Меня это только сейчас поразило. Ведь с Марией он тоже прожил два года.
— Кто была его первая жена?
— Женщина из прекрасной семьи, Жанна Девуазен, с которой мы как-то познакомились в Дьеппе. В ту пору мы ездили туда отдыхать каждое лето.
— Она была моложе вашего сына?
— Постойте! Ему было тридцать два года… А ей примерно столько же. Она была вдова.
— Детей у нее не было?
— Нет. По-моему, у нее не было и родственников, кроме сестры, которая жила в Индокитае.
— От чего она умерла?
— От сердечного приступа. У нее было слабое сердце, и она большую часть времени проводила у врачей.
Она снова улыбнулась:
— Да, ведь я еще не сказала, почему я к вам явилась. Вчера, когда сын отправился совершать свою обычную прогулку, я чуть было вам не позвонила, но потом подумала, что правильнее будет нанести вам визит. Я хочу извиниться за тот прием, который Гийом оказал вам, и заверить вас, что его плохое настроение никак не связано с вашим приходом. Просто у него вспыльчивый характер.
— Я это заметил.
— При одной мысли, что вы могли его заподозрить в чем-то неблаговидном… Это у него с детства…
— Он мне солгал?
— Простите?
Лицо старой дамы выражало искреннее удивление.
— С чего вы взяли, что он солгал? Я не понимаю.
Ведь вы, собственно говоря, не задавали вопросов. Я специально пришла к вам сегодня, чтобы на них ответить, если бы вы захотели мне их задать. Скрывать нам нечего. Мне и в голову не приходит, что вас могло к нам привести. Здесь, видимо, какое-нибудь недоразумение или козни кого-нибудь из соседей.
— Когда было разбито окно?
— Я вам уже говорила, а может быть, говорил мой сын. У меня уже все перемешалось в памяти. На прошлой неделе во время грозы. Я была на втором этаже и не успела закрыть все окна, как вдруг услышала звон разбитого стекла.
— Это было днем?
— Примерно около шести часов вечера.
— Значит, к тому времени ваша прислуга Эжени уже ушла?
— Она уходит в пять. Кажется, я вам это тоже говорила. Я не сказала сыну, что иду к вам. Я подумала, что вы, может быть, захотите осмотреть дом, а это лучше всего сделать в его отсутствие.
— Иначе говоря, во время его обычной прогулки в конце дня?
— Да. Прошу вас также учесть, что нам абсолютно нечего скрывать. Если бы не характер Гийома, все бы выяснилось еще вчера. Заметьте, мадам Серр, что вы пришли сюда по собственному желанию.
— Конечно.
— И вы сами просите, чтобы я задавал вам вопросы.
Она утвердительно качнула головой.
— Итак, вернемся к событиям, начиная с последней трапезы, которую вы провели вместе: вы, ваш сын и ваша невестка. Багаж вашей невестки уже был упакован. Где он находился?
— В коридоре.
— Кто снес его вниз?
— Эжени снесла чемоданы, а мой сын взял сундук, который для нее был слишком тяжел.
— Сундук очень большой?
— Дорожный сундук. До замужества Мария много путешествовала, жила в Италии, в Египте.
— Что вы ели на ужин?
Казалось, вопрос ее позабавил и удивил.
— Постойте! Поскольку кухней занимаюсь я сама, я сейчас вспомню. Сначала овощной суп. Мы всегда едим овощной суп, это полезно. Потом жареную рыбу с картофельным пюре.
— А на десерт?
— Шоколадный крем. Да. Мой сын с детства обожает шоколадный крем.
— Никакой ссоры за столом не произошло? В котором часу закончился ужин?
— Около половины восьмого. Я сложила посуду в раковину и поднялась наверх.
— Значит, вы не присутствовали при отъезде вашей невестки?
— Я и не хотела. Такие минуты весьма неприятны, а я стараюсь оградить себя от волнений. Я попрощалась с ней внизу, в гостиной. Я на нее совсем не в обиде. У каждого свой характер и…
— Где в это время был ваш сын?
— Думаю, что в своем кабинете.
— Вы не знаете, разговаривал ли он с женой перед ее отъездом?
— Вряд ли. Она снова поднялась наверх. Я слышала, как она ходила по комнате, готовилась к отъезду.
— Ваш дом, как и большинство старых домов, построен из прочных материалов. Вряд ли со второго этажа можно слышать шум на первом.
— Это ко мне не относится, — ответила она, недовольно поморщившись.
— Что вы этим хотите сказать?
— Что у меня тонкий слух. Я слышу малейший скрип паркета.
— Кто пошел за такси?
— Мария. Я вам уже вчера говорила.
— Долго она отсутствовала?
— Довольно долго. Поблизости от нас нет стоянки, и приходится ловить попутную машину.
— Вы подошли к окну?
Она едва заметно поколебалась.
— Да.
— Кто донес сундук до такси?
— Шофер.
— Вы не знаете, какой компании принадлежала эта машина?
— Откуда мне это знать!
— Какого она была цвета?
— Красновато-коричневого, с гербом на дверце.
— Вы не запомнили внешность шофера?
— Точно не помню. Кажется, он был небольшого роста, скорее толстый.
— Как была одета ваша невестка?
— На ней было сиреневое платье.
— Без пальто?
— Пальто она держала на руке.
— Ваш сын по-прежнему оставался в своем кабинете?
— Да.
— Что же произошло потом? Вы спустились вниз?
— Нет.
— Вы не заходили в кабинет сына?
— Нет. Он поднялся ко мне.
— Сразу?
— Вскоре после отъезда такси.
— Он был взволнован?
— Примерно такой, каким вы его видели. Характер у него скорее угрюмый, но я вам уже объясняла, что на самом деле человек он очень чувствительный и малейшее происшествие глубоко его трогает.
— Он знал, что жена больше к нему не вернется?
— Догадывался.
— Она ему говорила?
— Точно не утверждала. Но дала это понять. Она говорила, что ей необходимо изменить обстановку, снова увидеть родину. Коль уже об этом зашел разговор, вы сами понимаете…
— Что вы делали потом?
— Привела в порядок волосы ко сну.
— Сын был в вашей комнате?
— Да.
— Он не выходил из дому?
— Нет. А зачем?
— Где он держит свою машину?
— В ста метрах от нас есть старые конюшни, переделанные в гаражи для частных машин. Гийом снимает один из этих гаражей.
— Таким образом, он может взять или поставить машину незаметно?
— А зачем ему прятаться?
— Он спускался еще раз вниз?
— Не знаю. Думаю, что да. Я ложусь спать рано, а У него привычка читать до одиннадцати или даже до двенадцати.
— В кабинете?
— Да. Или у себя в спальне.
— А она возле вашей?
— Да. Рядом. Нас разделяет только ванная.
— Вы слышали, как он ложился спать?
— Конечно.
— В котором часу это было?
— Я не зажигала свет.
— Больше никакого шума вы не слышали?
— Нет.
— Наверное, утром вы спускаетесь вниз первая?
— Летом я всегда спускаюсь уже в половине седьмого.
— Вы заходили в комнаты?
— Сначала зашла в кухню, чтобы согреть воду. Потом открыла окна. В такое время воздух еще свежий.
— Значит, вы заходили и в кабинет?
— Вероятно.
— А точно не помните?
— Как же, скорее всего, заходила.
— Выбитое стекло было уже вставлено?
— Кажется, да… Конечно…
— Вы не заметили в комнате никакого беспорядка?
— Никакого… Ну, конечно, как всегда, в пепельницах окурки сигар, валяются две-три книги. Не понимаю, что происходит, месье Мегрэ? Как вы видите, я честно отвечаю на ваши вопросы. Я и пришла для того, чтобы на них ответить.
— Потому что вы встревожены?
— Нет. Потому что меня смутил прием, который мой сын оказал вам. А еще потому, что я угадываю: за вашим визитом скрывается какая-то тайна. Женщины больше принимают все к сердцу, чем мужчины. При жизни мужа, когда в доме раздавался какой-нибудь шум, он как ни в чем не бывало лежал себе в кровати, а я вскакивала и бежала узнать, что произошло. Вы меня понимаете? Наверное, ваша жена такая же. В сущности, по этой причине я и пришла к вам. Вы что-то говорили насчет ограбления. Вы, кажется, беспокоитесь за Марию.
— Вы от нее ничего не получили?
— А я и не рассчитываю получить. Вы что-то скрываете, и это меня тревожит. Для меня даже в ночных шорохах нет ничего таинственного. Мне кажется, достаточно посмотреть на вещи трезвыми глазами — и все становится ясно.
Она уверенно глядела на него, и у Мегрэ даже создалось впечатление, что она считает его ребенком, вторым Гийомом. Она словно хотела сказать: «Расскажите все, что у вас на душе. Не бойтесь! Вы увидите, все прояснится».
Мегрэ тоже посмотрел ей прямо в лицо.
— В ту ночь в ваш дом влез один человек.
Глаза старой дамы выражали недоверие, с оттенком сочувствия, словно она жалела комиссара за то, что он все еще верит в оборотней.
— Зачем?
— Чтобы ограбить сейф.
— И он это сделал?
— Он залез в дом, предварительно вырезав стекло, чтобы открыть задвижку.
— Стекло, которое уже разбилось во время бури?
Видимо, он потом его снова вставил?
Она по-прежнему решительно отказывалась принимать его слова всерьез.
— Что же он унес?
— Он ничего не унес, потому что его электрический фонарик вдруг осветил предмет, который он никак не рассчитывал увидеть в этой комнате.
Она по-прежнему улыбалась.
— Что же это за предмет?
— Труп пожилой женщины, который, вполне возможно, мог быть трупом вашей невестки.
— Он вам это сказал?
Мегрэ посмотрел на руки в белых перчатках, которые совсем не дрожали.
— Почему вы не попросите этого человека, чтобы он явился и сам высказал мне эти обвинения?
— Потому что его нет в Париже.
— А вы не можете его вызвать?
Мегрэ предпочел не ответить. Он был не слишком доволен собой. Он даже подумал, не поддался ли и он сам влиянию этой женщины, своей снисходительной невозмутимостью напоминавшей настоятельницу монастыря.
— Я не знаю, о ком идет речь, и у вас об этом не спрашиваю. У вас, конечно, есть основания верить этому человеку. Как же, ведь это взломщик, не так ли? А я всего лишь восьмидесятилетняя старуха, которая никому в жизни не причинила зла. Позвольте же мне, коль я уже об этом узнала, настоятельно просить вас прийти к нам. Я открою вам все двери и покажу все, что вы пожелаете. А мой сын, когда он будет в курсе дела, со своей стороны не станет уклоняться от ответов на ваши вопросы. Когда же вы придете, месье Мегрэ?
Теперь она встала, все так же непринужденно; в ее манере держаться не чувствовалось ничего, агрессивного, разве только в выражении лица немного горечи.
— Может быть, сегодня днем. Я еще не знаю. Ваш сын в последние дни пользовался машиной?
— Вы сможете задать ему этот вопрос.
— А он сейчас дома?
— Вероятно. Когда я уходила, он был дома.
— Эжени сейчас тоже у вас?
— Конечно.
— Благодарю вас.
Он проводил ее до двери. Выходя из кабинета, она обернулась.
— Я хочу попросить вас об одном одолжении, — сказала она мягко. — Когда я уйду, попытайтесь хоть на минутку встать на мое место, забыть, что вы всю жизнь занимаетесь преступлениями. Представьте себе, что это вам неожиданно задают такие вопросы, которые вы задавали мне, что вас подозревают в том, будто вы кого-то хладнокровно убили.
Уходя, она добавила:
— До скорой встречи, месье Мегрэ.
Дверь закрылась, а он с минуту простоял неподвижно, потом подошел к окну и увидел, как старая дама мелкими шажками идет под палящим солнцем, направляясь к мосту Сен-Мишель.
Мегрэ снял телефонную трубку:
— Соедините меня с полицейским комиссариатом в Нейи!
Он вызвал не комиссара, а инспектора, с которым был знаком.
— Ванно? Это Мегрэ. Все в порядке, спасибо! Послушай, что я тебе скажу. Дело довольно деликатное.
Сейчас ты сядешь в машину и поедешь на улицу Ла-Ферм, номер 436.
— К зубному врачу? Жанвье был здесь вчера вечером и говорил мне об этом. Кажется, речь идет об одной голландке?
— Не важно. Дело срочное. Тип этот не слишком любезный, а я не хочу пока брать ордер. Нужно действовать быстрее, пока не вернулась домой его мать.
— А она далеко?
— На мосту Сен-Мишель. Наверное, она сейчас возьмет такси.
— Что мне делать с этим типом?
— Увести его из дома под любым предлогом. Наплети ему что-нибудь. Скажи, например, что тебе нужны его свидетельские показания.
— А потом?
— Потом приеду я. Сейчас уже спускаюсь и сажусь в машину.
— А если дантиста не окажется дома?
— Подождешь где-нибудь рядом и задержишь перед тем, как он успеет войти к себе.
— Это не совсем законно.
— Совсем незаконно.
И прежде чем Ванно повесил трубку, Мегрэ добавил:
— Захвати кого-нибудь с собой и поставь на посту напротив конюшен, которые превращены в гараж и находятся на той же улице. Один из гаражей снимает дантист.
— Понял.
Через минуту Мегрэ сбежал по лестнице и сел в одну из полицейских машин, стоящих во дворе. Когда автомобиль повернул в сторону Нового моста, ему показалось, что промелькнула зеленая шляпка Эрнестины. Но он не был в этом уверен и решил не терять времени. В сущности, он скорее уступил своему чувству досады на Долговязую.
Когда проехали Новый мост, Мегрэ стал раскаиваться, но было уже поздно.
— Ну и черт с ней! Пусть подождет.
Глава 4
в которой подтверждается, что допросы не похожи один на другой, и в которой суждения Эжени не мешают ей сделать категорическое заявление
Полицейский комиссариат находился на первом этаже мэрии, уродливого квадратного здания, расположенного на участке земли, обсаженном чахлыми деревцами.
Над дверью свисал грязный флаг. Мегрэ мог бы прямо с улицы войти в комнаты инспекторов, но, чтобы не столкнуться лицом к лицу с Гийомом Серром, он долго бродил по коридорам, где гуляли сквозняки, и в конце концов заблудился.
В опустевших комнатах на столах трепыхались от ветра какие-то бумажки. В других кабинетах сидели служащие без пиджаков и рассказывали пикантные пляжные истории. Редкие налогоплательщики с обескураженным видом бродили по коридору в поисках комнаты, где им подпишут бумагу или поставят печать.
Наконец Мегрэ увидел полицейского, который его узнал.
— Где я могу найти инспектора Ванно?
— Второй кабинет налево. Третья дверь.
— Не можете ли вы зайти к нему и попросить его выйти? У него в кабинете, вероятно, сидит один человек. Только не произносите вслух мое имя.
Через несколько минут к нему вышел Ванно.
— Он в кабинете?.. Как все это происходило?
— Да, в общем, никак. Довольно просто. Я предусмотрительно взял с собой повестку из комиссариата.
Позвонил. Открыла служанка, и я сказал, что хочу видеть хозяина. Пришлось подождать несколько минут в коридоре, пока этот тип спустился вниз. Я протянул ему бумажку. Он прочитал, посмотрел на меня, но промолчал. «Если вам будет угодно, — сказал я, — можете пойти вместе со мной. Меня ждет машина». Пожав плечами, он снял с вешалки панаму, надел ее и последовал за мной. Теперь он сидит на стуле в моем кабинете, но до сих пор не проронил ни слова.
Через несколько минут Мегрэ вошел в кабинет Ванно и увидел Гийома Серра, который курил очень черную сигару. Комиссар сел за стол в кресло инспектора.
— Прошу прощения, месье Серр, за то, что мне пришлось вас потревожить, но я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Как и накануне, огромный дантист смотрел на него тяжелым взглядом, и в его темных глазах не промелькнуло и тени симпатии. Мегрэ вдруг сообразил, на кого похож этот человек — на турка, какими их раньше изображали на картинках. Он был такой же толстый, тяжеловесный и, вероятно, такой же могучий. Ибо, несмотря на свою тучность, он производил впечатление человека очень сильного. В нем также чувствовалось пренебрежительное спокойствие паши, изображенного на пачке сигарет.
Вместо того чтобы утвердительно кивнуть, произнести какую-нибудь вежливую фразу или даже протестовать, Серр вытянул из кармана желтоватую бумажку и заглянул в нее.
— Я был вызван комиссариатом полиции Нейи, — сказал он, — и жду, чтобы мне сообщили, чего хочет от меня комиссариат.
— Следовательно, вы отказываетесь мне отвечать?
— Категорически.
Мегрэ колебался. Он видел на своем веку разных людей: настойчивых, упрямых, скрытных, хитрецов, но никто еще никогда не отвечал ему так спокойно и решительно.
— Полагаю, что настаивать бесполезно?
— Я так думаю.
— Или пытаться вам доказать, что ваше поведение не послужит вам на пользу?
На этот раз его собеседник ограничился вздохом.
— Прекрасно. Подождите. Сейчас вас примет комиссар полиции.
Мегрэ пошел в кабинет к комиссару, который не сразу понял, чего от него хотят, и согласился очень неохотно. Кабинет у него был более комфортабельный, можно сказать, почти роскошный по сравнению с другими помещениями полиции. На камине стояли мраморные часы.
— Проводите ко мне месье Серра! — сказал комиссар дежурному.
Он указал ему на стул, обитый красным плюшем.
— Садитесь, месье Серр. Речь идет об обычной проверке, и я вас не задержу.
Комиссар полиции пробежал глазами бумагу, которую ему только что принесли.
— Итак, месье Серр, вы являетесь владельцем машины с номерным знаком PC 88—22 Л?
Дантист утвердительно кивнул. Мегрэ уселся на подоконник, не спуская глаз с Серра.
— Эта машина по-прежнему у вас?
Снова утвердительный кивок.
— Когда вы пользовались ею в последний раз?
— Полагаю, что я вправе узнать, в связи с чем мне задаются все эти вопросы?
Комиссар полиции заерзал на стуле. Ему совсем не по душе была задача, которую взвалил на него Мегрэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Кто была его первая жена?
— Женщина из прекрасной семьи, Жанна Девуазен, с которой мы как-то познакомились в Дьеппе. В ту пору мы ездили туда отдыхать каждое лето.
— Она была моложе вашего сына?
— Постойте! Ему было тридцать два года… А ей примерно столько же. Она была вдова.
— Детей у нее не было?
— Нет. По-моему, у нее не было и родственников, кроме сестры, которая жила в Индокитае.
— От чего она умерла?
— От сердечного приступа. У нее было слабое сердце, и она большую часть времени проводила у врачей.
Она снова улыбнулась:
— Да, ведь я еще не сказала, почему я к вам явилась. Вчера, когда сын отправился совершать свою обычную прогулку, я чуть было вам не позвонила, но потом подумала, что правильнее будет нанести вам визит. Я хочу извиниться за тот прием, который Гийом оказал вам, и заверить вас, что его плохое настроение никак не связано с вашим приходом. Просто у него вспыльчивый характер.
— Я это заметил.
— При одной мысли, что вы могли его заподозрить в чем-то неблаговидном… Это у него с детства…
— Он мне солгал?
— Простите?
Лицо старой дамы выражало искреннее удивление.
— С чего вы взяли, что он солгал? Я не понимаю.
Ведь вы, собственно говоря, не задавали вопросов. Я специально пришла к вам сегодня, чтобы на них ответить, если бы вы захотели мне их задать. Скрывать нам нечего. Мне и в голову не приходит, что вас могло к нам привести. Здесь, видимо, какое-нибудь недоразумение или козни кого-нибудь из соседей.
— Когда было разбито окно?
— Я вам уже говорила, а может быть, говорил мой сын. У меня уже все перемешалось в памяти. На прошлой неделе во время грозы. Я была на втором этаже и не успела закрыть все окна, как вдруг услышала звон разбитого стекла.
— Это было днем?
— Примерно около шести часов вечера.
— Значит, к тому времени ваша прислуга Эжени уже ушла?
— Она уходит в пять. Кажется, я вам это тоже говорила. Я не сказала сыну, что иду к вам. Я подумала, что вы, может быть, захотите осмотреть дом, а это лучше всего сделать в его отсутствие.
— Иначе говоря, во время его обычной прогулки в конце дня?
— Да. Прошу вас также учесть, что нам абсолютно нечего скрывать. Если бы не характер Гийома, все бы выяснилось еще вчера. Заметьте, мадам Серр, что вы пришли сюда по собственному желанию.
— Конечно.
— И вы сами просите, чтобы я задавал вам вопросы.
Она утвердительно качнула головой.
— Итак, вернемся к событиям, начиная с последней трапезы, которую вы провели вместе: вы, ваш сын и ваша невестка. Багаж вашей невестки уже был упакован. Где он находился?
— В коридоре.
— Кто снес его вниз?
— Эжени снесла чемоданы, а мой сын взял сундук, который для нее был слишком тяжел.
— Сундук очень большой?
— Дорожный сундук. До замужества Мария много путешествовала, жила в Италии, в Египте.
— Что вы ели на ужин?
Казалось, вопрос ее позабавил и удивил.
— Постойте! Поскольку кухней занимаюсь я сама, я сейчас вспомню. Сначала овощной суп. Мы всегда едим овощной суп, это полезно. Потом жареную рыбу с картофельным пюре.
— А на десерт?
— Шоколадный крем. Да. Мой сын с детства обожает шоколадный крем.
— Никакой ссоры за столом не произошло? В котором часу закончился ужин?
— Около половины восьмого. Я сложила посуду в раковину и поднялась наверх.
— Значит, вы не присутствовали при отъезде вашей невестки?
— Я и не хотела. Такие минуты весьма неприятны, а я стараюсь оградить себя от волнений. Я попрощалась с ней внизу, в гостиной. Я на нее совсем не в обиде. У каждого свой характер и…
— Где в это время был ваш сын?
— Думаю, что в своем кабинете.
— Вы не знаете, разговаривал ли он с женой перед ее отъездом?
— Вряд ли. Она снова поднялась наверх. Я слышала, как она ходила по комнате, готовилась к отъезду.
— Ваш дом, как и большинство старых домов, построен из прочных материалов. Вряд ли со второго этажа можно слышать шум на первом.
— Это ко мне не относится, — ответила она, недовольно поморщившись.
— Что вы этим хотите сказать?
— Что у меня тонкий слух. Я слышу малейший скрип паркета.
— Кто пошел за такси?
— Мария. Я вам уже вчера говорила.
— Долго она отсутствовала?
— Довольно долго. Поблизости от нас нет стоянки, и приходится ловить попутную машину.
— Вы подошли к окну?
Она едва заметно поколебалась.
— Да.
— Кто донес сундук до такси?
— Шофер.
— Вы не знаете, какой компании принадлежала эта машина?
— Откуда мне это знать!
— Какого она была цвета?
— Красновато-коричневого, с гербом на дверце.
— Вы не запомнили внешность шофера?
— Точно не помню. Кажется, он был небольшого роста, скорее толстый.
— Как была одета ваша невестка?
— На ней было сиреневое платье.
— Без пальто?
— Пальто она держала на руке.
— Ваш сын по-прежнему оставался в своем кабинете?
— Да.
— Что же произошло потом? Вы спустились вниз?
— Нет.
— Вы не заходили в кабинет сына?
— Нет. Он поднялся ко мне.
— Сразу?
— Вскоре после отъезда такси.
— Он был взволнован?
— Примерно такой, каким вы его видели. Характер у него скорее угрюмый, но я вам уже объясняла, что на самом деле человек он очень чувствительный и малейшее происшествие глубоко его трогает.
— Он знал, что жена больше к нему не вернется?
— Догадывался.
— Она ему говорила?
— Точно не утверждала. Но дала это понять. Она говорила, что ей необходимо изменить обстановку, снова увидеть родину. Коль уже об этом зашел разговор, вы сами понимаете…
— Что вы делали потом?
— Привела в порядок волосы ко сну.
— Сын был в вашей комнате?
— Да.
— Он не выходил из дому?
— Нет. А зачем?
— Где он держит свою машину?
— В ста метрах от нас есть старые конюшни, переделанные в гаражи для частных машин. Гийом снимает один из этих гаражей.
— Таким образом, он может взять или поставить машину незаметно?
— А зачем ему прятаться?
— Он спускался еще раз вниз?
— Не знаю. Думаю, что да. Я ложусь спать рано, а У него привычка читать до одиннадцати или даже до двенадцати.
— В кабинете?
— Да. Или у себя в спальне.
— А она возле вашей?
— Да. Рядом. Нас разделяет только ванная.
— Вы слышали, как он ложился спать?
— Конечно.
— В котором часу это было?
— Я не зажигала свет.
— Больше никакого шума вы не слышали?
— Нет.
— Наверное, утром вы спускаетесь вниз первая?
— Летом я всегда спускаюсь уже в половине седьмого.
— Вы заходили в комнаты?
— Сначала зашла в кухню, чтобы согреть воду. Потом открыла окна. В такое время воздух еще свежий.
— Значит, вы заходили и в кабинет?
— Вероятно.
— А точно не помните?
— Как же, скорее всего, заходила.
— Выбитое стекло было уже вставлено?
— Кажется, да… Конечно…
— Вы не заметили в комнате никакого беспорядка?
— Никакого… Ну, конечно, как всегда, в пепельницах окурки сигар, валяются две-три книги. Не понимаю, что происходит, месье Мегрэ? Как вы видите, я честно отвечаю на ваши вопросы. Я и пришла для того, чтобы на них ответить.
— Потому что вы встревожены?
— Нет. Потому что меня смутил прием, который мой сын оказал вам. А еще потому, что я угадываю: за вашим визитом скрывается какая-то тайна. Женщины больше принимают все к сердцу, чем мужчины. При жизни мужа, когда в доме раздавался какой-нибудь шум, он как ни в чем не бывало лежал себе в кровати, а я вскакивала и бежала узнать, что произошло. Вы меня понимаете? Наверное, ваша жена такая же. В сущности, по этой причине я и пришла к вам. Вы что-то говорили насчет ограбления. Вы, кажется, беспокоитесь за Марию.
— Вы от нее ничего не получили?
— А я и не рассчитываю получить. Вы что-то скрываете, и это меня тревожит. Для меня даже в ночных шорохах нет ничего таинственного. Мне кажется, достаточно посмотреть на вещи трезвыми глазами — и все становится ясно.
Она уверенно глядела на него, и у Мегрэ даже создалось впечатление, что она считает его ребенком, вторым Гийомом. Она словно хотела сказать: «Расскажите все, что у вас на душе. Не бойтесь! Вы увидите, все прояснится».
Мегрэ тоже посмотрел ей прямо в лицо.
— В ту ночь в ваш дом влез один человек.
Глаза старой дамы выражали недоверие, с оттенком сочувствия, словно она жалела комиссара за то, что он все еще верит в оборотней.
— Зачем?
— Чтобы ограбить сейф.
— И он это сделал?
— Он залез в дом, предварительно вырезав стекло, чтобы открыть задвижку.
— Стекло, которое уже разбилось во время бури?
Видимо, он потом его снова вставил?
Она по-прежнему решительно отказывалась принимать его слова всерьез.
— Что же он унес?
— Он ничего не унес, потому что его электрический фонарик вдруг осветил предмет, который он никак не рассчитывал увидеть в этой комнате.
Она по-прежнему улыбалась.
— Что же это за предмет?
— Труп пожилой женщины, который, вполне возможно, мог быть трупом вашей невестки.
— Он вам это сказал?
Мегрэ посмотрел на руки в белых перчатках, которые совсем не дрожали.
— Почему вы не попросите этого человека, чтобы он явился и сам высказал мне эти обвинения?
— Потому что его нет в Париже.
— А вы не можете его вызвать?
Мегрэ предпочел не ответить. Он был не слишком доволен собой. Он даже подумал, не поддался ли и он сам влиянию этой женщины, своей снисходительной невозмутимостью напоминавшей настоятельницу монастыря.
— Я не знаю, о ком идет речь, и у вас об этом не спрашиваю. У вас, конечно, есть основания верить этому человеку. Как же, ведь это взломщик, не так ли? А я всего лишь восьмидесятилетняя старуха, которая никому в жизни не причинила зла. Позвольте же мне, коль я уже об этом узнала, настоятельно просить вас прийти к нам. Я открою вам все двери и покажу все, что вы пожелаете. А мой сын, когда он будет в курсе дела, со своей стороны не станет уклоняться от ответов на ваши вопросы. Когда же вы придете, месье Мегрэ?
Теперь она встала, все так же непринужденно; в ее манере держаться не чувствовалось ничего, агрессивного, разве только в выражении лица немного горечи.
— Может быть, сегодня днем. Я еще не знаю. Ваш сын в последние дни пользовался машиной?
— Вы сможете задать ему этот вопрос.
— А он сейчас дома?
— Вероятно. Когда я уходила, он был дома.
— Эжени сейчас тоже у вас?
— Конечно.
— Благодарю вас.
Он проводил ее до двери. Выходя из кабинета, она обернулась.
— Я хочу попросить вас об одном одолжении, — сказала она мягко. — Когда я уйду, попытайтесь хоть на минутку встать на мое место, забыть, что вы всю жизнь занимаетесь преступлениями. Представьте себе, что это вам неожиданно задают такие вопросы, которые вы задавали мне, что вас подозревают в том, будто вы кого-то хладнокровно убили.
Уходя, она добавила:
— До скорой встречи, месье Мегрэ.
Дверь закрылась, а он с минуту простоял неподвижно, потом подошел к окну и увидел, как старая дама мелкими шажками идет под палящим солнцем, направляясь к мосту Сен-Мишель.
Мегрэ снял телефонную трубку:
— Соедините меня с полицейским комиссариатом в Нейи!
Он вызвал не комиссара, а инспектора, с которым был знаком.
— Ванно? Это Мегрэ. Все в порядке, спасибо! Послушай, что я тебе скажу. Дело довольно деликатное.
Сейчас ты сядешь в машину и поедешь на улицу Ла-Ферм, номер 436.
— К зубному врачу? Жанвье был здесь вчера вечером и говорил мне об этом. Кажется, речь идет об одной голландке?
— Не важно. Дело срочное. Тип этот не слишком любезный, а я не хочу пока брать ордер. Нужно действовать быстрее, пока не вернулась домой его мать.
— А она далеко?
— На мосту Сен-Мишель. Наверное, она сейчас возьмет такси.
— Что мне делать с этим типом?
— Увести его из дома под любым предлогом. Наплети ему что-нибудь. Скажи, например, что тебе нужны его свидетельские показания.
— А потом?
— Потом приеду я. Сейчас уже спускаюсь и сажусь в машину.
— А если дантиста не окажется дома?
— Подождешь где-нибудь рядом и задержишь перед тем, как он успеет войти к себе.
— Это не совсем законно.
— Совсем незаконно.
И прежде чем Ванно повесил трубку, Мегрэ добавил:
— Захвати кого-нибудь с собой и поставь на посту напротив конюшен, которые превращены в гараж и находятся на той же улице. Один из гаражей снимает дантист.
— Понял.
Через минуту Мегрэ сбежал по лестнице и сел в одну из полицейских машин, стоящих во дворе. Когда автомобиль повернул в сторону Нового моста, ему показалось, что промелькнула зеленая шляпка Эрнестины. Но он не был в этом уверен и решил не терять времени. В сущности, он скорее уступил своему чувству досады на Долговязую.
Когда проехали Новый мост, Мегрэ стал раскаиваться, но было уже поздно.
— Ну и черт с ней! Пусть подождет.
Глава 4
в которой подтверждается, что допросы не похожи один на другой, и в которой суждения Эжени не мешают ей сделать категорическое заявление
Полицейский комиссариат находился на первом этаже мэрии, уродливого квадратного здания, расположенного на участке земли, обсаженном чахлыми деревцами.
Над дверью свисал грязный флаг. Мегрэ мог бы прямо с улицы войти в комнаты инспекторов, но, чтобы не столкнуться лицом к лицу с Гийомом Серром, он долго бродил по коридорам, где гуляли сквозняки, и в конце концов заблудился.
В опустевших комнатах на столах трепыхались от ветра какие-то бумажки. В других кабинетах сидели служащие без пиджаков и рассказывали пикантные пляжные истории. Редкие налогоплательщики с обескураженным видом бродили по коридору в поисках комнаты, где им подпишут бумагу или поставят печать.
Наконец Мегрэ увидел полицейского, который его узнал.
— Где я могу найти инспектора Ванно?
— Второй кабинет налево. Третья дверь.
— Не можете ли вы зайти к нему и попросить его выйти? У него в кабинете, вероятно, сидит один человек. Только не произносите вслух мое имя.
Через несколько минут к нему вышел Ванно.
— Он в кабинете?.. Как все это происходило?
— Да, в общем, никак. Довольно просто. Я предусмотрительно взял с собой повестку из комиссариата.
Позвонил. Открыла служанка, и я сказал, что хочу видеть хозяина. Пришлось подождать несколько минут в коридоре, пока этот тип спустился вниз. Я протянул ему бумажку. Он прочитал, посмотрел на меня, но промолчал. «Если вам будет угодно, — сказал я, — можете пойти вместе со мной. Меня ждет машина». Пожав плечами, он снял с вешалки панаму, надел ее и последовал за мной. Теперь он сидит на стуле в моем кабинете, но до сих пор не проронил ни слова.
Через несколько минут Мегрэ вошел в кабинет Ванно и увидел Гийома Серра, который курил очень черную сигару. Комиссар сел за стол в кресло инспектора.
— Прошу прощения, месье Серр, за то, что мне пришлось вас потревожить, но я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Как и накануне, огромный дантист смотрел на него тяжелым взглядом, и в его темных глазах не промелькнуло и тени симпатии. Мегрэ вдруг сообразил, на кого похож этот человек — на турка, какими их раньше изображали на картинках. Он был такой же толстый, тяжеловесный и, вероятно, такой же могучий. Ибо, несмотря на свою тучность, он производил впечатление человека очень сильного. В нем также чувствовалось пренебрежительное спокойствие паши, изображенного на пачке сигарет.
Вместо того чтобы утвердительно кивнуть, произнести какую-нибудь вежливую фразу или даже протестовать, Серр вытянул из кармана желтоватую бумажку и заглянул в нее.
— Я был вызван комиссариатом полиции Нейи, — сказал он, — и жду, чтобы мне сообщили, чего хочет от меня комиссариат.
— Следовательно, вы отказываетесь мне отвечать?
— Категорически.
Мегрэ колебался. Он видел на своем веку разных людей: настойчивых, упрямых, скрытных, хитрецов, но никто еще никогда не отвечал ему так спокойно и решительно.
— Полагаю, что настаивать бесполезно?
— Я так думаю.
— Или пытаться вам доказать, что ваше поведение не послужит вам на пользу?
На этот раз его собеседник ограничился вздохом.
— Прекрасно. Подождите. Сейчас вас примет комиссар полиции.
Мегрэ пошел в кабинет к комиссару, который не сразу понял, чего от него хотят, и согласился очень неохотно. Кабинет у него был более комфортабельный, можно сказать, почти роскошный по сравнению с другими помещениями полиции. На камине стояли мраморные часы.
— Проводите ко мне месье Серра! — сказал комиссар дежурному.
Он указал ему на стул, обитый красным плюшем.
— Садитесь, месье Серр. Речь идет об обычной проверке, и я вас не задержу.
Комиссар полиции пробежал глазами бумагу, которую ему только что принесли.
— Итак, месье Серр, вы являетесь владельцем машины с номерным знаком PC 88—22 Л?
Дантист утвердительно кивнул. Мегрэ уселся на подоконник, не спуская глаз с Серра.
— Эта машина по-прежнему у вас?
Снова утвердительный кивок.
— Когда вы пользовались ею в последний раз?
— Полагаю, что я вправе узнать, в связи с чем мне задаются все эти вопросы?
Комиссар полиции заерзал на стуле. Ему совсем не по душе была задача, которую взвалил на него Мегрэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13