Верну направился прямиком в особняк на улице Рабле.
— Ходит ли он, как обычно, на мессу в половине одиннадцатого?
На этот раз слово взял Шабо:
— Он вообще их не посещает. Единственный из всей семьи.
— А выходил ли он сегодня утром из дому?
Ферон сделал неопределенный жест:
— Не думаю. В девять тридцать мне еще ни о чем не сообщали.
Наконец-то с видом человека, которому все это начало основательно надоедать, заговорил прокурор:
— Все разговоры на эту тему не ведут нас ни к чему конкретному. Вопрос стоит так: достаточно ли в нашем распоряжении улик против Алена Верну, чтобы задержать его? — Он пристально взглянул на следователя: — И это ваша епархия, Шабо. Ваше поле ответственности.
Шабо в свою очередь посмотрел на Мегрэ, чье лицо продолжало оставаться бесстрастным и серьезным.
И тогда следователь вместо ответа произнес целую речь:
— Ситуация выглядит следующим образом. По той или иной причине, но общественное мнение уже после первого убийства, то есть убийства Робера де Курсона, указало на его племянника как на главного подозреваемого. Я до сих пор недоумеваю, на чем основывались эти люди, выдвигая подобное обвинение. Ален Верну непопулярен. Его семью в большей или меньшей степени ненавидят. Я получил уже порядка двадцати анонимок с утверждениями, что искать виновного надо в доме по улице Рабле, и обвинениями в мой адрес в том, что я щажу толстосумов, поскольку поддерживаю с ними светские отношения. Оба последовавших затем преступления не только не уменьшили, но, наоборот, усилили эти настроения. Уже давно Ален Верну выглядит в глазах некоторых жителей как «человек, не такой как все остальные».
Ферон перебил его:
— Признания девицы Сабати…
— …Являются тяжким для него свидетельством, равно как и показания Шалю после найденного сегодня орудия убийства. Три преступления за одну неделю — это много. Естественно, население встревожено и стремится как-то обезопасить себя. До сего времени я колебался с принятием решения, считая собранные улики недостаточными. Это, как только что справедливо заметил прокурор, большая ответственность, выпавшая на мою долю.
Неожиданно он подметил промелькнувшую — не без иронии и горечи — на устах Мегрэ улыбку, покраснел, потерял нить своих рассуждений.
— Речь идет о том, что лучше: задержать его уже сейчас или же выждать, пока…
Мегрэ не смог удержаться, чтобы не проворчать сквозь зубы:
— Зато девушку Сабати запросто сцапали и продержали в кутузке целую ночь!
Шабо услышал эти слова, открыл было рот, чтобы ответить, бросить реплику, скорее всего насчет того, что это, мол, разные вещи, но в последнюю секунду передумал.
— Сегодня с учетом солнечной погоды и мессы наступило своего рода затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по всей видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых потянет нарочно пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять…
— Вы арестуете его или нет? — ребром поставил вопрос прокурор, поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы уже положить конец.
— Боюсь, что к вечеру может произойти инцидент с далеко идущими последствиями. Для этого достаточно будет пустяка, типа какого-нибудь мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед их домом. При нынешнем умонастроении жителей города…
— Так арестовываете или нет?
Прокурор начал искать шляпу, но никак не мог ее обнаружить. Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.
— Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.
А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:
— Что ты об этом думаешь?
— Ничего.
— Что бы ты сделал на моем месте?..
— Я не на твоем месте.
— Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?
— Это зависит от того, что считать сумасшествием.
— Думаешь, это он убийца?
Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.
— Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.
Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять, в то время как Шабирон бросил на Мегрэ более чем когда-либо до этого насмешливый взгляд.
Итак, этот раунд выиграли Шабирон и мелкотравчатый комиссар, ибо формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще на мгновение замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.
Потом он застыл в нерешительности, прикидывая, кому из двух полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне до сих пор не происходило.
— Полагаю… — решился он наконец. — В общем, ступайте оба. И сделайте все как можно тише и незаметнее, чтобы избежать каких-либо нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите лучше машину.
— У меня есть своя, — рявкнул Шабирон.
Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на какое-то время каждому из них стало немного стыдно. И возможно, не оттого, что они сомневались в виновности доктора — в этом они были почти уверены, — а потому, что в глубине души понимали, что поступают так не по этой причине, а из-за боязни общественного мнения.
— Держите меня в курсе, — тихо произнес прокурор, уходивший первым, и добавил: — Если не найдете дома, звоните родителям жены.
Он намеревался остаток воскресного дня провести в семейном кругу. Ферон и Шабирон вышли в свою очередь, при этом задохлик-комиссар предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.
Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться, чтобы осведомиться:
— Как быть с журналистами?
— Пока ничего им не говорите. А сами поезжайте сначала в центр города. Скажите газетчикам, что через полчаса я сделаю заявление для прессы, и они от вас отвяжутся.
— А его привезти сюда?
— Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.
Все это заняло немало времени. А сейчас они наконец-то остались вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им решение.
— Что ты обо всем этом думаешь? — решился он спросить. — Считаешь, что я поступил неправильно?
— Я боюсь, — признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.
— Чего?
Он не ответил.
— По совести, я не могу занять иную позицию.
— Знаю. Но я не это имею в виду.
— Тогда что же?
Мегрэ не хотел признаться, что его тяготило поведение этого комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.
Шабо взглянул на часы:
— Через тридцать минут все кончится. И мы сможем заняться его допросом.
Мегрэ по-прежнему хранил молчание, он выглядел как человек, обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.
— Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?
— С Сабати?
— Да.
— Чтобы избежать того, что сейчас произошло.
— Но это тем не менее случилось.
— Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.
— Письмо у тебя?
— Какое?
— Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе. Теперь я обязан приобщить ее к делу.
Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку — истрепанную, все еще влажную от вчерашнего дождя — и уронил ее на стол.
— Взгляни, пожалуйста, не увязались ли репортеры за полицейскими?
Комиссар подошел к окну и выглянул. Журналисты и фотографы кучковались на прежнем месте и, судя по всему, ожидали какого-то события.
— У тебя часы показывают верное время?
— Сейчас пять минут первого.
Ни один из присутствующих не слышал полуденного звона колоколов — при закрытых дверях они точно в подземелье находились.
— Ломаю голову над тем, как он прореагирует. А также, что его отец…
Резко зазвонил телефон. Шабо какое-то время не осмеливался взять трубку, неотрывно глядя на Мегрэ, но все же в конце концов решился:
— Алло… — Его лоб сморщился, брови сдвинулись. — Вы уверены в этом?
Мегрэ слышал какие-то отрывистые голоса, срывавшиеся с мембраны, но не мог различить ни слова. Было, однако, ясно, что говорил Шабирон.
— Вы обыскали весь дом? Где вы сейчас находитесь?
Хорошо. Да. Оставайтесь там. Я… — Он встревоженно провел рукой по начавшему лысеть черепу. — Позвоню через пару минут.
Едва он повесил трубку, как Мегрэ скупо обронил всего два слова:
— Нет дома?
— Ты ожидал этого? — И, поскольку комиссар продолжал угрюмо молчать, добавил: — Мы уверены, что он вернулся к себе вчера вечером сразу же после того, как расстался с тобой. Ночь провел в своей комнате. Сегодня рано утром попросил принести ему чашку кофе.
— И газеты.
— У нас в воскресенье они не выходят.
— С кем он разговаривал?
— Еще не знаю. Ферон и инспектор сейчас в особняке и расспрашивают прислугу. Чуть позже десяти часов вся семья, за исключением Алена, отправилась на мессу на автомашине, которую вел дворецкий.
— Я видел их.
— По возвращении из церкви никто не проявил обеспокоенности в отношении доктора. Это такой дом, в котором, за исключением субботнего вечера, все живут каждый в своем углу. Когда явились инспектор и комиссар, служанка поднялась наверх, чтобы позвать Алена. Но его в комнате не оказалось. Искали по всему особняку. Ты считаешь, что он ударился в бега?
— Что говорит человек с поста на улице?
— Ферон его опросил. Доктор вроде бы вышел вскоре после отъезда остальных членов семьи и пошел пешком в город.
— За ним не следили? Я-то полагал…
— Лично я распорядился о слежке. Может, полиция вообразила, что в воскресенье утром необходимости в этом не было. Понятия не имею. Если его не поймают, то станут утверждать, что я нарочно тянул, давая ему время улизнуть.
— Наверняка так и будут говорить.
— Ранее пяти часов пополудни поездов нет. А автомобиля у Алена нет.
— Значит, он где-то недалеко.
— Ты так считаешь?
— Очень бы удивился, если бы его не обнаружили у любовницы. Обычно он пробирается к ней вечером, под покровом ночи, но на сей раз он ее не видел уже три дня.
Мегрэ не стал добавлять, что Алену было известно о его посещении Сабати.
— Что с тобой? — встревожился следователь.
— Ничего. Просто я боюсь, и все. Тебе лучше послать их туда.
Шабо тут же позвонил и отдал распоряжение. После этого оба остались сидеть лицом к лицу, не нарушая молчания. В кабинет следователя весна еще не проникла. Зеленый абажур лампы придавал им обоим болезненный вид.
Глава 7
Богатство Луизы
Пока они ожидали новостей о местопребывании Алена, у Мегрэ вдруг возникло тягостное ощущение, что он как бы рассматривает друга через увеличительное стекло. Сейчас Шабо выглядел еще более постаревшим и потускневшим, чем позавчера, когда комиссар прибыл в этот город. У него хватало жизни, энергии и личностных качеств только на то существование, которое он влачил до нынешних событий, и, когда они столь внезапно обрушились на него, потребовав дополнительных усилий, он душевно и физически сломался, испытывая чувство стыда за свою косность и бездеятельность.
И дело было совсем не в возрасте — в этом Мегрэ готов был поклясться. Наверное, он был таким всегда.
Просто комиссар сам в нем ошибся в те далекие времена, когда они оба были студентами. А в те годы Шабо был образчиком счастливого юноши, и Мегрэ отчаянно ему завидовал. В Фонтэне его ждала заботливая мамаша, встречала сына в комфортабельном доме, где все вещи выглядели солидно и пребывали как бы в законченной и совершенной форме. Шабо знал, что в наследство ему достанутся помимо этого особняка еще и две-три фермы, и каждый месяц получал от матери деньги в количестве, достаточном для того, чтобы одалживать товарищам.
Прошло тридцать лет, Шабо стал тем, во что и должен был превратиться. Сегодня он уже обращался за помощью к Мегрэ.
Минута шла за минутой. Следователь делал вид, будто пробегает глазами досье, но было заметно, что его взгляд даже не следит за напечатанными строчками. Телефон так и не решался вякнуть.
Он вытащил из кармашка часы:
— Чтобы добраться туда на машине, достаточно пяти минут. Столько же на обратный путь. Они уже должны были бы…
Было пятнадцать минут первого. Следовало учесть еще несколько минут, которые понадобились полицейским, чтобы зайти в дом и выяснить обстановку.
— Если Ален не сознается в преступлениях, а через два или три дня мне не удастся собрать улики, достаточные для того, чтобы доказать его вину, то придется подать прошение о досрочной отставке.
До сих пор он действовал, опасаясь реакции основной части населения Фонтэне. Теперь же его пугали предстоящие ответные действия Верну и им подобных.
— Уже двадцать минут первого. Не понимаю, чем они там заняты.
Еще через пять минут он вскочил с места, слишком взвинченный, чтобы продолжать сидеть за столом.
— У тебя есть машина? — спросил комиссар.
Шабо вроде бы почувствовал неловкость.
— Была, я пользовался ею по воскресеньям, чтобы вывезти матушку в деревню, на свежий воздух. А теперь, когда она выходит из дому только ради воскресной мессы, зачем мне автомобиль?
Странно было слышать это упоминание о деревне от кого-то, кто проживал в городе, где в пятистах метрах от главной улицы разгуливали коровы.
А не стал ли он скупердяем? Не исключено. И причина была не только в нем самом. Когда у тебя, как у Шабо, собственность не так уж и велика, неизбежно возникает опасение ее потерять.
У Мегрэ крепло убеждение, что на сей раз после появления в Фонтэне он разобрался в кое-каких вещах, о которых ранее никогда не задумывался, и что теперь у него сложилось об этом городишке мнение, существенно отличавшееся от того, что было раньше.
— Что-то, несомненно, случилось.
Прошло уже более двадцати минут, как уехали полицейский комиссар и инспектор. Не требовалось много времени, чтобы обыскать двухкомнатную квартирку Луизы Сабати. Ален Верну не был человеком, способным попытаться убежать через окно, и трудно было вообразить себе охоту на человека, развернувшуюся в квартале казарм.
В какой-то момент, когда они заслышали шум мотора автомобиля, поднимавшегося по склону улицы, зародилась надежда, и следователь замер в ожидании новостей, но машина проследовала мимо Дворца правосудия не останавливаясь.
— Я перестал что-либо понимать.
Он стиснул руки с длинными, поросшими светлым пушком пальцами, бросая мимолетные взгляды на Мегрэ, как бы умоляя утешить его, но комиссар упорно сохранял непроницаемый вид.
Когда чуть позже половины первого наконец-то заверещал телефон, Шабо буквально бросился к нему.
— Алло! — прокричал он.
Но в тот же миг пришел в явное замешательство. Ибо в трубке послышался голос женщины, должно быть непривычной к телефонным разговорам, а посему разговаривающей так громко, что находившийся в другом углу комнаты комиссар отчетливо различал каждое слово.
— Это следователь? — вопрошала незнакомка.
— Да, это я, Шабо. Слушаю.
Но она продолжала в том же духе:
— Это следователь?
— Да-да! Что вам нужно?
— Так вы следователь?
— Да. Я следователь. Вы не слышите меня?
— Нет.
— Что вам угодно?
Если бы она еще раз спросила насчет его профессионального качества, Шабо, вероятно, швырнул бы аппарат оземь.
— Комиссар просит вас подъехать.
— Что?
Но теперь, обращаясь к кому-то другому, находившемуся вместе с ней в помещении, эта женщина пояснила уже совсем другим голосом:
— Я ему об этом уже сказала. Что?
Кто-то там, на другом, конце провода, распорядился:
— Повесьте трубку.
— Повесить чего?
Во Дворце правосудия послышался шум. Шабо и Мегрэ настороженно прислушались.
— Стучат — и громко! — в дверь.
— Пойдем.
Они бросились бежать вдоль коридоров. Барабанили все сильнее. Шабо поспешил вытащить засов и повернуть в замке ключ.
— Вам звонили?
Это был Ломель в сопровождении трех или четырех коллег. Виднелись и другие газетчики, поднимавшиеся по улице в направлении сельской местности.
— Только что проехал Шабирон за рулем своей машины. Рядом с ним женщина без чувств. Наверное, направился в больницу.
Внизу, у ступенек, стоял автомобиль.
— Это чей?
— Мой, а точнее редакционный, — ответил журналист из Бордо.
— Отвезите нас.
— В больницу?
— Нет. Сначала спускайтесь к улице Репюблик. Затем повернете направо, в сторону казармы.
Все втиснулись в машину. Перед домом Верну группкой стояли человек двадцать, люди молча проводили их взглядами.
— Что случилось, следователь? — полюбопытствовал Ломель.
— Не знаю. Поехали на задержание.
— Доктора?
Шабо не хватило мужества отрицать очевидное, постараться как-то схитрить. Несколько человек сидели за столиками на террасе кафе «У почты». Из кондитерской вышла какая-то женщина, одетая в праздничный наряд, на ее пальце на красной тесемке болталась белая картонка.
— Сюда?
— Да. Теперь налево… Минутку… Повернете после этого строения…
Ошибиться было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Ходит ли он, как обычно, на мессу в половине одиннадцатого?
На этот раз слово взял Шабо:
— Он вообще их не посещает. Единственный из всей семьи.
— А выходил ли он сегодня утром из дому?
Ферон сделал неопределенный жест:
— Не думаю. В девять тридцать мне еще ни о чем не сообщали.
Наконец-то с видом человека, которому все это начало основательно надоедать, заговорил прокурор:
— Все разговоры на эту тему не ведут нас ни к чему конкретному. Вопрос стоит так: достаточно ли в нашем распоряжении улик против Алена Верну, чтобы задержать его? — Он пристально взглянул на следователя: — И это ваша епархия, Шабо. Ваше поле ответственности.
Шабо в свою очередь посмотрел на Мегрэ, чье лицо продолжало оставаться бесстрастным и серьезным.
И тогда следователь вместо ответа произнес целую речь:
— Ситуация выглядит следующим образом. По той или иной причине, но общественное мнение уже после первого убийства, то есть убийства Робера де Курсона, указало на его племянника как на главного подозреваемого. Я до сих пор недоумеваю, на чем основывались эти люди, выдвигая подобное обвинение. Ален Верну непопулярен. Его семью в большей или меньшей степени ненавидят. Я получил уже порядка двадцати анонимок с утверждениями, что искать виновного надо в доме по улице Рабле, и обвинениями в мой адрес в том, что я щажу толстосумов, поскольку поддерживаю с ними светские отношения. Оба последовавших затем преступления не только не уменьшили, но, наоборот, усилили эти настроения. Уже давно Ален Верну выглядит в глазах некоторых жителей как «человек, не такой как все остальные».
Ферон перебил его:
— Признания девицы Сабати…
— …Являются тяжким для него свидетельством, равно как и показания Шалю после найденного сегодня орудия убийства. Три преступления за одну неделю — это много. Естественно, население встревожено и стремится как-то обезопасить себя. До сего времени я колебался с принятием решения, считая собранные улики недостаточными. Это, как только что справедливо заметил прокурор, большая ответственность, выпавшая на мою долю.
Неожиданно он подметил промелькнувшую — не без иронии и горечи — на устах Мегрэ улыбку, покраснел, потерял нить своих рассуждений.
— Речь идет о том, что лучше: задержать его уже сейчас или же выждать, пока…
Мегрэ не смог удержаться, чтобы не проворчать сквозь зубы:
— Зато девушку Сабати запросто сцапали и продержали в кутузке целую ночь!
Шабо услышал эти слова, открыл было рот, чтобы ответить, бросить реплику, скорее всего насчет того, что это, мол, разные вещи, но в последнюю секунду передумал.
— Сегодня с учетом солнечной погоды и мессы наступило своего рода затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по всей видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых потянет нарочно пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять…
— Вы арестуете его или нет? — ребром поставил вопрос прокурор, поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы уже положить конец.
— Боюсь, что к вечеру может произойти инцидент с далеко идущими последствиями. Для этого достаточно будет пустяка, типа какого-нибудь мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед их домом. При нынешнем умонастроении жителей города…
— Так арестовываете или нет?
Прокурор начал искать шляпу, но никак не мог ее обнаружить. Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.
— Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.
А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:
— Что ты об этом думаешь?
— Ничего.
— Что бы ты сделал на моем месте?..
— Я не на твоем месте.
— Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?
— Это зависит от того, что считать сумасшествием.
— Думаешь, это он убийца?
Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.
— Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.
Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять, в то время как Шабирон бросил на Мегрэ более чем когда-либо до этого насмешливый взгляд.
Итак, этот раунд выиграли Шабирон и мелкотравчатый комиссар, ибо формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще на мгновение замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.
Потом он застыл в нерешительности, прикидывая, кому из двух полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне до сих пор не происходило.
— Полагаю… — решился он наконец. — В общем, ступайте оба. И сделайте все как можно тише и незаметнее, чтобы избежать каких-либо нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите лучше машину.
— У меня есть своя, — рявкнул Шабирон.
Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на какое-то время каждому из них стало немного стыдно. И возможно, не оттого, что они сомневались в виновности доктора — в этом они были почти уверены, — а потому, что в глубине души понимали, что поступают так не по этой причине, а из-за боязни общественного мнения.
— Держите меня в курсе, — тихо произнес прокурор, уходивший первым, и добавил: — Если не найдете дома, звоните родителям жены.
Он намеревался остаток воскресного дня провести в семейном кругу. Ферон и Шабирон вышли в свою очередь, при этом задохлик-комиссар предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.
Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться, чтобы осведомиться:
— Как быть с журналистами?
— Пока ничего им не говорите. А сами поезжайте сначала в центр города. Скажите газетчикам, что через полчаса я сделаю заявление для прессы, и они от вас отвяжутся.
— А его привезти сюда?
— Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.
Все это заняло немало времени. А сейчас они наконец-то остались вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им решение.
— Что ты обо всем этом думаешь? — решился он спросить. — Считаешь, что я поступил неправильно?
— Я боюсь, — признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.
— Чего?
Он не ответил.
— По совести, я не могу занять иную позицию.
— Знаю. Но я не это имею в виду.
— Тогда что же?
Мегрэ не хотел признаться, что его тяготило поведение этого комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.
Шабо взглянул на часы:
— Через тридцать минут все кончится. И мы сможем заняться его допросом.
Мегрэ по-прежнему хранил молчание, он выглядел как человек, обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.
— Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?
— С Сабати?
— Да.
— Чтобы избежать того, что сейчас произошло.
— Но это тем не менее случилось.
— Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.
— Письмо у тебя?
— Какое?
— Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе. Теперь я обязан приобщить ее к делу.
Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку — истрепанную, все еще влажную от вчерашнего дождя — и уронил ее на стол.
— Взгляни, пожалуйста, не увязались ли репортеры за полицейскими?
Комиссар подошел к окну и выглянул. Журналисты и фотографы кучковались на прежнем месте и, судя по всему, ожидали какого-то события.
— У тебя часы показывают верное время?
— Сейчас пять минут первого.
Ни один из присутствующих не слышал полуденного звона колоколов — при закрытых дверях они точно в подземелье находились.
— Ломаю голову над тем, как он прореагирует. А также, что его отец…
Резко зазвонил телефон. Шабо какое-то время не осмеливался взять трубку, неотрывно глядя на Мегрэ, но все же в конце концов решился:
— Алло… — Его лоб сморщился, брови сдвинулись. — Вы уверены в этом?
Мегрэ слышал какие-то отрывистые голоса, срывавшиеся с мембраны, но не мог различить ни слова. Было, однако, ясно, что говорил Шабирон.
— Вы обыскали весь дом? Где вы сейчас находитесь?
Хорошо. Да. Оставайтесь там. Я… — Он встревоженно провел рукой по начавшему лысеть черепу. — Позвоню через пару минут.
Едва он повесил трубку, как Мегрэ скупо обронил всего два слова:
— Нет дома?
— Ты ожидал этого? — И, поскольку комиссар продолжал угрюмо молчать, добавил: — Мы уверены, что он вернулся к себе вчера вечером сразу же после того, как расстался с тобой. Ночь провел в своей комнате. Сегодня рано утром попросил принести ему чашку кофе.
— И газеты.
— У нас в воскресенье они не выходят.
— С кем он разговаривал?
— Еще не знаю. Ферон и инспектор сейчас в особняке и расспрашивают прислугу. Чуть позже десяти часов вся семья, за исключением Алена, отправилась на мессу на автомашине, которую вел дворецкий.
— Я видел их.
— По возвращении из церкви никто не проявил обеспокоенности в отношении доктора. Это такой дом, в котором, за исключением субботнего вечера, все живут каждый в своем углу. Когда явились инспектор и комиссар, служанка поднялась наверх, чтобы позвать Алена. Но его в комнате не оказалось. Искали по всему особняку. Ты считаешь, что он ударился в бега?
— Что говорит человек с поста на улице?
— Ферон его опросил. Доктор вроде бы вышел вскоре после отъезда остальных членов семьи и пошел пешком в город.
— За ним не следили? Я-то полагал…
— Лично я распорядился о слежке. Может, полиция вообразила, что в воскресенье утром необходимости в этом не было. Понятия не имею. Если его не поймают, то станут утверждать, что я нарочно тянул, давая ему время улизнуть.
— Наверняка так и будут говорить.
— Ранее пяти часов пополудни поездов нет. А автомобиля у Алена нет.
— Значит, он где-то недалеко.
— Ты так считаешь?
— Очень бы удивился, если бы его не обнаружили у любовницы. Обычно он пробирается к ней вечером, под покровом ночи, но на сей раз он ее не видел уже три дня.
Мегрэ не стал добавлять, что Алену было известно о его посещении Сабати.
— Что с тобой? — встревожился следователь.
— Ничего. Просто я боюсь, и все. Тебе лучше послать их туда.
Шабо тут же позвонил и отдал распоряжение. После этого оба остались сидеть лицом к лицу, не нарушая молчания. В кабинет следователя весна еще не проникла. Зеленый абажур лампы придавал им обоим болезненный вид.
Глава 7
Богатство Луизы
Пока они ожидали новостей о местопребывании Алена, у Мегрэ вдруг возникло тягостное ощущение, что он как бы рассматривает друга через увеличительное стекло. Сейчас Шабо выглядел еще более постаревшим и потускневшим, чем позавчера, когда комиссар прибыл в этот город. У него хватало жизни, энергии и личностных качеств только на то существование, которое он влачил до нынешних событий, и, когда они столь внезапно обрушились на него, потребовав дополнительных усилий, он душевно и физически сломался, испытывая чувство стыда за свою косность и бездеятельность.
И дело было совсем не в возрасте — в этом Мегрэ готов был поклясться. Наверное, он был таким всегда.
Просто комиссар сам в нем ошибся в те далекие времена, когда они оба были студентами. А в те годы Шабо был образчиком счастливого юноши, и Мегрэ отчаянно ему завидовал. В Фонтэне его ждала заботливая мамаша, встречала сына в комфортабельном доме, где все вещи выглядели солидно и пребывали как бы в законченной и совершенной форме. Шабо знал, что в наследство ему достанутся помимо этого особняка еще и две-три фермы, и каждый месяц получал от матери деньги в количестве, достаточном для того, чтобы одалживать товарищам.
Прошло тридцать лет, Шабо стал тем, во что и должен был превратиться. Сегодня он уже обращался за помощью к Мегрэ.
Минута шла за минутой. Следователь делал вид, будто пробегает глазами досье, но было заметно, что его взгляд даже не следит за напечатанными строчками. Телефон так и не решался вякнуть.
Он вытащил из кармашка часы:
— Чтобы добраться туда на машине, достаточно пяти минут. Столько же на обратный путь. Они уже должны были бы…
Было пятнадцать минут первого. Следовало учесть еще несколько минут, которые понадобились полицейским, чтобы зайти в дом и выяснить обстановку.
— Если Ален не сознается в преступлениях, а через два или три дня мне не удастся собрать улики, достаточные для того, чтобы доказать его вину, то придется подать прошение о досрочной отставке.
До сих пор он действовал, опасаясь реакции основной части населения Фонтэне. Теперь же его пугали предстоящие ответные действия Верну и им подобных.
— Уже двадцать минут первого. Не понимаю, чем они там заняты.
Еще через пять минут он вскочил с места, слишком взвинченный, чтобы продолжать сидеть за столом.
— У тебя есть машина? — спросил комиссар.
Шабо вроде бы почувствовал неловкость.
— Была, я пользовался ею по воскресеньям, чтобы вывезти матушку в деревню, на свежий воздух. А теперь, когда она выходит из дому только ради воскресной мессы, зачем мне автомобиль?
Странно было слышать это упоминание о деревне от кого-то, кто проживал в городе, где в пятистах метрах от главной улицы разгуливали коровы.
А не стал ли он скупердяем? Не исключено. И причина была не только в нем самом. Когда у тебя, как у Шабо, собственность не так уж и велика, неизбежно возникает опасение ее потерять.
У Мегрэ крепло убеждение, что на сей раз после появления в Фонтэне он разобрался в кое-каких вещах, о которых ранее никогда не задумывался, и что теперь у него сложилось об этом городишке мнение, существенно отличавшееся от того, что было раньше.
— Что-то, несомненно, случилось.
Прошло уже более двадцати минут, как уехали полицейский комиссар и инспектор. Не требовалось много времени, чтобы обыскать двухкомнатную квартирку Луизы Сабати. Ален Верну не был человеком, способным попытаться убежать через окно, и трудно было вообразить себе охоту на человека, развернувшуюся в квартале казарм.
В какой-то момент, когда они заслышали шум мотора автомобиля, поднимавшегося по склону улицы, зародилась надежда, и следователь замер в ожидании новостей, но машина проследовала мимо Дворца правосудия не останавливаясь.
— Я перестал что-либо понимать.
Он стиснул руки с длинными, поросшими светлым пушком пальцами, бросая мимолетные взгляды на Мегрэ, как бы умоляя утешить его, но комиссар упорно сохранял непроницаемый вид.
Когда чуть позже половины первого наконец-то заверещал телефон, Шабо буквально бросился к нему.
— Алло! — прокричал он.
Но в тот же миг пришел в явное замешательство. Ибо в трубке послышался голос женщины, должно быть непривычной к телефонным разговорам, а посему разговаривающей так громко, что находившийся в другом углу комнаты комиссар отчетливо различал каждое слово.
— Это следователь? — вопрошала незнакомка.
— Да, это я, Шабо. Слушаю.
Но она продолжала в том же духе:
— Это следователь?
— Да-да! Что вам нужно?
— Так вы следователь?
— Да. Я следователь. Вы не слышите меня?
— Нет.
— Что вам угодно?
Если бы она еще раз спросила насчет его профессионального качества, Шабо, вероятно, швырнул бы аппарат оземь.
— Комиссар просит вас подъехать.
— Что?
Но теперь, обращаясь к кому-то другому, находившемуся вместе с ней в помещении, эта женщина пояснила уже совсем другим голосом:
— Я ему об этом уже сказала. Что?
Кто-то там, на другом, конце провода, распорядился:
— Повесьте трубку.
— Повесить чего?
Во Дворце правосудия послышался шум. Шабо и Мегрэ настороженно прислушались.
— Стучат — и громко! — в дверь.
— Пойдем.
Они бросились бежать вдоль коридоров. Барабанили все сильнее. Шабо поспешил вытащить засов и повернуть в замке ключ.
— Вам звонили?
Это был Ломель в сопровождении трех или четырех коллег. Виднелись и другие газетчики, поднимавшиеся по улице в направлении сельской местности.
— Только что проехал Шабирон за рулем своей машины. Рядом с ним женщина без чувств. Наверное, направился в больницу.
Внизу, у ступенек, стоял автомобиль.
— Это чей?
— Мой, а точнее редакционный, — ответил журналист из Бордо.
— Отвезите нас.
— В больницу?
— Нет. Сначала спускайтесь к улице Репюблик. Затем повернете направо, в сторону казармы.
Все втиснулись в машину. Перед домом Верну группкой стояли человек двадцать, люди молча проводили их взглядами.
— Что случилось, следователь? — полюбопытствовал Ломель.
— Не знаю. Поехали на задержание.
— Доктора?
Шабо не хватило мужества отрицать очевидное, постараться как-то схитрить. Несколько человек сидели за столиками на террасе кафе «У почты». Из кондитерской вышла какая-то женщина, одетая в праздничный наряд, на ее пальце на красной тесемке болталась белая картонка.
— Сюда?
— Да. Теперь налево… Минутку… Повернете после этого строения…
Ошибиться было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15