Как долго еще будет длится эта посадка?
Он посмотрел на Неда Раулинса. Двадцатидвух-двадцатитрехлетний
парнишка, сплошная невинность, хотя достаточно взрослый, чтобы знать о
жизни больше, чем это показывает. Высокий, банально стройный, светлые
волосы, голубые глаза, крупные подвижные губы, ослепительно-белые зубы.
Нед был сыном покойного теперь теоретика связи, одного из самых близких
друзей Ричарда Мюллера. Возможно, эта связь позволит вступить с Мюллером в
переговоры, весьма сложные и деликатные.
- Чарльз, тебе нехорошо? - спросил Раулинс.
- Переживу как-нибудь. Сейчас сядем.
- Мы медленно спускаемся, правда?
- Осталось всего минута.
Лицо парнишки было словно не подвержено силе притяжения Лемноса.
Только левая щека слегка оттянулась - и ничего больше. Выражение случайной
извинительности на этом открытом юношеском лице производило неприятное
впечатление.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал Бордман и закрыл глаза.
Корабль коснулся поверхности планеты. Выхлопные каналы прекратили
работу. В последний раз рявкнули тормозные двигатели. Наступил
ошеломляющий момент неуверенности, но амортизаторы крепко вцепились в
грунт, и грохот посадки смолк. Мы на месте, подумал Бордман. Теперь - этот
лабиринт. Теперь - Ричард Мюллер. Посмотрим, не изменился ли он за девять
лет к лучшему. Может быть, теперь он совершенно нормальный человек.
Господи, если так, то помоги нам всем.
До сих пор Неду Раулинсу не приходилось много путешествовать. Он
посетил всего лишь пять миров, из них три в своей родной системе. Когда
ему было десять лет, отец взял его с собой в летние каникулы на Марс. Два
года спустя он побывал на Венере и Меркурии. А после окончания школы он
получил награду в виде путешествия за пределы солнечной системы на Альфа
Центавра-4. После чего, тремя годами позже, ему пришлось отправится в
систему Ригеля, чтобы после катастрофы сопроводить домой останки своего
отца.
Да, это не было рекордом по путешествиям в те времена. Но он знал,
что в его дипломатической карьере еще не одно путешествие ожидает его.
Чарльз Бордман всегда повторял, что межзвездные перелеты очень быстро
приедаются и метания по вселенной, по сути дела, еще одна нелегкая
обязанность. Раулинс относил это в счет усталости человека, который был
чуть ли не в четыре раза старше, чем он.
Ладно, пусть она когда-нибудь придет, эта скука. Но в этот момент Нед
Раулинс стоял на незнакомой планете в шестой раз за всю свою недолгую
жизнь. Корабль опустился на огромной равнине, раскинувшейся вокруг
лабиринта. Вал лабиринта протянулся на сотню миль на юго-восток. Сейчас на
этой половине Лемноса была полночь. Сутки здесь длились тридцать часов, а
год - двадцать месяцев. На этом полушарии уже настала осень и делалось
холодно. Экипаж корабля выгружал эжекторы, из которых в одну минуту должны
были выкинуть палатки.
Чарльз Бордман стоял на склоне в такой задумчивости, что Раулинс не
посмел подойти к нему. Он всегда относился к Бордману со странным
почтением, близким к страху. Он знал, что это - циничная старая дрянь, но
все же не мог не удивляться. Бордман по-настоящему великий человек. Отец
наверняка был одним из них. И Дик Мюллер (Раулинсу было двенадцать лет,
когда Мюллер попал в переделку и загубил свою жизнь). Быть знакомым с
такими тремя людьми - это настоящая привилегия. Если бы ему удалось
сделать карьеру, хотя бы на половину столь значительную, как у Бордмана.
Мне не достает хитрости Бордмана. Зато у меня есть другие преимущества:
определенная тактичность, которая у него отсутствует. Я могу быть полезным
на свой собственный манер, думал Раулинс. Однако он сомневался - не питает
ли к он надежд слишком наивных?
Он глубоко втянул в легкие чужой воздух. Посмотрел на небо. Пустая
эта планета, мертвая. Он когда-то читал о Лемносе, еще в школе: одна из
древних планет, некогда населенная существами неведомой расы, но уже
тысячу столетий покинутая, лишенная жизни. От прежних ее обитателей не
осталось ничего, кроме окаменевших костей и этого лабиринта. Смертоносный
лабиринт, построенный неизвестными существами, окружает город мертвых.
Археологи исследовали этот город с воздуха, зондируя его датчиками,
разочарованные невозможностью проникнуть туда. Отправлено уже двенадцать
экспедиций, и ни один из этих отрядов не смог проникнуть в лабиринт:
смельчаки быстро становились жертвами ловушек, размещенных во внешней
зоне. Последняя попытка была предпринята пятьдесят лет назад. Ричард
Мюллер, который позже высадился на этой планете, первый отыскал верный
путь.
Раулинс прикинул, удастся ли завязать контакт с Мюллером. Кроме того,
он не мог не подумать о том, сколько из его спутников по путешествию умрут
при преодолевании препятствий. То, что и он также может умереть как-то не
пришло ему в голову. А не один из тех, кто занимался сейчас разбивкой
лагеря, должен был в течение ближайших дней принять смерть.
Размышляя об этом, Раулинс увидел, как незнакомое животное появляется
из-за песчаного холма неподалеку. Он с интересом присмотрелся к этому
созданию. Оно немного напоминало крупного кота, но когти у него не
убирались, а пасть была утыкана множеством зеленоватых клыков. Светлые
полоски придавали бокам красочность.
Зверь приблизился к нему на расстояние метров в двенадцать, посмотрел
безразлично, повернулся движением полным грации
Зверь приблизился к Бордману. Тот приготовил оружие.
- Нет! - крикнул Раулинс. - Не убивай его, Чарльз! Он просто хочет
поглядеть на нас вблизи!
Бордман выстрелил.
- Чарльз, не мог подождать минутку? Он сам бы ушел! Зачем ты...
Бордман улыбнулся. Кивком головы он подозвал одного из членов
экипажа. Тот наклонился над зверем и накинул на него сеть. Бордман
добродушно сказал:
- Я только оглушил его, Нед. Часть стоимости этой экспедиции
покрывает федеральный зоосад. Или же ты думал, что я убиваю с таким
удовольствием?
Раулинс почувствовал себя маленьким и глупым.
- Забудем об этом. А вернее - нет, постарайся ни о чем не забывать. И
получи от этого урок: следует сперва подумать, прежде чем болтать
глупости.
- Но если бы я ждал, а ты бы действительно ее убил?
- Тогда ценой этой зверюшки ты бы узнал обо мне кое-что неприятное. И
в дальнейшем тебе было бы известно, что меня провоцирует на убийство все
что чужеродно и наделено острыми зубами. Ведь если бы я хотел убить, твои
вопли не произвели бы на меня никакого впечатления. Так что всегда выбирай
подходящий момент, Нед. Сперва трезво оцени ситуацию, лучше порой
позволить, чтобы что-то произошло, чем действовать слишком поспешно.
Обиделся, парень? Своей коротенькой лекцией я заставил тебя почувствовать
идиотом?
- С чего ты взял, Чарльз? Я далек от мысли, что нет вещей, которым
мне надо научиться.
- И ты хотел бы учится от меня?
- Чарльз, я...
- Прости, Нед. Мне не следует надоедать тебе. Ты был прав, пытаясь
остановить меня от убийства зверя. Не твоя вина, что ты не понял моих
намерений.
- Однако, ты считаешь, что я преждевременно поторопился, вместо того,
чтобы оценить ситуацию? - растерянно спросил Раулинс.
- Это было ненужным.
- Ты сам себе противоречишь.
- Отсутствие логики - это моя привилегия, - сказал Бордман. - Выспись
сегодня как следует. Утром полетим и составим карту, а потом начнем
высылать туда людей. Может оказаться, что мы будем через неделю беседовать
с Мюллером.
- И он захочет с нами сотрудничать?
- Сперва не захочет. Будет раздраженным, примет оплевывать нас ядом.
Это же мы - те, кто его отверг. Зачем он должен теперь помогать людям
Земли? Но поскольку он человек чести, а честь это такая вещь, которая не
поддается изменениям, безотносительно к тому, насколько ты болен, одинок
или обижен. Настоящую честь не убивает даже ненависть. Даже во мне есть
своеобразная честь. Уж как-нибудь мы установим контакт с Мюллером.
Уговорим его, чтобы он вышел из этого лабиринта.
- Надеюсь, так все и будет, Чарльз. - Раулинс заколебался. - Но как
подействует на нас... близость с ним? Я имею в виду его болезнь... его
воздействие на окружающих...
- Мерзко.
- Ты его видел уже после того, как это случилось?
- Да, множество раз.
- Я по-настоящему не могу себе вообразить, как это можно находится
рядом с человеком, когда все его естество воздействует на тебя.
- Ощущение такое, словно ты забрался в ванну, полную кислоты, -
ответил Бордман с некоторым сомнением. - К этому можно привыкнуть, но
полюбить никогда, это как огонь по всей коже. Уродство, страх, жадность,
болезни... хлещут из Мюллера.
- Ты сказал, что он человек чести...
- Был - и слава тебе, Господи! Если даже в мозгу такого достойного
человека, как Дик Мюллер, кроются эти мерзости, то что же говорить об
обычных людях? Только послать на них подобное несчастье, как то что выпало
на долю Мюллера.
- У Мюллера было достаточно времени, чтобы самому сгореть от
собственного невезения, - заметил Раулинс. - Что будет, если к нему теперь
вообще нельзя приблизиться? Если та эманация, что от него исходит,
окажется настолько сильной, что мы не выдержим?
- Выдержим, - сказал Бордман.
2
В лабиринте Мюллер проанализировал ситуацию и прикинул свои
возможности. В окошках видеоскопа были видны изображения корабля,
пластиковых куполов и мелькание крохотных фигур. Теперь он жалел, что не
смог отыскать аппаратуры контролирующей четкость изображения. Но он
считал, что ему повезло, что он может пользоваться этим приспособлением.
Множество аппаратов в этом городе утратило свои свойства из-за износа
каких-то узлов. Мюллеру удалось установить, для чего служат лишь некоторые
из них, да и ими он пользовался далеко от идеала образом.
Он следил за туманными изображениями ближних своих - людей, занятых
разбитием лагеря на равнине - и прикидывал, какую новую пакость они ему
приготовили.
Он сделал все, чтобы стереть за собой всякие следы, когда стартовал с
Земли. Нанимая звездолет, он ложно заполнил маршрутный лист, указав, что
летит на Сигму Дракона. Во время полета ему пришлось отметится на трех
станциях слежения, но на каждой из них он зарегистрировался как
совершающий облет галактики, трассу которого он старательно обдумал так,
чтобы никто не мог знать, где он находится.
Нормальный сравнительный анализ данных станций слежения должен был
выявить, что все три поочередных заявления - одна ложь, однако он
рассчитывал, что до ближайшего контроля он успеет закончить рейс и
исчезнуть. Скорее всего, ему это удалось, так как патрульные корабли не
были посланы за ним вслед. Вблизи планеты Лемнос он выполнил последний
отвлекающий маневр, оставив корабль на парковой орбите и опустившись на
планету в капсуле. Тем временем бомба с часовым механизмом разнесла
ракету. Нужно было располагать поистине фантастическим компьютером. Бомба
была запроектирована так, что на каждый квадратный метр взрываемой
поверхности приходилось пятьдесят фальшивых векторов, что через небольшой
промежуток времени свело бы на нет работу трассеров. А времени Мюллеру
требовалось немного - лет шестьдесят. С Земли он улетел почти
шестидесятилетним мужчиной, и в нормальных условиях мог бы рассчитывать
еще по меньшей мере на сотню лет полной жизни, но здесь, на Лемносе, без
врачей, пользуясь услугами лишь далеко не лучшего диагноста, он знал, что
будет считать себя счастливчиком, если дотянет до ста десяти - ста
двадцати как максимум. Шестьдесят лет одиночества и спокойная смерть в
изоляции - и все, что он ждал от судьбы. И вот в его уголок вторглись
пришельцы.
Как они его выследили?
Он пришел к выводу, что выследили его они не могли. Во-первых, он
использовал все возможные средства предосторожности. Во-вторых, нет
никакой причины, чтобы за ним гнались. Он не беглец. Он попросту человек,
наделенный ужасной болезнью - ощущает отвращение при виде своих земных
близких. Там он был позорищем, живым укором всем им. Он понимал, что
величайшим благодеянием и явилась изоляция от них. Так что они не стали
применять никаких усилий, чтобы отыскать существо, столь им ненавистное.
И все же были пришельцы?
Он полагал, что археологи. Мертвый город на Лемносе вне сомнения
интересует их. До сих пор, он надеялся, что ловушки лабиринта будут
воздерживать от исследований. Город был открыт более ста лет, но потом
планету избегали по весьма конкретным поводам. Он сам видел останки тех,
кто пытался проникнуть в лабиринт. Если он сюда и добрался, то потому
лишь, что готов был принять такую ее смерть, и в то же время любопытство
приказывало ему проникнуть в центр лабиринта и выяснить его тайны. Он
добрался, он тут, но прибыли пришельцы.
Они не проникнут сюда.
Удобно разместившись в центре лабиринта, он располагал достаточным
количеством следящих устройств. Таким образом, он видел, как перемещаются
из зоны в зону животные, на которых он охотился. В определенной мере он
мог держать под контролем ловушки лабиринта, являющиеся по сути всего лишь
пассивными ловушками, но и они могли пригодится в войне с каким-либо
врагом. Неоднократно, когда хищные звери размером со слона пытались
пробраться к центру лабиринта, он сбрасывал их в подземную яму в зоне "З".
Теперь он спрашивал себя, какие средства он применил против людей. Но не
находил на это ответа. По сути дела, люди в нем не вызывали ненависти: он
лишь хотел, чтобы они оставили его одного с тем, что могло восприниматься
как покой.
Он смотрел на экраны. Он занимал низкое шестиугольное помещение -
одну из жилых комнат в центре города - со встроенными в стену
видеоскопами. Более года он выяснял, какие части лабиринта соответствуют
изображениям на экране. Шесть экранов в самом нижнем углу показывали
участки зон от "А" до "Ф". Камеры двигались по полукругу, позволяя из
укрытия патрулировать участки, примыкающие к выходам из других зон.
Поскольку лишь один вход в каждую зону был доступен, он всегда мог
наблюдать за приближением хищников. То что происходило у входов-ловушек,
его не интересовало.
В верхнем ряду экранов - седьмой, восьмой, девятый, десятый - вроде
бы показывали изображения из зон "Г" и "И", наиболее близких к наружной
стороне, самых больших и самых опасных. Мюллер решил не рисковать и не
проникать в них для детального подтверждения этой гипотезы. Нет смысла,
думал он, нарываться на эти все неприятности только затем, чтобы детально
исследовать ловушки. Одиннадцатый и двенадцатый экраны показывали пейзаж
вне пределов лабиринта - равнины, оккупированной теперь кораблем.
Немногие из устройств имели такую информационную ценность. Посреди
центральной площади города стоял под защитным зонтиком из хрусталя
двенадцатигранный камень рубинового цвета, и внутри его тикал какой-то
механизм. Мюллер предполагал, что это атомные часы отмеряющие время в
единицах, принятых в то время, когда они были спроектированы. Камень
подвергался определенным изменениям: рубиновая поверхность мутнела,
приобретала цвет граната, а то и черный, а сам камень перемещался на своем
основании. Мюллер старательно регистрировал все изменения, но еще не понял
их назначения. Эти метаморфозы происходили не случайно, но их ритмику и
последовательность он понять не мог.
На каждом из восьми углов площади стоял угловатый металлический столб
высотой примерно в шесть метров. Эти столбы медленно поворачивались в
выемках на протяжении всего года. Мюллер знал, что один полный оборот они
осуществляют каждые двадцать месяцев, то есть за то время, которое
занимает у Лемноса на один оборот вокруг солнца, но он подозревал, что эти
пилоны содержат в себе какую-то более глубокую цель.
На улицах зоны "А" на равных расстояниях располагались клетки с
прутьями, выполненными из материала, напоминающего алебастр. Но ни одним
из способов ему не удалось открыть их. Но дважды за эти годы он убеждался,
что прутья были втянуты и клетки распахнуты. Первый раз они были открыты
на протяжении трех суток, а потом ночью, когда он спал, прутья вернулись
на место.
1 2 3 4
Он посмотрел на Неда Раулинса. Двадцатидвух-двадцатитрехлетний
парнишка, сплошная невинность, хотя достаточно взрослый, чтобы знать о
жизни больше, чем это показывает. Высокий, банально стройный, светлые
волосы, голубые глаза, крупные подвижные губы, ослепительно-белые зубы.
Нед был сыном покойного теперь теоретика связи, одного из самых близких
друзей Ричарда Мюллера. Возможно, эта связь позволит вступить с Мюллером в
переговоры, весьма сложные и деликатные.
- Чарльз, тебе нехорошо? - спросил Раулинс.
- Переживу как-нибудь. Сейчас сядем.
- Мы медленно спускаемся, правда?
- Осталось всего минута.
Лицо парнишки было словно не подвержено силе притяжения Лемноса.
Только левая щека слегка оттянулась - и ничего больше. Выражение случайной
извинительности на этом открытом юношеском лице производило неприятное
впечатление.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал Бордман и закрыл глаза.
Корабль коснулся поверхности планеты. Выхлопные каналы прекратили
работу. В последний раз рявкнули тормозные двигатели. Наступил
ошеломляющий момент неуверенности, но амортизаторы крепко вцепились в
грунт, и грохот посадки смолк. Мы на месте, подумал Бордман. Теперь - этот
лабиринт. Теперь - Ричард Мюллер. Посмотрим, не изменился ли он за девять
лет к лучшему. Может быть, теперь он совершенно нормальный человек.
Господи, если так, то помоги нам всем.
До сих пор Неду Раулинсу не приходилось много путешествовать. Он
посетил всего лишь пять миров, из них три в своей родной системе. Когда
ему было десять лет, отец взял его с собой в летние каникулы на Марс. Два
года спустя он побывал на Венере и Меркурии. А после окончания школы он
получил награду в виде путешествия за пределы солнечной системы на Альфа
Центавра-4. После чего, тремя годами позже, ему пришлось отправится в
систему Ригеля, чтобы после катастрофы сопроводить домой останки своего
отца.
Да, это не было рекордом по путешествиям в те времена. Но он знал,
что в его дипломатической карьере еще не одно путешествие ожидает его.
Чарльз Бордман всегда повторял, что межзвездные перелеты очень быстро
приедаются и метания по вселенной, по сути дела, еще одна нелегкая
обязанность. Раулинс относил это в счет усталости человека, который был
чуть ли не в четыре раза старше, чем он.
Ладно, пусть она когда-нибудь придет, эта скука. Но в этот момент Нед
Раулинс стоял на незнакомой планете в шестой раз за всю свою недолгую
жизнь. Корабль опустился на огромной равнине, раскинувшейся вокруг
лабиринта. Вал лабиринта протянулся на сотню миль на юго-восток. Сейчас на
этой половине Лемноса была полночь. Сутки здесь длились тридцать часов, а
год - двадцать месяцев. На этом полушарии уже настала осень и делалось
холодно. Экипаж корабля выгружал эжекторы, из которых в одну минуту должны
были выкинуть палатки.
Чарльз Бордман стоял на склоне в такой задумчивости, что Раулинс не
посмел подойти к нему. Он всегда относился к Бордману со странным
почтением, близким к страху. Он знал, что это - циничная старая дрянь, но
все же не мог не удивляться. Бордман по-настоящему великий человек. Отец
наверняка был одним из них. И Дик Мюллер (Раулинсу было двенадцать лет,
когда Мюллер попал в переделку и загубил свою жизнь). Быть знакомым с
такими тремя людьми - это настоящая привилегия. Если бы ему удалось
сделать карьеру, хотя бы на половину столь значительную, как у Бордмана.
Мне не достает хитрости Бордмана. Зато у меня есть другие преимущества:
определенная тактичность, которая у него отсутствует. Я могу быть полезным
на свой собственный манер, думал Раулинс. Однако он сомневался - не питает
ли к он надежд слишком наивных?
Он глубоко втянул в легкие чужой воздух. Посмотрел на небо. Пустая
эта планета, мертвая. Он когда-то читал о Лемносе, еще в школе: одна из
древних планет, некогда населенная существами неведомой расы, но уже
тысячу столетий покинутая, лишенная жизни. От прежних ее обитателей не
осталось ничего, кроме окаменевших костей и этого лабиринта. Смертоносный
лабиринт, построенный неизвестными существами, окружает город мертвых.
Археологи исследовали этот город с воздуха, зондируя его датчиками,
разочарованные невозможностью проникнуть туда. Отправлено уже двенадцать
экспедиций, и ни один из этих отрядов не смог проникнуть в лабиринт:
смельчаки быстро становились жертвами ловушек, размещенных во внешней
зоне. Последняя попытка была предпринята пятьдесят лет назад. Ричард
Мюллер, который позже высадился на этой планете, первый отыскал верный
путь.
Раулинс прикинул, удастся ли завязать контакт с Мюллером. Кроме того,
он не мог не подумать о том, сколько из его спутников по путешествию умрут
при преодолевании препятствий. То, что и он также может умереть как-то не
пришло ему в голову. А не один из тех, кто занимался сейчас разбивкой
лагеря, должен был в течение ближайших дней принять смерть.
Размышляя об этом, Раулинс увидел, как незнакомое животное появляется
из-за песчаного холма неподалеку. Он с интересом присмотрелся к этому
созданию. Оно немного напоминало крупного кота, но когти у него не
убирались, а пасть была утыкана множеством зеленоватых клыков. Светлые
полоски придавали бокам красочность.
Зверь приблизился к нему на расстояние метров в двенадцать, посмотрел
безразлично, повернулся движением полным грации
Зверь приблизился к Бордману. Тот приготовил оружие.
- Нет! - крикнул Раулинс. - Не убивай его, Чарльз! Он просто хочет
поглядеть на нас вблизи!
Бордман выстрелил.
- Чарльз, не мог подождать минутку? Он сам бы ушел! Зачем ты...
Бордман улыбнулся. Кивком головы он подозвал одного из членов
экипажа. Тот наклонился над зверем и накинул на него сеть. Бордман
добродушно сказал:
- Я только оглушил его, Нед. Часть стоимости этой экспедиции
покрывает федеральный зоосад. Или же ты думал, что я убиваю с таким
удовольствием?
Раулинс почувствовал себя маленьким и глупым.
- Забудем об этом. А вернее - нет, постарайся ни о чем не забывать. И
получи от этого урок: следует сперва подумать, прежде чем болтать
глупости.
- Но если бы я ждал, а ты бы действительно ее убил?
- Тогда ценой этой зверюшки ты бы узнал обо мне кое-что неприятное. И
в дальнейшем тебе было бы известно, что меня провоцирует на убийство все
что чужеродно и наделено острыми зубами. Ведь если бы я хотел убить, твои
вопли не произвели бы на меня никакого впечатления. Так что всегда выбирай
подходящий момент, Нед. Сперва трезво оцени ситуацию, лучше порой
позволить, чтобы что-то произошло, чем действовать слишком поспешно.
Обиделся, парень? Своей коротенькой лекцией я заставил тебя почувствовать
идиотом?
- С чего ты взял, Чарльз? Я далек от мысли, что нет вещей, которым
мне надо научиться.
- И ты хотел бы учится от меня?
- Чарльз, я...
- Прости, Нед. Мне не следует надоедать тебе. Ты был прав, пытаясь
остановить меня от убийства зверя. Не твоя вина, что ты не понял моих
намерений.
- Однако, ты считаешь, что я преждевременно поторопился, вместо того,
чтобы оценить ситуацию? - растерянно спросил Раулинс.
- Это было ненужным.
- Ты сам себе противоречишь.
- Отсутствие логики - это моя привилегия, - сказал Бордман. - Выспись
сегодня как следует. Утром полетим и составим карту, а потом начнем
высылать туда людей. Может оказаться, что мы будем через неделю беседовать
с Мюллером.
- И он захочет с нами сотрудничать?
- Сперва не захочет. Будет раздраженным, примет оплевывать нас ядом.
Это же мы - те, кто его отверг. Зачем он должен теперь помогать людям
Земли? Но поскольку он человек чести, а честь это такая вещь, которая не
поддается изменениям, безотносительно к тому, насколько ты болен, одинок
или обижен. Настоящую честь не убивает даже ненависть. Даже во мне есть
своеобразная честь. Уж как-нибудь мы установим контакт с Мюллером.
Уговорим его, чтобы он вышел из этого лабиринта.
- Надеюсь, так все и будет, Чарльз. - Раулинс заколебался. - Но как
подействует на нас... близость с ним? Я имею в виду его болезнь... его
воздействие на окружающих...
- Мерзко.
- Ты его видел уже после того, как это случилось?
- Да, множество раз.
- Я по-настоящему не могу себе вообразить, как это можно находится
рядом с человеком, когда все его естество воздействует на тебя.
- Ощущение такое, словно ты забрался в ванну, полную кислоты, -
ответил Бордман с некоторым сомнением. - К этому можно привыкнуть, но
полюбить никогда, это как огонь по всей коже. Уродство, страх, жадность,
болезни... хлещут из Мюллера.
- Ты сказал, что он человек чести...
- Был - и слава тебе, Господи! Если даже в мозгу такого достойного
человека, как Дик Мюллер, кроются эти мерзости, то что же говорить об
обычных людях? Только послать на них подобное несчастье, как то что выпало
на долю Мюллера.
- У Мюллера было достаточно времени, чтобы самому сгореть от
собственного невезения, - заметил Раулинс. - Что будет, если к нему теперь
вообще нельзя приблизиться? Если та эманация, что от него исходит,
окажется настолько сильной, что мы не выдержим?
- Выдержим, - сказал Бордман.
2
В лабиринте Мюллер проанализировал ситуацию и прикинул свои
возможности. В окошках видеоскопа были видны изображения корабля,
пластиковых куполов и мелькание крохотных фигур. Теперь он жалел, что не
смог отыскать аппаратуры контролирующей четкость изображения. Но он
считал, что ему повезло, что он может пользоваться этим приспособлением.
Множество аппаратов в этом городе утратило свои свойства из-за износа
каких-то узлов. Мюллеру удалось установить, для чего служат лишь некоторые
из них, да и ими он пользовался далеко от идеала образом.
Он следил за туманными изображениями ближних своих - людей, занятых
разбитием лагеря на равнине - и прикидывал, какую новую пакость они ему
приготовили.
Он сделал все, чтобы стереть за собой всякие следы, когда стартовал с
Земли. Нанимая звездолет, он ложно заполнил маршрутный лист, указав, что
летит на Сигму Дракона. Во время полета ему пришлось отметится на трех
станциях слежения, но на каждой из них он зарегистрировался как
совершающий облет галактики, трассу которого он старательно обдумал так,
чтобы никто не мог знать, где он находится.
Нормальный сравнительный анализ данных станций слежения должен был
выявить, что все три поочередных заявления - одна ложь, однако он
рассчитывал, что до ближайшего контроля он успеет закончить рейс и
исчезнуть. Скорее всего, ему это удалось, так как патрульные корабли не
были посланы за ним вслед. Вблизи планеты Лемнос он выполнил последний
отвлекающий маневр, оставив корабль на парковой орбите и опустившись на
планету в капсуле. Тем временем бомба с часовым механизмом разнесла
ракету. Нужно было располагать поистине фантастическим компьютером. Бомба
была запроектирована так, что на каждый квадратный метр взрываемой
поверхности приходилось пятьдесят фальшивых векторов, что через небольшой
промежуток времени свело бы на нет работу трассеров. А времени Мюллеру
требовалось немного - лет шестьдесят. С Земли он улетел почти
шестидесятилетним мужчиной, и в нормальных условиях мог бы рассчитывать
еще по меньшей мере на сотню лет полной жизни, но здесь, на Лемносе, без
врачей, пользуясь услугами лишь далеко не лучшего диагноста, он знал, что
будет считать себя счастливчиком, если дотянет до ста десяти - ста
двадцати как максимум. Шестьдесят лет одиночества и спокойная смерть в
изоляции - и все, что он ждал от судьбы. И вот в его уголок вторглись
пришельцы.
Как они его выследили?
Он пришел к выводу, что выследили его они не могли. Во-первых, он
использовал все возможные средства предосторожности. Во-вторых, нет
никакой причины, чтобы за ним гнались. Он не беглец. Он попросту человек,
наделенный ужасной болезнью - ощущает отвращение при виде своих земных
близких. Там он был позорищем, живым укором всем им. Он понимал, что
величайшим благодеянием и явилась изоляция от них. Так что они не стали
применять никаких усилий, чтобы отыскать существо, столь им ненавистное.
И все же были пришельцы?
Он полагал, что археологи. Мертвый город на Лемносе вне сомнения
интересует их. До сих пор, он надеялся, что ловушки лабиринта будут
воздерживать от исследований. Город был открыт более ста лет, но потом
планету избегали по весьма конкретным поводам. Он сам видел останки тех,
кто пытался проникнуть в лабиринт. Если он сюда и добрался, то потому
лишь, что готов был принять такую ее смерть, и в то же время любопытство
приказывало ему проникнуть в центр лабиринта и выяснить его тайны. Он
добрался, он тут, но прибыли пришельцы.
Они не проникнут сюда.
Удобно разместившись в центре лабиринта, он располагал достаточным
количеством следящих устройств. Таким образом, он видел, как перемещаются
из зоны в зону животные, на которых он охотился. В определенной мере он
мог держать под контролем ловушки лабиринта, являющиеся по сути всего лишь
пассивными ловушками, но и они могли пригодится в войне с каким-либо
врагом. Неоднократно, когда хищные звери размером со слона пытались
пробраться к центру лабиринта, он сбрасывал их в подземную яму в зоне "З".
Теперь он спрашивал себя, какие средства он применил против людей. Но не
находил на это ответа. По сути дела, люди в нем не вызывали ненависти: он
лишь хотел, чтобы они оставили его одного с тем, что могло восприниматься
как покой.
Он смотрел на экраны. Он занимал низкое шестиугольное помещение -
одну из жилых комнат в центре города - со встроенными в стену
видеоскопами. Более года он выяснял, какие части лабиринта соответствуют
изображениям на экране. Шесть экранов в самом нижнем углу показывали
участки зон от "А" до "Ф". Камеры двигались по полукругу, позволяя из
укрытия патрулировать участки, примыкающие к выходам из других зон.
Поскольку лишь один вход в каждую зону был доступен, он всегда мог
наблюдать за приближением хищников. То что происходило у входов-ловушек,
его не интересовало.
В верхнем ряду экранов - седьмой, восьмой, девятый, десятый - вроде
бы показывали изображения из зон "Г" и "И", наиболее близких к наружной
стороне, самых больших и самых опасных. Мюллер решил не рисковать и не
проникать в них для детального подтверждения этой гипотезы. Нет смысла,
думал он, нарываться на эти все неприятности только затем, чтобы детально
исследовать ловушки. Одиннадцатый и двенадцатый экраны показывали пейзаж
вне пределов лабиринта - равнины, оккупированной теперь кораблем.
Немногие из устройств имели такую информационную ценность. Посреди
центральной площади города стоял под защитным зонтиком из хрусталя
двенадцатигранный камень рубинового цвета, и внутри его тикал какой-то
механизм. Мюллер предполагал, что это атомные часы отмеряющие время в
единицах, принятых в то время, когда они были спроектированы. Камень
подвергался определенным изменениям: рубиновая поверхность мутнела,
приобретала цвет граната, а то и черный, а сам камень перемещался на своем
основании. Мюллер старательно регистрировал все изменения, но еще не понял
их назначения. Эти метаморфозы происходили не случайно, но их ритмику и
последовательность он понять не мог.
На каждом из восьми углов площади стоял угловатый металлический столб
высотой примерно в шесть метров. Эти столбы медленно поворачивались в
выемках на протяжении всего года. Мюллер знал, что один полный оборот они
осуществляют каждые двадцать месяцев, то есть за то время, которое
занимает у Лемноса на один оборот вокруг солнца, но он подозревал, что эти
пилоны содержат в себе какую-то более глубокую цель.
На улицах зоны "А" на равных расстояниях располагались клетки с
прутьями, выполненными из материала, напоминающего алебастр. Но ни одним
из способов ему не удалось открыть их. Но дважды за эти годы он убеждался,
что прутья были втянуты и клетки распахнуты. Первый раз они были открыты
на протяжении трех суток, а потом ночью, когда он спал, прутья вернулись
на место.
1 2 3 4