Потом вызвал Люка.
— Мне нужны имена и адреса рабочих малярной мастерской Планшона на улице Толозе… Обратись в справочный отдел социального обеспечения… У них должны быть списки в картотеке…
Через час он заполнил три других повестки: кроме Роже Пру, в мастерской были еще трое рабочих, в том числе молодой итальянец Анжело Массолетти.
После этого до девяти часов вечера комиссар вел опрос свидетелей по делу о краже драгоценностей. В основном, это были служащие отелей, где произошли хищения. Поужинав сандвичами, он отправился домой и перед сном выпил грогу с двумя таблетками аспирина.
На следующий день, в девять часов утра, плотный мужчина с седыми волосами и розового цвета лицом ожидал его в приемной. Через несколько минут Мегрэ пригласил его в свой кабинет.
— Вас зовут Жюль Лавис?
— Да. Но все называют меня Папашей… А кое-кто и Святым Петром. Наверное, из-за волос, которые они принимают за божественный нимб…
— Садитесь…
— Благодарю вас… Мне чаще приходится стоять на малярной лестнице, чем сидеть…
— Давно вы трудитесь у Леонара Планшона?
— Мы работали вместе, когда он был еще совсем молодой, у Лемперера, прежнего хозяина мастерской…
— Значит, вам известно, что сейчас происходит в доме на улице Толозе?
— Я бы ответил вам, но это будет зависеть…
— От чего?
— От того, как вы поступите, если я вам все расскажу…
— Не понимаю…
— Если вы собираетесь передать содержимое нашего разговора хозяйке или мосье Роже, то ничего вам не скажу… Я ведь всего лишь рабочий… И уж тем более, если мне придется повторить свои показания перед судом…
— Почему перед судом?
— Потому что, когда вас вызывают в полицию, то, значит, произошло что-то неладное, разве не так?
— Вы полагаете, что в доме на улице Толозе что-то случилось?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Думаю, что тема нашего разговора останется между нами…
— Что вы хотите узнать?
— Какие отношения были между вашим хозяином и его женой?
— Разве она вам об этом не сказала?.. Я же видел, как вы прошли через двор и почти час беседовали с ней…
— Давно Пру стал ее любовником?
— Любовником, не знаю… Но вот уже два года, как он спит в доме…
— А как к этому отнесся Планшон?
— Как и любой рогоносец!
— Вы хотите сказать, что он воспринял такую ситуацию как должное?
— Как должное или нет, но он ничего не мог поделать…
— Но ведь это происходило у него в доме?
— Может быть, он так считал, но, скорее, это был ее дом.
— Когда он женился на ней, у нее же ничего не было…
— Да, я припоминаю… И все же, когда я впервые увидел ее, то сразу понял, что она все приберет к своим рукам…
— Вы считаете, что Планшон был слабым человеком?
— Возможно, это и так… Но скорее я бы сказал, что он славный парень, но ему не повезло… Он мог бы быть счастлив с любой другой женщиной… И надо же было такому случиться, что ему попалась именно эта…
— Однако несколько лет они жили дружно…
Старик со скептическим видом покачал головой:
— Ну, если вы так считаете…
— А вы другого мнения?
— Возможно, он и был счастлив… Вполне вероятно, и она была счастлива по-своему… Только они никогда не были счастливы вместе…
— Она ему изменяла?
— Думаю, она изменяла ему прежде, чем перебралась на улицу Толозе… Заметьте, раньше я этого не замечал… Но как только она стала мадам Планшон…
— С кем она ему изменяла?
— С первым встречным самцом… Почти со всеми рабочими малярной мастерской… Будь и я помоложе…
— Планшон о чем-нибудь догадывался?
— Разве мужья это замечают?
— А как было с Пру?
— Здесь ей попался твердый мужчина, который сам себе на уме… Ему мало было мимолетной связи, как это было с другими…
— Вы считаете, что с самого начала он хотел выжить хозяина?
— Сначала — из кровати… Потом — из мастерской… Если вы теперь передадите мои слова Пру, то мне придется подыскивать себе работу в другом месте… Не говорю уж о том, что он может подстеречь меня где-нибудь в темном закоулке…
— Он такой горячий?
— Никогда не видел, чтобы он кого-то ударил, но врагом его я стать бы не хотел…
— Когда вы видели Планшона в последний раз?
— Наконец-то! Долго же вы тянули, чтобы задать этот вопрос. Я заранее к нему приготовился, так как знал, что вы об этом спросите. Я видел его в понедельник, в половине шестого вечера…
— Где?
— На улице Толозе… Мы работали в разных местах.. Мне приказали перекрасить кухню у одной старушки на улице Коленкур… Хозяин и другие маляры работали в новом доме на авеню Жюно… Работы там много… Недели на три, не меньше… Около половины шестого, как я уже сказал, я был в мастерской, когда во двор въехал грузовик… За рулем был хозяин, Пру сидел рядом с ним, а Анжело и длинный Жеф находились сзади…
— Ничего необычного вы не заметили?
— Нет. Они выгрузили инструменты, и хозяин, как обычно, вошел в дом, чтобы переодеться… Он всегда переодевался после работы…
— Вам известно, как он проводил свои вечера?
— Да… Мне случалось встречать его.
— Где?
— В бистро… С тех пор, как Пру окончательно устроился в доме, Планшон начал крепко выпивать, особенно по вечерам…
— Вам не казалось, что он мог покончить с собой?
— Мне это даже не приходило в голову.
— Почему?
— Уж если он два года мирился с такой ситуацией, то, наверное, терпел бы измену жены и всю жизнь…
— Вы знаете о том, что он уже не владелец мастерской?
— Он уже давно ей не владеет… Его только считали хозяином, но в действительности он им не был…
— Никто вам не говорил о том, что Пру выкупил у него мастерскую?
Жюль Лавис, прозванный Папашей, внимательно посмотрел на комиссара и отрицательно покачал головой.
— Им удалось заставить его подписать бумагу?
И как бы обращаясь к самому себе, он закончил фразу:
— Они еще хитрее, чем я думал…
— Разве Пру не говорил вам об этом?
— Впервые слышу от вас и совсем этому не удивлен… Не потому ли он уехал?.. Они все-таки вышвырнули его. за дверь?
Казалось, старый маляр был искренне огорчен.
— Мне только непонятно, почему он не взял с собой дочь? Я был убежден, что именно из-за нее он терпел все эти унижения…
— Разве во вторник вам ничего не сообщили?
— Пру лишь сказал, что Планшон уехал.
— Он не уточнил, при каких обстоятельствах это произошло?
— Рассказал только, что Планшон был в стельку пьян, когда пришел забирать свои вещи…
— Вы ему поверили?
— А почему бы и нет?.. Разве все было не так?
Во взгляде маляра появилось любопытство.
— Вы что-то от меня скрываете, не так ли?
— А вы?
— Вернувшись как-то домой, я сказал своей ясене, что Планшон долго не выдержит… А все потому, что он действительно любил свою супругу… До такой степени, что выглядел просто идиотом… Ну, а на дочь он молился, как на икону…
— Грузовик выезжал со двора во вторник утром?
— Да… Нас всех развозил на работу Пру… Он высадил меня на улице Коленкур, напротив дома, где живет эта старушка…
— Ничего необычного вы не заметили?
— В грузовике были бидоны с краской, рулоны обоев, кисти, что же еще?
— Благодарю вас, мосье Лавис.
— Это все?
Старик казался огорченным.
— Вы хотите, чтобы я задал вам другие вопросы?
— Нет. Я думал, что наша беседа будет дольше… Я ведь впервые в полиции…
— Если вдруг вы что-то еще вспомните, обязательно придите или позвоните мне…
— Пру наверняка спросит меня, о чем мы с вами толковали…
— Скажите ему, что я расспрашивал о Планшоне, интересовался, как он себя вел и мог ли покончить с собой…
— Вы думаете, он это сделал?
— Я знаю об этом столько же, сколько и вы…
Старик-маляр ушел, а через несколько минут комиссар пригласил в кабинет молодого итальянца Агокело. Он приехал во Францию всего лишь шесть месяцев назад, и Мегрэ пришлось по два или три раза повторять ему каждый вопрос.
Отвечая на один из них, молодой маляр, казалось, удивился.
— Ваша хозяйка никогда с вами не заигрывала?
— Заигрывала?
Анжело был красивым юношей с неясными и ласковыми глазами.
— Не пыталась ли она завлечь вас в дом? Он рассмеялся и запротестовал:
— А что сказал бы на это господин Роже?
— Он ревнивый?
— Думаю, что…
И он сделал жест рукой, словно вонзая кинжал в грудь.
— Значит, господина Планшона вы после понедельника больше не видели?
На этом комиссар отпустил итальянца. Третий рабочий, вызванный на одиннадцать часов и которого его приятели прозвали верзилой Жефом, постоянно твердил, отвечая на вопросы:
— Не знаю…
Он не желал впутываться в чужие дела и не питал, видимо, особой любви к полиции. Причины для этого у него были: как узнал позже Мегрэ, как-то раз верзила Жеф разбил бутылку о голову одного из клиентов в каком-то баре, а до этого его уже неоднократно задерживали за драки в общественном месте.
Мегрэ пообедал в пивной «Дофин» в компании Люка. Тот не сообщил комиссару ничего нового: опрошенные им водители такси утверждали, что пассажир с заячьей губой им не попадался. Однако это еще ни о чем не говорило: обычно свидетели избегают давать показания, ибо хорошо знают, сколько времени им придется потерять на допросах в полиции, затем у судебного следователя и, наконец, на судебных заседаниях.
Что же касается отдела полиции, занимающегося отелями и меблированными комнатами, то, хотя там и работали опытные специалисты, они так и не смогли отыскать следов Планшона. Тот, насколько Мегрэ мог судить по его характеру, не стал бы предъявлять фальшивые документы и зарегистрировался бы в номере отеля или в меблированной комнате под своим подлинным именем.
Все, кто видел его в последний раз, утверждали, что этот невысокого роста мужчина спускался по улице Толозе, неся в руках два чемодана. Разумеется, он мог сесть в автобус и доехать до вокзала, где его бы не заметили.
— Что вы об этом думаете, шеф?
— Он обещал мне звонить каждый день… В воскресенье он этого не сделал, но в понедельник звонил…
Рене и ее любовник живы. Может, Планшон в самом деле внезапно уехал? Около восьми часов вечера он вышел из кафе, находящегося на площади Аббес. В тот момент Планшон был уже немного навеселе, так как, судя по всему, уже посетил до этого несколько баров. Если получше поискать вокруг, то следы его наверняка обнаружатся. Что могло взбрести ему в голову после нескольких рюмок?
— Если он бросился в Сену, пройдут недели, пока его тело не выловят оттуда… — тихим голосом продолжал Люка.
Конечно, нелепо было думать, что человек с заячьей губой сначала набил своими вещами два чемодана, утащил их из дома, а потом вдруг бросился в Сену, чтобы покончить с собой. Скверно чувствуя себя из-за простуды, Мегрэ выпил чашку кофе с коньяком и к двум часам вернулся к себе в кабинет.
Роже Пру опоздал на десять минут, и комиссар в отместку заставил его ждать в приемной почти до четырех часов. Люка несколько раз пытался разглядеть его через застекленную перегородку.
— Ну, как он там?
— Злится, что его не приглашают в кабинет.
— Чем он занимается?
— Читает газету и часто поглядывает на дверь…
Наконец Жозеф проводил его в кабинет. Мегрэ не встал из-за стола. Зажав трубку в зубах, он склонился над бумагами, делая вид, что весь поглощен ими.
— Присаживайтесь… — проронил он, указав посетителю на один из стульев.
— Я не могу терять время даром…
— Минутку… Я сейчас вами займусь…
Однако комиссар продолжал листать документы и делать на них пометки красным карандашом. Это длилось еще добрых десять минут, после чего Мегрэ поднялся, открыл дверь в комнату инспекторов и какое-то время тихим голосом давал указания.
Только после этого он посмотрел в лицо человека, сидевшего на обитом зеленым бархатом стуле. Усаживаясь за стол, Мегрэ самым непринужденным тоном спросил:
— Вас зовут Роже Пру?
Глава 6
— Роже Этьен Фердинанд Пру… — ответил тот четким голосом. — Родился в Париже, на улице Рокет…
Слегка приподнявшись со стула, он достал из заднего кармана брюк бумажник, вынул из него удостоверение личности и положил документ на стол комиссара.
— Вам ведь нужны точные данные?
Перед приходом в полицию он побрился, надел синий выходной костюм. Мегрэ не ошибся, представляя его себе таким: темные жесткие волосы, падающие на лоб, густые брови.
Это был красивый самец, красивой самкой была и Рене. Своим вызывающим спокойствием оба напоминали пару хищников. Если Роже Пру и ворчал, то только потому, что его и его работников полиция заставила терять время даром. Он разгадал игру комиссара, и в его глазах сквозила явная ирония.
В деревне он мог бы быть первым парнем, который по выходным дням водит своих приятелей на драку с молодежью из соседнего поселка и который не пропустит ни одной местной девушки.
Работай он на заводе, Роже Пру постоянно задирался бы с мастерами, устраивал бы им потехи ради мелкие пакости, чтобы выглядеть в глазах своих приятелей чуть ли не героем.
По своим внешним данным и характеру, о которых Мегрэ теперь имел ясное представление, Пру мог бы в равной степени быть и сутенером, но не в районе Этуаль, а в каком-нибудь квартале ворот Сен-Дени или площади Бастилии. Комиссар далее представил его себе играющим целый день в карты в бистро и бдительно следящим за тем, что происходит вокруг.
Наконец, он мог бы возглавить банду лихих парней. Нет, разумеется, не для того, чтобы наводить ужас на местных жителей, а всего лишь грабить ночью грузовые склады вокруг Северного вокзала или в его окрестностях.
Мегрэ возвратил ему документы, которые были в порядке.
— Вы принесли ту бумагу, о которой я просил в повестке?
Пру со спокойным видом достал толстыми пальцами из бумажника листок, подписанный Леонаром Планшоном, согласно которому он и его любовница становились совладельцами малярной мастерской. С тем же флегматичным и высокомерным видом он протянул документ комиссару.
Мегрэ встал и вновь направился в комнату инспекторов, остановился в дверях между двумя кабинетами, чтобы не терять из виду своего посетителя.
— Лапуэнт! — позвал он и тихо приказал: — Отнеси этот листок господину Пируэ… Он знает, что с ним делать…
Техническая лаборатория находилась под самой крышей Дворца правосудия. Господин Пируэ поступил на службу совсем недавно. Это был забавный тип, тучный и жизнерадостный. Вначале, когда его приняли помощником эксперта-химика, коллеги относились к нему с некоторым недоверием, поскольку своей внешностью и манерами он скорее напоминал коммивояжера. По чистой иронии сотрудники уголовной полиции стали называть его господином Пируэ, особо напирая на обращение господин.
Однако он проявил себя как великолепный специалист, изобретатель, у которого голова была полна разных идей. Своими руками он смастерил несколько тонких приборов и, кроме того, оказался удивительно способным графологом.
Незадолго до прихода Пру в управление Мегрэ послал одного из инспекторов в отдел социального обеспечения и велел ему раздобыть платежные документы с подписью Планшона.
Небо было серым. Как и в прошлую субботу, на город начал опускаться туман.
Комиссар не спеша возвратился в свой кабинет, и Пру, не выдержав, заговорил первым:
— Полагаю, если вы меня сюда вызвали, то у вас есть ко мне вопросы?
Мегрэ смотрел на него с самым равнодушным видом и с оттенком легкой иронии на лице.
— Конечно… — ответил комиссар, едва шевеля губами, — вопросов у меня много, но я не знаю, с чего начать…
— Предупреждаю, если вы надо мной смеетесь…
— Я вовсе не намерен смеяться над вами… Ваш бывший хозяин Планшон исчез, и я хотел бы знать, что с ним стало…
— Рене вам уже все рассказала…
— Да, она утверждает, что он ушел из дома в понедельник вечером с двумя чемоданами… Вы тоже видели, как он уходил, не так ли?
— Нет уж, извините! Не заставляйте меня говорить то, чего я не говорил… Я слышал, как он уходил… Я был за дверью…
— То есть, вы не видели, как он ушел?
— Нет, не видел… Я слышал их разговор… Я также слышал, как он поднялся на второй этаж, чтобы взять свои вещи… Затем я услышал, как он шагал по коридору, хлопнул дверью и вышел во двор…
— С этого момента он пропал.
— Почему же пропал? Если человек уходит из своего дома, то это еще вовсе не значит, что он пропал…
— Дело в том, что Планшон должен был позвонить мне во вторник.
Специально к допросу Мегрэ не готовился, и эта безобидная с виду фраза пришла ему в голову только сейчас. Разумеется, он не отрывал при этом взгляда от своего собеседника. Разочаровала ли его слабая реакция Пру? Но нет! Наверняка Роже Пру не ожидал услышать нечто подобное и был слегка шокирован. Брови его нахмурились, несколько минут он пытался понять, что означали последние слова комиссара.
— Откуда вам известно, что он должен был вам звонить?
— Потому что он мне это пообещал.
— Разве вы были с ним знакомы?
Не отвечая, Мегрэ принялся набивать трубку табаком столь медленно, что вывел бы из себя кого угодно. Однако Роже Пру оставался спокойным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12