочих 6сей России в единую всероссийскую партию под знаменем революционной социал-демократии - таков смысл Лондонского съезда, таков его общий характер.
Перейдем теперь к более подробной характеристике съезда.
I
СОСТАВ СЪЕЗДА
Всего на съезде присутствовало около 330 делегатов. Из них 302 были с правом решающего голоса - представители более чем 150 000 членов партии, остальные - совещательные. По фракциям распределялись приблизительно следующим образом: (только решающие) 92 большевика, 85 меньшевиков, 54 бундовца, 45 поляков и 26 латышей.
С точки зрения общественного положения членов съезда (рабочие и нерабочие) съезд представлял следующую картину: рабочих физического труда было всего 116; конторщиков и приказчиков - 24; остальные - нерабочие. При этом рабочие физического труда по фракциям распределялись следующим образом: в большевистской фракции - 38 (36 процентов); в меньшевистской - 30 (31 процент); у поляков - 27 (61 процент); у латышей - 12 (40 процентов); у бундовцев - 9 (15 процентов). А профессиональные революционеры распределялись по фракциям следующим образом: в большевистской фракции - 18 (17 процентов); в меньшевистской - 22 (22 процента); у поляков - 5 (11 процентов); у латышей - 2 (6 процентов); у бундовцев - 9 (15 процентов).
Мы все были “изумлены” этой статистикой. Как? Меньшевики так много кричали об интеллигентском составе нашей партии, они день и ночь ругали большевиков интеллигентами, они грозили прогнать всех интеллигентов из партии, они все время третировали профессиональных революционеров - и вдруг у них во фракции оказалось гораздо меньше рабочих, чем у “интеллигентов” - большевиков! У них оказалось гораздо больше профессиональных революционеров, чем у большевиков! Но мы объясняли меньшевистские крики тем, что “у кого что болит, тот о том и кричит”...
Еще более интересны цифры о составе съезда с точки зрения “территориального распределения” делегатов. Выяснилось, что большие группы меньшевистских делегатов посылаются главным образом крестьянскими и ремесленными районами: Гурия (9 делегатов), Тифлис (10 делегатов), малороссийская крестьянская организация “Спилка” (кажется, 12 делегатов). Бунд (громадное большинство - меньшевистское) и, как исключение, - Донецкий бассейн (7 человек). Между тем как большие группы большевистских делегатов посылаются исключительно крупно - промышленными районами: Петербург (12 делегатов), Москва (13 или и делегатов), Урал (21 делегат), Иваново-Вознесенск (11 делегатов), Польша (45 делегатов).
Очевидно, тактика большевиков является тактикой крупно - промышленных пролетариев, тактикой тех районов, где классовые противоречия особенно ясны и классовая борьба особенно резка. Большевизм - это тактика настоящих пролетариев.
С другой стороны, не менее очевидно и то, что тактика меньшевиков является по преимуществу тактикой ремесленных рабочих и крестьянских полупролетариев, тактикой тех районов, где классовые противоречия не совсем ясны и классовая борьба замаскирована. Меньшевизм - это тактика полубуржуазных элементов пролетариата.
Так говорят цифры.
И это не трудно понять: нельзя серьезно говорить среди лодзинских, московских или иваново-вознесенских рабочих о блоках с той самой либеральной буржуазией, члены которой ведут с ними ожесточенную борьбу, то и дело “наказывая” их частичными расчетами и массовыми локаутами - там меньшевизм не найдет себе симпатий, там нужен большевизм, тактика непримиримой пролетарской классовой борьбы. И наоборот, крайне трудно привить идею классовой борьбы гурийским крестьянам или каким-нибудь шкловским ремесленникам, не чувствующим острых систематических ударов классовой борьбы и потому охотно идущим на всякие соглашения против “общего врага” - там пока не нужен большевизм, там нужен меньшевизм, ибо там все проникнуто атмосферой соглашений и компромиссов.
Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики - еврейская фракция, большевики - истинно - русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром,
А такой состав фракций не трудно объяснить: очагами большевизма являются главным образом крупно - промышленные районы, районы чисто русские, за исключением Польши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, являются в то же время районами евреев, грузин и т. д.
Что же касается течений, наметившихся на съезде, то надо заметить, что формальное деление съезда на 5 фракций (большевики, меньшевики, поляки и т. д.) сохранило известную силу, правда, незначительную, только до обсуждения вопросов принципиального характера (вопрос о непролетарских партиях, о рабочем съезде и т. д.). С обсуждения вопросов принципиальных формальная группировка была фактически отброшена и при голосованиях съезд обыкновенно разделялся на 2 части: большевиков и меньшевиков. Так называемого центра, или болота, не было на съезде. Троцкий оказался “красивой ненужностью”. Причем все поляки определенно примыкали к большевикам. - Громадное большинство латышей тоже определенно поддерживало большевиков. Бунд, фактически всегда поддерживавший громадным большинством своих делегатов меньшевиков, формально вел в высшей степени двусмысленную политику, вызывавшую улыбку с одной стороны, раздражение с другой. Тов. Роза Люксембург художественно - метко охарактеризовала эту политику Бунда, сказав, что политика Бунда не есть политика зрелой политической организации, влияющей на массы, что - это политика торгашей, вечно высматривающих и вечно выжидающих с надеждой: авось завтра сахар подешевеет. Из бундовцев большевиков поддерживали только 8-10 делегатов, и то не всегда.
В общем преобладание, и довольно-таки значительное преобладание, было на стороне большевиков,
Таким образом, съезд был большевистский, хотя и не резко большевистский. Из меньшевистских резолюций прошла только резолюция о партизанских выступлениях, и то совершенно случайно: большевики на этот раз не приняли боя, вернее не захотели довести его до конца, просто из желания “дать хоть раз порадоваться тов. меньшевикам”...
II
ПОРЯДОК ДНЯ. ОТЧЕТ ЦК.
ОТЧЕТ ДУМСКОЙ ФРАКЦИИ
С точки зрения политических течений на съезде, работы съезда можно было бы разделить на 2 части.
Первая часть: прения по вопросам формальным, вроде порядка дня съезда, отчетов ЦК и отчета Думской фракции, вопросам, имеющим глубокий политический смысл, но связанным или связываемым с “честью” той или другой фракции, с мыслью о том, “как бы не обидеть” ту или другую фракцию, “как бы не вызвать раскол”, - и потому называемым вопросами формальными. Эта часть съезда прошла наиболее бурно и поглотила наибольшее количество времени. А произошло это потому, что соображения принципа отодвигались назад соображениями “морали” (“как бы не обидеть”), стало быть, строго определенные группировки не создавались) нельзя было сразу догадаться “чья возьмёт”, и фракции, в надежде увлечь за собой “нейтрально-корректных”, предавались бешеной борьбе за преобладание.
Вторая часть: прения по вопросам принципиальным вроде вопроса о непролетарских партиях, рабочем съезде и т. д. Тут уже отсутствовали соображения “морали”, группировки происходили определенные, по строго определенным принципиальным течениям, соотношение сил между фракциями выяснялось сразу, и потому эта часть съезда была наиболее спокойной и плодотворной, - явное доказательство в пользу того, что принципиальность в прениях - наилучшая гарантия плодотворности и спокойствия работ съезда.
Перейдем к краткой характеристике первой части работ съезда.
После речи тов. Плеханова, открывшего съезд и отметившего в своей речи необходимость соглашений “от случая к случаю” с “прогрессивными элементами” буржуазного общества, съезд выбрал президиум из пяти (по одному из фракций), выбрал мандатную комиссию и перешел к выработке порядка дня. Характерно, что меньшевики и на этом съезде, точно так же, как и на прошлогоднем, Объединительном, самым ярым образом выступили против предложения большевиков - внести в порядок дня вопросы об оценке момента и о классовых задачах пролетариата в нашей революции. Идет ли революция на подъем или она идет на убыль, и сообразно с этим - надо ли ее “ликвидировать” или довести до конца, каковы классовые задачи пролетариата в нашей революции, проводящие резкую грань между ним и остальными классами русского общества, - вот каких вопросов боятся тов. меньшевики. От них они бегут, как тень от солнца, они не хотят вынести на свет корни наших разногласий. Почему? Потому* что в самой фракции меньшевиков существуют глубокие разногласия по этим вопросам; потому, что меньшевизм не представляет цельное течение, меньшевизм - это сброд течений, незаметных во время фракционной борьбы с большевизмом, но сразу же прорывающихся при принципиальной постановке вопросов момента и нашей тактики. Меньшевики не хотят обнаружить эту внутреннюю слабость своей фракции. Большевики впали это и, в интересах большей принципиальности прений, настаивали на внесении в порядок дня вышеупомянутых вопросов. Меньшевики, видя, что принципиальность убивает их, начали упорствовать, дали понять “корректным товарищам”, что они “обидятся”, - и съезд не внес в порядок дня вопрос о моменте и т. д. В конце концов приняли следующий порядок дня: отчет Центрального Комитета, отчет Думской фракции, об отношении к непролетарским партиям, о Думе, о рабочем съезде, о профессиональных союзах, о партизанских выступлениях, кризисы, локауты и безработица, Штутгартский международный конгресс, организационные вопросы.
По вопросу об отчете ЦК главными докладчиками выступили тов. Мартов (от меньшевиков) и тов. Рядовой (от большевиков). Доклад Мартова был собственно не доклад с серьезным освещением явлений, а задушевный рассказ о том, как невинный ЦК принялся было руководить партией и затем Думской фракцией, и как “ужасные” большевики мешали ему действовать, приставая своей принципиальностью. Не принятые потом партией лозунги ЦК об ответственном кадетском министерстве, о “возобновлении сессии Думы”, и т. д. и т. п. Мартов оправдывал тем, что момент был неопределенный и во время затишья нельзя было выдвигать другие лозунги. Неудачный призыв ЦК к всеобщей забастовке, а потом к частичным выступлениям непосредственно после разгона первой Думы Мартов оправдывал той же неопределенностью положения и невозможностью точно определить настроение масс. Очень мало говорил о роли ЦК в расколе Петербургской организации. Зато слишком много говорил о конференции военных и боевых организаций, устроенной по инициативе известной группы большевиков и внесшей, по мнению Мартова, дезорганизацию и анархию в партийные организации. В конце доклада Мартов призывал съезд принять во внимание трудные условия работы по руководству партией, ввиду особенной сложности и запутанности момента, и не быть строгим по отношению к ЦК. Очевидно, сам Мартов признавал за ЦК серьезные грехи.
Доклад тов. Рядового был совершенно другого характера. По его мнению, ЦК партии обязан: 1) защищать и проводить программу партии, 2) осуществлять тактические директивы, данные ему съездом партии, 3) охранять целость партии, и) объединять положительную работу партии. Между тем ЦК не исполнил ни одной из этих обязанностей. Вместо того чтобы защищать и проводить программу партии, ЦК по поводу известного аграрного обращения первой Думы предлагал Думской фракции социал-демократов, в интересах единства оппозиции, в интересах привлечения кадетов, не вносить в думское обращение известного пункта нашей аграрной программы о конфискации всей (помещичьей) земли, а ограничиться простым заявлением об отчуждении земли без оговорки: с выкупом или без выкупа.
Подумайте только: ЦК партии предлагал выкинуть важнейший пункт программы партии о конфискации земли. ЦК нарушал программу партии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31