— Она вам его сама показала?
— Да.
— А вас она не боялась?
— Вы смеетесь? Кому придет в голову меня бояться?
Он и вправду внушал симпатию. Даже в его рыжих вьющихся волосах, его почти фиолетовых глазах, плотном торсе и коротких ногах было нечто успокаивающее.
На свои тридцать он не выглядел и наверняка надолго должен был сохранить мальчишеский облик.
— Делала ли она вам подарки?
Он встал и вынул из комода серебряный портсигар.
— Вот это.
— А деньгами?
— Ну что вы!
Вопрос Мегрэ задел, если не разозлил его.
— Это моя профессия — задавать неприятные вопросы.
— А вы задавали этот вопрос тому верзиле?
— Вы о Флорантене?
— Я не знал, что его так зовут. Вот он-то позволял содержать себя.
— Она с вами говорила о нем?
— Еще бы!
— Я думал, она его любила.
— Может быть, в самом начале. Ей нужен был кто-нибудь, с кем можно поговорить по душам, кто не помешан на деньгах, кого можно не стесняться. Обычно одинокие женщины обзаводятся собакой, кошкой, канарейкой… Понимаете, что я хочу сказать? Но этот парень, как там его, Флорантен, слишком многого хотел.
— Как так?
— Когда они повстречались, он выдал себя за антиквара. Якобы оказался в тяжелом финансовом положении, но со дня на день ожидает немалую сумму. Тогда еще он изредка скупал старую мебель и ремонтировал ее. Потом совсем разучился что-нибудь делать и только повторял:
«Когда я получу свои двести тысяч франков…» При этом ловко выманивал деньги у нее.
— Почему она не рассталась с ним, раз больше не любила?
— Видите ли, она была сентиментальна, такие женщины встречаются теперь лишь в. душещипательных романах. Вот вам пример. Я вам рассказал, как у нас с ней все началось. Она ведь была не девочка, а женщина с опытом, так ведь? И тем не менее после всего разрыдалась. Я не мог взять в толк, почему она плачет, между двумя всхлипами она объяснила: «Теперь ты будешь презирать меня». Такое прочтешь разве что в старых романах, в жизни я это слышал впервые.
Флорантен что-то смекнул. Когда он чувствовал, что она охладевает к нему, он становился еще более сентиментальным, чем она, и устраивал ей душераздирающие сцены. Иногда даже уходил, клянясь, что ноги его у нее не будет, что она больше о нем не услышит, она бежала вслед за ним и разыскивала его в какой-то дыре на бульваре Рошешуар.
Мегрэ не удивлял только что нарисованный портрет его школьного приятеля. Точно так же вел себя Флорантен, когда ему грозило исключение из лицея. Прошел достоверный слух, что он буквально в ногах валялся у директора лицея, клянясь, что не переживет позора.
— Как-то раз он вынул из ночного столика револьвер и приставил к виску. «Ты моя последняя любовь, у меня больше никого нет…» И так до бесконечности.
Шли часы, дни — она ему верила. Потом к нему возвращалась самоуверенность, и она снова начинала сторониться его. Вообще, я думаю, она не гнала его потому, что не было никого, кто мог бы его заменить, а одиночество ее пугало.
— И тогда она встретила вас.
— Да.
— И увидела в вас возможную замену.
— Думаю, да. Она интересовалась, встречаюсь ли я с другими женщинами и испытываю ли к ней что-нибудь.
Но на шею не бросалась. Вела себя более тонко. Время от времени говорила что-нибудь такое, ну например: «Ты не считаешь, что я старая?» А на мои протесты отвечала:
«Я на пять лет старше тебя, а женщины стареют быстрее мужчин. Скоро у меня появятся морщины…» Затем вновь делилась со мной по поводу того верзилы — он все более уверенно чувствовал себя у нее: «Он хотел бы, чтобы я вышла за него…»
При этих словах Мегрэ вздрогнул.
— Это она вам сказала?
— Да. И добавила, что у нее есть собственный дом, деньги и что он предлагает ей купить бар или небольшой ресторан у заставы Майо. Обо мне он всегда отзывался неприязненно. Звал меня Рыжим или коротышкой. Твердил: «Вот увидишь, он тебя надует».
— Скажите, Бодар, вы были у нее вчера во второй половине дня?
— Понял, комиссар. Вы хотите, чтоб я представил вам алиби. К сожалению, его нет. Некоторое время у меня никого, кроме Жозе, не было, и признаюсь, мне этого было недостаточно. Вчера утром мне удалось продать страховой полис на крупную сумму одному семидесятилетнему господину, который беспокоится о своем будущем. Чем они старше, тем больше их волнует будущее.
Так вот, погода была лучше некуда, я от души наелся и решил кого-нибудь подцепить. Спустился на Бульвары и стал переходить из бара в бар. Сначала мне не очень везло, но в конце концов я напал на Ольгу, ту самую, которую вы видели и которая ждет меня сейчас в пивной за три дома отсюда. До тех пор алиби у меня нет. Вы меня арестуете? — со смехом закончил он.
— Нет. Можно ли сказать, что последнее время положение Флорантена было шатким?
— То есть, если бы я захотел, я мог бы занять его место, но это меня не привлекало.
— Он знал это?
— Он наверняка догадывался, что появился конкурент: он ведь не дурак. Кроме того, Жозе, вероятно, намекала ему на такую возможность.
— Значит, если он и должен был от кого-то избавиться, так этим человеком по логике должны были стать вы.
— Да, похоже на то. Он не знал, что я намеревался отказаться и мало-помалу прекратить с ней всякие отношения. Я страшно боюсь хнычущих женщин.
— Как вы думаете, это он убил ее?
— Ничего не могу сказать, и не мое это дело. Кроме того, я не знаком с другими. Может, среди них есть кто-то, кто был на нее в обиде.
— Благодарю вас.
— Не за что. Знаете, мне не хочется одеваться. Вы не могли бы, проходя мимо, сказать девчонке, что путь свободен и она может вернуться?
Впервые Мегрэ предстояло исполнять подобное поручение, но просьба была сделана так естественно, в такой милой форме, что он не посмел отказать.
— Доброй ночи.
— Надеюсь, она будет доброй.
Комиссар отыскал пивную. Это было старое, плохо освещенное заведение, в котором дулись в карты завсегдатаи, при виде направляющегося к девушке Мегрэ официант иронично улыбнулся.
— Извините за столь продолжительную задержку. Он ждет вас.
Она в ошеломлении посмотрела на него, не зная, что сказать; Мегрэ вышел, добрался до площади Клиши и остановил такси.
Мегрэ не ошибся, предположив, что судебный следователь Паж недавно переведен в Париж. Его кабинет находился на верхнем этаже Дворца правосудия, в той его части, которой еще не коснулась модернизация. Ощущение было такое, что все здесь по меньшей мере вековой давности, атмосфера напоминала романы Бальзака.
Письмоводитель работал за кухонным столом из белого дерева, к которому кнопками была прикреплена оберточная бумага. Через приоткрытую дверь была видна соседняя комната, заваленная горами дел, лежавшими даже на полу.
Мегрэ заранее созвонился со следователем, чтобы узнать, свободен ли тот; его пригласили подняться.
— Садитесь вот на этот стул. Это лучший. Или, точнее, не самый плохой. Был тут с ним в паре еще один, да рухнул на прошлой неделе под свидетелем в сто килограммов.
— Вы позволите? — спросил Мегрэ, раскуривая трубку.
— Сделайте одолжение.
— Поиски родственников Жозефины Папе так ничего и не дали, а дальше держать ее в Институте судебно-медицинской экспертизы невозможно. Может быть, понадобятся недели или месяцы на то, чтобы напасть на след ну, скажем, ее внучатого племянника. Не кажется ли вам, господин следователь, что надлежит уже с завтрашнего дня заняться ее похоронами? Она не нищая…
— Я передал в канцелярию суда те сорок восемь тысяч франков, которые получил от вас, поскольку не доверяю замку своего кабинета.
— Если позволите, я свяжусь с похоронным бюро.
— Она была католичкой?
— Леон Флорантен, проживавший с ней вместе, утверждает, что нет. В любом случае, к мессе она не ходила.
— Пришлите мне счет. По правде сказать, понятия не имею, как все это оформляется… Дюбуа, вы записываете?
— Да, господин следователь.
Наступила самая неприятная минута. Но Мегрэ и не пытался избежать ее. Он ведь сам напросился на встречу.
— Я не прислал вам донесение, поскольку у меня еще ни в чем нет уверенности.
— Вы подозреваете того, кто жил с ней? Как там его?
— Флорантен. Есть все основания подозревать его, и все же я колеблюсь. Такое решение представляется мне чересчур простым. Кроме того, мы с ним вместе учились в Мулене. Это умный, тонкий, намного выше среднего человек. А не преуспел он в жизни из-за определенного склада ума: он не приемлет дисциплину. Уверен, люди представляются ему марионетками, и он отказывается принимать что-либо всерьез. Есть у него судимости. Чек без обеспечения. Жульничество. Год он отсидел, и тем не менее я продолжаю считать, что он не способен на убийство. Или же, если бы он пошел на это, то подготовил бы все таким образом, чтобы на него не пало подозрение. Мы не спускаем с него глаз.
— Он знает об этом?
— И даже польщен. На улице время от времени оборачивается и подмигивает нашему сотруднику. В лицее он был записным шутником. Вы, должно быть, знаете, что это такое.
— Да, такой есть в каждом классе.
— Только вот в пятьдесят лет они перестают быть смешными. Нашлись и прочие любовники Жозефины Папе. Один из них — весьма достопочтенный чиновник, жена которого — неврастеничка. Двое других богаты и имеют весьма солидное положение в обществе, один — в Бордо, другой — в Руане. Разумеется, каждый считал себя ее единственным другом.
— Вы раскрыли им глаза?
— Не только раскрыл, но и велел сегодня утром вручить каждому лично в руки вызов на очную ставку, которая состоится в три часа у меня в кабинете.
Я вызвал также и привратницу, поскольку уверен: она что-то скрывает. Надеюсь быть у вас завтра с новостями.
Четверть часа спустя Мегрэ в своем кабинете давал распоряжение Люка относительно похорон. Вручая ему деньги, он наказал:
— Сделай так, чтобы на похоронах были цветы.
Несмотря на зной, не спадавший уже несколько дней, открыть окна было невозможно: поднялся такой сильный ветер, что от него сотрясались деревья.
Вряд ли те, кто получил повестку с вызовом в уголовную полицию, пребывали в отменном настроении, но больше других беспокоился сам Мегрэ. Разговор со следователем несколько облегчил ему душу. Но его по-прежнему раздирали противоречивые чувства.
Два человека беспрестанно выступали в его мыслях на первый план: первым был, само собой разумеется, Флорантен, словно получающий садистское удовольствие от нагромождения улик, свидетельствующих против него, а второй эта чертова привратница, чей образ навязчивым кошмаром преследовал комиссара. Он решил послать за ней инспектора: с нее сталось бы и не явиться на вызов.
Чтобы хоть ненадолго забыть обо всем этом, он провел остаток первой половины дня за просмотром залежавшихся дел и так в них углубился, что с удивлением обнаружил: время близилось к обеду.
Он предупредил жену, что не будет обедать дома, отправился в пивную «У дофины» и сел на свое обычное место. Там уже собралось немало его сотрудников, были там ребята и из отдела по борьбе с наркотиками, и из общего отдела.
— Сегодня у нас телячье рагу под белым соусом, — сообщил ему хозяин.
— Замечательно.
— И графинчик моего фирменного розового?
Под шум голосов и взрывы хохота Мегрэ не спеша принялся за еду. Затем просмаковал кальвадос, неизменно подаваемый хозяином к кофе.
Без четверти три, вернувшись к себе, он принес из кабинета инспекторов стулья и полукругом расставил их в кабинете.
— Жанвье, ты все понял? Ты привозишь ее, держишь в пустой комнате и вводишь, только когда я позову.
— Вы уверены, что она поместится в машине? — сострил Жанвье.
Первым появился живой, полный энергии Жан Люк Бодар. Однако увидев стулья, он нахмурил брови.
— Семейный сбор или рабочее заседание? — спросил он.
— И то и другое.
— Вы хотите сказать, что решили собрать всех тех, кто…
— Вот именно.
— Годится. Кое у кого наверняка вытянется физиономия.
Как раз в эту минуту в кабинет вслед за стариком Жозефом входил, угрюмо озираясь, еще один участник встречи.
— Мне вручили повестку, но не предупредили…
— Вы и впрямь не единственный приглашенный, господин Паре. Присаживайтесь.
Как и накануне, Франсуа Паре был во всем черном, однако держался более скованно, чем на службе, и опасливо поглядывал на своего рыжеволосого соседа.
В продолжение следующих двух-трех минут не было произнесено ни слова. Франсуа Паре сидел возле окна, держа на коленях шляпу. Жан Люк Бодар в пиджаке спортивного покроя в крупную клетку смотрел на дверь, ожидая появления новых лиц.
Следующим вошел Виктор Ламотт. Возмущению его не было предела, и он гневно спросил Мегрэ:
— Это ловушка?
— Прошу вас, садитесь.
Мегрэ исполнял роль невозмутимого, приветливого хозяина дома.
— Вы не имеете права.
— Жаловаться будете в другом месте, господин Ламотт.
А пока прошу вас садиться.
Затем инспектор ввел Флорантена: тот был изумлен не меньше других, но в отличие от них расхохотался.
— Вот это да!
И при этом подмигнул Мегрэ с видом знатока. Сам любитель розыгрышей, он по достоинству оценил замысел Мегрэ.
— Господа!.. — шутливо-торжественно приветствовал Флорантен присутствующих и занял место возле Ламотта; тот насколько было можно отодвинул свой стул.
Комиссар взглянул на часы. Отзвучал последний из трех ударов часов, прошло еще несколько минут, прежде чем в дверях появился донельзя удивленный Фернан Курсель, первым побуждением которого было повернуться и выйти.
— Входите, господин Курсель. Присаживайтесь. Ну вот, теперь все в сборе.
Лапуэнт, пристроившись за столом, приготовился стенографировать.
Сел и Мегрэ и, попыхивая трубкой, негромко проговорил:
— Разумеется, курить разрешено.
Из всех присутствующих закурил только Бодар. Любопытно было видеть их всех, таких разных, вместе. На самом деле они образовывали как бы две группы. С одной стороны — поглядывающие друг на друга избранники убитой: Флорантен и Бодар. Прежний и настоящий. Старый и молодой.
Знал ли Флорантен, что этот рыжеволосый парень чуть не занял его место? Он как будто не злился и с симпатией посматривал на него.
Трое других, упорно являвшихся на Нотр-Дам-де-Лоретт в поисках иллюзий, образовывали вторую группу и вели себя более важно.
Они ни разу прежде не виделись, но ни один из них не удостоил остальных взглядом.
— Господа, думаю, вам понятно, зачем я вас собрал.
Я беседовал с каждым из вас в отдельности и ввел в курс дела.
Вас пятеро, все вы более или менее продолжительное время состояли в интимных отношениях с Жозефиной Папе. — Мегрэ на миг умолк, никто не шелохнулся. — За исключением Флорантена и частично господина Бодара, каждый из вас не подозревал о существовании остальных. Я прав?
Один лишь Бодар кивнул. Флорантена же, казалось, происходящее сильно забавляло.
— Случилось так, что Жозефина Папе умерла и убил ее один из вас…
— Я протестую… — начал вставший было Ламотт: казалось, он намеревается покинуть собрание.
— Протестовать будете после. Сядьте, — одернул его Мегрэ. — Я еще никого не обвинил, я всего лишь констатировал факт. Все вы, за исключением одного, утверждаете, что не появлялись в квартире в среду между тремя и четырьмя дня. Но ни у одного из вас нет алиби.
Паре поднял руку.
— Нет, господин Паре. Ваше алиби не годится. Я послал своего человека еще раз обследовать ваш кабинет.
Вторая дверь ведет в коридор, что позволяет вам исчезать из кабинета незамеченным. Если сотрудники не застают вас на рабочем месте, то полагают, что вы вызваны к министру.
Мегрэ вновь раскурил потухшую было трубку.
— Я вовсе не жду, что один из вас встанет и признается. Я лишь делюсь с вами своими мыслями: я убежден не только в том, что убийца сейчас среди нас, но что здесь есть человек, знающий его и по непонятным причинам хранящий молчание.
Мегрэ поочередно обвел взглядом присутствующих.
Флорантен сидел, устремив взор куда-то в середину, но понять, на кого именно, было невозможно.
Виктор Ламотт был загипнотизирован носками своих ботинок. Черты его бледного лица словно обмякли.
Курсель силился улыбнуться, но у него выходила довольно жалкая гримаса.
Рыжий явно что-то соображал в эту минуту. Было видно, что его поразила последняя фраза Мегрэ и он пытается упорядочить, свои мысли.
— Кто бы ни убил ее, это был близкий ей человек, так как она приняла его в спальне. Но в квартире она была не одна.
На этот раз все переглянулись, а затем неприязненно повернулись к Флорантену.
— Вот-вот. Леон Флорантен находился в квартире, когда в дверь позвонили, он спрятался в стенном шкафу, как он это не раз делал.
Старый однокашник Мегрэ старательно изображал безразличие.
АРУ Г ДЕТСТВА МЕГРЭ
— Флорантен, вы слышали мужской голос?
При подобных обстоятельствах обращаться к Флорантену на «ты» было недопустимо.
— Из шкафа плохо слышно. Только приглушенный звук голосов.
— Что произошло?
— Четверть часа спустя раздался выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13