— Да.
— В этот момент отец все еще был в мэрии?
— Да.
— Марсель ничего не сказал?
— Нет. Он смотрел в окно.
— Ты не знаешь, на что он смотрел?
— С моего места мне было не видно.
— Ты частенько наблюдаешь за Марселем?
Он смущенно пробормотал:
— Да.
На этот раз Мегрэ не спросил его почему. Оба они — хорошие ученики, но поскольку Жан-Поль был сыном учителя, претендовать на место первого ученика в классе он не мог. Так что первым всегда оказывался Марсель.
Кроме того, Марсель был мальчиком из хора и в воскресенье надевал стихарь. У него были друзья. Ну, например, Жозеф, сын мясника, с которым он шептался на переменках, а после уроков играл.
— Ты видел, куда пошел твой отец, выйдя из мэрии?
— Он пошел к нашему дому, чтобы выпить там чашку кофе.
— Окно в кухне было открыто?
— Нет. Но я знаю, что он выпил чашку кофе. Он всегда так делает.
— Значит, отец не входил в сарай для огородных инструментов?
— Нет. Выйдя из дому во двор, он сразу же направился к школе.
— Марсель по-прежнему стоял у окна справа?
— Да.
— Почему ты не сказал об этом сразу?
— А когда говорить-то?
Мегрэ постарался припомнить все по порядку:
— Постой… Тело Леони Бирар обнаружили после полудня. Вас допрашивали сразу?
— В этот день нас не допрашивали. Мы толком и не знали, что там произошло. Видели только, как входили и выходили люди. Потом приехала полиция.
Значит, во вторник никто не обвинял учителя открыто. Марсель Селье ничего и никому не сказал, даже родителям.
Следовательно, в то время у Жан-Поля не было никаких оснований уличать Марселя во лжи.
— Ты был на следующий день в классе, когда допрашивали Марселя?
— Был, но нас вызывали в канцелярию поодиночке.
— Когда ты узнал, что он сказал, будто бы видел твоего отца в сарае? В четверг утром?
— Я не знаю.
— Твои родители говорили о Леони Бирар во вторник вечером?
— Только когда я уже лег спать. Краем уха я слышал, о чем они говорили. Мама твердила, что она во всем виновата, а отец успокаивал ее: это, мол, пустые сплетни, все знают, что он тут ни при чем.
— Почему ты не протестовал, узнав, что Марсель его обвиняет?
— Мне бы никто не поверил.
Мегрэ снова показалось, будто он почувствовал какой-то почти неуловимый оттенок, пустяк, который нельзя было объяснить. Ребенка, конечно, не радовали обвинения, выдвинутые против отца. Он, видимо, немного стеснялся того, что отец сидит в тюрьме. Но в то же время в нем что-то настораживало. Может, он хотел — безотчетно, невольно — отделиться от своих родителей, упрекая их за то, что они не такие, как все.
Вернее, они были не совсем такие, как все, и жители деревни, вместо того чтобы сторониться их, восставали против них.
Жан-Поль завидовал Марселю.
Будет ли он обвинять его в свою очередь?
В глубине души он не поддался этому дурному чувству. Дело здесь было не в трусости — во всяком случае, не только в трусости. Напротив, подобную позицию можно считать честной по отношению к другим.
Ему представился случай обличить Марселя, обозвать его лгуном. Сделать это было просто. Слишком просто.
А он, видимо, не хотел, чтоб победа ему досталась так дешево.
И еще одно: ему не поверили бы. В самом деле, кто бы ему в деревне поверил, если бы он пришел и сказал:
«Селье солгал. Мой отец не выходил из сарая. Я видел, как он вошел в дом, вышел оттуда, пересек двор. А в этот момент Марсель был у противоположного окна, откуда видеть он ничего не мог».
— Ты ничего не сказал маме?
— Нет.
— Она очень плачет?
— Она не плачет.
Это было еще хуже. Мегрэ хорошо представлял себе атмосферу в доме в эти последние дни.
— Зачем ты вышел из дому сегодня утром?
— Чтобы увидеть.
— Увидеть Марселя?
— Наверно.
Наверно, также и из-за непреодолимого желания хотя бы издалека принять участие в жизни деревни. Разве он не задыхался в этом маленьком доме в глубине двора, где даже не осмеливались открывать окна?
— Вы скажете об этом лейтенанту?
— Мне надо раньше повидать Марселя.
— Вы ему скажете, что это я рассказал вам обо всем?
— А ты хотел бы, чтобы он не знал?
— Да.
В глубине души он не терял надежды, что в один прекрасный день его примут в общество привилегированных — Марселя, Жозефа и прочих.
— Я думаю, он скажет правду и мне не придется ссылаться на тебя. Другие ученики должны были видеть, у какого окна он стоял.
— Они баловались.
— Все?
— Кроме одной девочки, Луизы Бонкёр.
— Сколько ей лет?
— Пятнадцать.
— Она не шалит, как другие?
— Нет.
— Ты думаешь, она смотрела на Марселя?
Впервые Жан-Поль покраснел. Уши у него так и заполыхали.
— Она всегда на него смотрит, — пробормотал он.
Почему девочка ничего не сказала? Потому, что была влюблена в сына жестянщика или просто не обратила внимания, у какого именно окна он стоял? Марсель подтвердил, что он стоял у окна. Его товарищи не задавались вопросом, о каком окне шла речь.
— Пора возвращаться в деревню.
— Я не хотел бы идти с вами вместе.
— Хочешь идти первым?
— Да. Вы правда ничего не скажете Марселю?
Мегрэ утвердительно кивнул. Мальчик постоял с минуту, притронулся к фуражке, двинулся к полю и потом побежал.
Комиссар, очутившись наконец у моря, даже забыл и посмотреть на него: он следил за удалявшимся силуэтом мальчика.
Затем и он пошел обратно. На пути он остановился, набил трубку, вытер лицо платком и проворчал что-то неразборчивое. И если бы кто-нибудь встретил его в этот момент на дороге, он бы несказанно удивился, видя, как время от времени комиссар почему-то качал головой.
Когда Мегрэ проходил мимо кладбища, могильщики уже засыпали могилу Леони Бирар желтой землей. Заваленная свежими цветами и венками, она видна была издалека.
Глава 7
Снисходительность доктора
Почти все женщины разошлись по домам, и все, за исключением тех, кто жил на далеких фермах, уже сняли черные платья и хорошие ботинки. Мужчины же, как в дни ярмарок, задержались у Луи. Для всех в гостинице не хватало места, и они располагались во дворе или прямо на улице. Они ставили бутылки на подоконник или на старый железный стол, перезимовавший на улице.
По звуку их голосов, по смеху, по медленным и неточным жестам ясно было, что выпили они на славу.
Занятая своими делами Тереза все-таки улучила минутку и подала комиссару вина и стакан. Едва Мегрэ прошел внутрь помещения, как его оглушил многоголосый шум. На кухне он заметил доктора, но там скопилось столько народу, что пробиться к нему было бы нелегко.
— Вот уж никогда не думал, что мы ее упрячем в яму, — твердил какой-то старик, покачивая головой.
Их было трое, примерно одного возраста. Всем им было далеко за семьдесят. В углу, позади них, красовался на белой стене плакат, уведомлявший о количестве выпускаемых в стране алкогольных напитков и о вреде пьянства.
Из-за своих черных костюмов и крахмальных рубашек они сидели прямее, чем обычно, и это придавало им некоторую торжественность.
Когда они глядели друг на друга, глаза их на старческих, изрезанных морщинами лицах светились какой-то детской наивностью, и видеть это было странно. Каждый держал свой стакан в руке. Самый высокий из них, с великолепными белыми волосами и шелковистыми усами, слегка покачивался и всякий раз, когда ему хотелось сказать слово, он упирался пальцами в плечо товарища.
Почему Мегрэ вдруг представил их во дворе школы?
Должно быть, потому, что их смех, их взгляды, которыми они обменивались, напомнили ему смех и взгляды школьников. Сначала они все вместе учились в школе, позже выбрали себе одинаковых девушек и по очереди справляли свадьбы, хоронили родных, праздновали свадьбы детей и крестины внуков.
— Ха-ха-ха… Она вполне могла бы стать моей сестрой: ведь отец не раз рассказывал мне, как он приударял за ее матерью…
Разве все это не объясняло нравы деревни? В другой группе, расположившейся позади Мегрэ, кто-то говорил:
— Когда он продал мне ту корову, я сказал ему: «Слушай, Виктор, я знаю, что ты жулик. Но мы же вместе с тобой отбывали военную службу в Монпелье, и как-то раз вечером…»
Луи, у которого не было времени даже переодеться, ограничился тем, что снял пиджак. Мегрэ вспомнил, что доктор пригласил его к себе сегодня завтракать. Неужели Брессель забыл об этом?
Доктор, как и другие, держал в руках стакан и старался урезонить захмелевшего и крайне возбужденного мясника Марселина. Трудно было понять, что же здесь происходило. Марселин явно на кого-то нападал, стараясь оттеснить маленького доктора в первую комнату.
— Я же говорю тебе, что скажу ему! — услышал комиссар.
— Успокойся, Марселин. Ты пьян.
— Плевать!.. Я не разрешаю ему шпионить за мной!
Я свободный человек…
Вино не шло ему впрок. Он был бледен, красные нездоровые пятна выступили у него на щеках и вокруг глаз.
Движения у него были медленными, неточными, голос вялым.
— Слышишь, лекарь? Я не выношу шпионов! А что он здесь делает, если…
Он издали смотрел на Мегрэ. Нетрудно было понять, что он стремился именно к нему, чтобы выложить все, что у него на сердце. Двое-трое мужчин, смеясь, наблюдали за ним… До сих пор не было ни споров, ни драк. Здесь все слишком хорошо знали друг друга, чтобы драться, и каждый точно знал, кто сильнее.
Чтобы не раздражать мясника, Мегрэ не пытался подойти ближе и делал вид, будто ничего не замечает. Но он не спускал глаз с этой группы и невольно стал свидетелем сцены, которая его очень удивила.
Тео, большой и грузный, присоединился к ним, размахивая стаканом. Но в стакане было перно, и, судя по цвету, очень крепкое.
Он что-то тихо сказал доктору и протянул стакан мяснику, положив ему на плечо руку. Вначале Марселин вроде бы отбивался, стараясь оттолкнуть Тео, но потом схватил стакан и выпил его единым духом. И почти тотчас же взгляд его как бы замутился, остекленел. Он попытался угрожающе поднять палец в сторону комиссара, но рука его не слушалась.
Тогда, как бы успокаивая Марселина, Тео подтолкнул его к лестнице, заставил двинуться по ней и там через несколько ступенек подхватил его на плечо.
— Вы не забыли моего приглашения? — Доктор, подойдя к Мегрэ, вздохнул с облегчением и произнес те же слова, что и старик в углу: — Все-таки они упрятали ее в яму!.. Пойдемте?
Они выбрались на улицу и прошли всего несколько шагов до дома доктора.
— Через три месяца придет черед Марселина. Я ему постоянно говорю: «Марселин, если ты не перестанешь пить, ты протянешь ноги!» Он уже не может ничего есть.
— Он болен?
— В его семье все больны. Он пропащий человек…
— Тео уложил его спать наверху?
— Надо же было как-то избавиться от него.
Он открыл дверь. В доме аппетитно пахло стряпней.
— Вы были на похоронах?
— Стоял в сторонке.
— Уходя с кладбища, я искал вас, но так и не нашел…
Завтрак готов, Арманда?
— Потерпите пять минут.
На столе было только два прибора. Так же как и служанка кюре, сестра доктора предпочитала не садиться за стол вместе со всеми. Она, наверно, ела, стоя у плиты, в промежутках между двумя блюдами.
— Садитесь. Что вы об этом скажете?
— О чем?
— Ни о чем. Обо всем. Хорошие были похороны!..
Мегрэ проворчал:
— А учитель все еще в тюрьме.
— Кого-то надо же было посадить.
— Мне хотелось бы задать вам один вопрос, доктор. Вот на похоронах была уйма народу… Интересно, многие ли из них думают, что Гастен убил старуху Бирар?
— Кто-то, конечно, думает. Есть люди, которые верят чему угодно.
— А другие?
Доктор не сразу понял значение вопроса.
Мегрэ пояснил:
— Предположим, что одна десятая часть жителей деревни уверена, что учитель стрелял.
— Пожалуй, так и есть.
— Значит, девять десятых думают иначе.
— Вне всякого сомнения.
— Кого же они подозревают?
— Все зависит от их точки зрения. По-моему, каждый более или менее искренне подозревает того, кого хотел бы видеть убийцей.
— И никто не называет имя убийцы?
— Между собой они, конечно, называют.
— Вам доводилось слышать их предположения?
— Между собой они говорят.
— Вы слышали, как они выражали подобные подозрения?
Доктор посмотрел на него с той же иронической усмешкой, как и Тео:
— Мне они об этом не говорят.
— И между тем они знают, что учитель не виноват, и их нисколько не волнует, что он сидит в тюрьме.
— Уж что-что, а это их, конечно, не волнует. Гастен не принадлежит к любимцам деревни. Они считают, что если лейтенант и следователь решили засадить его в тюрьму, то это их дело. Так сказать, за то им и денежки платят.
— И они позволят его осудить?
— Не моргнув глазом. Если бы это был кто-то из своих, ну тогда дело другое. Понимаете? Если нужно найти виновного, то пусть он будет чужой.
— Они думают, что сын Селье сказал правду?
— Марсель хороший мальчик.
— Он солгал.
— Возможно.
— Но я хотел бы знать, почему он это сделал?
— Может быть, боялся, что станут обвинять его отца.
Не надо забывать, что его мать — племянница старухи Бирар и она получит от нее наследство.
— Мне казалось, что почтальонше всегда хотелось, чтоб ее племянница не получила ни единого су.
В поведении доктора почувствовалось некоторое замешательство. Сестра внесла закуску.
— Вы не ходили на похороны? — спросил ее Мегрэ.
— Арманда никогда не ходит на похороны.
Они молча принялись за еду. Первым снова заговорил Мегрэ. Причем заговорил как бы рассуждая сам с собой:
— Марсель Селье видел, как учитель выходил из сарая, не во вторник, а в понедельник.
— Он признался?
— Я его еще не спрашивал об этом, но я абсолютно уверен. В понедельник, до начала уроков, Гастен работал у себя в саду. Когда рано утром он шел по двору, то увидел, что там валялась мотыга. Вот он и вошел в сарай, чтобы положить ее на место. Во вторник вечером, после того как был обнаружен труп старухи, Марсель ничего не сказал — он еще не думал обвинять своего школьного учителя. Мысль эта пришла ему в голову позже. Может быть, он услышал какой-то разговор, который натолкнул его на подобное признание… Он не совсем соврал. Обычно женщины и дети пользуются такой полуложью. Он ничего не придумал, он только перенес реальное событие с одного дня на другой.
— Забавно!
— Держу пари, что он пытается убедить себя, что видел, как учитель выходил из сарая именно во вторник.
Ему это не удается, конечно, и тогда он идет к священнику на исповедь.
— Почему вы не спросите об этом у священника?
— Потому что если бы он мне сказал об этом, то нарушил бы таинство исповеди. Священник этого не сделает. Сначала я хотел поинтересоваться у соседей, особенно у служащих кооператива, не видели ли они, как Марсель ходил в церковь после службы, но теперь я знаю, что он прошел туда через двор…
Жаркое было хорошо зажарено, а бобы так и таяли во рту. Доктор поставил на стол бутылку хорошего старого вина. Снаружи доносился смутный шум, какие-то разговоры, которые велись во дворе гостиницы и на площади.
Понимал ли доктор, что Мегрэ ведет этот разговор, как бы проверяя свои умозаключения на собеседнике?
Он кружил вокруг одной и той же мысли, не подходя вплотную к главному.
— По правде говоря, я не думаю, что Марсель солгал лишь для того, чтобы отвести подозрение от отца.
В этот момент ему показалось, что доктор знает обо всем этом куда больше, чем мог бы сказать.
— В самом деле?
— Я пытаюсь представить себя на его месте. С самого начала мне казалось, что это история ребенка, в которой случайно замешаны взрослые люди. — И он добавил, спокойно и прямо смотря доктору в лицо: — И я все больше Убеждаюсь, что и другие знают об этом.
— В таком случае вы, может быть, заставите их заговорить?
— Может быть. Но дело это трудное, верно?
— Очень трудное.
Доктор Брессель явно издевался над ним, точно так же, как и лейтенант в мэрии.
— Сегодня утром я долго беседовал с сыном господина Гастена.
— Вы заходили к ним?
— Нет. Я случайно увидел его у кладбища, когда он смотрел через забор на похороны, и пошел за ним к морю.
— Хм… Зачем же он отправился к морю?
— Он убегал от меня. И в то же время он хотел, чтоб я догнал его.
— Что же он вам сказал?
— Что Марсель Селье стоял не у левого окна, а у правого. Во всяком случае, Марсель мог видеть, как упала Леони Бирар в тот момент, когда пуля вошла ей в глаз, но он не мог видеть, как учитель выходил из сарая.
— Какой же вывод вы делаете?
— Что сын Селье солгал, желая кого-то прикрыть… Не сразу. Ему потребовалось время. Да, по-видимому, мысль эта пришла ему в голову не сразу.
— Почему же он выбрал учителя?
— Во-первых, потому, что это выглядело наиболее правдоподобно. И конечно, потому, что накануне, почти в тот же час, он видел, как учитель выходил из сарая. А может быть, и из-за Жан-Поля.
— Вы считаете, он его ненавидит?
— Учтите, доктор, я ничего не утверждаю. Я иду ощупью. Я опросил обоих мальчиков. Сегодня утром я наблюдал стариков, которые раньше тоже были детьми и жили здесь. Не объясняется ли неприязненное отношение жителей деревни к чужим людям тем, что они просто завидуют им?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13