Он хорошо помнил все, что было с ним в
период счастья. Прежде он вынужден был замечать то, что происходит вокруг.
Теперь же просто чувствовал это.
Он попробовал спросить леди Да, сколько времени они находились под
действием наркотика и сколько придется еще ждать следующей порции. Она
улыбнулась, и в ее улыбке было короткое отрешенное счастье. По-видимому,
ее многочисленные туловища, распростертые на земле на внушительную длину,
имели большую емкость для сохранения наркотика, чем, например, его тело.
Она хорошо воспринимала окружающее, но была неспособна к членораздельной
речи.
Получеловек лежал на земле, отчетливые пульсации артерий были видны
за полупрозрачной пленкой, защищавшей его брюшную полость.
Мерсер сжал плечо лежавшего. Тот проснулся, узнал его и одарил
счастливой улыбкой:
- Доброе утро, мой мальчик. Это некоторое отступление от игры. Тебе
доводилось когда-либо видеть ИГРУ?
- Вы имеете ввиду игру в карты?
- Нет, - покачал головой получеловек. - Это нечто вроде следящей
машины с реальными людьми в качестве фигур.
- Я никогда не видел ничего подобного, - сказал Мерсер, - но я...
- Но ты хочешь спросить, когда вернется Б'Дикат со своей иглой?
- Да, - немного смутившись, ответил Мерсер.
- Скоро, - сказал получеловек. - Вот почему я и думаю об играх. Мы
все знаем, что должно произойти. Мы знаем, что будут делать манекены, - он
махнул в сторону бугорков, в которых обезличенные были погребены. - И мы
все знаем о чем спрашивают новички. Но никогда не знаем, сколько времени
займет очередная сцена.
- Что вы называете "сценой"? - спросил Мерсер. - Так называется игла?
Получеловек засмеялся. На этот раз смех его был почти естественным.
- Нет, нет. У вас все удовольствия на уме. Сцена - это просто часть
игры. Я имел в виду то, что нам известен порядок, в котором происходят
события, но у нас нет часов, и никто не удосуживается даже считать дни или
составлять календари, да и климат здесь ровный. Поэтому никто из нас не
знает, сколько времени проходит. Боль кажется кратковременной, а
наслаждения-длительными. Я же склонен думать, что каждый из этих двух
периодов длится около двух земных недель.
Мерсер не знал, что такое земная неделя, поскольку до своего
осуждения не был начитанным человеком, но на этот раз ему не удалось
что-либо добиться от получеловека. В этот момент он подвергся имплантации
дромозэ. Лицо его покраснело и он прокричал нечленораздельно Мерсеру:
- Заберите это у меня, идиот! Заберите!
Когда Мерсер беспомощно развел руками, получеловек уже корчился в
конвульсиях, повернулся спиной к нему, и затрясся в рыданиях.
Мерсер и сам толком не знал, сколько прошло времени, когда вернулся
Б'Дикат. Могло пройти несколько дней. А могло и несколько месяцев. Он
снова двигался между ними, как любящий отец, и они кучковались вокруг
него, словно дети. На этот раз Б'Дикат приветливо улыбнулся детской
головке, выросшей на бедре Мерсера - спящей детской головке, покрытой на
макушке редким пушком. Мерсер получил свой укол, сулящий ему блаженство.
Когда Б'Дикат отделял головку от его бедра, он почувствовал, как нож
прошелся по хрящу, соединявшему ее, и увидел гримасу на детском личике.
Это никак не отразилось на нем. Он лишь ощутил тупую боль, когда Б'Дикат
смазал ранку едким антисептиком, мгновенно остановившим кровотечение.
В следующий раз у Мерсера на груди выросли две ноги. Затем еще одна
голова, рядом с его собственной. Или это было после туловища и ноги, от
талии и кончиков пальцев ног, маленькой девочки, росших на его боку?
Он забыл последовательность.
И не считал время.
Леди Да часто улыбалась ему, но любви не было. Сейчас она уже
утратила свои дополнительные туловища. В промежутках между патологическими
отращиваниями каких-либо органов она была красивой и хорошо сложенной
женщиной. Но самым приятным в их отношениях был шепот, повторяющийся
многие тысячи раз и сопровождающийся улыбкой и надеждой:
"Люди никогда не живут вечно".
Эта мысль безмерно утешала ее, хотя Мерсер считал ее не имеющей
смысла.
События шли своим чередом, менялась внешность жертв, прибывали новые.
Время от времени Б'Дикат доставлял новичков, покоившихся в вечном забытьи
своих выжженных разумов, загружал их телами тележку и добавлял к другим
группам. Тела эти корчились и извивались, не произнося ни единого
членораздельного звука, когда на них нападали дромозэ.
Наконец Мерсеру удалось проследовать за Б'Дикатом до самой двери
купола. Для этого ему пришлось перебороть блаженство, доставляемое
суперкондамином. Только память о предыдущих муках, смущении и
растерянности укрепляла его уверенность в том, что если он не спросит
Б'Диката в тот момент, когда он, Мерсер, был счастлив, то ответ станет не
доступным ему, когда он будет особенно нужен. Переборов испытываемое
наслаждение, он стал молить Б'Диката проверить записи и сказать, сколько
времени он здесь провел.
Б'Дикат ворчливо согласился, но не вышел для ответа. Он сказал через
динамик, укрепленный на крыше купола, и его могучий голос прокатился по
пустыне, заставляя встряхиваться розовое людское стадо, погруженное в
блаженство в ожидании того, что скажет им их друг Б'Дикат. Когда
человек-корова закончил свою речь, они были разочарованы, ибо она была
лишена для них всякого смысла, так как просто вмещала в себя сведения о
количестве времени, проведенного на планете Шеол каким-то Мерсером:
- Стандартного времени - 84 года, 7 месяцев, 3 дня, 2 часа и 11 с
половиной минут. Всего хорошего, приятель.
Мерсер побрел назад.
Тайный уголок его разума, остававшийся нормальным, несмотря на боль и
блаженство, заставил его удивиться поведению Б'Диката. Что заставляло
человека-корову оставаться здесь? Что делает его счастливым без
суперкондамина? Был ли Б'Дикат безумным рабом своих обязанностей или
человеком, не утратившим надежду на возвращение на свою родную планету, в
лоно своей семьи с маленькими людьми-телятами, похожими на него? Мерсер,
несмотря на переполнявшее его счастье, потихоньку заплакал, думая о
необычной судьбе Б'Диката. Со своей собственной судьбой он примирился.
Он припомнил, когда ел в последний раз настоящие яйца с настоящей
сковороды. Дромозэ поддерживали в нем жизнь, но ему не было известно как
им это удавалось.
Он брел к своей группе пошатываясь. Леди Да, обнаженная в пыльной
пустыне, дружески помахала ему, приглашая сесть рядом с ней. Вокруг были
бесчисленные квадратные мили пространства, но ему необходимо было именно
это, предложенное ее дружеским жестом и никакое другое.

4
Годы, если это действительно были годы, проходили. На Шеоле ничего не
менялось.
Иногда по равнине прокатывался клокочущий звук извержения гейзеров,
донося до людей, еще не утративших способность мыслить, что капитан
Альварес сделал выдох. Ночи сменялись днями, однако не было смены полевых
работ, как и времен года, или новых поколений людей. Время остановилось
для этих людей, а порции блаженства настолько перемешались с мучениями и
потрясениями, вызванными дромозэ, что слова леди Да приобретали для них
какое-то очень далекое значение.
- Люди никогда не живут вечно.
Ее заявление было надеждой, а не истиной, в которую можно было
верить. У них не было духу следить за перемещениями звезд на небе,
обмениваться друг с другом именами, пожинать плоды опыта каждого ради
коллективной мудрости всех. Они даже мечтать не смели о бегстве. Хотя и
видели старты старомодных ракет на химическом топливе со взлетного поля за
куполом Б'Диката, им и в голову не приходило спрятаться среди замороженной
порции перерожденной плоти.
Когда-то очень давно какой-то узник, его теперь не было среди них,
попытался написать послание. Его письмена были высечены на скале. Мерсер
прочел их так же, как и другие, но никто не знал кто это сделал. И никого
они не заинтересовали.
Послание, нацарапанное на камне, было письмом домой.
Начиналось оно так:
"Когда-то я был таким же, как и вы, выходящим из своего окна и к
концу дня и позволявшим ветрам нежно нести меня к тому месту, где я жил.
Когда-то я, как и вы, имел одну голову, две руки, а на них десять пальцев.
Передняя часть моей головы называлась лицом, и с его помощью я мог
разговаривать. Теперь же я могу только писать, и то лишь тогда, когда боль
покидает меня. Когда-то я, так же, как и вы, ел, пил, имел имя. Не могу
вспомнить его. Вы можете вставать, вы, которые читаете послание. Я даже не
могу подняться. Я просто дожидаюсь, когда огоньки, молекула за молекулой,
вложат в меня пищу и таким же образом заберут продукты распада. И не
думайте, что меня здесь подвергают наказанию. Это место не для наказания.
Оно предназначено для кое-чего еще".
Среди розового стада никто не задумывался над этим "кое-чем".
Любознательность давно угасла среди них.
Затем настал день небольших людей.
Это было тогда - ни час, ни год не имеют значения - когда леди Да и
Мерсер молча сидели рядом, погруженные в суперкондаминовое блаженство. Им
не нужно было обмениваться словами - за них говорил наркотик.
Неприятный рев со стороны купола Б'Диката заставил их слегка
пошевелиться. Они, да еще несколько, повернули головы в сторону
громкоговорителя. Первой, совершенно безразлично, заговорила леди Да.
- Я уверена, - произнесла она, - что когда-то мы называли это Военной
угрозой.
И она снова погрузилась в пучину своего блаженства.
Мужчина с двумя рудиментарными головами, росшими рядом с его
собственной, подполз к ним. Все три головы выглядели очень счастливыми, и
Мерсер даже позавидовал избытку его счастья, выражавшегося столь
причудливым образом. Несмотря на пульсирующий жар наркотика, он сожалел,
что в периоды просветления своего рассудка не спросил у этого мужчины, кем
тот был когда-то. Теперь он сам представился. Усилием воли держа глаза
открытыми, он, вяло сделав жест, наподобие отдачи чести, леди Да и
Мерсеру, произнес:
- Суздаль, мадам и сэр, бывший капитан крейсера. Там... объявлена
тревога. Хочу доложить, что я... что я... не совсем готов к...
И впал в забытье.
Мягко, но властно, леди Да заставила его снова поднять веки:
- Командор, почему они объявили тревогу? Зачем вы пришли к нам?
- Вы, мадам, и джентльмен с ушами, кажется, еще в состоянии мыслить
из всей вашей группы. Я подумал, что, возможно, у вас могут быть приказы.
Мерсер огляделся в поисках человека с ушами. Оказалось, это был он
сам. К тому времени все его лицо уже закрывали свежие ушки, он не обращал
на них внимания, зная, что со временем Б'Дикат срежет их, а дромозэ дадут
жизнь чему-нибудь другому.
Шум из купола был невыносимый, раскалывающий уши.
Многие члены группы зашевелились. Некоторые открыли глаза и
осмотревшись, бормоча снова погружались в блаженство, навеянное
суперкондамином.
Дверь купола отворилась.
Наружу стремглав выскочил Б'Дикат - БЕЗ СВОЕГО СКАФАНДРА.
На поверхности планеты его еще ни разу не видели без защитного
металлического облачения.
Он бросился к ним, дико озираясь, пока не узнал леди Да и Мерсера,
подхватил их обоих на руки, и помчался назад в свой купол. Он швырнул их
внутрь через двойную дверь. Они сильно ударились о пол, однако нашли это
весьма забавным. Мгновением позже ввалился Б'Дикат.
- Вы люди, или были ими! - взревел он. - Вы понимаете людей. Я же
только повинуюсь им. Но здесь я отказываюсь исполнять приказания.
Взгляните на это!
На полу лежали четверо красивых детей. Двое, самые маленькие,
казались близнецами в возрасте около двух лет.
Кроме них была еще девочка лет пяти и мальчик примерно семи лет. У
всех были подрезаны веки. У всех вокруг висков были тонкие красные линии,
а на бритых головах были видны, следы удаленных мозгов.
Б'Дикат, пренебрегая опасностью со стороны дромозэ, стоял рядом с
леди Да и Мерсером и кричал изо всех сил:
- Вы - настоящие люди! Я же - корова. Я исполняю свои обязанности. А
они не включают ВОТ ЭТО. Это же ДЕТИ!
Мудрой, оставшейся крохотной частью своего разума, Мерсер ощутил
потрясение и разочарование. Было трудно испытать такие чувства, ибо
суперкондамин подобно громадной приливной волне затоплял сознание. В
результате чего все казалось прелестным. Внешняя часть сознания, особо
насыщенная наркотиком, говорила ему: "Разве не прекрасно, что среди нас
будут дети!" Однако неразрушенная часть его мозга еще содержала понятия
чести и морали в том виде, в каком они были известны ему до прибытия на
планету Шеол. И эта часть мозга шептала:
"Это преступление хуже любого совершенного нами! И совершила его
Империя!"
- Но что вы сделаете? - спросила леди Да. - Что мы можем сделать?
- Я пытался связаться со спутником. Когда там поняли о чем я говорю,
они прервали связь. Ведь в конце концов я - не человек. Главный врач велел
мне делать свою работу.
- Это был доктор Вомакт? - спросил Мерсер.
- Вомакт? Он умер сто лет назад в преклонном возрасте. Нет. Меня
оборвал новый врач. У меня нет присущих людям ощущений, но я рожден на
Земле, и во мне течет земная кровь. У меня есть свои чувства. Простые
коровьи чувства. Но ЭТОГО я не могу допустить.
- И что же вы сделали?
Б'Дикат поднял глаза в сторону окна. Его лицо осветилось решимостью,
которая даже без воздействия наркотика, заставляла их любить его, сделала
его отцом мира - благородного, честного, бескорыстного.
Он улыбнулся:
- Меня, я думаю, убьют за это. Но я объявил Всегалактическую Тревогу
- все корабли здесь!
Леди Да, не поднимаясь с пола, объявила:
- Но ведь это только в случае нашествия извне! Это ложная тревога!
Она собрала в кулак всю свою волю и встала:
- Вы можете срезать с меня все это прямо сейчас, на тот случай, если
сюда прибудут люди? И достаньте мне платье...
- Есть ли у вас что-нибудь, что может нейтрализовать действие
суперкондамина?
- Именно этого я и добивался! - воскликнул Б'Дикат. - Я не приму сюда
этих детей. Вы делаете меня лидером.
Прямо на полу своей хижины, подстерегая ее извивающееся тело, он
вернул ей обычные человеческие формы.
Едкий антисептик курился в кабине. Мерсер подумал, что все это очень
драматично. Затем он почувствовал, что Б'Дикат разделывает его самого. Все
что отрезал, он предусмотрительно разложил по различным камерам
холодильной установки.
Он прислонил их к стенке.
- Я думал, - сказал он. - От суперкондамина нет противоядия. Кому оно
нужно? Но я могу сделать вам гипноуколы из своей спасательной шлюпки.
Предполагается, что они должны обеспечить возвращение на спутник,
независимо от того, что бы не случилось с пассажирами шлюпки в космосе.
Раздался пронзительный вой над куполом станции. Б'Дикат кулаком
высадил окно, высунул голову наружу и посмотрел вверх.
- Прибывают! - закричал он.
Земля затряслась от быстрой посадки корабля. Содрогнулись двери...
"Почему люди все-таки осмелились высадиться на Шеоле?" -
заинтересовался Мерсер. Но когда открылся люк посадочного модуля, он
увидел, что это не люди, а роботы Таможенной Службы, которые в состоянии
переносить недоступные для людей скорости космических полетов. На одном из
роботов были погоны инспектора.
- Где непрошенные пришельцы?
- Нет... - начал Б'Дикат.
Несмотря на то, что леди Да была полностью обнаженной, она приняла
осанку императрицы и четко произнесла:
- Я - бывшая императрица, леди Да. Вы узнаете меня?
- Нет, мадам, - ответил робот-инспектор. У него был несколько
смущенный вид, если подобное можно сказать относительно робота.
Наркотик заставил подумать, что было бы неплохо для компании иметь
здесь робота.
- Я объявляю, пользуясь старинным выражением, Чрезвычайное Положение.
Вы понимаете? Сейчас же соедините меня с Повелителями Содействия.
- Мы не можем... - пролепетал робот.
- Вы можете спросить, - настаивала леди Да.
Инспектор повиновался. Леди Да повернулась к Б'Дикату:
- Сделайте сейчас же нам с мистером Мерсером уколы. Затем поместите с
наружной стороны двери, чтобы дромозэ могли быстро исцелить эти рубцы.
Проведите нас внутрь, как только будет налажена связь.
1 2 3 4 5 6