Михаил Соколов
Властитель

Все – сон, нелепый и глупый. Кроме тебя самого, ничего не существует. И сам ты – только мысль, бродячая мысль, ненужная мысль, бездомная мысль, затерянная в вечных истинах.
    Шекспир, "Буря"


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ В МЕТРОПОЛИЮ


1
НА КАТОРГЕ

Я осторожно, словно тень, скользнул за толстое дерево, одиноко выступавшее из сплошного ряда леса. Дерево старое-старое, кора давно изборождена морщинами, буграми опоясавшими ствол. Копты на поляне настороженно заозирались по сторонам, нюхая воздух вывернутыми ноздрями, словно потерявшие след ищейки. Коптов было девять, девять следопытов, третий час висящих за моей спиной. И, как липкая паутина, приставшая в пути, которую, заметив, пытаешься стряхнуть и не можешь, копты прочно зацепились за мой след Время замедлило бег. Казалось, медведи-мутанты преследуют меня целую вечность, дотягиваясь могучими лапами. Схватят – разорвут.
Как неосторожно! Не думал, что они близко, шел, словно на прогулку, не захватив даже защитные аккумуляторы.
Я прилег у ствола дерева; прячась за мощный наружный корень, осторожно выглянул. Голова пустая, сор мыслей вплетается в общий фон леса, – копты не должны засечь, этого еще не хватало.
Угораздило же Создателя породить таких тварей: не только сила, не только примитивный разум, но и телепатические способности, позволяющие улавливать поток сознания жертвы. Правда только поток, а не беспорядочные обрывки мыслей.
Солнце бросило оранжевые лучи сквозь редкую вату облаков. Посреди ровного поля будто подстриженной травы все девять ослепительно белых коптов, – девять бумажных плоских контуров, будто вырезанных из плотного картона, девять призраков из бездн подземного мира. Копты одновременно шевельнулись, уловив отблеск мысли, разом повернулись в мою сторону, и я, не экономя, ударил по ним лучом бластера. Ближайший копт, завизжав, покатился огненным шаром. Еще кого-то задел. Сколько? Я не заметил, побежал от дерева к дереву, стремительно, ломано уклоняясь от выстрелов. Позади вопли, топот шагов, треск горящих сучьев, гул погони, ропот потревоженного леса. Где-то здесь должен быть старый бункер, неужели не найду?!
Подпрыгнув, я уцепился за сук, бросил тело вверх и по стволу метнулся выше, скрываясь в листве. Внизу скользили копты: один, два, три... семеро. Только двоих зацепил. Я было собрался спуститься – еще один, хромой, благоухающий паленой шерстью. Меня они тоже поджарят, ежели попадусь им в лапы. Паленый остановился под деревом, замер и, с натугой дыша, стал вертеть огромной головой. Хрустнула ветка – копт посмотрел мне в глаза, и я, прыгая вниз, выстрелил из бластера прямо в ощерившуюся желтыми клыками морду.
Господи! заряды кончились – одно к одному! Копт с рычанием метнулся ко мне, запнулся – брошенный бластер с костяным стуком попал прямо по клыкам, и тут же вручную кованный нож, завершая дугу взлета, проткнул глотку зверя; кровь толчками окрасила мех на груди, а в глаза вдруг вернулся испуганный разум и... потухли глаза. Я бежал по коричневой тропе, уже узнавая: бункер там, левее. Копты услышали, взвыли за спиной. Не успеют, не догонят! Ноги несли меня вперед, сильно и плавно перебрасывая тяжелое тело от дерева к дереву. Если бы не обязательный полугодовой карантин для новичков, позволяющий нарастить мышцы и адаптировать организм согласно апробированным научным рекомендациям, люди и пяти минут не смогли бы здесь выжить. При полуторной силе тяжести и такой опасной фауне последствия для безумцев однозначно предопределены. Однако мы живем, боремся и, хоть подыхаем один за другим, все же надеемся дотянуть до конца срока. Потому что мы – заключенные, а Уран – наша тюрьма, и будь прокляты все те, кто послал нас в этот безумный, дикий, нечеловеческий мир!
Я бежал, подошвы сапог скользили по траве, но я успел, вот ориентир – кривой обломок тонкого ствола... Ствол согнулся под моими руками (из-за деревьев автоматика выплюнула тонкие огненные нити бластеров, запахло озоном), и я нырнул в открывшийся люк вниз головой, приземлился на четвереньки, тут же прыгнул в круглый лаз какого-то коллектора.
Впереди очень слабо отсвечивал срез выхода. Я так быстро, как позволяли руки, ноги и выгнутая дугой спина, пробирался по узкой трубе навстречу... Внезапно, прорвав тонкую мембрану, вывалился вниз головой в овальный зал. Снизу – сначала широкой воронкой, потом сужаясь – шла прозрачная спиральная труба, витками обвивая почти весь круглый зал.
Тело скользило – не за что было ухватиться; набирая скорость, я – быстрее, быстрее – летел вниз. Зеленый, словно изумруд, красный, словно рубин, голубой, сапфировый – пол, стены, потолок – все кружилось, летело, сверкало. Меня вдавливало в стены желоба-трубы, дохнуло жаром, еще...
Желоб кончился, и я летел в красноватую жаровню колодца, успев (в слепом морганье, на внутренностях век) запечатлеть план-схему металлической камеры, куда мягко приземлился на пол. Не открывая глаз из-за нестерпимого жара (комбинезон сухо потрескивал, словно пересохший пергамент, кожа рук и лица печеными чешуйками отваливалась на раскаленный до вишневого цвета металл пола, трещали волосы, трещали и осыпались, вспыхивая в воздухе), я продолжал видеть внутренним взором задвижку квадратного люка, но тут море огня хлынуло со всех сторон и, не видя, не дыша, не слыша – глухонемая жертвенная тварь, – схватился зашипевшей ладонью за раскаленный рычаг... Не люк открылся – провалился пол, и, уже ничего не соображая, комком пропеченного страха, я погрузился в ошпарившую меня жидкость.
Вода, принявшая меня, обожгла холодом! После огня я несколько мгновений блаженствовал, остывая.
Недолго.
Я вынырнул на поверхность: высоко рдел рубиновый потолок клети, тускло освещавший гладкие стены. Колодец метра три диаметром. Метра два выше – забранное решеткой окно. Я попытался выпрыгнуть – не достал. Стали ныть кости. Что за извращенный разум создавал эти лабиринты мучений! Для чего? Когда? Предупреждали же, лезть сюда только в крайнем случае. Я думал, этот случай наступил. Может, я ошибся?
Еще немного, и мое тело станет ломким, как ледяная сосулька. Погрузившись, я поплыл вдоль стены, нырнул – ниже, ниже! – воздуха стало не хватать. Нащупал пустоту, но ушел вверх глотнуть воздуха.
Тело медленно застывало, – я не чувствовал пальцев рук и ног. И движения стали плавными, сонными. Первая попытка будет последней.
Я набрал воздуха, сколько мог, и ушел в глубину. Труба. Еще одна труба. Я решился на этот спуск только потому, что в призрачном свете раскаленного потолка заметил: стены влажно блестели до решетки коллектора – выше был матовый и сухой металл. Совсем недавно вода стояла высоко – стены еще не успели обсохнуть. Должен быть слив. Как холодно!
Я плыл вперед, энергично отталкиваясь от воды и стен, – в полной темноте и в страшной стуже – вперед, вперед, ощущая судорожно стонущие легкие, не думая ни о чем, только не понимая, почему не могу продвинуться вперед, скребу руками по шероховатым стенкам.
Это впереди, вяло подумал я, впереди труба глухо зашторена. Не чувствуя пальцев, я попытался ощупать... преграда поддалась. Медленно отцепив нож, ткнул вперед и – из последних сил! – нажал вниз. Резина или мягкий пластик, успел подумать я, стремительно падая в потоке воды.
Я больно ударился боком; лежал на толстых прутьях, сквозь которые уходил водопад, и я, прикрыв лицо, судорожно вдыхал воздух и воду – пополам, захлебываясь, кашлял, дышал, не мог надышаться.
Я очнулся; тело и в забытье сотрясала крупная дрожь. Воздух был теплым, но согреться я все не мог. Внизу, под прутьями, шумела вода. Огромное помещение сплошь состояло из таких вот бассейнов – метров пять на десять, – прикрытых решетками в шахматном порядке. Застуженные мышцы не желали работать. Кое-как поднявшись, я двинулся к центру зала, где, провиснув, проходила тяжелая цепь, концами уходящая в большие круглые люки на стенах. По окружности люки запирали лепестки вентиляторов, но в середине, там, где проходила цепь, места было достаточно, чтобы пролезть человеку.
Пахло мокрым металлом, ржавчиной, сыростью, еще чем-то затхлым. Светильники на потолке тускло горели, но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: других выходов нет. Пробираясь к цепи, я заглядывал в бассейны. Не везде вода: в одном маслянисто блестела грязноватая темная жидкость – воняло оттуда; медленно поднимались тяжелые пузыри, лопались на поверхности, распространяя смрад. Звенья цепи, тяжелые, в руку толщиной, на ощупь были сухи. Уже это хорошо: не будут руки скользить.
Я прошел по прутьям, сколько позволила провисшая цепь. Кончилась решетка. Уцепившись руками и ногами, стискивая зубы от боли во всем теле, я медленно пополз, перебирая звенья, – оставалось метра три, уже были видны блестящие, острые даже на вид лезвия лопастей, как вдруг моя единственная опора дернулась.
Вместе с цепью – я с ужасом смотрел вперед – задвигались, вращаясь, лопасти вентиляторов, быстро сливаясь в мерцающие круги; я двигался все быстрее.
Последний бассейн был пуст, но на глубине пяти-шести метров густой щеткой торчали острые арматурные клинья – прыгать было невозможно. Вжавшись, обвив цепь, я на мгновение представил, как разбрызганная в пыль, перетертая масса моего тела стекает по какому-нибудь стоку в тот отвратительный бассейн, и тут, уже с закрытыми глазами, почувствовал сильный поток воздуха, легкие, быстрые касания плеч и бедер – меня пронесло сквозь страшную диафрагму.
И я был жив! Пока. И мне было не но себе. Не страшно; от страхов нас здесь отучают в первую очередь – иначе не выживешь. Статистика и без того оптимистично вещает: на каждые сто тысяч человек выживает только один. Пока и я жив. Пока.
Но я не понимал: тот ли это бункер, о котором мне говорили? И что вообще здесь творится в этой мясорубке? И кто ею управляет – автоматы или копты, которые и загнали меня сюда?
Я ощупал плечи и зад, куда достали лопасти вентилятора, – мокро. Комбинезон, кожа, поверхность мышц превратились в рыхлую губку, беспрерывно сочащуюся кровью. Однако боли пока не было – слишком велика была скорость вращающихся лезвий. Вспомнив о ней, я чуть не взвыл – напомнили о себе и ожоги.
Вдруг откуда-то сверху ударил и накрыл меня луч прожектора. Не думая уже ни о чем, оставив позади память, и боль, и растерянность, метнулся к темному высокому баку. Прожектор, запоздав на долю секунды, широко, из стороны в сторону повел лучом, выхватывая из темноты многорядье ажурных металлоконструкций, решетчатые фермы, балки, трубы, винтовые переходы; все это рассекал луч на штампованные доли светотени, заполняя помещение хаосом искривленной геометрии.
Бак, за которым я прятался, мгновенно зашипел, – по запаху и зеленому отблеску я догадался о выстреле. Вспыхнул яркий свет; пар бешено рвался, заполняя пространство влажной мутью, Я отпрыгнул к ближайшей опорной мачте, на которой держался настил второго решетчатого потолка. Стараясь не опережать волну пара, полез по узенькой сварной лестнице вверх. Теперь уже снизу метрах в двадцати от меня продолжали стрелять из бластера по баку. Это угадывалось – на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Что ж, хорошо, хотя еще сильнее стало жечь обожженную кожу.
Все опорные мачты соединялись тросами друг с другом. Я вступил на трос, придерживаясь руками за тот, который был выше. Мачта за спиной еле слышно поскрипывала; я надеялся, что те, кто стрелял по мне и в чью сторону я шел, тоже не обратят внимания... Хождение по тросам – хуже всего, что можно придумать! Я сам себе казался глупой ярмарочной куклой, пляшущей на потеху покупателям.
Беспорядочное болтание (я гневно стискивал зубы, пытаясь уловить ритм совместных амплитуд) стало стихать у цели. Я замер на лестнице; снизу продолжали (отсюда видно – двое) стрелять. Не теряя ни секунды, я, цепляясь носками сапог и удерживая вес тела руками, вниз головой (словно муха или домашний геккон) медленно стал спускаться, всматриваясь в проясняющийся туман. Выстрелы ближе, ближе; я разглядел вначале головы – сгустки белого пара, – потом черные ноздри медведей-мутантов. Копты, не ощущая моего близкого присутствия, увлеченно, как автоматы, палили строго по очереди. Переступив на левую руку, я вытянул правую и, подогнув запястье, выстрелил пружинной иглой сначала в один, потом в другой мутный череп. Копты бесшумно осели; я несколько секунд прислушивался – тихо, только шипел пар.
Оттолкнувшись носками сапог, я мягко приземлился на ноги. Копты не имели с собой аккумуляторов. Я, впрочем, и не надеялся. А бластеры я подобрал, – половина мощности, вполне достаточно.
Сзади звякнуло; стремительно обернувшись, выстрелил; пронзительно вторя воплями реву пара, огненным бревном покатился третий копт. Всего, значит, ликвидировано пять. Четверо (если это прежний отряд) где-то здесь рядом. Я, пригнувшись, побежал в сторону противоположную той, откуда возник этот третий.
Широкий проем. Доверяясь чутью, я проскользнул внутрь и оказался в прямоугольном коридоре, напоминавшем сужающееся кверху ущелье. Впереди виднелся скупо освещенный тамбур. Стены коридора – монолитный железобетон, смыкающийся где-то высоко в темноте. Я, быстро оглядываясь, пробирался вперед... Не нравился скрежещущий, все усиливающийся шорох. У самого выхода, где коридор сужался, пол обрывался до самого тамбура. Именно снизу доносился подозрительный шорох. Я заглянул и мгновенно отпрянул – этого еще не хватало! – огненный кактус – мерзость, открытая бог знает на какой планете и иногда применяющаяся в диверсионной войне. Это была живая протоплазма с примитивной нервной системой, покрытая жесткой колючей кожей и реагирующая на все движущееся и теплокровное. При приближении этого теплокровного, а равно к этому теплокровному неизвестно откуда вылетал похожий на небольшую гранату колючий шар, начиненный колючими же семенами. Шар оглушительно взрывался, и семена, поражая живую ткань, выделяли жгучий яд, быстро растворяющий клетки. Если сам кактус не мог добраться до пораженного организма, жертвы съедали растущие семена, В общем, надо было выбираться. Я прикинул на глаз ширину препятствия, отошел назад, разогнался и прыгнул.
Уже заканчивая прыжок, я услышал характерный хлопок и, приземляясь, извернулся, чтобы засечь снаряд, брошенный мне вслед чуткой мерзостью. Я отбил шарик бластером, послав его, словно теннисный мяч, в яму, и тут же, поскользнувшись от всех этих телодвижений, покатился по полу.
Пол действительно был скользким, и я резво заскользил в темноватый зев тамбура. Уже зная, что все неспроста, я наудачу пальнул туда, куда по инерции и чьей-то злой воле скользило мое тело. Впереди взорвалось зелено-багровым, сразу стало светлее, но все равно ничего не разобрать. Меня быстро пронесло сквозь остывающий жар проплавленного металла, – жидкие капли лизнули тело там, где могли коснуться...
Мой выстрел прожег просеку в сумеречном мертвенно-бледном лесу стволов, лиан, ветвей. Здесь пол был бетонным. Вскочив, я словно нажал контакт, включающий застопоривший механизм: вся эта заплесневелая растительность пришла в движение – шевелилась, дергалась, извивалась, тянулась ко мне, слепо размахивая бичами руконог, и я, тут же бросившись на пол, откатился как можно дальше под вытягивающиеся щупальца хищника.
Здесь было безопаснее всего. Однако потрясала банальность этой кунсткамеры: сначала огненный кактус, теперь плотоядный гомстар – ходячий кустарник с Альтаира. Может быть, этот бункер – реликтовый оазис первых лабораторий смерти, продукция которых уже заполонила всю планету.
Я энергично отполз внутрь, к основанию толстых стволов, где дергались опоры-корни и отсутствовали охотничьи рецепторы. В естественных условиях кустарник сосуществовал с крупными червями-санитарами, присасывающимися к корням, поэтому не реагировал на живность здесь, у стволов.
Можно было бы выжечь всю эту мерзость несколькими залпами, по тогда я обнаружил бы себя. С этим придется повременить. Я огляделся и пополз в глубь организма, стараясь не касаться подрагивающих корней. В особо труднопроходимых местах я быстро рассекал бледные переплетения ножом и проползал дальше, зная, как долго блуждает сигнал по несовершенной нервной системе полурастения-полуживотного.
Коптов я заметил случайно: переползая очередной отросток ствола и уже переваливаясь через тепловатое бревно, оглянулся под локоть: сзади, почти сливаясь с сероватым фоном, словно гигантские пушистые гусеницы ползли два копта.
Я пополз быстрее. Копты тоже прибавили; расстояние понемногу сокращалось. Я стал выискивать глазами ранее пропускаемые железные конструкции.
Наконец повезло – вверх уходила винтовая лестница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38