И вот однажды, воспользовавшись тем, что зима стояла суровая, она уехала в Ниццу да там и осталась. И дети с ней… Хм… Ну и, естественно, живет не одна…
– И муж не потребовал развода?
– У нас это не принято…
– А чье состояние значительнее?
Этьен Но с упреком посмотрел на Мегрэ. Он предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
– Она, конечно, очень богата…
Кухарка села и принялась молоть кофе в старинной, с большой медной крышкой, мельнице.
– Вам повезло, дождь кончился. Мой шурин-следователь родом из наших мест, и уж кто-кто, а он-то должен был посоветовать вам прихватить с собой сапоги. Ведь мы живем среди болот. До некоторых из моих ферм – мы их называем хижинами – ни летом, ни зимой без лодки не доберешься. Кстати, о шурине… Мне очень неловко, что он отважился просить такого человека, как вы…
Главное, что беспокоило Мегрэ со вчерашнего вечеpa и чего до сих пор он так и не смог понять, это – где он: среди честных людей, которым нечего скрывать и они от души стараются как можно лучше принять приезжего парижанина, или же среди хитрецов с нечистой совестью, которые не знают, как отделаться от нежеланного гостя, навязанного им следователем Брежо-ном. И Мегрэ попытался кое-что прояснить для себя.
– А в Сент-Обен мало приезжает народу, – проговорил он, продолжая есть суп. – Я вчера заметил, нас было всего двое, если не считать старой крестьянки в чепце.
– Совершенно верно.
– А тот, что сошел с поезда вместе со мной, он местный?
Этьен Но медлил с ответом. Почему? Но Мегрэ пристально смотрел на него, и тому стало стыдно своей растерянности.
– Раньше я никогда не видел его, – торопливо сказал он. – Вы, наверно, заметили, я даже сперва принял его за вас.
Тогда Мегрэ изменил тактику:
– Не понимаю, зачем он приехал сюда, вернее, кто его вызвал?
– Вы его знаете?
– Он – частный сыскной агент. Я должен сегодня же, прямо с утра, выяснить, что он здесь делает. По-видимому, он остановился в одной из двух гостиниц, о которых вы мне вчера говорили?..
– Я сейчас отвезу вас туда на двуколке.
– Благодарю, но я предпочитаю пройтись пешком, поброжу немного по городу.
И вдруг Мегрэ осенила мысль: а не собирался ли Этьен Но рано утром, пока он спит, поехать в городок и встретиться там с инспектором Кавром? Что ж, это возможно. Не исключено и то, что ночной визит Женевьевы – тоже часть плана, разработанного всей семьей. Но тут же Мегрэ упрекнул себя за такие мысли.
– Надеюсь, у вашей дочери ничего серьезного?
– Нет… Откровенно говоря, мне кажется, что она больна не более, чем я… Мы приняли все меры, но до нее тем не менее дошли сплетни, что ходят по округе… А она гордая… Все девушки таковы… В этом, я думаю, и кроется истинная причина того, почему она уже три дня не выходит из своей комнаты. А потом, кто знает, может, она стесняется вас.
«Эх ты, простофиля!» – усмехнулся про себя Мегрэ, вспоминая о ночном визите Женевьевы.
– При Леонтине мы можем говорить все, – продолжал Этьен Но. – Она меня знает с детства. Она в нашей семье с… с какого времени, Леонтина?
– С первого моего причастия.
– Еще немного супу? Нет?.. Видите ли, я нахожусь в весьма затруднительном положении и уж нет-нет да и подумаю, не допустил ли мой шурин тактическую ошибку… Вы, конечно, скажете, что он разбирается в подобных вещах лучше меня, ведь это его профессия… Но он так давно уехал отсюда, что, видимо, позабыл атмосферу нашей провинции…
Трудно было поверить, что Этьен Но неискренен, он говорил с непринужденностью человека, который высказывает все, что у него на душе. Он сидел, вытянув ноги, и набивал трубку, а Мегрэ тем временем кончал свой завтрак. В кухне было тепло, пахло кофе, который молола Леонтина, а в глубине темного двора, чистя коров, что-то насвистывал скотник.
– Поймите меня правильно… Здесь всегда время от времени возникают какие-нибудь слухи то об одном, то о другом человеке… Не спорю, на сей раз обвинение серьезное… Но я думаю, не лучше ли просто не обращать на это внимание… Вы были так любезны, что откликнулись на просьбу моего шурина… Оказали нам честь приехать сюда… Сейчас об этом знают уже все, можете быть уверены… Языки работают… Как я предполагаю, вы собираетесь расспросить людей?.. Воображение разыграется еще больше… Право, я не знаю, нужно ли это… Почему вы так мало едите?.. Я ежедневно объезжаю свои владения. Если не боитесь холода, составьте мне компанию, я буду рад.
Когда Мегрэ надевал плащ, со второго этажа спустилась горничная – она вставала на час позже старой кухарки. Дверь во двор была открыта, оттуда дышало холодом и сыростью. Целый час Мегрэ и Этьен Но осматривали службы. На небольшой грузовичок слуги ставили бидоны с молоком. В этот день нужно было отправить в соседний город на ярмарку коров, и погонщики в темных халатах отбирали их. В глубине двора под навесом стояли конторка, небольшая круглая печка, стол и на нем-картотека и регистры: записи вел служащий Этьена Но, обутый, как и хозяин, в высокие сапоги.
– Простите, я на минутку… На втором этаже дома свет горел только в одном окне: это встала мадам Но. Гру-Котель еще спал. Спала и Женевьева. Горничная натирала пол в столовой. А здесь в темноте двора и служб шла своя жизнь: суетились скотники, выгоняя коров, фыркал мотор грузовичка.
– Ну, вот и все… Еще несколько распоряжений… Попозже я сам поеду на ярмарку, мне надо встретиться кое с кем из фермеров. Если будет время и если вам это интересно, я расскажу, как организовано мое хозяйство. На остальных фермах я веду молочное животноводство и снабжаю молоком завод. А здесь мы занимаемся выведением племенных пород, которые большей частью идут на экспорт. Я поставляю скот даже в Южную Америку… Теперь я полностью в вашем распоряжении. Через час совсем рассветет. Если вам нужна машина куда-нибудь поехать… Или если у вас есть вопросы ко мне… Я не хочу ни в чем вас стеснять… Будьте как дома…
Он говорил с широкой улыбкой на лице, но оно, пожалуй, омрачилось, когда Мегрэ кратко сказал в ответ:
– Ну что ж, если вы не возражаете, я пойду пройдусь… Дорога была такая топкая и грязная, словно канал протекал как раз под нею, а не рядом.
Справа возвышалась железнодорожная насыпь. Впереди, примерно в километре от дома, виднелось ярко освещенное здание; судя по красным и зеленым огням рядом с ним, то была станция. Оглянувшись и заметив, что на втором этаже зажегся свет еще в двух окнах, Мегрэ подумал об Альбане Гру-Котеле и с недоумением вспомнил, как его удивило, а вернее, даже раздражило известие, что тот женат. Небо прояснилось. Миновав станцию, Мегрэ свернул налево. Начинался городок. Окна нижнего этажа одного из первых домов были освещены, над ними виднелась вывеска «Золотой лев». Мегрэ вошел. Он очутился в длинном зале с низким потолком, где все – и стены, и потолочные балки, и узкие деревянные столы, и скамьи без спинок-было коричневого цвета. Плита в глубине зала еще не топилась. У камина, в котором медленно горели дрова, женщина неопределенного возраста, склонившись над решеткой, варила кофе. Она мельком взглянула на вошедшего, но не произнесла ни слова. Мегрэ сел за столик под тускло светившей пыльной лампочкой.
– Рюмку местной наливки! – попросил он, стряхивая водяную пыль с набухшего в тумане плаща.
Женщина ничего не ответила, и он решил, что она не расслышала. Она продолжала ложечкой мешать кипевший в кастрюльке кофе, по запаху малособлазнительный. Когда кофе был готов, она перелила его в чашку, поставила на поднос и направилась к лестнице, на ходу бросив Мегрэ:
– Сейчас спущусь.
Мегрэ был убежден, что кофе предназначался Када-вру, и он не ошибся: доказательством тому было знакомое пальто, которое он заметил сейчас на вешалке. Наверху, у него над головой, послышались шаги – это в комнату вошла хозяйка, и голоса, но о чем говорили, Мегрэ не разобрал. Прошло минут пять. Потом еще столько же. Мегрэ тщетно несколько раз стучал монеткой по столу. Наконец через добрых четверть часа женщина спустилась. Вид у нее был еще более неприветливый, чем раньше.
– Что вы просили?
– Рюмку местной наливки.
– Нету.
– У вас нечего выпить?
– Наливки нет, а коньяк есть.
– Тогда дайте коньяку.
Женщина подала ему коньяк в рюмке из такого толстого стекла, что в нее поместилось всего несколько капель.
– Скажите, мадам, это у вас, конечно, вчера вечером остановился мой друг?
– Не знаю, ваш ли он друг…
– Вы поднимались к нему?
– У меня постоялец, и я подала ему кофе.
– Насколько я его знаю, он, конечно, засыпал вас вопросами, не так ли?
Найдя тряпку, хозяйка принялась вытирать на столах оставшиеся с вечера винные пятна.
– А это правда, что Альбер Ретайо был у вас вечером накануне своей гибели?
– А вам что за дело?
– Он, верно, был славным малым. Мне рассказывали, будто он в тот вечер играл в карты. Во что у вас здесь играют, в бел от?
– В куанше.
– Значит, играл с друзьями в куанше… Он, кажется, жил вместе с матерью? Я слышал, она достойная женщина.
– Хм…
– Что вы сказали?
– Я? Ничего. Это вы говорите без умолку, и я не пойму, к чему вы клоните.
Наверху снова послышалось какое-то движение. По-видимому, Кавр одевался.
– Она живет далеко отсюда?
– В конце улицы, в тупичке… Дом с тремя каменными ступеньками…
– А мой друг Кавр, что остановился у вас, еще не был у нее?
– Интересно, как он мог пойти к ней, если он только встает?
– Он пробудет здесь несколько дней?
– Я этим не интересовалась…
Хозяйка распахнула окна, чтобы откинуть ставни, и Мегрэ увидел, что на улице уже почти светло, но утро пасмурное.
– А как вы считаете, Ретайо в тот вечер был пьян?
Она вдруг огрызнулась:
– Не больше, чем вы, хотя вы и пьете коньяк ни свет ни заря!
– Сколько с меня?
– Два франка.
Гостиница «Три мула», более современная на вид, находилась как раз напротив, но Мегрэ не счел нужным заходить туда.
Кузнец разводил огонь в своей кузнице. Какая-то женщина прямо с порога дома выплеснула на середину улицы ведро помоев. Раздался слабый звоночек, напомнивший Мегрэ его детство, и из лавки булочника с батоном под мышкой выбежал мальчик в деревянных башмаках. В окнах, когда Мегрэ проходил мимо, колыхались занавески. Чья-то рука протерла запотевшее стекло, и он увидел старое, морщинистое лицо с красными, как у Кадавра, веками. На правой стороне улицы возвышалась церковь из серого камня с потемневшей от дождя шиферной крышей, и из нее вышла женщина. Худощавая, лет пятидесяти, одетая в глубокий траур, она держалась очень прямо. В руке у нее был молитвенник, завернутый в кусок черного крепа. Не зная, куда идти дальше, Мегрэ остановился на углу небольшой площади, над которой дорожный знак предупреждал автомобилистов: «Школа». Мегрэ проследил глазами за женщиной. Он увидел, что, дойдя до конца улицы, она свернула в какой-то тупичок, и сразу же почему-то решил, что это мадам Ретайо. Вспомнив, что Кавр еще не был у нее, Мегрэ поспешил вслед за ней. Он не ошибся. Когда он вошел в тупичок, женщина уже поднялась по трем ступенькам к двери небольшого домика и вынула из сумочки ключи.
Несколько минут спустя Мегрэ постучал в стеклянную дверь, завешенную изнутри гипюровой занавеской.
– Войдите.
Женщина только успела снять пальто и шляпу с крепом. Молитвенник еще лежал на покрытом клеенкой столе. В белой эмалированной плите горел огонь. Решетка плиты была тщательно начищена наждаком.
– Простите, мадам, что я побеспокоил вас. Вы мадам Ретайо?
Мегрэ чувствовал себя не слишком уверенно: она ни словом, ни жестом не пыталась подбодрить его. Она стояла в ожидании, скрестив руки на животе, и лицо у нее было будто восковое.
– Мне поручили провести следствие в связи со слухами, что ходят о смерти вашего сына…
– Кто поручил?
– Я комиссар Мегрэ, из уголовной полицией Смею вас уверить, что следствие не носит официального характера.
– Что вы хотите сказать этим?
– Что дело еще не передано в суд.
– Какое дело?
– Вы, вероятно, знаете, мадам, – простите, что я говорю о столь тяжелых вещах, – что вокруг смерти вашего сына ходят разные слухи…
– Людям рта не заткнешь…
Чтобы выиграть время, Мегрэ стал разглядывать фотографию в овальной позолоченной рамке, которая висела на стене, слева от кухонного буфета орехового дерева. Это был портрет стриженного бобриком мужчины лет тридцати, с пышными усами.
– Ваш супруг?
– Да…
– Если не ошибаюсь, он погиб в результате несчастного случая, когда ваш сын был еще ребенком. Мне рассказали, что вам пришлось судиться из-за пенсии с молочным заводом, где он служил.
– Вам наплели невесть что. Ни с кем я не судилась. Владелец завода, месье Оскар Друз, сделал все, что требовалось без всякого суда.
– А позже, когда ваш сын вырос, он взял его к себе в контору. Ваш сын был счетоводом у него?
– Временно – помощником управляющего. Будь он постарше, он бы и занимал этот пост.
– Нет ли у вас его фотографии?
Едва Мегрэ произнес эти слова, как увидел на круглом столике, покрытом красной плюшевой скатеркой, маленькую фотографию. Боясь, как бы мадам Ретайо не помешала, он торопливо схватил ее.
– Сколько ему здесь?
– Девятнадцать. В прошлом году снимался.
Красивый парень, здоровый, немного скуластый, с чувственным ртом и искрящимся весельем взглядом. Мадам Ретайо, по-прежнему не двигаясь с места, украдкой вздохнула от нетерпения.
– У него была невеста?
– Нет.
– А связь с какой-нибудь женщиной?
– Мой сын был слишком юн, чтобы обращать внимание на женщин. Он был серьезный мальчик и думал только о работе.
Пылкий взгляд юноши, весь его облик говорили другое.
– Скажите, когда вы узнали, вы тоже подумали… Простите меня… Вы должны понять, что я хочу спросить… Вы поверили, что это несчастный случай?
– А что же еще могло быть?
– Я хочу сказать, у вас не возникло никаких подозрений?
– По поводу чего?
– Он никогда не говорил вам о мадемуазель Но?.. Случалось ли, что он возвращался домой ночью?
– Нет.
– Месье Но… потом не приходил к вам?
– У нас с ним нет ничего общего.
– Да, конечно… Но все же он мог бы… И месье Гру-Котель, разумеется, тоже не приходил?
Что это? Мегрэ показалось? Или в ее взгляде действительно мелькнул злой огонек?
– Нет, не приходил, – бросила она.
– Значит, вы отвергаете слухи, что ходят по поводу обстоятельств этой драмы?..
– Да. Я не обращаю на них внимания. Я даже знать не хочу, что там болтают.
Если вас подослал месье Но, можете передать ему мои слова. Несколько секунд Мегрэ стоял неподвижно, полузакрыв глаза, и повторял про себя эту фразу, словно старался запечатлеть ее в памяти: «Если вас подослал месье Но, можете передать ему мои слова». Знала ли она, что вчера на вокзале его встречал Этьен Но? Знала ли, что именно Этьен Но, хотя и косвенно, был причиной его приезда сюда из Парижа? Или только догадывалась об этом?
– Простите, мадам, за то, что я взял на себя смелость прийти к вам, да еще в такой ранний час…
– Для меня это не рано.
– До свидания, мадам.
Она молча, без единого жеста смотрела, как он идет к двери, как закрывает за собой дверь. Не успел Мегрэ сделать и десяти шагов, как увидел инспектора Кавра: тот стоял на краю тротуара, словно часовой.
Может, Кавр ждал, когда выйдет Мегрэ, чтобы в свою очередь предстать перед мадам Ретайо? Мегрэ решил все выяснить, тем более что разговор с матерью Альбера привел его в дурное расположение духа, и он был не прочь отыграться на своем бывшем коллеге. Мегрэ раскурил трубку, которую он, перед тем как войти к мадам Ретайо, загасил, придавив табак большим пальцем, пересек улицу и остановился на тротуаре, как раз перед Кавром. На лице его было написано, что он твердо решил не сходить с этого места.
Городок постепенно оживал. В школу, ворота которой выходили на церковную площадь, бежали дети. Большинство учеников пришли издалека, закутанные в шарфы, в ярких носках из грубой шерсти и деревянных башмаках. «Ну, дорогой мой Кадавр, теперь твой черед. Иди же!» – с насмешкой глядя на него, словно бы говорил Мегрэ. Кавр стоял не двигаясь и смотрел в другую сторону, всем своим видом показывая, что ему наплевать на эти глупые шутки. А вдруг в Сент-Обен Кавра вызвала мадам Ретайо? Вполне вероятно.
Она странная женщина, и ее не так-то легко раскусить. В ней есть что-то от простой крестьянки-взять хотя бы ее недоверчивость, и в то же время что-то от провинциальных буржуа. Сквозь ее неприступность проглядывала спесь, которую ничем нельзя сбить. А как она держалась! Это произвело на Мегрэ сильное впечатление. За все время, что он провел у нее, она не сделала ни одного шага, ни одного жеста-так иные животные замирают при виде опасности-и лишь сквозь зубы цедила отрывистые фразы. «Ну, мой дорогой Кадавр, чего же ты ждешь?.. Решись наконец… Действуй…»
Кадавр пританцовывал на месте, чтобы согреться, но явно не собирался ничего предпринимать, пока Мегрэ не перестанет следить за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14