В пору немедленно слезу пускать. Надо же, после такой жизни и - вот, пожалуйста, - втрескаться в подружку короля подпольного мира.
По сути, мне не оставляют выбора: соглашусь - лабиринт какой-то. Судя по блеску его масляных глазок - это не лучше войны. Если же я сумею его пройти и выжить, то скорее всего останусь с носом, а откажусь - тюрьма с прочими довесками.
- Один вопрос, - сказал я.
- Сколько угодно, Николай Федорович.
- Ответьте глядя мне в глаза: если я пройду лабиринт, что вам помешает сдать меня в тюрьму?
- Моя честь. Я уже говорил, что не имею обыкновения жульничать. Кроме того, - заранее предупреждаю, - компьютерная программа лабиринта настолько сложна, что возможных ходов никто предсказать не может. Это лотерея. Если удача на вашей стороне, вы победите, нет - увы! А если победите, какой, спрашивается, резон губить мне такой великолепный экземпляр, как вы? Увели у меня потаскушку - молчу! молчу! - так в моем с возрасте юность только используют, а привязываются к молодым смертники и глупцы. Я себя к таковым не отношу.
- Хорошо, согласен.
А что мне оставалось?
Он просиял и сразу поднялся.
- Ну и прекрасно и прекрасно, - он щелкнул клавишей на столе и бросил в микрофон:
- Вариант "А". Все о/кей.
- Прошу, - сказал он уже мне, и мы вышли в приемную и вниз по лестнице, хрупкую скорлупу заграничной косметики которой покрывала синтетическая лента ковровой дорожки. А внизу, в вестибюле, кто-то уже открывал дверь, и я видел, как сбоку в зеркале спешит ко мне мое отражение - высокий, почти квадратный парень в спецуниформе вышибалы - лакейской дорогой кожаной куртке, а следом надвигалась толпа из брюхатого боса и приближенных...
* * *
То, что башня была круглая, вначале не имело значения, при диаметре метра четыре кривизна поверхности не ощущалась, а вот себя я ощущал мухой, прилепившейся к гладкой стене. Правда, вначале было не высоко, и все мое внимание было занято гимнастикой: нога передвигается на ступеньку, медленный перенос тяжести и одновременно выпрямляешься, подтягивая другую, потерянную внизу конечность. Скоро правая нога, на которую и выпадал весь груз моего тела, страшно заныла, потом приспособилась и вновь взбунтовалась. Но тут я догадался начинать выпрямляться уже после того, как отстающая левая нога будет подтянута на новую ступеньку (ширина - 12, длина - 25 см), - дело пошло, я взглянул вниз, что раньше как-то забывал делать, охватил взглядом всю панораму, даже часы на здании правления, крыша которого была уже ниже меня, значит я поднялся на уровень пятого этажа, метров 15 одолел, осталось почти ничего, метров 25, если не больше. Может снизу, даже со стороны кажется, что я довольно гладко вползаю...
Тут-то я услышал знакомый, ставший привычным за годы звук выстрела. Стреляли из карабина и рядом с головой - но близко, так, в метре, - выбило осколки плитки.
Я дернулся всем телом, и приобретенная в боях привычка однозначно реагировать на выстрел, едва не погубила; руки, потеряв опору, описывали в воздухе невообразимые зигзаги, тело качнулось... светящееся табло часов мигнуло: 10.30, бетон внизу заколыхался волной, я понял, почему мне уже встречались выщербленные плитки, где-то слышался смех, наконец равновесие восстановилось и судорожно дыша, я вновь прилип к стене, - как же гудели икроножные мышцы! я давно не чувствовал себя так близко к смерти и лишь поднимавшаяся из-за этого подлого выстрела волна ярости поддерживала меня.
Вновь меня настигали порывы ветра, я пережидал, потом полз выше. Прыжки с парашютом вытравили у меня не столь уж сильный страх высоты. Середину пути я одолел довольно быстро. Я посмотрел вверх - осталось несколько метров. Усилился ветер; я вновь переждал и уже привычно стал нащупывать ногой новую ступеньку. Тут он меня и стукнул по ноге: огромный, серый, с черной головой, весь нахохлившийся ворон. Судя по мрачныму взгляду из под тяжелых надбровных дуг - именно ворон, недовольный вторжением низко ползающих людей в его святая святых. Мой ботинок продвинулся и спихнул птицу; недовольно скрипнув, ворон взлетел на ступеньку выше. Все повторилось на следующих этапах, я тут же вписал его в систему мучительно одолеваемых препятствий, но ворон вдруг клюнул меня в голень, чуть выше ботинка. Никогда бы не подумал, что это может быть так больно! Клюнув и угрюмо взглянув на меня черным блестящим глазом, он немедленно все понял, а я каким-то образом, - сквозь боль, злость, смятение, - уловил его понимание.
Новый порыв ветра встряхнул меня, ворон без промаха всадил свой клюв. Я слышал, птицы произошли от ящеров, их перья - перерожденная чешуя. Ненавидя эту птицу, я ненавидел всех доисторических и нынешних пресмыкающихся. Шаг - острый удар, гимнастическое напряжение - когда же все это кончится! - я едва переводил дыхание.
Внизу часы показывали 11.05. Я уже был на такой высоте, что привычное ощущение полета на вертушках неожиданно притупило страх. А может быть просто привык; я заставил себя даже не реагировать на динозавра, регулярно расщепляющего клювом кость моей ноги. Я вновь поймал его круглый взгляд и тут новая волна паники захлестнула меня: я не сомневался никогда в справедливости тех, кто утверждал - палач и жертва ощущают близость; через пару лет работы любой опер понимает лучше рецидивиста, чем вечно недовольных пенсионерок с ближних участков; сейчас я был уверен, птице пришло в голову нечто новое, садистское - злобная радость пернатого отозвалась во мне ужасом.
Мне оставалось только ждать - недолго. С шумом, хлопаньем крыльев ворон приземлился мне на голову - тут же соскользнул и потоптался на плече. Я быстро отвернул лицо - двор был пуст, только у крыльца правления маячила маленькая фигурка, наставившая на меня блеснувшие в повороте линзы бинокля.
Удар в затылок едва не оглушил меня. Боль была такая, словно воткнули сверло. Я решительно и навсегда возненавидел ворон, а вместе с ними - всех летающих рептилий. Ворон не торопясь, тщательно прицеливаясь, вонзал в меня свой стальной - уж никак не из кости! - клюв. У меня темнело в глазах; весь комок нервов, усталости, отчаяния, я не сразу понял - что? - моя правая вытянутая рука вдруг вместо скользкой плитки встретила пустоту... нет, железный прут, по торцу обвивавший зев трубы...
Удар, удар клювом.
Рука моя сжала шершавое железо и, уже убежденный в спасении, я быстро другой рукой схватил удивленно вскрикнувшую птицу.
Не выпуская ограждения, я поднялся выше, перекинул ногу через верх трубы и, хоть и неудобно, примостился на срезе. Я добрался. Внизу было все так же пусто: человек у крыльца, маленькие коробочки машин. Я не боялся, что меня снимут пулей - было все равно, а кроме того, я понимал, что труба - только начало. В руке ещё дергался мой бывший палач и сейчас пытавшийся достать меня клювом. В трубе, метрах в полутора от торца, чем-то похожая на чугунную крышку дорожного люка, выднелась круглая, наглухо закрывающая отверствие площадка. Внутренний диаметр трубы был около метра. Ворон ещё раз дернулся. Я был едва жив, болела нога, по шее медленно засыхая стекала струйка крови. Я посмотрел - клюв у птицы был сухим и черным.
В этот момент, глядя на своего мучителя, я вдруг с непонятной силой осознал, что я сумею победить. Я помню, раз или два подобные ощущения настигали меня, уже давно, мне тогда казалось, я гибну, но вот ещё жив, до сих пор жив. И с жестокой радостью оторвав твари голову, я вдруг безоговорочно поверил, я сумею выжить.
Однако, хватит оттягивать неизбежное. Я перекинул ноги внутрь трубы и осторожно опустился на люк. Люк надежно выдержал мой мос. Напротив груди целился в небо маленький рычаг рубильника. Надпись "пуск" все объясняла. И я нажал на рычаг, желая скорее опуститься.
Опуститься - мягко сказано; люк просто исчез из под ног и падая вниз, я успел горько подумать: все напрасно, меня перехитрили, - злобная шутка извращенного безумца удалась. Я ещё пытался зацепиться - скорость и стеклянистая облицовка отполировали стены, я ожидал удара, который превратит меня в ничто, но финал затягивался. В какой-то момент, - все происходило так быстро, я не успевал осознать! - меня прижало к стене, скорость возросла, трением нагрело спину, ещё сильней и мелькнувшая мысль подсказала мне: изогнувшись, вертикальный желоб вынес меня в другие измерения, - от вертикального - ближе к горизонтальному, от смертельного к жизни.
Растягиваясь, секунды дарили мне время; я думал, меня вытряхивают, словно камешек из водосточной трубы, - обретя надежду, я вновь хотел жить.
Движение не прекращалось; ощущая разными боками жар и трение, я предположил, что, сужаясь, спираль моего пути сама гасила скорость.
Резкий свет ослепил; труба выходила в огромный овальный зал и неожиданно заканчивалась широким раструбом. Все это запечатлелось в мозгу ещё в полете; вылетев по дуге, я был буквально оглушен мертвой вонью, а внизу, куда я готовился приземлиться, холмом копошилось нечто грязно-серое, неразличимое даже в ярком, режущем свете.
Приземлившись довольно мягко, в ту же секунду с отвращением попытался вскочить - все скользило. пищало, царапалось; врассыпную метнувшиеся крысы уже возвращались, решительно попискивая и воняя. На самом деле вонь не от них, - холмом переплелись трупы людей, животных, - под рукой липко, мерзко поползла полуразложившаяся кожа, отрываясь с куском лица - что за отстойник! Трупов людей было немного: пять, шесть. Тот, который пополз под рукой принадлежал женщине - я видел изъеденную крысами грудь. Меня вывернуло - слишком неожиданный был переход к смерти. Пол был весь усеян крысами.
Занявшись своими ощущениями, я едва не попался; раструб трубы загудел, зашипел, что позволяло сил, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся, но и в падении попытался откатиться в безопасную зону. Дохнуло едко, ещё - вдруг из трубы густо, пенно хлынул поток извести. Воистину ад! Погибая, визжали крысы, многие пытались взобраться по моим ногам. Под ботинками стало хлюпать. Стены кругом гладкие, высокие, нержавеющие. Только в одном месте словно широкое двухметровое окно из мутного стекла. Я с разбегу ударил ногой - ничего. Еще раз огляделся: с потолка свисали ржавые цепи, не дотягивались до пола метров пять - бесполезно, не допрыгнуть. Еще раз ударил по окну - только ногу отшиб. Слой пены утолщался, я не успевал сшибать спасавшихся на мне крыс. Что за грязный кошмар!
В отчаянии я обвел взглядом стены: гладкие, скользкие... Нет, - если бы было время - возликовал, - метров в пяти от меня, ближе к этой чудовищной куче, по стене пунктиром моего спасения прилепились скобы примитивной лестницы. В два прыжка я достиг скоб, зачерпнул ботинком немного извести, - благодаря брюкам попало немного, но от испарений сильно заныла расклеванная вороной голень. Я быстро полез наверх. Внизу весь пол уже пушисто пенился, скрывая остаточное шевеленье; поток извести из трубы не иссякал, я начинал задыхаться. Вверху, - теперь я уже различал, прорисовывался тонкий контур притертой крышки люка. Я поравнялся с ближайшей - метрах в двух, - цепью, спозающей из середины широкого круглого отверствия.
Скобы кончились. Если считать, что цепи и этот люк, к которому я лезу, принадлежат одному помещению, то сюрприза, вроде той же извести, можно не опасаться. Я попробовал отжать люк, но скобы, державшие меня, опасно затрещали. Пришлось внимательно осмотреть окружность стыка. В одном месте, достаточно удобном, чтобы дотянуться стоящему здесь человеку, в данном случае - мне, приходилось какое-то вздутие. Что же, я нажал.
Послышался щелчок, непонятный звук, который я разгадал мгновение спустя, крышка стала явственно подниматься, и в ту же секунду мне пришлось, изо всех сил оттолкнувшись от стены, прыгнуть в сторону.
Из открытого люка хлынула волна чего-то жгучего, бесцветного, не кислоты, я подумал - кипятка. Я уже висел на ближайшей цепи, ладони саднило от ржавых царапин, но капли ещё горевшие на руках, ничем не пахли. Вода.
Я чувствовал - иду в разнос. Все так быстро менялось, что времени на то, чтобы понять и прочувствовать ситуацию не было. Мои друзья соглашались: больше всего чувств, опасений, страха испытываешь до и после боя - внутри события на это нет времени.
Я пополз по цепи вверх. Это было легко, - звенья, толщиной в мою руку, облегчали подъем. По краю быстро приближавшегося метрового отверствия застыли в обрамлении стальные лепестки. Похоже на широко раскрытую диафрагму. Но центр, где проходила цепь, был достаточно просторен для меня...
Я сглазил; сначала медленно, потом стремительно сливаясь в нерезкий контур, начали вращаться лепестки. Я приостановился на секунду, - внизу ревела вода, шипела известь, сквозь меня, мимо меня проходили тугие клубы едкого пара, - назад дороги не было. Когда же пролезал опасный участок, почувствовал теплое прикосновение к левому пречу...
Рукав моей кожаной куртки изрезан в лапшу. Это в том месте, где слегка качнулся, подтягиваясь выше. Я находился в узком коридоре, расположенном перпендикулярно нижнему залу. С двух сторон - прикрытые двери. Отверствие в полу занимало всю ширину прохода. Едва я вылез, лепестки - просто острые диски, расположенные по периметру, - сразу остановились, тесно окружив звенья цепи.
Снимая куртку, я думал, что скорее всего Кулагин и вся его банда наблюдают за мной. Еще и пивко сосут. Мне ужасно захотелось пить, - даром что вспомнил. Рукав рубашки пропитался кровью; один рукав - красный, выбросил сразу, а другим немедленно перевязал руку. Кровь медленно пропитывала ткань.
Присев, я начал подводить итоги. И так, я жив. Это главное. Сейчас, не знаю как долго, - мне ничего не угрожает. Если то, что уже было, только начало, цветочки, так сказать, то придется мне выложиться. Хотелось есть. Хотелось пить. Во рту пересохло совершенно. Если я здесь задержусь, они найдут способ ускорить события и вытурят меня отсюда. Внезапно дрогнули лепестки люка. Сразу остановились. Свет померк, но вновь остро слепит. Мне, видимо, дают знать, сообщают нехитрым кодом, что пора, мол, отрабатывать условия. Впрочем, засиживаться резона нет.
Подумав, я шагнул к ближней двери. Что-то лязгнуло - я потерял под ногами опору. Падая, инстиктивно сжался. Шумный всплеск.
Вынырнув, я перевел дыхание и бешенно взглянул вверх. Метрах в трех светился большой круг. Я разозлился. Идиот! Растяпа! Люк проспал. Впрочем, это была все такая же многолепестковая диафрагма. Когда она закрыта, то прочно сливается с полом. Но каковы мерзавцы!
Последнее относилось к устроителям и шефу. Я пощупал шершавую стену ржавый, некогда гладкий металл. Ни скоб, ни чего-либо иного, что могло помочь выбраться не было. Вокруг звенела, журчала вода, эхом скрывая источник.
Привыкнув к полумраку, глаза различили заметно суживающиеся к верху стены. Выбраться было нельзя. В таких, только сухих колодцах, гноили заживо преступников китайцы. Примерно на высоте метра темнело отверствие, из которого бежала вода. Натуральная мышеловка.
Вода была холодная, я продрог. Чтобы согреться, несколько раз проплыл по кругу. Надо двигаться. Жаль, что это не молоко, как в сказке про мыку. Тогда можно было сбить кусок масла и отдыхать. В голову лезет чушь. Наверное от безисходности. Меня вдруг пронзило невыносимое чувство одиночества. Хорошо, хоть Марине удалось ускользнуть. Мне же стало ещё хуже. Хватит.
Держась на плаву, я угрюмо разглядывал удручающе голые стены. Люк метрах в трех. Если можно было бы оттолкнуться от поверхности воды... Внезапно в глаза бросилось то, на что следовало бы обратить внимание с самого начала: стены были влажными до половины ствола. Несколько выше журчащего отверствия пролегала хорошо заметная граница, дальше которой ствол был сухим. Вода стояла высоко, а потом куда-то ушла. Или слили в ожидании моего появления. Чтобы я не выбрался легким путем. Сделав кувырок, я ушел в глубину вниз головой.
В воде ничего не видно. Здесь было неглубоко - метра три. Я держался стены, но вдруг, как и ожидал, рука провалилась - туннель. Я всплыл глотнуть воздуха. Сразу лезть в трубу не решился, боялся не хватит воздуха. Часто такие мелочи и спасают; я дышал глубоко и мерно, пока не закружилась голова. Ничего, здесь не глубоко и кислородное опьянение мне не грозит.
Туннель не кончался. Какие-то неровности, шороховатости позволяли цепляться руками, отталкиваться, но гребка не получалось - узко. По тому, как судорожно заходила грудь, я понял, что пошла вторая минута. Туннель не кончался. Вряд ли они заинтересованы в такой глупой моей смерти. Пожалуй, вернуться не успею.
Возвращаться не понадобилось.
Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет.
1 2 3 4 5 6
По сути, мне не оставляют выбора: соглашусь - лабиринт какой-то. Судя по блеску его масляных глазок - это не лучше войны. Если же я сумею его пройти и выжить, то скорее всего останусь с носом, а откажусь - тюрьма с прочими довесками.
- Один вопрос, - сказал я.
- Сколько угодно, Николай Федорович.
- Ответьте глядя мне в глаза: если я пройду лабиринт, что вам помешает сдать меня в тюрьму?
- Моя честь. Я уже говорил, что не имею обыкновения жульничать. Кроме того, - заранее предупреждаю, - компьютерная программа лабиринта настолько сложна, что возможных ходов никто предсказать не может. Это лотерея. Если удача на вашей стороне, вы победите, нет - увы! А если победите, какой, спрашивается, резон губить мне такой великолепный экземпляр, как вы? Увели у меня потаскушку - молчу! молчу! - так в моем с возрасте юность только используют, а привязываются к молодым смертники и глупцы. Я себя к таковым не отношу.
- Хорошо, согласен.
А что мне оставалось?
Он просиял и сразу поднялся.
- Ну и прекрасно и прекрасно, - он щелкнул клавишей на столе и бросил в микрофон:
- Вариант "А". Все о/кей.
- Прошу, - сказал он уже мне, и мы вышли в приемную и вниз по лестнице, хрупкую скорлупу заграничной косметики которой покрывала синтетическая лента ковровой дорожки. А внизу, в вестибюле, кто-то уже открывал дверь, и я видел, как сбоку в зеркале спешит ко мне мое отражение - высокий, почти квадратный парень в спецуниформе вышибалы - лакейской дорогой кожаной куртке, а следом надвигалась толпа из брюхатого боса и приближенных...
* * *
То, что башня была круглая, вначале не имело значения, при диаметре метра четыре кривизна поверхности не ощущалась, а вот себя я ощущал мухой, прилепившейся к гладкой стене. Правда, вначале было не высоко, и все мое внимание было занято гимнастикой: нога передвигается на ступеньку, медленный перенос тяжести и одновременно выпрямляешься, подтягивая другую, потерянную внизу конечность. Скоро правая нога, на которую и выпадал весь груз моего тела, страшно заныла, потом приспособилась и вновь взбунтовалась. Но тут я догадался начинать выпрямляться уже после того, как отстающая левая нога будет подтянута на новую ступеньку (ширина - 12, длина - 25 см), - дело пошло, я взглянул вниз, что раньше как-то забывал делать, охватил взглядом всю панораму, даже часы на здании правления, крыша которого была уже ниже меня, значит я поднялся на уровень пятого этажа, метров 15 одолел, осталось почти ничего, метров 25, если не больше. Может снизу, даже со стороны кажется, что я довольно гладко вползаю...
Тут-то я услышал знакомый, ставший привычным за годы звук выстрела. Стреляли из карабина и рядом с головой - но близко, так, в метре, - выбило осколки плитки.
Я дернулся всем телом, и приобретенная в боях привычка однозначно реагировать на выстрел, едва не погубила; руки, потеряв опору, описывали в воздухе невообразимые зигзаги, тело качнулось... светящееся табло часов мигнуло: 10.30, бетон внизу заколыхался волной, я понял, почему мне уже встречались выщербленные плитки, где-то слышался смех, наконец равновесие восстановилось и судорожно дыша, я вновь прилип к стене, - как же гудели икроножные мышцы! я давно не чувствовал себя так близко к смерти и лишь поднимавшаяся из-за этого подлого выстрела волна ярости поддерживала меня.
Вновь меня настигали порывы ветра, я пережидал, потом полз выше. Прыжки с парашютом вытравили у меня не столь уж сильный страх высоты. Середину пути я одолел довольно быстро. Я посмотрел вверх - осталось несколько метров. Усилился ветер; я вновь переждал и уже привычно стал нащупывать ногой новую ступеньку. Тут он меня и стукнул по ноге: огромный, серый, с черной головой, весь нахохлившийся ворон. Судя по мрачныму взгляду из под тяжелых надбровных дуг - именно ворон, недовольный вторжением низко ползающих людей в его святая святых. Мой ботинок продвинулся и спихнул птицу; недовольно скрипнув, ворон взлетел на ступеньку выше. Все повторилось на следующих этапах, я тут же вписал его в систему мучительно одолеваемых препятствий, но ворон вдруг клюнул меня в голень, чуть выше ботинка. Никогда бы не подумал, что это может быть так больно! Клюнув и угрюмо взглянув на меня черным блестящим глазом, он немедленно все понял, а я каким-то образом, - сквозь боль, злость, смятение, - уловил его понимание.
Новый порыв ветра встряхнул меня, ворон без промаха всадил свой клюв. Я слышал, птицы произошли от ящеров, их перья - перерожденная чешуя. Ненавидя эту птицу, я ненавидел всех доисторических и нынешних пресмыкающихся. Шаг - острый удар, гимнастическое напряжение - когда же все это кончится! - я едва переводил дыхание.
Внизу часы показывали 11.05. Я уже был на такой высоте, что привычное ощущение полета на вертушках неожиданно притупило страх. А может быть просто привык; я заставил себя даже не реагировать на динозавра, регулярно расщепляющего клювом кость моей ноги. Я вновь поймал его круглый взгляд и тут новая волна паники захлестнула меня: я не сомневался никогда в справедливости тех, кто утверждал - палач и жертва ощущают близость; через пару лет работы любой опер понимает лучше рецидивиста, чем вечно недовольных пенсионерок с ближних участков; сейчас я был уверен, птице пришло в голову нечто новое, садистское - злобная радость пернатого отозвалась во мне ужасом.
Мне оставалось только ждать - недолго. С шумом, хлопаньем крыльев ворон приземлился мне на голову - тут же соскользнул и потоптался на плече. Я быстро отвернул лицо - двор был пуст, только у крыльца правления маячила маленькая фигурка, наставившая на меня блеснувшие в повороте линзы бинокля.
Удар в затылок едва не оглушил меня. Боль была такая, словно воткнули сверло. Я решительно и навсегда возненавидел ворон, а вместе с ними - всех летающих рептилий. Ворон не торопясь, тщательно прицеливаясь, вонзал в меня свой стальной - уж никак не из кости! - клюв. У меня темнело в глазах; весь комок нервов, усталости, отчаяния, я не сразу понял - что? - моя правая вытянутая рука вдруг вместо скользкой плитки встретила пустоту... нет, железный прут, по торцу обвивавший зев трубы...
Удар, удар клювом.
Рука моя сжала шершавое железо и, уже убежденный в спасении, я быстро другой рукой схватил удивленно вскрикнувшую птицу.
Не выпуская ограждения, я поднялся выше, перекинул ногу через верх трубы и, хоть и неудобно, примостился на срезе. Я добрался. Внизу было все так же пусто: человек у крыльца, маленькие коробочки машин. Я не боялся, что меня снимут пулей - было все равно, а кроме того, я понимал, что труба - только начало. В руке ещё дергался мой бывший палач и сейчас пытавшийся достать меня клювом. В трубе, метрах в полутора от торца, чем-то похожая на чугунную крышку дорожного люка, выднелась круглая, наглухо закрывающая отверствие площадка. Внутренний диаметр трубы был около метра. Ворон ещё раз дернулся. Я был едва жив, болела нога, по шее медленно засыхая стекала струйка крови. Я посмотрел - клюв у птицы был сухим и черным.
В этот момент, глядя на своего мучителя, я вдруг с непонятной силой осознал, что я сумею победить. Я помню, раз или два подобные ощущения настигали меня, уже давно, мне тогда казалось, я гибну, но вот ещё жив, до сих пор жив. И с жестокой радостью оторвав твари голову, я вдруг безоговорочно поверил, я сумею выжить.
Однако, хватит оттягивать неизбежное. Я перекинул ноги внутрь трубы и осторожно опустился на люк. Люк надежно выдержал мой мос. Напротив груди целился в небо маленький рычаг рубильника. Надпись "пуск" все объясняла. И я нажал на рычаг, желая скорее опуститься.
Опуститься - мягко сказано; люк просто исчез из под ног и падая вниз, я успел горько подумать: все напрасно, меня перехитрили, - злобная шутка извращенного безумца удалась. Я ещё пытался зацепиться - скорость и стеклянистая облицовка отполировали стены, я ожидал удара, который превратит меня в ничто, но финал затягивался. В какой-то момент, - все происходило так быстро, я не успевал осознать! - меня прижало к стене, скорость возросла, трением нагрело спину, ещё сильней и мелькнувшая мысль подсказала мне: изогнувшись, вертикальный желоб вынес меня в другие измерения, - от вертикального - ближе к горизонтальному, от смертельного к жизни.
Растягиваясь, секунды дарили мне время; я думал, меня вытряхивают, словно камешек из водосточной трубы, - обретя надежду, я вновь хотел жить.
Движение не прекращалось; ощущая разными боками жар и трение, я предположил, что, сужаясь, спираль моего пути сама гасила скорость.
Резкий свет ослепил; труба выходила в огромный овальный зал и неожиданно заканчивалась широким раструбом. Все это запечатлелось в мозгу ещё в полете; вылетев по дуге, я был буквально оглушен мертвой вонью, а внизу, куда я готовился приземлиться, холмом копошилось нечто грязно-серое, неразличимое даже в ярком, режущем свете.
Приземлившись довольно мягко, в ту же секунду с отвращением попытался вскочить - все скользило. пищало, царапалось; врассыпную метнувшиеся крысы уже возвращались, решительно попискивая и воняя. На самом деле вонь не от них, - холмом переплелись трупы людей, животных, - под рукой липко, мерзко поползла полуразложившаяся кожа, отрываясь с куском лица - что за отстойник! Трупов людей было немного: пять, шесть. Тот, который пополз под рукой принадлежал женщине - я видел изъеденную крысами грудь. Меня вывернуло - слишком неожиданный был переход к смерти. Пол был весь усеян крысами.
Занявшись своими ощущениями, я едва не попался; раструб трубы загудел, зашипел, что позволяло сил, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся, но и в падении попытался откатиться в безопасную зону. Дохнуло едко, ещё - вдруг из трубы густо, пенно хлынул поток извести. Воистину ад! Погибая, визжали крысы, многие пытались взобраться по моим ногам. Под ботинками стало хлюпать. Стены кругом гладкие, высокие, нержавеющие. Только в одном месте словно широкое двухметровое окно из мутного стекла. Я с разбегу ударил ногой - ничего. Еще раз огляделся: с потолка свисали ржавые цепи, не дотягивались до пола метров пять - бесполезно, не допрыгнуть. Еще раз ударил по окну - только ногу отшиб. Слой пены утолщался, я не успевал сшибать спасавшихся на мне крыс. Что за грязный кошмар!
В отчаянии я обвел взглядом стены: гладкие, скользкие... Нет, - если бы было время - возликовал, - метров в пяти от меня, ближе к этой чудовищной куче, по стене пунктиром моего спасения прилепились скобы примитивной лестницы. В два прыжка я достиг скоб, зачерпнул ботинком немного извести, - благодаря брюкам попало немного, но от испарений сильно заныла расклеванная вороной голень. Я быстро полез наверх. Внизу весь пол уже пушисто пенился, скрывая остаточное шевеленье; поток извести из трубы не иссякал, я начинал задыхаться. Вверху, - теперь я уже различал, прорисовывался тонкий контур притертой крышки люка. Я поравнялся с ближайшей - метрах в двух, - цепью, спозающей из середины широкого круглого отверствия.
Скобы кончились. Если считать, что цепи и этот люк, к которому я лезу, принадлежат одному помещению, то сюрприза, вроде той же извести, можно не опасаться. Я попробовал отжать люк, но скобы, державшие меня, опасно затрещали. Пришлось внимательно осмотреть окружность стыка. В одном месте, достаточно удобном, чтобы дотянуться стоящему здесь человеку, в данном случае - мне, приходилось какое-то вздутие. Что же, я нажал.
Послышался щелчок, непонятный звук, который я разгадал мгновение спустя, крышка стала явственно подниматься, и в ту же секунду мне пришлось, изо всех сил оттолкнувшись от стены, прыгнуть в сторону.
Из открытого люка хлынула волна чего-то жгучего, бесцветного, не кислоты, я подумал - кипятка. Я уже висел на ближайшей цепи, ладони саднило от ржавых царапин, но капли ещё горевшие на руках, ничем не пахли. Вода.
Я чувствовал - иду в разнос. Все так быстро менялось, что времени на то, чтобы понять и прочувствовать ситуацию не было. Мои друзья соглашались: больше всего чувств, опасений, страха испытываешь до и после боя - внутри события на это нет времени.
Я пополз по цепи вверх. Это было легко, - звенья, толщиной в мою руку, облегчали подъем. По краю быстро приближавшегося метрового отверствия застыли в обрамлении стальные лепестки. Похоже на широко раскрытую диафрагму. Но центр, где проходила цепь, был достаточно просторен для меня...
Я сглазил; сначала медленно, потом стремительно сливаясь в нерезкий контур, начали вращаться лепестки. Я приостановился на секунду, - внизу ревела вода, шипела известь, сквозь меня, мимо меня проходили тугие клубы едкого пара, - назад дороги не было. Когда же пролезал опасный участок, почувствовал теплое прикосновение к левому пречу...
Рукав моей кожаной куртки изрезан в лапшу. Это в том месте, где слегка качнулся, подтягиваясь выше. Я находился в узком коридоре, расположенном перпендикулярно нижнему залу. С двух сторон - прикрытые двери. Отверствие в полу занимало всю ширину прохода. Едва я вылез, лепестки - просто острые диски, расположенные по периметру, - сразу остановились, тесно окружив звенья цепи.
Снимая куртку, я думал, что скорее всего Кулагин и вся его банда наблюдают за мной. Еще и пивко сосут. Мне ужасно захотелось пить, - даром что вспомнил. Рукав рубашки пропитался кровью; один рукав - красный, выбросил сразу, а другим немедленно перевязал руку. Кровь медленно пропитывала ткань.
Присев, я начал подводить итоги. И так, я жив. Это главное. Сейчас, не знаю как долго, - мне ничего не угрожает. Если то, что уже было, только начало, цветочки, так сказать, то придется мне выложиться. Хотелось есть. Хотелось пить. Во рту пересохло совершенно. Если я здесь задержусь, они найдут способ ускорить события и вытурят меня отсюда. Внезапно дрогнули лепестки люка. Сразу остановились. Свет померк, но вновь остро слепит. Мне, видимо, дают знать, сообщают нехитрым кодом, что пора, мол, отрабатывать условия. Впрочем, засиживаться резона нет.
Подумав, я шагнул к ближней двери. Что-то лязгнуло - я потерял под ногами опору. Падая, инстиктивно сжался. Шумный всплеск.
Вынырнув, я перевел дыхание и бешенно взглянул вверх. Метрах в трех светился большой круг. Я разозлился. Идиот! Растяпа! Люк проспал. Впрочем, это была все такая же многолепестковая диафрагма. Когда она закрыта, то прочно сливается с полом. Но каковы мерзавцы!
Последнее относилось к устроителям и шефу. Я пощупал шершавую стену ржавый, некогда гладкий металл. Ни скоб, ни чего-либо иного, что могло помочь выбраться не было. Вокруг звенела, журчала вода, эхом скрывая источник.
Привыкнув к полумраку, глаза различили заметно суживающиеся к верху стены. Выбраться было нельзя. В таких, только сухих колодцах, гноили заживо преступников китайцы. Примерно на высоте метра темнело отверствие, из которого бежала вода. Натуральная мышеловка.
Вода была холодная, я продрог. Чтобы согреться, несколько раз проплыл по кругу. Надо двигаться. Жаль, что это не молоко, как в сказке про мыку. Тогда можно было сбить кусок масла и отдыхать. В голову лезет чушь. Наверное от безисходности. Меня вдруг пронзило невыносимое чувство одиночества. Хорошо, хоть Марине удалось ускользнуть. Мне же стало ещё хуже. Хватит.
Держась на плаву, я угрюмо разглядывал удручающе голые стены. Люк метрах в трех. Если можно было бы оттолкнуться от поверхности воды... Внезапно в глаза бросилось то, на что следовало бы обратить внимание с самого начала: стены были влажными до половины ствола. Несколько выше журчащего отверствия пролегала хорошо заметная граница, дальше которой ствол был сухим. Вода стояла высоко, а потом куда-то ушла. Или слили в ожидании моего появления. Чтобы я не выбрался легким путем. Сделав кувырок, я ушел в глубину вниз головой.
В воде ничего не видно. Здесь было неглубоко - метра три. Я держался стены, но вдруг, как и ожидал, рука провалилась - туннель. Я всплыл глотнуть воздуха. Сразу лезть в трубу не решился, боялся не хватит воздуха. Часто такие мелочи и спасают; я дышал глубоко и мерно, пока не закружилась голова. Ничего, здесь не глубоко и кислородное опьянение мне не грозит.
Туннель не кончался. Какие-то неровности, шороховатости позволяли цепляться руками, отталкиваться, но гребка не получалось - узко. По тому, как судорожно заходила грудь, я понял, что пошла вторая минута. Туннель не кончался. Вряд ли они заинтересованы в такой глупой моей смерти. Пожалуй, вернуться не успею.
Возвращаться не понадобилось.
Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет.
1 2 3 4 5 6