А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Деньги дома я не держу.
— А оружие случаем не взято?
— Не смотрел. У меня в ящике ночного столика всегда лежит револьвер, но я ни разу его не доставал.
— Крупного калибра?
— Да, кольт. Он у меня еще с армии.
Вот как обстояли дела к семи вечера, когда уже темнеет. Пи-Эм не мог сказать точно, кто был у реки, но все-таки разглядел светлую, почти белую шляпу Пембертона и большой «крайслер» супругов Смайли.
Когда он влезал к себе в машину, оттуда выскочила Лил: она все время болтала с Норой.
— Слышала? — спросил он жену.
— Про колбасу? Да.
Хотя все вели себя довольно спокойно, нетрудно было сообразить, что обсуждение происшествия на этом не кончится.
— Нам лучше вернуться домой.
Нора согласилась. Разумнее избежать слишком настойчивых расспросов об их вчерашнем приятеле.
В доме было сыро, везде гуляли сквозняки, и, щелкая на ходу выключателями — ему захотелось зажечь все лампы, — Пи-Эм инстинктивно обшаривал глазами каждый закоулок.
— Ты по-прежнему собираешься отправиться на поиски верхом?
— Да.
— Не забудь, у него с собой целая бутылка виски.
Советую первым делом поужинать. Ты же с утра ничего не ел.
Такое случалось с ними обоими довольно часто. Это лучшее средство от перепоя.
— Что тебе дать?
— Кусок ветчины и стакан пива.
Он опустился в кресло и сразу почувствовал себя по-настоящему больным; Нора собирала ужин и накрывала столик.
— Знаешь, что я думаю? Если ты выедешь сейчас, тебе обязательно встретятся машины и люди спросят себя: куда это он собрался? К тому же на улице хоть глаз выколи. Луна взойдет не раньше одиннадцати. Тогда и небо, может быть, прояснится. Я на твоем месте приняла бы две таблетки аспирина и поспала. Тогда всю ночь будешь свеж.
Вот так начали разворачиваться события. Пи-Эм разделся, проглотил аспирин, лег, поставил в головах будильник и мгновенно погрузился в омраченный кошмарами сон.
Тем не менее он отчетливо сознавал, что рядом, у лампы, сидит Нора и, покуривая, листает журнал. Потом на улице раздался негромкий гудок, послышались шаги, обрывки фраз. Он узнал голос Лил, но долго не мог решить — снится ему это или маленькая Ноленд действительно появилась у них.
— Он спит?
— Да. Совсем раскис. Что у тебя?
— Ничего. Просто удрала на минутку из дома. Этого не заметят — все слишком возбуждены.
— Что-нибудь новое?
— Когда вы расстались с нами у реки, все шло относительно спокойно. Затем Лидию Поуп прорвало: она заявила, что привозить таких людей в долину — преступление, что она не вернется домой, пока не узнает, вооружен беглец или нет.
Дверь была открыта. Пи-Эм уже не спал, но и потребности сообщить об этом тоже не испытывал.
— Ты знаешь, как бывает в таких случаях. Все по очереди поддали жару. Смайли рассказал об одном заключенном, бежавшем из Флоренса: за ним охотились двое суток, прежде чем сдали в полицию.
— Понятно, — сказала Нора. — Дальше.
— Увидев, что они теперь не расстанутся, я пригласила всех к нам. Я не думала, что они с ходу опять начнут пить. Наоборот, надеялась их унять.
— Они еще у вас?
— Да. Отправили Фолка домой — пусть посмотрит, в ящике ли револьвер.
— Он вернулся?
— Да.
— Оружие на месте?
— Нет.
— Фолк уверен, что револьвер не исчез раньше?
— Говорит, что уверен. Он вполне серьезен. Держится спокойней всех. Сказал им: «Носить револьвер в кармане еще не значит стрелять из него. Вот я, например, восемь лет свой храню и ни разу в ход не пустил».
— Что они решили?
Как странно, лежа в темной спальне, слышать рядом, в освещенной гостиной, эти женские голоса, такие деловые и в то же время испуганные!
— Наконец, спросили совета у Пембертона. Они почти все помощники шерифа, но он состоит им уже больше тридцати лет и, кроме того, дружит с начальником полиции. «Если этот человек преступник или хотя бы просто опасен, — изрек Пембертон, — наш долг, безусловно, состоит в том, чтобы обезвредить его».
— Он позвонил в Ногалес?
— Еще нет. По-моему, вообще не позвонит. Они ведь будут страшно горды, если сами изловят и передадут в руки полиции опасного злоумышленника.
— В каком состоянии ты их оставила? Что они делали?
— Пембертон позвонил домой, чтобы ему прислали Рауля.
— Почему Рауля?
— Потому что Рауль лучше всех знает долину.
Смайли предложил свою собаку.
Смайли держал большую, невероятно злобную овчарку, кидавшуюся на дверцы машин и норовившую отхватить вам на ходу руку.
— Собаки… — пробормотала Нора.
— У Пембертона дог.
— А у Лидии Поуп мерзкий шпиц!
— Напрасно шутишь. Она всерьез набивалась с ним — у него, мол, несравненное чутье. Ты спрашиваешь, в каком они состоянии. Пьют, но не так много, чтобы одуреть. Все говорят одновременно. Собрались в кабинете Лэрри, стоят перед аэрофотоснимком долины и наперебой излагают свои варианты. Настоящие сборы на охоту.
— Верхом?
— Не знаю, что они надумают. Предполагалось, что две машины прочешут дороги, а всадники — тропинки и каньоны.
Пи-Эм чуть было не вскочил с постели, но, слава Богу, удержался, иначе Лил, вероятно, промолчала бы о том, что она затем рассказала Hope.
— Что думает Пи-Эм? Вы действительно не знаете, где этот человек?
— Нет. Честно нет. Сегодня под вечер мы доехали до конца шоссе. Похоже, он прошел там, а затем повернул обратно, в нашу сторону, если, конечно, Фолк ничего не перепутал.
— Ах, если бы он не наткнулся на эту бутылку!..
— Нда.
— Неужели Пи-Эм ничего не предпримет?
— Надеюсь, ты будешь молчать? Я уговорила его прилечь часа на два, потом он возьмет лошадь и отправится на поиски.
— Куда?
— Куда придется.
— Я тебе тоже кое-что расскажу.
Лил понизила голос, но не слишком, и Пи-Эм разобрал почти каждое слово.
— Вчера вечером мы с Эриком долго говорили.
— Знаю.
— У него прямо-таки навязчивая идея — немедленно переправиться на ту сторону. Он боится, что Пи-Эм не захочет помочь ему всерьез. Он перебрал все мыслимые способы.
— А ты что ему сказала?
— Что на реке, по-моему, есть перекат. В первую очередь пробовать следует именно там.
— Где?
— У Лошачьего брода. Да ты знаешь, это в последнем каньоне. Однажды, когда я была еще маленькая и река вот так же разлилась, мой отец слег. Врач заказал по телефону лекарство, за которым надо было ехать в Ногалес. Один из ковбоев привез его. Я рассказала это Эрику. Объяснила ему, что здесь река несет воды из пяти каньонов и поэтому разливается при первой же грозе.
У Лошачьего брода ее питают лишь воды из Мексики и одного каньона. Кроме того, это выше по течению, и, когда у нас еще самый разлив, там уже мелко.
— Место точно помнишь?
— Отец возил меня туда на пикник. Это за полями Кейди — в те времена их еще не было. Дороги нет, только тропинка, вдоль которой подножия гор. Как раз там Пембертон убил пуму, о которой вечно рассказывает.
Тропинка в конце концов выведет к реке, а на ней есть довольно скверный брод, где и переправился ковбой моего отца.
— Верхом?
— Да.
— Надеюсь, ты им об этом не сказала?
— Ты что, с ума сошла?
— Возвращайся домой. Лил, и ни слова о том, что ездила к нам.
— Как ты думаешь, он способен открыть стрельбу?
— Не знаю.
— Пи-Эм поедет туда?
— Я с ним поговорю.
На прощание Лил поцеловала Нору, что редко с ней случалось.
— Знаешь, Нора, у нас с ним ничего не было и не будет. — И, понизив голос до шепота, добавила:
— К нему у меня совсем другое.
Когда дверь захлопнулась и раздался шум отъезжающей машины. Нора повернулась и увидела, что Пи-Эм стоит на пороге своей спальни.
— Ты слышал?
— Да.
Глаза у него, как всегда после таких вечеринок, набрякли, лицо опухло — и от выпитого, и особенно от ударов.
Но взгляд, как ни странно, был твердый, даже, пожалуй, жесткий. Вопреки всем ожиданиям, он отнюдь не сразу направился к шкафу, где хранилось спиртное.
— Представляешь себе, где это? — спросила Нора.
— Смутно. Был в тех краях, но всего однажды. Впрочем, может быть, найду дорогу и теперь.
— Думаешь, он там?
— Если Лил в самом деле рассказала ему то же, что тебе, он, вероятно, рискнет.
— А вдруг он уже переправился?
— Вряд ли Доналд забрался к Фолку позднее одиннадцати утра. С тех пор он вполне мог попытаться форсировать реку. Если его затея чудом удалась, есть основания предполагать, что сейчас он в Ногалесе: под проливным дождем не так уж невозможно перемахнуть через изгородь незаметно для часовых.
— Предположим, он там…
— Откуда нам знать?
— А если позвонят?
То есть позвонит Милдред, которая повиснет на телефоне, облепленная детьми, в то время как сеньора Эспиноса будет подслушивать за дверью.
— Что мне ей сказать?
Ни слова, разумеется, ни слова. Это исключено. Если Доналд до сих пор не на той стороне, Милдред потеряет голову. Простая человечность не позволяет сообщить ей, что муж ее удрал; что сейчас он, скорее всего, пьян, вооружен и прячется где-то в долине; что на него готовится охота и скоро, вооружась в свой черед, люди пустят по его следу собак, погонятся за ним верхом и на машинах.
Уже несколько минут между Эшбриджами происходило нечто такое, чего, пожалуй, не бывало за все время их брака. В какой-то момент Пи-Эм вернулся к себе в спальню, и Нора совершенно естественно последовала за ним — ей не хотелось прерывать разговор.
Он надел бриджи, фланелевую рубашку, натянул сухие сапоги, достал из ящика шпоры, которыми редко пользовался.
— Который час?
— Половина одиннадцатого. Минут через тридцать взойдет луна. Небо местами очистилось. Дождь перестал.
Он сунул сигары в нагрудный карман рубашки, проверил, не забыл ли спички и носовой платок.
— Да, так будет лучше. Они еще какое-то время просовещаются у Нолендов. Когда наконец решат, каждому придется съездить домой за лошадью. Возьмешь кобылу?
Пи-Эм заколебался. Кобыла, конечно, резвее, но жеребец тяжелей и, главное, выше ростом.
— Нет, возьму Пика.
Этими словами он и ограничился, хотя вопрос был первостепенной важности. Коротенькая фраза «Возьму Пика» действительно значила очень многое.
Больше им нечего было сказать, делать здесь — тоже.
Тем не менее Пи-Эм продолжал расхаживать взад и вперед. Открыл холодильник, достал бутылку пива, собрался откупорить. Но хотелось ему не пива.
— Ты бы захватил с собой капельку спиртного.
В шкафу стояла плоская бутылка виски. Пи-Эм решил было сунуть ее в карман, но передумал, отвинтил пробку, сделал большой глоток.
И не потому, что надеялся доставить себе удовольствие — нет, он испытывал чисто физическую потребность в алкоголе.
На этот раз — все. Ему остается только проститься.
— Кстати, Нора…
— Да?
— Если… Ты же понимаешь, всякое бывает… Отдай, пожалуйста, все мои деньги его жене и малышам.
— Револьвер не берешь?
Он остановился в нерешительности.
— Я даже не из-за Доналда. Есть ведь и другие, а они могут потерять самообладание.
— Нет, не возьму. До свидания. Нора!
— До свидания, Пи-Эм!
Они не расцеловались. Они никогда не целовались.
С минуту оба неловко топтались у двери. Наконец Пи-Эм потрепал жену по плечу, как потрепал бы по шее своего жеребца.
— Попытайся заснуть. Может быть, когда они уедут, Лил станет слишком одиноко и она опять явится сюда?
— Я сама к ней поеду. Если вернешься и не застанешь меня, значит, я у Нолендов.
В полутьме конюшни он оседлал жеребца. Вдали светились окна Нолендов. Пи-Эм показалось, что он слышит шум, ржание. У ворот он остановился.
— Нора!
— Да?
— Принеси все-таки револьвер. Тот, что в кобуре, на поясе.
За тучами угадывалась луна. Пи-Эм надел пояс и почти сразу же съехал с шоссе, чтобы не приближаться к дому Нолендов. Потом обернулся и посмотрел на огни своего ранчо. Он знает Нору: сейчас она закурила сигарету, забилась в кресло, свернулась клубком, в руках журнал.
Лишь отъехав на порядочное расстояние от всякого жилья, он раскурил сигару и пустил коня крупной рысью: до Лошачьего брода по меньшей мере пятнадцать миль.
Собаки уже лаяли. Почем знать, не м-с ли Поуп науськивает их с крыльца Нолендов?
9
Заметив, что у Фолка горит свет, Пи-Эм чуть было не взял в объезд. Потом подумал, что Фолк рыщет сейчас с остальными где-то около Нолендов. Отправляясь куда-нибудь, жители долины частенько не выключают электричество и оставляют двери отпертыми.
Он ограничился тем, что перевел лошадь на шаг — так меньше шуму. Было очень темно: луна до сих пор не вышла из-за туч. Крошечный, низенький домик глядел единственным своим окном в сторону Пи-Эм. Из окна падал белый квадрат света, отчего окружающий мрак казался еще непроглядней.
Внезапно рядом с жеребцом возникла темная масса и раздалось фырканье. Это была вороная лошадь. Сразу же вслед за этим перед Пи-Эм, находившимся метрах в пятидесяти от домика, из темноты выступила человеческая фигура, но в первый момент он различил только белую рубашку.
— Не бойтесь, мистер Эшбридж. Это я, Фолк.
Жеребец Пи-Эм шарахнулся в сторону, но Фолк поймал его за узду.
— Как меня ни убеждали в противном, я чувствовал, что вы поедете искать.
Пи-Эм машинально сделал нетерпеливое движение.
Фолк заторопился.
— Не беспокойтесь, они еще не собрались. Вы их намного опередили. — И без всякого перехода добавил:
— Очень хорошо, что вы здесь. Хочу извиниться перед вами, что так получилось.
Пи-Эм не сразу сообразил, о чем речь.
— Господи, да если бы меня не понесло на реку и я не рассказал, что у меня выпили пиво и все такое, до этого никогда бы не дошло. Заметьте только, я совсем не хотел туда ехать. Увидев вашу машину, я вскочил к себе в грузовик, но не решался вас догонять и погудел в надежде, что вы остановитесь.
Надо же! Такая ничтожная случайность — и спутала все карты!
— А потом, когда они накинулись с расспросами, меня черт дернул упомянуть о револьвере. Часом не знаете, где этот парень?
— Я постараюсь его разыскать. Шансы есть, хоть и небольшие.
— А я не слишком помешаю, если поеду с вами?
Я вас не задержу. Лошадь у меня оседлана.
Пи-Эм даже в голову не пришло возыметь опасения насчет Фолка, и бывший автомеханик, удивительно быстро оказавшись с ним стремя к стремени, пробасил:
— Понимаете, я всегда с маленькими людьми против больших.
Иными словами, за слабых и против сильных.
Бедняга Фолк! Он даже не подозревал, что этими словами как бы выносит приговор Пи-Эм, который всю жизнь старался быть на стороне сильных.
Пи-Эм не рассердился на него. Напротив, проникся к нему доверием. Он был доволен, что рядом, во мраке, есть хоть одна живая душа.
Они ехали то шагом, то мелкой рысью, и разговор их показался бы со стороны очень забавным. Порой, когда местность позволяла пустить лошадей в галоп, Фолк ухитрялся выпалить одну-две фразы.
Беседа прерывалась долгими паузами, которых было больше, чем слов, но молчание ни разу не стало тягостным: оно давало обоим время понять друг друга.
— Они там все стали как бешеные собаки, особенно женщины. Вызвали Рауля. Хотят собрать ковбоев, застрявших на этом берегу. А те, бедняги, выполнят все, что им прикажут. Хотя, может быть, только вид сделают. Их ничего не стоит натравить на шайку скотокрадов — тут они ни перед чем не остановятся. А вот травить одного человека, не зная даже, что он натворил, — это им не улыбается. Я следил за лицом Рауля.
— Обо мне говорили?
— Кто-то обнаружил, что миссис Ноленд нет. Потом, когда она возвращалась, они увидели фары ее машины.
Муж спросил у нее, где она была. Она спокойно ответила:
«Ездила к Hope узнать, не нужно ли ей чего-нибудь. Она сказала мне под вечер, что неважно себя чувствует».
Далеко впереди, в стороне Мексики, небо прочерчивали молнии, на мгновение озаряя вершины гор. Грома не было слышно. Края двух огромных туч посветлели: с минуты на минуту покажется луна.
— Один из мужчин поинтересовался, что вы делаете.
Она ответила: «Спит».
— Кто это был?
— Смайли. Он заявил: «Насколько я его знаю, он этой ночью носу из дома не высунет».
Злое замечание, неоправданно злое и к тому же несправедливое.
— Самая вредная…
— Миссис Поуп?
— Да, маленькая, чернявенькая. Я слышал ее разговор с миссис Пембертон. Выразилась она примерно так: «Зачем нашим мужьям рисковать собой, когда есть люди, которым за это платят? Сейчас лучше промолчать, чтобы не задеть их самолюбие. Но когда они уедут, я позвоню в ногалесскую полицию. Пусть радируют патрулю, который сейчас в долине».
Пи-Эм подумал.
— Нет, она этого не сделает, — отозвался он наконец.
— Почему?
— Лил Ноленд не даст.
И вот что любопытно: Пи-Эм не замутило от отвращения, он даже не разозлился. Он весь день испытывал какое-то смутное неприятное ощущение, связанное не только с похмельем: теперь ему казалось, что он, хотя и с меньшей остротой, всегда испытывал это чувство. Не так ли человек внезапно обнаруживает симптомы давней болезни, которых он долгое время просто не замечал?
Это чувство, как ни трудно оно поддавалось определению, походило на комплекс вины. Но разве он в чем-нибудь виноват?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14