– Надеюсь, вы окажете честь и присоединитесь к нам?
– Не сочтите за невежливость, но я все-таки поем здесь.
– Вы боитесь оказаться за одним столом с человеком, которого рано или поздно придется арестовать? – он смотрел ему прямо в глаза. – А что, ведь вполне вероятно, что убийца в этот вечер сидит среди нас, не так ли, комиссар? Ну, как хотите… Тем не менее, мы приглашаем вас выпить арманьяк в нашей компании.
Боб проводил Мегрэ к столику в углу, рядом с вращающейся дверью, и тот заказал устриц и утку с апельсинами, как советовала Роза.
Оли сидели перед комиссаром в два ряда – лицом друг к другу. С первого взгляда было видно, что Карю – важная персона. Его поведение, манера держаться, жесты, голос, взгляд свидетельствовали о том, что он знает себе цену.
Рикен сидел напротив и в разговор вступал неохотно. Драмен сидел рядом с девушкой, довольно бесцветной, почти не накрашенной, скромно одетой, которую Мегрэ видел впервые. Позже Боб сказал ему, что она работает монтажером на студии.
Маки много ел, пил залпом, поочередно поглядывая на приятелей, и в ответ на все вопросы бурчал что-то себе под нос.
Чаще всего на реплики продюсера отзывался фотограф Юге. Он пребывал в отличном настроении и кидал взгляды довольного собеседника на благодушную Жослин.
На расстоянии невозможно было слышать весь разговор. Но по каким-то обрывочным фразам, восклицаниям, по выражению лиц Мегрэ мог догадаться, о чем шла речь.
– Посмотрим, чья теперь очередь! – сказал это или что-то похожее весельчак-фотограф. И в этот момент он смотрел на комиссара.
– Он наблюдает за нами… Просто глаз не спускает… Теперь, когда он выжал все, что мог, из Фрэнсиса, он примется за кого-то из нас. Если ты, Драмен, будешь сидеть с таким кислым видом, это будешь ты.
Клиентам, ужинавшим в одиночку и с завистью наблюдавшим за компанией издали, казалось, что они веселятся. Карю заказал шампанское, две бутылки охлаждались на льду в серебряных ведерках. Боб иногда подходил к столу и собственноручно наполнял бокалы.
Рикен пил много. Больше всех. Он ни разу не улыбнулся на остроты фотографа, правда, не все они отличались хорошим вкусом.
– Держись естественно, Фрэнсис. Не забудь, на тебя обращено Божественное око.
Он намекал на Мегрэ. Интересно. Было ли им веселее, когда они собирались здесь раньше?
Карю, как мог, вторил Юге, чтобы разрядить атмосферу. Нора же окидывала всех ледяным взглядом. По правде говоря, ужин был довольно тягостным, все держались как-то неестественно, ощущая присутствие комиссара.
Хуже всего было, когда за столом воцарялась тишина. Ведь, по сути, между ними не существовало никаких дружеских уз. Впрочем, они к этому и не стремились. У каждого был свой эгоистический расчет, из-за которого он и бывал в этой компании.
Может быть, все они зависели от Карю? В том числе и Нора, качавшая из него деньги, на которые покупала ночные бары? Видно, не была уверена, что он на ней женится, и решила обеспечить свое будущее.
Подозревал ли он об этом? Верил ли, что она любит его только ради его прекрасных глаз? Маловероятно. Он здраво смотрел на жизнь. Ему нужна была спутница, и пока она прекрасно справлялась с этой ролью. Ему льстило, что ее броская внешность привлекала всеобщее внимание.
И все же он стал любовником Софи, из которой собирался сделать кинозвезду.
Драмен вынашивал сценарии, которым Карю мог дать жизнь… Если, конечно, захочет.
В том же положении был и Фрэнсис. Правда, держался он не так подобострастно, был не так терпелив, легко становился агрессивным, особенно после нескольких рюмок.
Что же касается Маки, он никому не поверял свои мысли. Его работы пока не продавались. И в ожидании, когда ими заинтересуются покупатели, он изготовлял декорации для Карю, был доволен, если обедал за чужой счет, ел тогда за двоих и заказывал самые дорогие блюда.
Ну, а фотограф? Мегрэ не совсем ясно понимал, что это за птица. На первый взгляд, он не имел здесь веса. Почти во всех компаниях, которые регулярно собираются, есть такой тип – простодушный, с большими светлыми глазами, взявший на себя роль балагура. Его очевидная наивность позволяет ему ничего не стесняться, говорить правду в глаза – в общем, ему сходит с рук то, что не сошло бы другому. Даже его профессия отодвигала его в тень. Над ним и его всегда беременными женами потешались.
Вытирая руки о фартук, подошла Роза, чтобы проверить, все ли довольны, и согласилась выпить бокал шампанского.
Боб время от времени останавливался возле столика Мегрэ.
– Они стараются как могут, – шептал он ему достаточно громко.
Не хватало Софи. Каждый чувствовал это. Интересно, как держалась Софи в этой компании? Наверное, дулась или стеснялась, но не забывала, что именно ею интересуется богатый человек – продюсер Карю.
Не была ли она у него в тот день в холостяцкой квартирке на улице Франциска Первого?
«Потерпи, зайчик… Я тобой займусь».
«А Нора?»
«Это скоро кончится… Я ее подготавливаю… Пусть мне это будет стоить бешеных денег».
«А Фрэнсис?»
«Сначала он будет раздосадован, что ты добьешься успеха раньше, чем он, и заработаешь много денег. Потом привыкнет. Я дам ему поставить фильм. А когда все образуется, ты сможешь попросить развод».
Так ли все происходило на самом деле?
Карю, в свою очередь, нуждался в них. Он зарабатывал деньги. Свита, окружавшая его в ресторане «У старого виноградаря», гораздо выше поднимала его в собственных глазах, чем ужин с финансистами, которые богаче и влиятельнее, чем он сам.
Боб ставит на стол две новые бутылки. Рикен, раздосадованный шутками фотографа, отвечает довольно сдержанно.
Возможно, когда ему надоест, он встанет и уйдет. Но пока он не осмеливается…
Кто-то из них наверняка убил Софи. Мегрэ, изнемогая от духоты, внимательно всматривался в лица. В среду вечером Карю был во Франкфурте, это подтвердили в Орли. Нора обсуждала финансовые дела в накаленной атмосфере «Пикового туза» между одиннадцатью и двенадцатью ночи.
Маки? Но для чего Маки было убивать? Он спал с Софи от случая к случаю, потому что она ждала этого от него, как, впрочем, ждала и от всех остальных. Это был способ самоутверждаться.
Юге? У него же было три жены…
И что за странная мания делать детей? Интересно, как ему удается прокормить весь этот выводок?
Ну, а Фрэнсис…
Мегрэ вспомнил времяпрепровождение Рикена. Возвращение на улицу Сен-Шарль около десяти вечера. Острую нужду в деньгах. Он надеялся застать Карю «У старого виноградаря», но Карю там не оказалось. Боб не смог ему помочь, поскольку сумма была слишком велика. Он оставил Софи дома.
Почему? Ведь он всегда таскал ее за собой.
– Нет, Жослин! – громко воскликнул фотограф. – Еще не время спать… – и объяснил всем присутствующим, что будучи беременной она спит на ходу.
– Есть женщины, которым подавай корнишоны, другие объедаются свиными ножками или телячьими головками. А эта – спит.
Мегрэ не слушал. Он восстанавливал в памяти все, чем занимался Рикен, вплоть до сцены на площадке автобуса. Вытащил бумажник – и не оставил себе ни сантима… Позвонил ему, чтобы сказать…
Мегрэ набил трубку, зажег.
– Вы не выпьете с нами последнюю рюмку, комиссар?
Опять Карю. Мегрэ решил согласиться.
– Ну, – дурачился Юге, – кого вы теперь арестуете? Честное слово, ваше присутствие здесь очень впечатляет. Иногда мне начинает казаться, что я виновен.
Рикен так плохо выглядел, что никто не удивился, когда он поспешно поднялся и вышел.
– Нужно ввести права пить, как существуют права водить машину, – мечтательно произнес Маки.
Скульптор получил бы без труда такие права, потому что опорожнял рюмку за рюмкой и не пьянел – только глаза блестели, и кровь приливала к лицу.
– За вас, мосье Мегрэ, – произнес Карю, поднимая бокал. – Скажем так: за успех вашего расследования, ведь всем нам не терпится узнать правду.
– Всем, кроме одного, – вторил ему фотограф.
– Может быть, и так, если речь идет о ком-то не из нашей компании.
Когда вернулся Фрэнсис, у него были красные глаза, осунувшееся лицо. Боб принес ему стакан воды.
– Не переношу алкоголя, – он избегал взгляда Мегрэ. – Наверное, пойду спать. Я не спал почти трое суток.
Лишенный былой самоуверенности, он выглядел моложе. Он напоминал незрелого юнца, которого мутит от первой сигареты, и он этого стыдится.
– Пока!
Карю встал, проводил его до дверей, что-то говоря ему вполголоса. Потом сел за столик, где до этого сидел Мегрэ, отодвинул чашку и заполнил чек, а Фрэнсис ждал с отрешенным видом.
– Не мог же я бросить его в беде… Если бы в среду я был в Париже, я бы здесь ужинал… Может быть, ничего и не случилось бы. Он взял бы денег на квартиру, и не пришлось бы ему оставлять Софи одну.
Мегрэ вздрогнул, мысленно повторил эту фразу, еще раз оглядел присутствующих.
– Разрешите проститься…
Ему нужно было выйти на улицу, потому что он начинал задыхаться. Может быть, он тоже выпил лишнего? Во всяком случае, он оставил почти полную рюмку арманьяка.
Он шел по тротуару, и сам не знал куда. Около редких освещенных витрин останавливались парочки, разглядывая стиральные машины и телевизоры. Молодые пары строили планы, подсчитывали.
– Сто франков в месяц, Луи.
– Плюс двести пятьдесят за машину.
Наверное, Софи и Рикен тоже прогуливались здесь. Мечтали ли они о стиральной машине и о телевизоре?
Машина у них была, старый разболтанный «триумф». Рикен бросил его в ту самую ночь, со среды на четверг.
Теперь он мог заплатить за квартиру чеком, который только что получил. Собирался ли он по-прежнему жить в квартирке, где убита его жена?
Мегрэ пересек бульвар. На скамейке спал старик. Перед Мегрэ возвышался огромный новый дом, и половина окон еще светилась.
Другие жильцы были в кино, в гостях или засиживались, как «У старого виноградаря», за столиком в ресторане.
Воздух был по-прежнему свеж.
Мегрэ повернул на улицу Сен-Шарль, вошел во двор. Около входной двери Рикена горело маленькое окошко с матовым стеклом – окно ванной комнаты.
Еще двери, другие освещенные окна как в боковых, так и в центральном здании.
Пустынный тихий двор, баки для мусора, вдоль стен осторожно крадется кот.
Вот закрылось какое-то окно, погасла лампа. Тут живут те, кто рано ложится. А вот на пятом этаже – загорелось. Это похоже на звезды, которые внезапно вспыхивают и гаснут в небе.
Ему казалось, что за шторами он узнал громоздкий силуэт Жослин и растрепанную шевелюру фотографа.
– Около десяти…
Мегрэ наизусть знал распорядок той ночи. Юге и Жослин ужинали «У старого виноградаря», и поскольку они были только вдвоем, то их трапеза не должна была затянуться. В котором часу они вернулись? Фрэнсис и Софи открыли дверь своей квартиры и зажгли свет около десяти, и почти сразу же Фрэнсис вышел.
Там, наверху, по-прежнему двигались тени. Потом остался только один силуэт – силуэт Юге. Юге открыл окно, посмотрел на небо. Потом его взгляд скользнул по двору. Должно быть, он увидел освещенное окно квартиры Рикенов и посередине пустого пространства – силуэт Мегрэ, выделявшийся в лунном свете.
Комиссар выбил трубку, постучал ею о каблук и направился к дому. Он шел со стороны двора, и ему не нужно было проходить мимо комнаты консьержки. Он вошел в лифт, нажал на кнопку пятого этажа и не без труда отыскал нужную квартиру. Когда постучал в дверь, Юге открыл сразу. Наверное, ждал его.
– Вы? – сказал он со странной улыбкой. – Жена уже ложится спать. Войдете или лучше мне выйти к вам?
– Давайте спустимся во двор.
– Минутку… Я ее предупрежу и возьму сигареты.
Через приоткрытую дверь была видна неубранная гостиная, на кресле валялось платье, в котором Жослин была вечером.
– Да нет же, нет! Я сразу вернусь, честное слово… Потом он стал говорить очень тихо. Она отвечала ему шепотом.
– Ты уверен?
– Не волнуйся… Через несколько минут…
Он всегда ходил без шляпы, пальто тоже не надел.
Лифт так и стоял на пятом этаже. Они спустились.
– На бульвар пойдем или во двор?
– Во двор.
Они зашагали рядом в темноте. Когда Юге поднял голову, он увидел, что Жослин смотрела из окна.
В ванной Рикена по-прежнему горел свет. Опять что-то с желудком?
– Вы догадались? – спросил фотограф, кашлянув.
– Мне кажется, да.
– Знаете, не очень-то завидная у меня роль. С тех пор я пытаюсь притворяться. Сейчас в ресторане я провел худший вечер в своей жизни.
– Это было заметно.
– У вас есть спички?
Мегрэ протянул ему коробок и начал медленно набивать одну их двух трубок, которые всегда носил в кармане.

Глава 8

– Рикен и его жена ужинали в среду вечером «У старого виноградаря»?
– Нет… По правде говоря, они приходили туда от случая к случаю, когда бывали при деньгах или когда кто-нибудь их приглашал. В среду они появились там около половины девятого. Вошел один Фрэнсис.
– С кем он разговаривал?
– Когда я его увидел, он спрашивал у Боба, там ли Карю. Тот ему ответил, что Карю нет, и он ушел.
– А вы с женой долго сидели в ресторане?
– Мы ушли оттуда около девяти. Гуляли четверть часа… Вернулись домой, и Жослин тут же легла спать.
Они говорили вполголоса, тишину двора нарушал только шум машин, проезжавших по бульвару Гренель. Улица Сен-Шарль, куда вели ворота, была пустынна, и только вдали иногда мелькал силуэт прохожего.
– Что делали вы?
– Я пошел пожелать детям спокойной ночи… Действительно, обе его предыдущие жены жили в том же доме – одна с двумя детьми, другая с одним.
– Вы делаете это каждый вечер?
– Если прихожу не поздно.
– Вас охотно принимают?
– А почему бы и нет? Они понимают, что по-другому я поступить не мог.
– Значит, в один прекрасный день вы можете оставить и Жослин ради другой женщины?
– Знаете, я не придаю этому большого значения… Обожаю детей… Велик был Авраам.
Трудно было сдержать улыбку, потому что на сей раз он говорил совершенно искренне. За банальными шутками чувствовалась очень доверчивая душа.
– Я немного задержался у Николь. Это вторая… Знаете, случается иногда возвратиться к старому.
– Жослин знает об этом?
– Ее это не волнует… Будь я другим, она не была бы со мной.
– В котором часу вы ушли?
– Я не посмотрел… Вернулся к себе, перезарядил аппарат, утром мне нужно было рано фотографировать. Потом подошел к окну, открыл его… Я открываю окно каждую ночь сначала настежь, чтобы проветрить комнату, а потом слегка прикрываю, не могу спать в духоте ни зимой, ни летом.
– Потом?
– Закурил последнюю сигарету. Как сегодня, была лунная ночь. Я увидел: через двор прошли Фрэнсис и Софи. Они не держались за руки, как обычно, и о чем-то оживленно говорили.
– Вы ничего не слышали?
– Только одну фразу, которую Софи произнесла очень громко, и я подумал, что она чем-то недовольна. Она сказала: «Не строй из себя дурака. Ты об этом прекрасно знал…».
– Он ответил?
– Нет. Схватил ее за локоть и втолкнул в квартиру.
– Вы и тут не посмотрели на часы?
– Нет. Но я слышал, как на церкви пробило десять. Зажглось окно в ванной… Я закурил вторую сигарету.
– Вы были взволнованы?
– Да нет же, просто спать не хотелось. Налил себе стаканчик кальвадоса.
– Вы находились в гостиной?
– Да… Дверь в спальню была открыта, и я потушил свет чтобы не мешать Жослин спать.
– Сколько прошло времени?
– Я успел выкурить сигарету, которую закурил в квартире у бывшей жены, и вторую. Наверное, больше пяти минут.
– Вы ничего не слышали?
– Нет. Я увидел, как вышел Фрэнсис и быстро направился к воротам. Он всегда ставил свою машину на улице Сен-Шарль. Через несколько минут затарахтел мотор, и машина отъехала.
– Когда вы спустились?
– Через четверть часа.
– Почему?
– Я же сказал, не мог спать, хотелось поболтать с кем-нибудь…
– А раньше у вас с Софи были какие-то отношения?
– Вы имеете в виду, спал ли я с ней?.. Один раз… Фрэнсис напился, и так как больше выпить было нечего, он вышел, чтобы купить еще бутылку в бистро.
– Она не возражала?
– Ей это показалось вполне естественным.
– А потом?
– Потом… Рикен вернулся без бутылки, потому что ему не продали. Мы уложили его в постель… Больше мы к этому не возвращались…
– Хорошо. Значит, вы спустились…
– Подошел к двери… Постучал и, чтобы не испугать Софи, тихо сказал: «Это я, Жак!» Все было тихо…
– Вам это показалось странным?
– Я подумал, что они поссорились с Фрэнсисом и ей не хотелось никого видеть. Я представил, что она лежит на кровати разъяренная и заплаканная.
– Вы постучали еще раз?
– Стучал два или три раза, потом поднялся к себе.
– И снова сели у окна?
– Когда я надел пижаму, мельком выглянул во двор. Во дворе было пусто. В ванной Рикенов по-прежнему горел свет. Я лег и заснул.
– Дальше? Рассказывайте.
– Встал я в восемь, сварил кофе, пока Жослин спала. Настежь открыл окно и увидел, что в ванной у Фрэнсиса все еще горит свет.
– Вас это не удивило?
– Такое случалось и прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12