Вместо этого он произнес до странности слабым голосом:
– Садитесь…
Вероятно, вид у него был еще более впечатляющий, чем тогда, когда он схватил за плечи юного механика, так как адвокат машинально повиновался, забыв опротестовать и то, что угнали его машину, и то, что два инспектора без ордера на арест привезли его на набережную Орфевр, где его заставили ждать, словно он первая попавшаяся подозрительная личность.
– Надо полагать, – начал Мегрэ устало, как бы подводя итог делу, – вы поняли ситуацию… Адвокат пытался возразить.
– Дайте мне сказать… – продолжал Мегрэ. – Я буду краток, насколько возможно, ибо мне тягостно находиться с вами наедине…
– Не знаю, что этот парень…
– Я приказал вам молчать… Я велел привезти вас сюда не для того, чтобы допрашивать… Я не потребую у вас никаких объяснений… Если бы я последовал своему первому порыву, я послал бы вас в камеру предварительного заключения, не встречаясь с вами, и вы ждали бы там результатов экспертизы…
Мегрэ положил перед собой список номер три, где Люка записал клиентов Гайара, которые прошли через уголовный суд и были либо оправданы, либо получили незначительное наказание.
Он читал фамилии монотонным голосом, словно молитву. Потом, подняв голову, добавил:
– Вы и сами понимаете, что все эти лица будут допрошены… Некоторые будут молчать… Или скорее начнут с молчания… Когда же они узнают, что деньги, предназначенные для определенной цели, не дошли по назначению…
Адвокат переменился в лице. Однако он еще пытался сопротивляться.
– Не знаю, что этот юный проходимец… – снова начал, он.
Тогда Мегрэ так стукнул кулаком по столу, что там все подпрыгнуло.
– Замолчите! – завопил он. – Не смейте открывать рта, пока я вам не разрешу!..
В комнате инспекторов услышали стук и переглянулись.
– Я понимаю, почему вы с такой тщательностью выбирали себе клиентов… Зная, что они должны быть или оправданы, или подвергнуты небольшому наказанию, нетрудно было заставить их поверить, что благодаря некоторой сумме…
Нет! Он не мог больше говорить об этом…
– У меня есть все основания полагать, что мое имя было использовано не единожды… Вы занимались декларациями о налогах… Только сейчас я связался с метром Жюбеленом и имел с ним длительную беседу…
Когда он раскуривал трубку, его рука еще немного дрожала.
– Следствие будет долгим, трудным… Смею вас заверить, оно будет вестись с предельной скрупулезностью…
Гайар, избегая его взгляда, все ниже опускал голову, его руки лежали на коленях, на одной из них, на левой, на месте четырех пальцев зияла пустота.
– Когда дело перейдет в суд присяжных, вспомнят о вашей женитьбе на женщине, привыкшей к роскошной жизни, и о болезни, которая, по существу, отрезала ее от мира…
Он откинулся в кресле, закрыл глаза.
– Для вас найдут смягчающие обстоятельства… Почему у вас была такая нужда в деньгах, ведь ваша жена больше не выезжала, и вы вроде бы вели уединенный образ жизни, посвятили себя работе?.. Я ничего не знаю об этом и не спрашиваю вас… Эти вопросы вам зададут другие, и вы, вероятно, понимаете, почему… Впервые, мсье Гайар…
Его голос снова сорвался, и он бесцеремонно встал, подошел к стенному шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и рюмку. Эту бутылку он хранил там не для себя, а для тех, кто иногда нуждался в рюмке коньяка в ходе долгого и драматического допроса.
Одним глотком он опрокинул рюмку, вернулся на свое место, раскурил погасшую трубку…
Теперь он был немного спокойнее и говорил непринужденным тоном, как если бы дело уже не касалось его лично.
– Как раз сейчас эксперты тщательнейшим образом осматривают вашу машину… Я не открою вам секрета, сказав, что, если труп перевезли в ней, есть надежда найти там его следы… Вы это поняли настолько хорошо, что после моего сегодняшнего визита к вам утром ощутили необходимость отправить ее в мойку… Тихо! В последний раз я приказываю вам молчать, иначе вас немедленно отведут в камеру предварительного заключения… Я также довожу до вашего сведения, что группа специалистов уже выехала на улицу Ла Брюйер…
Гайар вздрогнул, пробормотал:
– Моя жена…
– Они едут туда не для того, чтобы заниматься вашей женой… Сегодня утром в окно я заметил во дворе нечто вроде навеса… Его обследуют сантиметр за сантиметром… Подвал тоже… И все остальное в доме, вплоть до чердака, если это потребуется… Вечером я допрошу обеих ваших служанок… Я сказал: молчать!.. Адвокату, которого вы выберете себе, нетрудно будет доказать отсутствие преднамеренности… То, что ваша машина по случайности оказалась неисправна и что у вас не было другого транспорта, чтобы избавиться от трупа, подтверждает это… Вам пришлось ждать, пока починят вашу машину, а ведь не так уж приятно провести два или три дня с трупом в доме…
Теперь уже он говорил самому себе, не глядя на собеседника. Все мелочи, отмеченные им в последние дни, всплывали в его памяти и становились на свои места. На все вопросы, которые он задавал себе, нашелся ответ…
– Мазотти был убит семнадцатого мая, и мы допрашивали тех, кто в последнее время страдал от его рэкета… И по крайней мере один из ваших клиентов, Эмиль Буле, получил вызов в числе первых… Связался ли он немедленно с вами, поскольку вы занимались его декларациями о налогах и еще двумя незначительными делами?.. Но он пришел сюда восемнадцатого мая, и ему задали несколько шаблонных вопросов… После этого он был вызван во второй раз на двадцать второе или двадцать третье мая, не знаю, для чего, возможно, инспектор Люка захотел кое-что уточнить. Итак, двадцать второго мая после полудня Буле снял со счета в банке пятьсот тысяч франков… Ему срочно понадобились наличные деньги… Он не мог ждать до вечера, чтобы взять их в кассе своего кабаре… И эта сумма бесследно исчезла… Я не спрашиваю, не вы ли ее получили… Я это знаю…
Он произнес последние слова с презрением, какого никогда еще не выражал ни одному человеческому существу.
– Восьмого или девятого июня Буле получил третий вызов в полицию на среду, на двенадцатое июня… Он испугался, он страшился скандала… Несмотря на свое ремесло, а может, именно благодаря ему он превыше всего ставил свою респектабельность… Вечером одиннадцатого июня, накануне того дня, когда он должен был явиться по повестке, он был встревожен и в то же время негодовал, ведь пятьсот тысяч франков он выложил за свое спокойствие… С десяти часов вечера он звонил вам по телефону, но ему никто не отвечал… Он много раз набирал номер, и, наконец, вы взяли трубку и согласились принять его минут через пятнадцать или через полчаса… Легко себе представить, что он сказал вам в тиши вашего кабинета. Он заплатил, чтобы его не вмешивали в дело Мазотти, чтобы его имя не попало на страницы газет… А вместо того, чтобы оставить его, в покое, на что он мог бы рассчитывать, его собираются допрашивать снова, да еще в стенах Уголовной полиции, где он рискует нарваться на журналистов и фоторепортеров… Он почувствовал себя обманутым. Он негодовал так же, как сейчас Гастон Моран… Он заявил вам, что будет говорить начистоту и напомнит полиции о сделке, которую заключил с ней. Вот и все… Если бы он вышел от вас живым, если бы на следующее утро пришел сюда и здесь излил свою злость… Дальнейшее меня уже не касается, мсье Гайар… Я не стремлюсь получить от вас признание…
Он снял трубку.
– Торанс?.. Ты можешь отпустить парня… Не забудь записать его адрес, судебному следователю он потребуется… А потом приходи за тем, который находится у меня…
Он ждал стоя, жаждая поскорее избавиться от присутствия адвоката.
И тогда адвокат, не подымая головы, едва слышно произнес:
– У вас когда-нибудь была страсть, мсье Мегрэ? Мегрэ сделал вид, что не услышал вопроса.
– У меня было две страсти…
Комиссар счел за лучшее повернуться к нему спиной, твердо решив не дать себя разжалобить.
– Сначала – моя жена, которую я всеми силами пытался сделать счастливой…
В его голосе звучала горечь. Он помолчал.
– Потом, когда она заточилась в своей комнате и я почувствовал необходимость развлечься, у меня появилась новая страсть – игра…
В коридоре послышались шаги. В дверь тихо постучали.
– Войдите!
Торанс застыл в проеме двери.
– До моего возвращения из Дворца правосудия отведи его в задний кабинет…
Мегрэ не взглянул на уходящего Гайара. Потом он снял трубку, чтобы спросить у судебного следователя, могут ли они немедленно увидеться.
Несколько минут спустя он миновал маленькую застекленную дверь, которая отделяла здание полиции от Дворца правосудия.
Отсутствовал он час. Когда вернулся, в его руке была официальная бумага. Открыв дверь в комнату инспекторов, он нашел Люка, сгорающего от нетерпения все узнать.
Без лишних слов комиссар протянул ему ордер на арест Жан-Шарля Гайара.
– Он сейчас в заднем кабинете с Торансом… Вдвоем отведете его в камеру предварительного заключения…
– Надеть наручники?
Это было правило, в котором иногда допускались исключения. Мегрэ не хотелось выглядеть мстительным… Последние слова адвоката внесли в его душу смятение.
– Нет…
– Что сказать охране?.. Снять с него галстук, ремень, шнурки?..
Опять правило и опять не без исключений.
Мегрэ поколебался, помотал головой – нет. И остался один в своем кабинете.
Когда в этот вечер комиссар с некоторым опозданием пришел обедать, мадам Мегрэ заметила, что глаза у него немного осоловелые, но поблескивают и от него попахивает вином.
Во время обеда он почти все время молчал и встал, чтобы выключить телевизор, который раздражал его.
– Ты уходишь?
– Нет.
– Твое дело закончено?
Он не ответил.
Спал он беспокойно, поднялся в мрачном настроении и решил, как он иногда делал, отправиться на набережную Орфевр пешком.
Едва он ступил на порог своего кабинета, как дверь комнаты инспекторов открылась. Люка притворил ее за собой, серьезный и таинственный.
– У меня для вас новость, патрон…
Догадался ли он, что хочет сообщить ему инспектор? Люка не раз задавал себе этот вопрос, но так никогда и не узнал ответа на него.
– Жан-Шарль Гайар повесился в своей камере…
Мегрэ не встрепенулся, не стиснул зубы, продолжал стоять и смотреть в открытое окно на шумящие листвой деревья, на лодки, что скользили по Сене, на прохожих, которые, словно муравьи, кишели на мосту Сен-Мишель.
– Я еще не знаю подробностей… Вы думаете, что…
– Думаю что? – спросил Мегрэ неожиданно агрессивным тоном.
Люка пошел на попятный:
– Я хотел бы узнать…
Он быстро закрыл дверь, а всего час спустя Мегрэ можно было увидеть спокойным, занятым, судя по всему, текущими делами.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12