— Это называется попасть в яблочко, а? — Он тоже позволил себе позубоскалить. — А я патрулировал город на своей колымаге, поэтому меня так долго и не могли разыскать. Кто это?
Ферон, комиссар полиции, просветил его:
— Некий Гобийяр, тип, который раз-другой в неделю обходил Фонтэне, собирая у жителей кроличьи шкурки.
На муниципальной бойне он покупал также и коровьи шкуры, равно как и овечьи. У него есть тележка и старая лошадь. Жил он в неказистой хибаре вне города.
Основное занятие — день-деньской сидеть с удочкой у моста, используя самые отвратные приманки типа костного мозга, куриных потрохов, свернувшейся крови…
Шабирон, по всей вероятности, сам был рыбаком.
— И что, клевало?
— Да, из местных только он и ловил там рыбу. А вечером шлялся от бистро к бистро, и в каждом опрокидывал рюмашку красненького, пока не доходил до нужной кондиции.
— Не скандалил?
— Никогда.
— Женат?
— Живет бобылем, плюс лошаденка да изрядное число кошек и котов.
Шабирон повернулся к Мегрэ:
— Ваше мнение о случившемся, патрон?
— Абсолютно никакого.
— Три жмурика за неделю не так уж плохо для такого захолустья, как это.
— Так что будем с ним делать? — спросил Ферон у следователя.
— Полагаю, нет необходимости дожидаться прокурора. Его что, не было дома?
— Да. Жена в поисках супруга сейчас обзванивает всех знакомых.
— Думаю, что труп вполне можно отвезти в морг. — Он обратился к доктору Верну: — У вас есть что добавить к уже сказанному, видели вы или слышали еще что-нибудь?
— Нет. Я шел быстрым шагом, засунув руки в карманы. Фактически едва не споткнулся о тело.
— Ваш отец у себя?
— Он только сегодня вернулся из Ниора; когда я уходил, отец ужинал.
Насколько Мегрэ смог понять из этого краткого диалога, доктор был сыном Верну де Курсона, с которым он недавно ехал в одном купе.
— Эй! Можете забрать его.
Журналист все еще цеплялся к Мегрэ:
— Ну на сей-то раз вы займетесь этим делом?
— Наверняка нет.
— Даже в приватном порядке?
— Даже так.
— Разве вам не интересно?
— Ничуть.
— Вы тоже считаете, что тут орудует маньяк?
Шабо и доктор Верну, слышавшие этот разговор, переглянулись, причем вновь с видом особ, принадлежавших к одному и тому же клану и настолько хорошо знавших всех входивших в него, что отпадала всякая необходимость в обмене словами.
И это было вполне естественно. С такой ситуацией сталкиваешься повсюду. И все же до сих пор у Мегрэ не часто складывалось впечатление о столь ярко выраженной групповщине. Нечего говорить, что в таком городишке, как Фонтэне, круг местной знати не мог не быть достаточно узким, и в силу обстоятельств они многократно виделись на дню, хотя бы на тех же улицах.
Разумеется, существовал и другой полюс, к примеру, имелась общность интересов у тех, кто стоял сейчас на отшибе, они выглядели не такими уж довольными развитием событий.
Комиссар вовсе не собирался о чем-либо расспрашивать инспектора Шабирона, но тот почему-то счел необходимым доложиться:
— Мы прибыли сюда из Пуатье вдвоем. Сопровождавший меня Левра был вынужден нынче утром уехать, поскольку его жена вот-вот должна родить. Но я делаю все, что могу. Обсасываю это дело одновременно со всех сторон. Но, знаете ли, заставить этот люд разговориться… — И он двинул подбородком в сторону первой группы, тех, кто составлял знать Фонтэне. Невооруженным глазом было видно, что его симпатии на стороне других. — Комиссар полиции также старается изо всех сил. У него в распоряжении всего-то четыре человека.
И они вкалывали весь день. Сколько из них сейчас патрулируют город, Ферон?
— Трое.
И как бы в подтверждение его слов в тот же момент к тротуару подъехал велосипедист в форме полицейского и принялся стряхивать влагу, скопившуюся на его плечах.
— Пусто?
— Проверил документы у полдюжины попавшихся на глаза людей. Список представлю чуть позже. У всех были весомые причины находиться в этот час вне дома.
— Заглянешь ко мне на минутку? — обратился Шабо к Мегрэ.
Комиссар заколебался, а если и согласился, то лишь потому, что ему захотелось чего-нибудь выпить, чтобы согреться, а в гостинице, догадывался он, уже ничего не Допросишься.
— Пройдусь-ка я с вами, — заявил доктор Верну. — Не помешаю?
— Ну что вы.
На этот раз ветер дул им в спины и можно было перебрасываться фразами на ходу. Карета «Скорой помощи» укатила, ее красные стоп-сигналы виднелись где-то в районе площади Вьет.
— Я совсем забыл вас друг другу представить. Верну — сын Юбера Верну, с которым ты познакомился в поезде.
Он изучал медицину, но не практикует и занят главным образом научно-исследовательскими проблемами…
— Скажете тоже, изысканиями… — вяло воспротивился медик.
— Он два года отработал интерном в больнице Святой Анны, увлекается психиатрией и два-три раза в неделю ездит в психиатричку города Ниора.
— На ваш взгляд, все эти преступления — дело рук психически ненормального человека? — из чистой вежливости спросил Мегрэ.
Выложенные Шабо сведения о Верну не могли сделать того привлекательной личностью в глазах комиссара, ибо он не переносил любителей.
— Это более чем вероятно, если не очевидно.
— А вам лично известны сумасшедшие в Фонтэне?
— Таковые встречаются повсюду, но чаще всего их выявляют только в момент душевных кризисов.
— Наверное, речь не может идти о женщине?
— Почему?
— По той причине, что каждый раз удары наносились с такой силой, что приводили к смертельному исходу. Не так-то легко трижды убить подобным способом с одного раза, не повторяя попытки.
— Во-первых, встречаются женщины ничуть не слабее мужчин. А во-вторых, когда дело касается тех, у кого рассудок помутился…
Он готов был рассуждать и дальше, но они уже приблизились к цели.
— Желаешь еще что-нибудь сказать, Верну?
— Пока нет.
— Увидимся завтра?
— Почти наверняка.
Шабо пошарил в кармане в поисках ключа. В прихожей они с Мегрэ отряхнули верхнюю одежду, влажную от дождя, на устилавших пол плитках тут же образовались лужицы. Женщины, мать Шабо и горничная, ожидали в едва освещенном, выходившем окнами на улицу малом салоне.
— Мама, вам лучше пойти прилечь. Этой ночью не остается ничего другого, как попросить жандармерию задействовать весь свой наличный состав для патрулирования.
Мадам Шабо в конечном счете согласилась с сыном:
— Я и в самом деле расстроена тем, что вы не остановились у нас, Жюль!
— Обещаю, что если задержусь здесь больше чем на сутки, в чем сильно сомневаюсь, то непременно воспользуюсь вашим гостеприимством.
И они вновь оказались словно в навечно застывшей атмосфере кабинета. Бутылка коньяка стояла на прежнем месте. Мегрэ налил себе и, взяв рюмку, встал спиной к огню, у камина. Он догадывался, что Шабо сейчас не по себе и что именно поэтому тот и пригласил его зайти к нему.
Следователь первым делом набрал номер жандармского участка:
— Это вы, лейтенант? Вы уже спали? Извините, что беспокою в столь поздний час…
Часы с красновато-коричневым, отливавшим позолотой циферблатом, на котором с трудом просматривались стрелки, показывали половину двенадцатого.
— Да, еще одно… Гобийяр… На этот раз прямо на улице. Опять спереди. Его уже увезли в морг. Жюсьё сейчас, должно быть, производит вскрытие, но сомневаюсь, что у него появится что-либо новое. У вас есть люди под рукой? Полагаю, было бы целесообразно послать их патрулировать город, и начать следует не ночью, а в ранние, утренние часы, чтобы успокоить население. Вы понимаете?.. Да… Я это тоже только что почувствовал. Благодарю вас, лейтенант. — Вешая трубку, он произнес вполголоса: — Приятный парень, окончил Училище в Сомюре…
Надо полагать, он тут же понял, что отражало это вскользь брошенное замечание — снова элитарность! — и слегка покраснел.
— Ты же сам видишь! Делаю все, что в моих силах.
Тебе это должно казаться мальчишеством. А сами мы, наверное, производим впечатление людей, размахивающих деревянными ружьями. Но у нас не такая мощная организация, в рамках которой ты привык действовать у себя, в Париже. Простой пример: чтобы снять отпечатки пальцев, мне всякий раз приходится вызывать эксперта из Пуатье. И так во всем. Местная полиция куда больше привыкла иметь дело с мелкими нарушениями закона типа штрафов, нежели с преступлениями. А инспекторы из Пуатье совсем не знают горожан Фонтэне… — Помолчав, он опять принялся за свое: — За три года до отставки мне совсем не улыбается столкнуться с таким делом, как это. Кстати, ведь мы с тобой почти одного возраста.
Ты ведь тоже через…
— Да, и я.
— И какие строишь планы?
— Готовясь к пенсии, даже купил домик в деревне на берегу Луары.
— Будешь там скучать.
— А тебе разве тоскливо здесь?
— Это не одно и то же. Я тут родился, как и мой отец.
Всех знаю в лицо.
— Жители вроде бы выказывают недовольство.
— Едва приехав, ты уже это уловил? Так оно и есть.
Думаю, сие неизбежно. Добро бы хоть одно преступление. Особенно первое.
— Почему так?
— Потому что жертва — Робер де Курсон.
— Его не любили?
Следователь ответил не сразу. Было заметно, что он тщательно подбирает слова.
— В сущности, простые люди знали его мало, разно что встречали на улицах.
— Женат? Дети?
— Убежденный холостяк. Чудак, но славный. Если бы убили только его, население восприняло бы это довольно равнодушно. Слегка пощекотало бы нервы, как обычно бывает при преступлениях. А тут целый залп: после него старуха Жибон, а теперь и Гобийяр. Завтра я ожидаю…
— Уже началось.
— Ты о чем?
— О группе, которая держалась в стороне, полагаю, что это и есть твои «простолюдины», как и те, что вышли вслед за нами из кафе «У почты», — они-то уж точно не скрывали своей неприязни.
— Ну до этого еще не доходит, однако…
— Горожане в целом стоят на очень левых позициях?
— И да, и нет. Но суть не совсем в этом.
— Не любят семейку Верну?
— Тебе об этом сказали? — Пытаясь выиграть время, Шабо стал задавать вопросы: — А почему это ты не садишься? Может, еще рюмочку? Попытаюсь тебе объяснить. Не так уж и легко это сделать. Ты знаешь, что такое Вандея, хотя бы по той репутации, которая у нее сложилась. Долгое время те, кто задавал тут тон, были владельцами замков, графами, виконтами и прочими мелкими «де», которые общались почти исключительно между собой, образуя замкнутое сообщество. Живы они и до сих пор, хотя почти все разорились и социального веса уже не имеют. Правда, кое-кто и сейчас пыжится, но на таких посматривают с жалостью. Понимаешь?
— Ситуация, типичная для сельской местности.
— Сегодня их место заняли другие.
— Верну?
— Ты видел его, угадай, чем занимался его отец?
— Понятия не имею!
— Торговал скотом. Дед батрачил на ферме. А отец Верну скупал скотину в округе и гонял ее своим ходом целыми стадами до Парижа. Здорово заработал на этом. Притом сам так и остался грубым животным, всегда полупьяный, он, кстати, так и умер от delirium tremens. Его сын…
— Юбер? Тот, что с поезда?
— Он самый. Его послали учиться в колледже. Насколько помню, он даже осилил один год в университете. Перед смертью отец принялся скупать землю, фермы и скот, и Юбер унаследовал его дело…
— Одним словом, он торговец недвижимым и движимым имуществом.
— Так оно и есть. Его контора у самого вокзала. Помнишь большой домина из тесаного камня, там он и проживал до женитьбы.
— А женился на какой-нибудь девице из замка?
— Некоторым образом, но не совсем так. Она из Курсонов. Это тебе интересно?
— Разумеется!
— Заодно и составишь более четкое представление о городе. На самом деле Курсонов звали чуть иначе: Курсон-Лагранж. Вначале они вообще было просто Лагранж, добавив фамилии Курсон, когда купили одноименный замок. С тех пор сменилось три-четыре поколения. Теперь уж и не знаю, что продавал основатель этой династии.
Наверное, тоже скот, если не металлолом. Об этом все давно позабыли к моменту, когда на сцене появился Юбер Верну. Дети и внуки Лагранжей не работали. Местная аристократия приняла в свои ряды Робера де Курсона, того самого, которого убили; более того, он сделался авторитетнейшим специалистом в наших краях по части геральдики. Имеет ряд публикаций на эту тему. У него две сестры — Изабелла и Люсиль. Первая вышла замуж за Верну, который разом стал величать себя Верну де Курсон. Успеваешь следить за нитью моего рассказа?
— Это не так уж и трудно! Догадываюсь, что ко дню этого брака Курсоны опять скатились вниз по социальной лестнице и остались без гроша, верно?
— Почти. У них еще оставался гипотетический замок в лесу Мерван и особняк на улице Рабле — самое красивое здание в нашем городе, которое неоднократно собирались занести в список исторических памятников. Да ты и сам его увидишь.
— А Юбер Верну по-прежнему торгует имуществом?
— На его плечах лежит колоссальное бремя. С ними живет еще и Эмилия, старшая сестра его жены. Сын, доктор Ален, ты знаком с ним, не желает заниматься медициной и копается в каких-то исследованиях, которые ни франка дохода не приносят.
— Он женат?
— На мадемуазели де Кадей, чистокровной аристократке, которая одарила его тремя детьми. Младшему всего восемь месяцев.
— И все они устроились под отцовским крылышком?
— Дом достаточно велик, чтобы вместить всю семью, сам убедишься. Но и это еще не всё. У Юбера помимо сына Алена есть еще и дочь, Аделина, которая вышла замуж за некоего Пайе. Познакомилась она с ним на отдыхе в Руайане. Не ведаю, чем он занимается по жизни, но насколько довелось слышать, Юбер Верну содержит и эту чету. А те предпочитают пребывать в Париже.
Время от времени появляются здесь на несколько дней или недель, и это, смею думать, означает, что они сидят на мели. Теперь понимаешь ситуацию?
— А что я должен понимать?
Шабо печально улыбнулся, чем на какое-то мгновение напомнил Мегрэ прежнего товарища по учебе.
— Верно. Я с тобой беседую так, точно ты родом из этих мест. Ты видел Верну. Держится как самый первый из всех первых сельских дворян региона. Что касается его жены и свояченицы, то они чуть ли не соревнуются, стараясь перещеголять друг друга в том, чтобы заслужить еще большую ненависть к себе со стороны простых смертных. И все вместе образуют клан.
— Его члены общаются лишь с избранными?
Шабо второй раз за вечер покраснел.
— Этого не избежать, — еле слышно выдохнул он, словно чувствуя себя немного виноватым.
— Тем самым Верну, Курсоны и их друзья образуют в этом городе отдельный мирок.
— Точно. Я обязан встречаться с ними в силу служебного положения. И по сути они не столь уж невыносимы, какими кажутся. Готов поклясться, что Юбер Верну, например, это человек, который действительно преуспел в жизни. Он был очень богат. Теперь менее. И порой я даже задумываюсь: а при деньгах ли он вообще сейчас, поскольку с тех пор, как большинство фермеров стали собственниками, торговля землей — дело не столь прибыльное, как раньше; к тому же Юбер буквально раздавлен расходами, считая своим долгом содержать всех близких. Что до Алена, которого я знаю лучше, ему не дает покоя одна навязчивая идея.
— Какая же?
— Будет лучше, если ты узнаешь и об этом. Тогда, кстати, и поймешь, почему мы с ним недавно на улице обменялись тревожными взглядами. Я уже говорил тебе, что отец Юбера Верну умер от белой горячки. По материнской линии, то есть, со стороны Курсонов, прошлое с медицинской точки зрения выглядит отнюдь не лучшим образом. Старый Курсон покончил с собой при достаточно загадочных обстоятельствах, правду о которых продолжают скрывать. У Юбера был брат, Базиль, о нем никогда не упоминают, но известно, что он лишил себя жизни в семнадцать лет. Выходит, как далеко ни копни в генеалогии их семьи, все равно наткнешься либо на безумцев, либо на эксцентричных личностей.
Мегрэ слушал, лениво попыхивая трубкой, при этом нет-нет да и пригублял рюмку с коньяком.
— По этой причине Ален изучал медицину и работал интерном в больнице Святой Анны. Утверждают — полагаю, не без резона, — что большинство медиков специализируются по тем болезням, которые, как они считают, угрожают им самим. У Алена идефикс, что он родом из семьи сумасшедших. Заявляет, что его тетка, Люсиль, уже наполовину помешалась. Хотя в беседах со мной прямо этого не утверждал, но я убежден, что он также с подозрением следит за поведением не только отца и матери, но и собственных детей.
— А местные жители в курсе?
— Некоторые болтают на эту тему. В маленьких городах люди вообще несдержанны на язык. И с недоверием относятся к тому, кто хоть в чем-то живет не как все.
— А после первого происшествия этот треп усилился?
Шабо, не задумываясь ни на секунду; кивнул.
— Почему?
— Поскольку знают или считают себя осведомленными о том, что Юбер Верну и его шурин Курсон не ладили между собой. А может и потому, что проживали они в стоящих друг против друга домах.
— Они встречались?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15