Я сдул легкую прядь волос, упавших ему на лоб, и слегка встряхнул его.— Растон! — не дождавшись ответа, я снова потряс его за плечо. — Растон!Его глаза медленно открылись. Увидев меня, он улыбнулся.— Привет, мистер Хаммер!— Зови меня Майк, парень. Мы ведь друзья, верно?— Еще бы... Майк, — он вытащил одну руку из-под одеялами потянулся. — Пора вставать?— Нет, Растон, еще нет. Мне нужно тебе что-то сказать.Я ломал голову, как бы преподнести ему новость. Нелегко сказать мальчугану, что его отца только что зарубил кровожадный убийца.— О чем? У тебя озабоченный вид, Майк. Случилось что-нибудь плохое?— Очень плохое, малыш. Ты ведь у нас стойкий?Снова застенчивая улыбка.— Так уж и стойкий... вовсе нет! Хотел бы я быть похожим на людей из книг.Я решил выложить ему все, не смягчая, и разом кончить с этим делом.— Твой папа умер, сынок.До него не сразу дошло значение моих слов. Он смотрел на меня озадаченно, будто уверенный, что неправильно истолковал их смысл.— Умер?Я кивнул. Осознание происшедшего пришло к нему, как внезапный потоп. На глазах у него выступили слезы, одна скатилась по щеке.— Нет!.. Не может быть! Он не мог умереть!Я обнял его. Он прижался ко мне, всхлипывая.— Ох, папа!.. Что с ним случилось, Майк? Что случилось?Я тихо гладил его по голове, стараясь вспомнить, как поступал со мной мой отец, когда мне было плохо. Я не мог сообщить ему подробности.— Он... просто умер, Растон.— Что-то случилось, я знаю, — он пытался сдержать слезы, но не сумел. Отстранившись от меня, Растон вытер глаза. — Что случилось, Майк, скажи, прошу тебя!Я подал ему свой платок. После он все равно узнает, так пусть лучше узнает от меня, чем от одного из упырей.— Его кто-то убил. На, высморкайся.Он высморкался, ни на миг не сводя с меня глаз. Такой взгляд бывает у щенка, когда он получит пинка и не знает, за что.— Убили? Нет... никто не стал бы убивать папу... моего папу.Я молчал, давая ему освоиться с мыслью, причинившей боль. Глядя на его искаженное лицо, я почувствовал, что у меня самого заныло в груди.Так мы сидели, не говоря ни слова, минут десять. Наконец парнишка вытер глаза. Теперь он казался старше. Такое любому прибавит лет. Он притронулся к моей руке. Я потрепал его по плечу.— Майк?— Да, Растон?— Как ты думаешь, ты сумеешь найти того, кто это сделал?— Постараюсь, малыш.Его губы яростно сжались.— Найди обязательно! Если бы я был взрослым, я застрелил бы его, вот! — от опять разразился слезами. — Ох... Майк!— Полежи-ка здесь, малыш. Отдохни немного, а после, когда почувствуешь себя лучше, одевайся и спускайся вниз. Потолкуем. Думай о чем-нибудь, только не надо... о том. С такими вещами трудно свыкнуться, но ты сумеешь. Сейчас тебе так скверно, что хуже некуда, но время все сгладит, Растон. Ты стойкий парень. После вчерашней ночи я считал, что второго такого не найдешь. Поэтому крепись и больше не плачь, идет?— Я постараюсь, Майк, честное слово, постараюсь.Он перекатился в постели и зарылся лицом в подушку. Я открыл дверь в коридор и вышел. Теперь придется оставаться, хочешь — не хочешь. Я дал слово мальчишке и от своего обещания отступать не собираюсь.Однажды я уже давал слово и сдержал его. Это убило во мне душу, но я его сдержал.Я вспомнил кровь, пролитую на войне, всю кровь, которую я видел и которая на меня брызгала. Но не было крови краснее и страшнее той, которая пролилась, когда я выполнил то обещание. Глава 5 Такие лица смотрят на вас со стен музея: холодные, враждебные, выжидательные. Они стояли в разных позах и ждали, как я буду оправдываться за то, что вытащил их из постели в такую рань.Артур Грэхем неловко отхлебывал распухшими губами из стакана с апельсиновым соком. Его брат нервно попыхивал сигаретой. Генты всей семьей сидели в дальнем углу. Марта старалась выглядеть так же отчужденно, как Гент-младший. Рода и ее отец, второпях одевшиеся кое-как, теперь чувствовали себя неловко и ерзали на краешках сидений.Элис Николс оставалась верна себе. Когда я вошел в гостиную, она метнула на меня страстный взгляд и вполголоса бросила:— Привет, любовь моя!Для этих штучек час был слишком ранний. Мешки у меня под глазами ясно сказали ей об этом. Рокси, озабоченно хмурясь, остановила меня и сказала, что кофе будет готов через несколько минут. Вот и хорошо. Он придется кстати.Не дав никому времени открыть рот, я заговорил первым.— Рудольф Йорк умер. Кто-то сделал ему пробор топориком для мяса в квартире мисс Грэйндж.Я умолк.Марта ахнула. У ее мужа глаза чуть не выскочили из орбит. Гент-младший и Рода посмотрели друг на друга. Артур поперхнулся соком, а Уильям уронил сигарету. Рода зацокала языком у меня за спиной.Тишина была оглушительной, как взрыв. Не успело замереть ее эхо, как Марта Гент, быстро оправившись, спросила:— А где была сама мисс Грэйндж?Я пожал плечами.— Я знаю не больше вашего, — затем без обиняков выложил главное: — Вполне вероятно, что она не при чем. Убить Йорка мог кто-то другой. Скоро сюда наведается полиция. Устраивать себе алиби поздновато, но если у кого-то его нет, пусть лучше побыстрее что-нибудь придумает.Пока они переваривали услышанное, я повернулся и вышел в кухню. Рокси уже поставила кофе на поднос, я взял чашку и отнес в комнату Билли. Он проснулся, едва я повернул ручку.— Привет, Майк! — он взглянул на часы. — Ты чего не спишь?— Я еще не ложился. Йорк умер.— Что?!— Ночью. Его рубанули топором.— Ну и ночка! Что же теперь будет?— Да, наверное, что обычно бывает. Слушай, ты все время лежал?— Черт возьми, конечно. Погоди, Майк, ты...— Доказать можешь? То есть, видел тебя здесь кто-нибудь?— Нет, я был один. Ты ведь не думаешь...— Брось волноваться, Билли. Делом займется Дилвик, а он не прочь устроить тебе пакость. Эта вонючка захочет отыграться на тебе, раз я ему не по зубам. Сейчас на его стороне закон, та малость, что еще осталась от закона в этом городе. Нужно найти какой-то способ доказать, что ты отсюда не выходил. Есть какая-нибудь идейка?Он поднес палец ко рту.— Да вроде бы. За ночь мне два раза слышалось, будто отъезжает машина.— Это был Йорк, а потом я.— Тут же после первого раза кто-то спустился по лестнице. Я услышал шаги, потом какой-то чудной звук, вроде бы тихонько так закашляли, потом все затихло. Не возьму в толк, что это было.— Пожалуй, годится, только надо узнать, кого там носило. Да, учти, пока тебя не спросят — ни слова. Понял?— Конечно, Майк. Господи, и откуда такая напасть? Теперь меня вышвырнут, — он уронил голову на руки. — Что я буду делать?— Что-нибудь придумаем. Если ты чувствуешь себя нормально, лучше оденься. Машина Йорка все еще в городе, и, когда копы с ней закончат, тебе придется пригнать ее домой.Я подал ему кофе, и он благодарно выпил его. Когда он закончил, я забрал чашку и пошел на кухню. Там я застал Харви, вытиравшего глаза платком.Он увидел меня и шмыгнул носом.— Какой ужас, сэр! Мисс Мэлком только что мне сказала. Кто мог сделать такое?— Не знаю, Харви. Кто бы ни сделал, он за это заплатит. Слушайте, я хочу лечь. Когда приедет полиция, разбудите меня, ладно?— Конечно, сэр. Хотите поесть?— Нет, спасибо. Попозже.Я стороной обошел гостиную и поднялся по лестнице, чуть не падая с ног. Скомканное одеяло лежало там, куда я его отбросил, в ногах кровати. Я даже не потрудился снять ботинки. Опустил голову на подушку и сразу все мне стало безразлично — пускай дом хоть совсем сгорит, лишь бы не будили.Приезжала и уехала полиция. Голоса доносились до меня сквозь пелену, как невнятное бормотание. Голоса настаивали, протестовали, возмущались. Сердитый высокий женский голос и более сдержанный мужской, поддерживающий ее. Похоже, никого не интересовал я, и я не противился, когда пелена обернула меня серым саваном, заглушившим все звуки и мысли.Меня разбудила музыка. Страшная буря музыки, которая сотрясала дом, как ураган, пронзительно вскрикивая в дивной муке. Никогда я не слышал такой музыки. Я слушал изумленный. Еще секунду-другую гремела песнь ярости, потом она сникла, зазвучав траурным напевом смерти. Ни один такт, ни одна тема не повторялись.Я выскользнул из постели и открыл дверь, приняв на себя всю мощь звуков. Казалось непостижимым, что пианино способно поведать такую историю, как эта.Он сидел за инструментом — маленькая, вызывающая жалость фигурка в голубом купальном халате. Его голова была откинута назад, глаза крепко зажмурены, словно от боли, а пальцы выколачивали из клавишей ноты страдания и боли.Он мучил себя. Я присел рядом.— Растон, не надо!Он резко оборвал игру и уронил голову на грудь. Критики, объявившие его гением, были правы. Если бы они слышали его новый концерт!— Нужно относиться к этому спокойней, малыш. Вспомни, что я тебе говорил.— Знаю, Майк, я постараюсь. Просто я все время думаю о папе.— Он много для тебя значил, правда?— Больше всего на свете. Он столькому меня научил — музыке, искусству... Вещам, на которые у людей уходит так много времени. Такого чудесного папы еще ни у кого не было.Я молча подвел его к большому креслу у камина и присел на подлокотник рядом с ним.— Растон, — начал я, — твоего отца больше нет, но он наверняка не хотел бы, чтобы ты горевал. Я думаю, он предпочел бы, чтобы ты продолжал заниматься всем, чему он тебя учил, и стал таким, каким ему хотелось.— Я буду таким, Майк, — сказал он. Его голос звучал бесцветно, но в нем чувствовалась убежденность. — Папа хотел, чтобы я превзошел других во всем. Он часто говорил мне, что ни одному человеку не хватит жизни для достижения всего, на что он способен: слишком долго нужно овладевать основами. Потому-то он и хотел научить меня всему с самого детства. Тогда, став доктором или, может, ученым, я как бы обгоню себя.Разговаривая, он оживился. Пусть выговорится, подумал я, это единственный способ сбросить с себя тяжесть.— Ты молодчина, парень. Держу пари, он тобой гордился.— О, да. Если бы только он успел прочитать свой доклад.— Какой доклад?— На симпозиуме ученых. Они встречаются каждые пять лет и назначают победителя президентом на один срок. Ему сильно этого хотелось. Он готовил доклад обо мне.— Понятно, — сказал я. — Может быть, мисс Грэйндж прочтет доклад вместо него.Этого не следовало говорить. Он поднял на меня несчастный взгляд.— Вряд ли, ведь ее ищет полиция.— Кто тебе наболтал об этом, малыш? — опешил я.— Утром сюда приезжала полиция. Тот здоровенный заставил нас всех рассказать, где мы были ночью и вообще. Потом он сказал нам про мисс Грэйндж.— А что с ней?— Ее машину нашли в реке. Они думают, что она утонула.Будь у меня под рукой кирпич, я бы запустил его в окно.— Харви! — заорал я. — Эй, Харви!Тот примчался бегом.— Кажется, я просил разбудить меня, когда приедет полиция. Так какого черта вы этого не сделали?— Да, сэр, я хотел, но мистер Дилвик посоветовал дать вам выспаться. Прошу прощения, сэр, это был скорее приказ, чем пожелание.Вот как. Ну и поквитаюсь я с этой жирной мордой.— Где все?— После того, как полиция сняла с них показания, он приказал разъезжаться по домам. Мисс Мэлком и Паркс отправились за машиной мистера Йорка. Сержант Прайс просил передать вам, что сегодня вечером он будет в управлении и хотел бы повидать вас.— Хорошо, хоть кому-то я понадобился, — пробормотал я и повернулся к Растону: — Мне нужно ехать, сынок. Может, ты побудешь у себя в комнате до приезда Рокси... то есть мисс Мэлком? Идет?— Хорошо, Майк. Почему ты назвал ее Рокси?— Я всем придумываю прозвища.— Для меня ты тоже придумал? — спросил он, а в глазах его плясали искорки.— А как же.— Какое?— Сэр Ланселот. Он был храбрейшим из храбрых.Выходя из комнаты, я слышал, как он тихо повторял:— Сэр Ланселот, храбрейший из храбрых...В начале девятого я добрался до низкого каменного здания, стоявшего неподалеку от шоссе. Небо опять хмурилось, в воздухе чувствовалась сырость. По сторонам запотевшего ветрового стекла скатывались мелкие капельки влаги. На дороге висел знак: “Управление полиции штата”. Я поставил машину возле него.Сержант Прайс ждал меня. Когда я вошел, он кивнул и отложил пачку бумаг, которые читал перед этим. Я бросил шляпу на пустой стол и придвинул себе стул.— Харви передал ваше приглашение, — сказал я. — Какие новости?Он откинулся на спинку вращающегося кресла и постучал карандашом о стол.— Мы нашли машину Грэйндж.— Слышал. А ее пока не нашли?— Нет. Дверца была открыта, и тело могло унести течением. Если так, найти его будет не так-то просто. Оно все тащит за собой. Знаете, река впадает прямо в залив.— Это только предположение. Ее могло и не быть в машине.Он прикусил карандаш.— Судя по всему, она находилась там. Видны четкие следы покрышек, где водитель умышленно свернул с дороги, не доезжая до ограждений моста. Кроме того, машина шла с большой скоростью. Она упала в тридцати футах от берега.— Вы ведь не из-за этого вызвали меня? — перебил я его.— Быстро соображаете, мистер Хаммер.— Майк. Терпеть не могу официальности.— Ладно, Майк. История с похищением — вот что меня интересует.— Считаете, есть связь?— Связь может быть, если Грэйндж убили.Я улыбнулся.— Вы и сами быстро соображаете.Еще раз я повторил всю историю, начиная со звонка Билли при аресте. Он слушал внимательно и не произнес ни слова, пока я не кончил.— И что вы об этом думаете? — спросил он.— Кто-то неплохо потрудился.— Вы подозреваете, что оба дела как-то связаны между собой?Я взглянул на него, прищурясь.— Не знаю... пока. Для похищения неудачно выбрали время. Похититель рассчитывает на деньги. А этим даже не удалось скрыться со своей жертвой. Вообще говоря, сомнительно, чтобы одного и того же человека пытались похитить дважды, но ведь Йорк хотел замять дело из опасения огласки. Этим он снова ставил мальчишку под удар. Вероятно, похититель, взбешенный провалом своей затеи, ошивался поблизости, ожидая случая сквитаться с Йорком, и увидел свой шанс, когда тот направился к Грэйндж.Прайс достал сигареты и предложил мне.— В таком случае, деньги не были главным мотивом. Похититель, у которого сорвалось дело, обычно старается побыстрее и подальше смыться.Я закурил и выпустил в потолок облако дыма.— Вообще, мутное дело, верно?Прайс согласился.— Вы знаете, что Йорку и так недолго оставалось жить?— Нет. А что? — его, похоже, удивила неожиданная перемена разговора.— Представьте себе такую картину, — сказал я. — Йорк знал, что он не жилец на этом свете. В лучшем случае, он протянул бы еще пару лет. За каждым преступлением лежит мотив, как бы глубоко он ни был запрятан, в девяти случаях из десяти мотив самый простой — деньги. У него целая куча родственников, которые только и ждали, когда он откинет копыта. Один из них мог узнать, что в его состоянии любое потрясение способно угробить Йорка. Он сговорился с кем-то устроить похищение, а когда оно кончилось ничем, решил действовать напрямик. Он убил его, сделав так, что подозрение пало на Грэйндж, потом убил ее и для большего правдоподобия инсценировал самоубийство в приступе раскаяния.Прайс спокойно улыбнулся.— Вы проверяете меня на сообразительность? Я мог бы понаделать дырок в этой истории, стреляя из пугача. Брать для такого дела подручных — значит напрашиваться на шантаж и потерять все, ради чего старался. Йорк сам как-то причастен ко всему этому, потому что он что-то искал в квартире Грэйндж. Попробуйте еще раз.Я рассмеялся.— Нет смысла. У вас на все готов ответ.Он подвинул мне через стол бумаги.— Здесь показания всех, кто был в доме. Расхождений как будто нет. По их словам, никто не выходил из дому, значит, ни у кого не было возможности прихлопнуть Йорка. Это опять указывает на кого-то постороннего.Я просмотрел протоколы показаний. Маловато. Показания каждого помещались на одном листке и занимали едва четверть страницы. Помимо кратких сведений о себе, все отделались утверждением, что улеглись в постели и не вставали до того момента, когда я созвал их утром в гостиную.Я вернул бумаги Прайсу.— Кто-то врет. Больше ничего?— Мы не стали выжимать из них информацию, хотя Дилвику и хотелось. Кто соврал?— Кто-то. Билли Паркс сказал мне, что ночью слышал, как кто-то спускался по лестнице.— А может, он слышал вас?— Нет, это было раньше.— Мне он ничего не говорил.— Вероятно, боялся, что кто-нибудь опровергнет его слова, просто, чтобы очернить его, если он не смолчит. Вообще-то я почти обещал ему, что сначала разберусь с этим сам.— Ясно. Йорк хоть раз говорил с вами доверительно?— Нет. Я не так давно его знаю. После похищения он нанял меня охранять сына, пока он не убедится, что опасность миновала.Прайс бросил карандаш на стол.— Мы тычемся вслепую, — сказал он отрывисто. — Для убийства Йорка была какая-то причина. По той же причине убили Майру Грэйндж. Пожалуй, нам сейчас следует сосредоточиться на поисках ее трупа. Когда мы убедимся в ее смерти, у нас, по крайней мере, будет с чего начинать. А пока я считаю доказанным, что ее нет в живых.Я встал, собираясь уходить.— Я ничего не считаю доказанным, сержант. Если она убита, ее можно сбросить со счетов, если нет — она остается под подозрением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21