– Да… Да… Я понимаю… Ты уверен в дате? Ты дал ему подписать показания?.. Нет, я на улице Ла Брюйер… Люка вернулся?.. Еще нет…
Разговаривая, он смотрел то на двор, где два дрозда прыгали по булыжнику, то на тень адвоката, который ходил взад и вперед у окна.
– Подожди меня… Да… Я не задержусь, и, возможно, у меня будут новости…
Да, он тоже имел полное право разыгрывать эту маленькую комедию! Повесив трубку, он изобразил на своем лице замешательство, с озадаченным видом почесал затылок.
Оба они все еще стояли, и адвокат разглядывал комиссара с любопытством. Мегрэ нарочно затягивал молчание… Наконец он нарушил его, сказав с легким укором в голосе:
– У вас неважная память, мсье Гайар…
– На что вы намекаете?
– …Или же по причине, которую мне не удалось разгадать, вы тогда не сказали правду…
– А именно?
– Разве вы сами не знаете?
– Клянусь вам…
Адвокат был мужчина крупный и сильный и еще несколько минут назад уверенный в себе. Теперь же его лицо напоминало лицо пойманного с поличным мальчишки, который упрямо старается прикидываться невинным.
– Я и в самом деле не понимаю, что вы имеете в виду…
– Разрешите мне закурить?
– Прошу вас…
Мегрэ набил трубку, лицо его было нахмурено, как у человека, который выполняет неприятный долг. Адвокат предложил:
– Не хотите ли присесть?
– Дело минутное… Когда я приходил к вам в пятницу, я упомянул о вашей машине…
– Возможно… Наш разговор как-то перескакивал с одного на другое, я был несколько взволнован известием, которое вы мне сообщили, и не помню деталей…
– Вы сказали мне, что ваша машина обычно стоит около дома и вы оставляете ее там на ночь…
– Совершенно верно… Она стояла там и эту ночь и предыдущую… Вы могли ее видеть и сейчас…
– Но недавно были дни, когда она там не стояла… Адвокат сделал вид, будто пытается что-то припомнить.
– Погодите…
Внезапно он весь побагровел, и Мегрэ ощутил к нему почти жалость. Чувствовалось, что только благодаря неимоверному усилию он еще сохраняет присутствие духа.
– Я не припомню, на прошлой ли неделе или на предыдущей возникла нужда подремонтировать ее… Я могу уточнить у секретарши… Это она звонила в гараж, чтобы пришли за машиной и привели ее в порядок…
Однако он не сделал ни шагу в сторону двери, ведущей в кабинет секретарши.
– Позовите ее!
В конце концов он толкнул створку двери.
– Вы не могли бы зайти на минутку?.. Комиссар хочет задать вам вопрос…
– Не волнуйтесь, мадемуазель… Вопрос самый невинный… Я хотел бы знать, когда вы звонили в гараж на улицу Балю, чтобы оттуда пришли за машиной…
Секретарша посмотрела на патрона, словно спрашивая у него разрешения ответить.
– В понедельник, во второй половине дня, – сказала она наконец.
– Речь, несомненно, идет о последнем понедельнике?
– Да…
Она была красива, мила, и белое нейлоновое платье привлекательно облегало ее фигуру. Каковы у нее отношения с Гайаром? Но сейчас Мегрэ было не до этого…
– Требовался серьезный ремонт?
– Я могу показать вам квитанцию гаража… Мне прислали ее сегодня… Ведь, помимо всего, еще меняли амортизатор… Они рассчитывали вернуть машину утром в среду…
– Но не вернули?..
– Позвонили по телефону и извинились… Машина американская… В Париже запасных частей не оказалось, пришлось звонить на склад в Гавр…
Жан-Шарль Гайар делал вид, будто разговор его не интересует, и сев, наконец, за свой стол, листал какое-то досье.
– Когда же машина была возвращена?
– В четверг или пятницу… Вы разрешите?.. Это помечено в моей записной книжке…
Она прошла в свой кабинет и тут же вернулась.
– В четверг вечером… Они получили запасные части и ремонтировали весь день…
– Вы в тот вечер не работали? Снова быстрый взгляд на адвоката.
– Нет… Это редко случается… Только когда есть неотложные дела…
– А за последнюю неделю?
Она без колебаний покачала головой.
– Я не работала по вечерам уже по меньшей мере две недели…
– Благодарю вас, мадемуазель…
Она вышла, прикрыв за собой дверь, а Мегрэ с трубкой во рту остался стоять посередине кабинета.
– Так!.. – пробормотал он наконец.
– Что «так»?
– Ничего… Ничтожная деталь, которая может оказаться важной, но может обернуться и ничем… Вы достаточно знакомы с нашим ремеслом и знаете, что мы не имеем права пренебречь даже самой малостью…
– Я не понимаю, чем моя машина…
– Если бы вы были на моем месте, вы бы это поняли… Спасибо за разрешение воспользоваться вашим телефоном… Теперь мне пора вернуться к себе…
Адвокат встал.
– Вы больше ни о чем не хотите спросить меня?
– О чем мне вас спрашивать еще? Все, что я хотел, я спросил у вас в пятницу. Надеюсь, вы отвечали мне вполне откровенно?
– У меня нет никаких оснований для…
– Безусловно… Только вот относительно машины…
– Уверяю вас, это просто выскочило у меня из головы… За последние месяцы машина потребовала ремонта уже в третий или четвертый раз, а тут еще я решил сменить…
– И три дня вы пользовались такси?..
– Да… Иногда я беру такси, даже если моя машина стоит у подъезда… Чтобы не искать места, где ее припарковать…
– Понимаю… У вас сегодня защита?
– Нет… Я уже говорил вам, что защищаю довольно редко… Я скорее юрисконсульт…
– Значит, вы весь день будете дома?
– Если только у меня не назначена какая-нибудь встреча в городе… Минутку…
Он снова открыл дверь в соседний кабинет.
– Люсетт!.. Пожалуйста, взгляните, сегодня во второй половине дня я должен идти куда-нибудь?..
Мегрэ показалось, что девушка плакала. Ни глаза, ни нос у нее не были покрасневшими, но взгляд был тусклый, и в нем сквозило беспокойство.
– По-моему, нет… Все ваши встречи назначены здесь…
Однако она справилась по своей красной записной книжке.
– Да, здесь.
– Вы получили ответ… – заключил адвокат.
– Благодарю вас…
– Вы думаете, я вам потребуюсь?
– Пока не знаю точно, но ведь никогда не предугадаешь… До свидания, мадемуазель…
Не поднимая на него глаз, она кивнула в ответ. Жан-Шарль Гайар провел комиссара в коридор. Дверь приемной была приоткрыта, и, проходя мимо, можно было увидеть ноги ожидавшего там мужчины.
– Еще раз благодарю за телефон…
– Пустяки…
– Извините меня…
Когда, пройдя метров пятьдесят по тротуару, Мегрэ обернулся, Гайар все еще стоял на пороге и смотрел ему вслед.

Глава 7

Это случалось с ним много раз, случалось часто, но никогда еще не было столь отчетливо, столь характерно. Чем менее ты уверен в себе, чем меньше фактов у тебя в руках, тем с большей настойчивостью идешь по намеченному пути.
Говоришь себе, что ты волен в случае надобности повернуть все на сто восемьдесят градусов и искать в ином направлении.
Посылаешь инспекторов направо и налево. Тебе кажется, что ты топчешься на месте, но потом обнаруживаешь какую-нибудь крохотную новую зацепку и начинаешь осторожно продвигаться вперед.
И в тот момент, когда ты ждешь этого меньше всего, нить вдруг выскальзывает из твоих рук. Ты уже больше не управляешь расследованием. Факты повелевают тобой, и тебе приходится делать шаги, которых ты не предвидел, к которым не готов.
И тогда проходит один или много томительных часов. Ты допрашиваешь самого себя. Ты задаешь себе вопрос, не пошел ли ты сразу, с самого начала, по неверному пути и не окажешься ли перед пустотой или, еще хуже, перед фактом, что реальность весьма отличается от того, что ты себе вообразил.
В конце концов какова была его единственная отправная точка? Всего лишь убеждение, подкрепленное – что правда, то правда – опытом: люди из преступной среды, всякий сброд, как их теперь называют, не душат. Они действуют револьвером, иногда ножом, но в анналах Уголовной полиции нет даже намека хотя бы на единое преступление в этой среде, когда в вину вменялось бы удушение.
И еще одно: они бросают свою жертву на месте преступления, и тем более в архивах не зарегистрирован ни один случай, когда убийца хранил бы у себя труп в течение нескольких дней, а потом подбросил его на улицу.
Итак, комиссар был буквально загипнотизирован последним вечером в жизни Буле, его телефонными звонками, его ожиданием у двери «Лотоса» рядом с одетым в ливрею Микеем, всем, вплоть до той самой минуты, когда Буле непринужденной походкой пошел вниз по улице Пигаль.
Все построение Мегрэ держалось на этом и еще на истории с полумиллионом франков, взятым из банка двадцать второго мая.
Это построение предполагало, что не произошло никакой любовной драмы в «маленькой Италии» на улице Виктор-Массе, что три женщины живут там в мире и согласии, именно так, как это кажется с первого взгляда, что у Эмиля Буле не было любовницы и, наконец, что Антонио – честный человек.
Окажись одна из этих гипотез, вернее, не гипотез даже, а фактов, в которых он был убежден, неверной, и все его построение рухнет.
Не потому ли у него был такой недовольный вид и он продолжал заниматься этим делом с некоторым отвращением?
День был жаркий. Солнце палило через окно, хотя комиссар опустил штору. Он и Люка сняли пиджаки, закрыли дверь и занялись работой, которая, возможно, заставила бы судебного следователя только пожать плечами.
Правда, следователь, которому поручили вести дело, не тревожил их, твердо уверенный, что в подоплеке здесь – какое-то пустяковое сведение счетов, да и пресса не уделяла больше этому внимания.

«Адвокат не убивает своих клиентов…»

Эта фраза уже становилась ритурнелью, он никак не мог освободиться от нее, словно от навязчивой песенки, которую слишком часто передают по радио или телевидению.

«Адвокат…»

Однако сегодня утром, после похорон, он снова отправился к метру Жан-Шарлю Гайару, но вел себя там насколько мог благоразумно. Выйдя из церкви, он как бы случайно проводил адвоката до улицы Ла Брюйер, задал ему несколько вопросов, старался не проявлять настойчивости.

«Адвокат не убивает…»

Это было такое же уверенное, такое же обоснованное утверждение, как и то, из которого он исходил:

«В преступном мире не душат…»

Только ведь известного адвоката не вызовешь на набережную Орфевр и не подвергнешь его многочасовому допросу, не рискуя обрушить на себя гнев всей Коллегии адвокатов, если не всего юридического аппарата.
Есть профессии, где особенно чувствуется кастовость. Он, Мегрэ, заметил это, когда говорил по телефону со своим другом Шаваноном и особенно во время визита к несказанному метру Рамюэлю.

«Адвокат не убивает своих клиентов…»

Итак, именно клиентами Жан-Шарля Гайара занимались двое мужчин в позолоченном солнцем кабинете Мегрэ. Люка вернулся из суда со списком, составить который ему помог один из секретарей канцелярии.
В голове Люка тоже начала зарождаться одна мысль. Пока еще смутная. Ему никак не удавалось уловить ее суть.
– Секретарь суда сказал мне одну любопытную вещь…
– Какую?
– Сначала, когда я назвал имя Жан-Шарля Гайара, он как-то странно усмехнулся… Потом я попросил у него список дел, которые вел этот адвокат за последние два года, и взгляд его стал еще более язвительным… «Вы найдете их не много…» – сказал он мне. «У него мало клиентов?» – спросил я. «Напротив! – ответил он. – Насколько я слышал, у Гайара огромная практика».
«И, говорят, он зарабатывает больше, чем некоторые метры из Коллегии адвокатов, которые защищают в суде каждую неделю…» Меня это заинтриговало, я пытался заставить его разговориться, но секретарь все остальное время листал свои досье и молчал. Иногда бормотал, читая фамилию и дату на листке: «Оправдательный приговор…» Немного позднее: «Опять оправдательный приговор…» И вид у него был ехидный, что раздражало меня. «Наконец-то! Осуждение… Условное, надо думать…» И так до конца. Список рос. Оправдательные приговоры следовали один за другим, чередуясь с обвинительными условными или определяющими незначительное наказание… Наконец я пошел на провокацию: «Он, должно быть, очень влиятельный адвокат…» – сказал я. Тогда секретарь взглянул на меня так, словно в душе смеялся надо мной, и только потом удостоил ответом: «Он, как никто, умеет выбирать себе дела…»
Именно эта фраза заинтриговала Люка, и за нее ухватился Мегрэ.
Наверняка не только для обвиняемого, но и для его защитника куда приятнее выиграть процесс, чем проиграть его. С каждым процессом популярность адвоката возрастает, увеличивается его клиентура.
Выбрать дело…
А пока двое мужчин придирчиво вчитывались в список, который принес Люка. Они принялись за первую подборку. На листе бумаги инспектор записал дела, проходившие как гражданские. Поскольку и Мегрэ и Люка были не очень-то сведущи в этой области, они решили пока ими не заниматься.
Дела иного характера, в общем, были весьма немногочисленны, десятка три за два года. Именно это позволило Жан-Шарлю Гайару утверждать: «Я защищаю редко…»
Люка одну за другой читал фамилии:
– Ипполит Тесье… Подлог и использование подлога… Оправдан первого сентября…
Оба копались в памяти. Если ничего не вспоминали, Мегрэ открывал дверь в комнату инспекторов:
– Тесье… Подлог и использование подлога… Вам это о чем-нибудь говорит?
– Не тот ли это бывший управляющий казино где-то в Бретани, который пытался открыть подпольный игорный дом в Париже?..
Шли дальше…
– Жюльен Вандр… Ограбление… Оправдан…
Этого Мегрэ помнил. Скромный человек, с виду печальный мелкий чиновник, специализировавшийся на краже транзисторов. Его ни разу не поймали с поличным, и никаких формальных доказательств против него не было. Тогда, помнится, комиссар посоветовал судье не привлекать его к ответственности, а подождать, когда он попадется на месте преступления.
– Запиши его в третий список.
А в это время толстяк Торранс коротал время в тени бистро напротив дома адвоката, и в нескольких метрах от него, у тротуара, неподалеку от голубого американского лимузина, стояла наготове полицейская машина без опознавательных знаков.
Если Торрансу было поручено провести весь день за круглым столиком на одной ножке, чтобы следить за дверью напротив, то сколько же кружек пива ему предстояло выпить?..
– Урбен Потье… Хранение краденого… Год тюрьмы условно…
Этим делом – несколько месяцев назад занимался Люка, и Урбена Потье, тучного, с пучками черных волос в ноздрях, еще более неухоженного, чем счетовод мсье Резон, много раз вызывали на набережную Орфевр.
Он был старьевщиком и держал лавку на бульваре Шапель. Что только там не покупалось и не продавалось! Старые керосиновые лампы, и тут же холодильники, и чуть ли не до дыр изношенное платье. Он говорил: «Я честный коммерсант… Скромный, но честный… Когда этот тип пришел ко мне со свинцовыми трубами, я не знал, что они краденые… Я их взял для…»
Каждая фамилия вызывала у Мегрэ раздумье. Десяток раз открывалась дверь в комнату инспекторов.
– Запиши…
– Гастон Моран… Кража машин…
– Рыжий юнец?
– Это у меня не записано…
– Прошлой весной?
– Да… В апреле… Речь идет о банде, которая перекрашивала машины и отправляла их в провинцию перекупщикам…
– Позови Дюпё…
Инспектор Дюпё, занимавшийся этим делом, к счастью, находился в соседней комнате.
– Это тот рыжий юнец, что преподнес нам историю о своей старой, больной матери?
– Да, патрон… У него и впрямь была старая, больная мать… А ему тогда исполнилось всего девятнадцать лет… В банде он играл самую незначительную роль… Просто стоял на стреме, пока Жюстен ле Фу угонял машины…
Два дела о сутенерстве… Еще ограбления… Ни одного громкого процесса… Ни одного, которое заняло бы первые полосы газет.
Зато все клиенты адвоката в той или иной степени были при деле…
– Продолжай… – вздохнул Мегрэ.
– Все… Вы же сказали мне: дальше чем за два последних года не копать…
Ни единой зацепки, ради чего стоило заниматься изучением деятельности какого-то адвоката, который живет в особняке, хотя особняк этот – самое заурядное строение.
Разумеется, нужно обратить внимание на дела, которые не дошли до суда, – их, пожалуй, больше всего.
Имелась у Гайара еще одна категория клиентов – те, для кого он, как для Буле, составлял декларации о доходах.
Мегрэ страдал. Было жарко. Его мучила жажда. Ему казалось, что он запутался, и он пытался начать все сначала.
– Соедини меня с налоговым инспектором девятого округа…
Пустячная затея, но в их положении нельзя пренебрегать ничем.
– Кто у телефона?.. Мсье Жюбелен?.. Хорошо!.. Соедините меня с ним… От комиссара Мегрэ… Из уголовной полиции… Да… Алло!.. Нет! Комиссар хочет поговорить лично с мсье Жюбеленом…
Инспектор Жюбелен, по всей вероятности, был или человеком слишком занятым, или очень кичился своими высокими обязанностями, потому что прошло почти пять минут, пока он соблаговолил отозваться.
– Алло!.. Я передаю трубку комиссару… Мегрэ, вздохнув, взял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12