Напротив, но немного в стороне был виден подобный тому, где я сейчас сидел, ход. Приготовившись, я прыгнул, спиной ощутив запоздалый удар огня. Но тут, споткнувшись, я упал... как-то странно упал; меня вздернуло за лодыжки, все закачалось...
Вздувшись пузырем в округлую комнату, коридор потек дальше. Я же висел в центре помещения, подтянутый под потолок петлей железного троса. Ни автомата, ни закрепленной у пояса сумки я не потерял и никак не мог сообразить, что делать: выпутываться из петли, либо готовиться к немедленному появлению врагов.
Натужно заревел мотор и стационарная здесь лепестковая диафрагма гостеприимно раскрыла под моей головой большой люк. Я прицелился вниз; яркий свет, неподвижные, острые на вид лепестки огромного пропеллера, меня медленно опускало.
Ожидая подключения пропеллера, который, - было абсолютно ясно, должен размолоть меня в мелкий фарш, я нацелился гранатой подствольника на всю эту механику; люк, срез пола, большой бетонный зал, трансформаторная будка в углу, заполнившая воздух мирным гудением и три перевернутых мужика, молча следящих за моим низвержением.
На всякий случай я прицелился в них, не торопясь, впрочем, стрелять, меня отвлекала атмосфера мирного времяпрепровождения этих явно мирных мужиков.
Самый молодой из них вдруг напористо вопросил:
- Ну ты чё, мужик, новичок, что-ли?
Меня со скрипом раскачивало. Один из пожилых неожиданно качнувшись, нацелился пальцем в пульт на стене рядом со столом. Поколебавшись, палец уткнулся в большую черную кнопку. Я перестал опускаться. Лица присутствующих дружно отвернулись от пульта и вновь уставились на меня.
- И долго ты висеть собираешься? - спросил меня все тот же молодой парень.
А вы помогите выпутаться, - я решил вступить в диалог.
- Инструкцию тебе давали? - ворчливо заговорил пожилой. - Так чего же ты прешь по заряженным ловушкам? И шляются, и шляются, а нам лишняя работа. Вот заставим тебя сейчас самому все настраивать, будешь знать. Это вам не бездельничать в охране, попробуй тут у нас! - меня явно принимали за своего. И хорошо.
Пока же меня опускали, оттянув в сторону подальше от лепестков вентилятора, куда опасливо поглядывали мои спасители.
- Видел бы ты что тут творится, когда эта штука в работе. Мрак! Потом неделю все стены полировать приходится - все тут в крови и мясе.
- Ну пошли, составишь компанию, - сказал старший, седой невысокий мужчина с бледно-голубыми, мутнеющими уже глазами. Он потянул меня к столу, где уже сидели оба его товарища.
- Мужики! Выручайте. Я тут второй день, ничего ещё не знаю. И в инструкцию толком не заглядывал. У вас то она есть? А то боюсь опять куда-нибудь вляпаюсь.
- Володька! - скомандовал седой. - Покажь ему план. Ты ему инструкцию сделай, раз он такой здоровый, да глупый.
- Слышь! - обратился он ко мне, с хмельным упорством раскручивая забавляющую его мысль. - Сила есть, ума не надо? Да?
Но Володя уже шел к двери, за которой располагался неизменный компьютерный зал. Дожевывая бутерброд, он ткнул пальцем в клавиатуру ближайшего монитора, потом ещё раз, дисплей поурчал и выдал картинку. Я наугад забросил удочку:
- А кто где из людей? Можешь показать?
- Могу. Чего уж там.
Картинка исчезла в точке посередине экрана, вновь вспыхнула и, заполнив все поле, показала развернутый план.
Лабиринт впечатлял; сложность состояла в том, что поверх изображения стен, мерцали двух-трех цветные сети, делавшие изображение не только размытым, но и тем более непонятным.
- Володя! Убрал бы ты эти цвета, - попросил я еле сдерживая нетерпение. Мне хотелось побыстрее вытряхнуть информацию. Не важно из кого: людей, механизмов. - Мешают цвета, ничего не разобрать, - я дипломатично мягчел.
- Так что ты хочешь? Просто план или систему ловушек? Если план, так я могу, только тебе зачем один план? Тебе ловушки или план?
- А можешь людей показать? Где кто сейчас?
- Конечно, могу. Тебе кто нужен?
Я от нетерпения еле выдавил:
- Шефа, конечно. В кабинете его нет, а он мне позарез нужен.
- Нужен, так найдем, - уверенно заявил пьянеющий и потому все умеющий Володя.
Повторив последнюю метаморфозу, картина-схема проклюнулась с красной точкой в самом углу.
- Это где же он? - полюбопытствовал я.
- Где, где... Во дворе. К машине идет. К "мерсу" своему. Отбывает, вероятно.
- Слышь, друг! - слезно попросил я. - Как бы его перехватить? Ведь голову оторвет. Выведи, будь другом. Только побыстрее.
- Ладно, ладно. Только смотри, с тебя стакан. - Он погрозил мне пальцем. - Не нужен мне твой стакан, а вот друг за дружку держаться должны. Место сам знаешь какое.
Я в страшном нетерпении ждал. Мне хотелось поторопить его пинком, но Володя все так же не торопясь, подошел к узкой дверце напротив впустившей нас, и приложил извлеченную из нагрудного кармана пластинку к щели электронного замка. Дверь, пожужжав, поехала в сторону. Ворвался, чуждый бетонным катакомбам, ветерок, заглянуло солнце, но громкое близкое гу-гуканье голубей тут же прервал Володя:
- Это чё там такое? Смотри, шеф с Сашком чешут. Вон, вон смотри!
Я сам видел: метрах в 50, у здания управления все ещё стояли "Мерседес" Кулагина и ещё чьи-то машины. И к ним бойко катился шеф, весело загребая короткими под жирным брюшком ножками. Сашок трусил рядом, и все оглядывался куда-то назад, куда я не мог взглянуть вместе с ним.
Уже не обращая внимания на чудно помогшего мне Володю (долго, вероятно, на Руси будут существовать такие вот все знающие и ничего толком не делающие мужики), я прицелился и лупанул по иномаркам гранатой. "Мерседес" взорвался, подпрыгнул и весело запылал. Кулагин прытко обернулся. Сашок попытался загородить собой объемистого начальника. Я длинной очередью повел у них над головой. Оба упали, и Сашок немедленно открыл ответную стрельбу.
Спрятавшись за дверной проем и ощущая, как сильно солнце греет щеку, я подумал, что уже несколько дней не был на воздухе. Что за мысли лезут в голову!
Сашок вскочил на ноги, но я вновь выстрелил поверх их голов.
- Что тебе надо? - закричал Кулагин. Он сообразил, - на то и шеф, что раз сразу не кончаю с ними, значит имею свой интерес. - Бери свои деньги. Никто тебя не тронет.
Я усмехнулся. Старается держать марку, манипулятор чертов. Как в шутке об охотнике и медведе: "Иван, я медведя поймал. - Так тащи его. - А он не пускает".
- Идите сюда ко мне. И не дергайтесь, а то гранатой влуплю. Медленно, медленно, - орал я, смотря на бледного, забившегося в угол и разом протрезвевшего Володю.
- Топай отсюда, - сказал я ему, забыв простую истину: всегда подчищай тылы. Но очень уж трудно было относиться к этим алкашам как к врагам.
Володя исчез за дверью, Кулагин с Сашком были уже совсем рядом, метрах в десяти. Я стал думать, чем бы связать, - их же ремнями! - но тут Сашок начал выкрикивать угрозы. Что-то было неискреннее в его лице, да и Кулагин едва скрывал возбужденный интерес, я тут же понял...
Слишком поздно. Что-то садануло меня по черепу, - стены, потолок сначала медленно, а потом стремительно понеслись вниз, - мелькнуло перекошенное красное лицо Володи, подкравшегося под шумок угроз Сашка, и я потерял сознание.
В который раз.
Меня грубо хлестали по щекам. С натугой приходя в себя, я прежде всего ощутил, что крепко привязан к стулу: веревка не только прихватывала руки и ноги, но стягивала и грудь. Потом проявился передо мной Сашок, садистки ухмыляясь мне в лицо:
- Вот тебе - за твою - борзость - сукин сын! - ритмично вбивал в меня оплеухи пока не заболела рука; прекратив охаживать меня, он сел рядом на стул.
- Ну, кто у нас скулить будет? - спросил он.
Внезапно, видимо от того, что ещё не совсем пришел в себя, странные, совсем чуждые моменту мысли овладели мной. Ощущение апатии становилось все сильнее. Удивительно, но не смотря на страшную боль в голове, было спокойно, - умиротворение охватило меня. Дверь на улицу была открыта. В светлом проеме виднелась стайка голубей. Среди них, расставив голенастые ноги, стояла ворона. Я уже и забыл, что некогда поклялся ненавидеть всех ворон. Мне показалось нелепой любая ненависть. И борьба показалась нелепой. Все равно мы потерпим поражение. А Кулагин бедет торжествовать, видя как мы тут внизу у него под ногами деремся друг с другом. У людей на роду написано быть собаками, кошками и дрессированными шимпанзе у настоящих разумных людей, тех, кого судьба делает вождями, хозяевами нашими - в определенном смысле это не такая уж плохая в целом перспектива. По-видимому, нам всем нужны более мудрые, чем мы люди, чтобы присматривать за нами и направлять ход наших жизней. И нам надо смириться, потому что к своей собаке хозяин всегда добр.
Мы умеем только драться, разрушать и молчать по норам, а они сами, без чье-либо помощи движут историей. Зачем им мешать?
По всей вероятности, после того, как все утрясется, они смогут упорядочить эту бестолковую жизнь. Скоро единое правительсто объединит все нации в своем разумном правлении, так почему бы нам не стать их рабами? Ведь жизнь не так уж и плоха. Почему бы не отдать им этот древний ком грязи, собрание калек и нищих, что зовется Россией?
В самом деле почему?
Я уже потерял свою Марину, свою девочку - веселую и отважную колдунью. Ее отняли у меня Судьба и желание неразумного сопротивления. Я уже свыкся с мыслью о её смерти и только воспоминание о том, как она умерла не могло исчезнуть.
Никакие удары не способны убить боль этой утраты. И я уже не хотел никакого мира. Я хотел смотреть на них только сквозь прорези прицела, держа палец на спусковом крючке.
И я сказал Сашку, с интересом разглядывающего метаморфозы моих мыслей, наглядно проступющих на моем лице:
- Ты всегда был слабаком, Сашок. Ты не смог бы и минуты продержаться против меня. Ты щенок, Сашок. Твое место в собачьей будке у Кулагина во дворе. Полай немного, Сашок.
Он побелел.
Древние считали это плохим знаком - воин должен краснеть от гнева.
- Ну же, Сашок, убей меня. Тогда ты сможешь врать другим, что если бы мы смогли встретиться в бою... если бы случай подвернулся... Спрячься за пулю. Ты ведь трус!
- Ты хочешь меня вывести из себя, - выдавил слова побагровевший уже Сашок. Раз покраснел, может и неплохой воин.
- Конечно, хочу. Я хочу вывести тебя из терпения. Ты меня сейчас грохнешь, а сам будешь знать, мысль будет сверлить твою глупую голову, что я был сильнее тебя.
- Я сильнее! - взревел он, действительно выйдя из себя.
- Докажи. Развяжи меня, и мы быстро это определим. Что тебе Кулагин, если все будут говорить: он убил Иванько, потому что боялся. Боялся выйти на равный бой.
Схватившись руками за сиденье стула, набычившись, раздувшись в плечах и со спины, Сашок казался гориллой. Он даже не замечал, как трещит стул в его страшных руках.
Вдруг он поднял странно посветлевшее лицо:
- Ну, козел, сейчас я на тебе отыграюсь. Ты у меня щас блеять будешь.
- Правильно, Сашок, - сказал я. - Действуй.
Он поднялся и с трудом, словно сопротивляясь невидомой силе, подошел ко мне и стал развязывать веревки. Я ему не мешал своей помощью.
Когда веревки отлетели в сторону, Сашок отступил, а я встал, проверяя готовность мышц. Слегка затекли руки.
Я разминал кисти, когда Сашок метнулся ко мне.
Почти половину комнаты занимали столы с компьютерами. Оставшихся метров двадцати было слишком мало для двух таких крупных мужчин, как мы.
Он сделал мне подножку, но я быстро вскочив, охватил его под мышки и бросил через плечо. Он упал на ближайший монитор, словно дорожный каток дробя и мебель и электронику. Воспользовавшись заминкой, я выскочил во двор. Как и ожидал, никого не было видно. Пусто даже на крыльце.
В этот момент он появился в дверном проеме и быстро метнулся ко мне. Я ударил его кулаком в челюсть, он ловко поднырнул под мою руку и сзади схватил меня одной рукой за шею, а другой обхватил ниже подбородка. Я схватил его обеими руками за голову - наши объятия слились.
Некоторе время мы переносили вес своего тела то на одну, то на другую ногу, пробуя свои силы. Я не предполагал, что он так чудовищно силен. И он был таким же быстрым, как и я, и отвечал на каждое мое движение, едва я только усиливал свое действие.
Краем глаза я увидел испуганно вытаращенные глаза в дверном проеме, все трое работничков один за другим вытягивали шеи, не в силах ни смотреть, ни убежать.
Нагнувшись, я перебросил Сашка через себя. В полете ему пришлось разжать руки, чтобы гасящим ударом о бетон двора смягчить падение.
Он вскочил на ноги так быстро, как никто другой не сумел бы это сделать и тут же, вытянув руки вперед, пошел на меня. От напряжения мышцы спины округлились горбом. Вдруг он метнулся вниз и схватив меня за лодыжки, сильно дернул. Я приземлился на лопатки, но поджав колени, лягнул противника в грудь.
Мы поднялись одновременно, но ему удалось обхватить меня за поясницу. Я напряг руки, желая разорвать его захват. Хватка его стала ещё крепче. Тогда я изо всех сил рванул руки вверх. Мои ладони уперлись ему в подбородок, и я стал давить, надеясь сломать ему шею. Некоторое время казалось, что на него это не действует. Более того - опасно трещал мой позвоночник, - острая боль пронзила меня. Я закричал, напрягая всю силу рук.
Вдруг он отлетел назад. Я никогда не встречал такого сильного человека. Я думал, таких не бывает.
Сашок шел на меня совсем обезумев. Мне не удавалось поймать его взгляд. Я сделал обманное движение ногой, но тут его левый кулак странно быстро ударил меня в нос и тут же, - я мог только фиксировать, но не мог ничего предпринять, - в мое солнечное сплетение словно врезалось лошадиное копыто, и боль затопило мир.
Он сделал большую ошибку не став добивать меня сразу. Эти несколько мгновений и решили все. Я понял, - даже не сознанием, но на самой границе темных глубинных сил, - понял, что мне грозит смертельная опасность и немедленно все - мышцы, нервы, кости - пошли в разнос.
Я лягнул бурно дышащего Сашка в голень, его согнуло, а я тем временем быстро вскочил. Он уже готовился встретить меня, но прыгнув вперед, я хлестнул пальцами ему по глазам и, отступив, ногой попытался попасть в висок.
Я надеялся этим завершить наш поединок, но Сашок, непостижимо быстро среагировав, успел поймать мою ногу и, продолжая инерцию удара, толкнул её ещё выше.
Я упал на спину. Сашок, падая на колено, врезался кулаком мне в печень. Я успел откатиться.
Мы вновь стояли друг против друга. Напряженные мышцы спины широко раздвинули его руки, - словно огромный могучий зверь подкрадывался ко мне.
Пора кончать. Сашок всегда был хорошим бойцом. Он честно служил всем, кто хорошо платил.
Пора и ему оплачивать счета.
Сашок метнулся ко мне, его правая рука, промахнувшись, чуть не содрала мне ухо.
Я ударил раскрытой ладонью в живот, - пальцы остро проткнули кожу, мышцы и вошли в горячую плоть.
Глаза его вдруг помутнели, словно увидели что-то далеко отсюда, - так далеко, что и выговорить трудно.
Я рванул ладонь вниз, разорвав живот моего врага.
Смерть взмахнула косой, но опережая её замедленный взмах, я левым локтем ударил его в подбородок и, наконец-то, сломал ему шею.
Могучий автомат смерти, - его тело даже на вечном пороге успело среагировать, - колено взметнулось, попав мне в промежность.
Боже мой! как больно!
Очнулся, конечно, один я.
Совсем рядом, метрах в двух, победно расставив голенастые ноги, стояла ворона, родная сестра того убиенного мною на башне. Я очнулся, и ворона, подпрыгнув, улетела. Сашок навсегда утих рядом и вытекающая из него кровь успела побуреть. Как всегда после боя непрятно пахло смертью.
Я лежал щекой во всем том, что было частью Сашка, бедного наемника, когда-то (как давно!) гордящегося своим совершенным телом, - единственным, чем ему и можно было гордиться. Я стряхнул с ладоней загустевшую кровь, отер щеку; нет, сейчас не до брезгливости, сейчас надо доводить дело до конца.
Солнце начало сползать с неба - ветер, шум близкого леса, вороний грай.
Все пять машин, включая кулагинский "Мерседес" ещё здесь. Если только у него нет "вертушки", он мой. Некуда ему деться.
Я вернулся в операторскую к алкашам. Кто-то из них едва не проломил мне череп. Как-нибудь разберемся и с этим.
В первом помещении никого. Все ещё работают уцелевшие компьютеры. Небрежно брошенный, оставлен на стуле мой автомат. Я захватил оружие. У двери в соседний зал с мясорубочным вентилятором, я прислушался. Было слышно непонятное бормотание. Кто-то глотал. Я быстро заглянул.
Совершенно обезумевшими глазами уставясь на меня, Володя не прекращал поглощать содержимое бутылки. Много проливалось, и воздух резко пах дешевым самогоном, - Володю не могло пронять виски.
Больше никого не было. Я поманил Володю. Тот покорно встал и пошел ко мне. Из забытой в руке бутылки проливалось последнее;
1 2 3 4 5 6