Роберт СИЛЬВЕРБЕРГ
ЧЕЛОВЕК В ЛАБИРИНТЕ


1
Теперь Мюллер знал лабиринт совсем хорошо. Он разбирался, где и какие
могут быть силки и обманки, предательские западни, страшные ловушки. Он
жил здесь вот уже девять лет. Времени хватило, чтобы смириться с
лабиринтом, если не с ситуацией, которая заставила его искать здесь
убежище.
Но он продолжал ходить с осторожностью. Ему пришлось несколько раз
убедиться, что знание лабиринта, которым он обладал, хотя полезно и
достаточно, но не абсолютно. По крайней мере однажды он был на грани
гибели и только благодаря невероятному везению вовремя успел отскочить от
неожиданного источника электроэнергии, испускающего лучи. Этот, как и
другие пятьдесят, он обозначил на своей карте, но когда шел по лабиринту,
занимающему площадь крупного города, он не мог быть уверен, что не
наткнется еще на что-нибудь, до сих пор ему неизвестное.
Небо темнело: великолепная сочная зелень полудня сменялась черным
мраком ночи. Идя на охоту, Мюллер задержался, чтобы взглянуть на
созвездия. Даже их он теперь знал превосходно. В этом вымершем мире он
выискивал в небе крупицы света и объединял их в созвездия, которые называл
в соответствии со своими отвратительными, горькими мыслями. Так появились
Нож, Позвоночник, Череп, Стрела, Жаба. В глазнице Черепа мерцала
крохотная, слабенькая звездочка, которую он считал солнцем Земли. Он не
был в этом уверен, потому что блоки с картами он уничтожил сразу же после
посадки здесь, на планете Лемнос, однако чувствовал, что эта маленькая
огненная пылинка - Солнце. Такая же слабая звездочка изображала левый глаз
Жабы. Порой Мюллер говорил себе, что Солнце нельзя увидеть на небосклоне
неба, отдаленного от Земли на девяносто световых лет, но бывали минуты,
когда он нисколько не сомневался, что видит именно его. Созвездия чуть
дальше, сразу за Жабой, он назвал Весами и Чашами весов. Чаши, разумеется,
висели неровно.
Над планетой Лемнос светило три небольших спутника. Воздух здесь,
хотя и разреженный, годился для дыхания. Мюллер уже давно перестал
замечать, что вдыхает слишком много азота и слишком мало кислорода.
Немного не хватало двуокиси углерода, но от этого он почти не зевал. Из-за
этого, однако, он не печалился, крепко сжав в руках ствол штуцера, он
неторопливо шел по чужому городу в поисках ужина. Это тоже относилось к
выработавшемуся образу жизни. У него были запасы пищи на шесть месяцев,
помещенные в радиационный холодильник, установленный в убежище, которое
находилось в полукилометре от его теперешнего местопребывания, но чтобы
сохранить их он каждый вечер отправлялся за добычей. Таким образом он
убивал время, запасы он хотел сохранить в предвидении того дня, когда
лабиринт может быть покалечит или парализует его. Он быстро водил глазами
по резко изгибающимся улицам. Вокруг поднимались стены, темнели укрытия,
ждали ловушки и каверзу лабиринта. Он глубоко дышал. Осторожно поднимал
одну ногу, потом ставил ее очень крепко и лишь тогда поднимал другую,
оглядываясь вокруг. Свет трех спутников смещался и изменял его тень,
раскраивая ее на более мелкие двойные тени, пляшущие и извивающиеся перед
ним.
О услышал писклявый сигнал детектора массы, прикрепленного к левому
уху. Это означало, что где-то неподалеку находится зверь с весом от
пятидесяти до ста килограммов. Он настроил детектор на три уровня, причем
средний соответствовал животным средней величины - съедобным. Кроме того,
датчик сигнализировал о приближении твари от десяти до двадцати
килограммов весом и улавливал эманацию созданий весом более пятисот
килограммов. Маленькие бестии умели мгновенно бросаться на голову, гиганты
же могли раздавить его, попросту не заметив. Избегая тех и других, Мюллер
охотился на зверей средней величины.
Он притаился с оружием наготове. Животные, обитающие на планете
Лемнос, позволяли убивать себя без каких-либо выдумок с его стороны. Они
сохраняли осторожность относительно друг друга, но за девять лет
пребывания здесь Мюллера как-то не поняли, что он тоже хищник. Скорее
всего никакие представители разумной жизни не охотились здесь уже миллионы
лет, так что Мюллер без особого труда каждую ночь убивал их, а они все еще
не поняли, что такое человек.
Единственной его заботой на этих охотах было подыскать себе
безопасное и так закрытое место, чтобы сосредоточившись на своей жертве,
не оказаться добычей какого-то более грозного создания. Стержнем,
прикрепленным к пятке левого ботинка, он проверил, достаточно ли прочная
за ним почва. Порядок - плотная. Он отступил назад, пока не коснулся
спиной холодной поверхности стены. Потом опустился на левое колено на
слегка пружинящий тротуар, и приготовил штуцер к выстрелу. Он был в
безопасности и мог подождать. Так прошли, наверное, минуты три. Писк
детектора массы продолжал указывать, что животное находится в радиусе ста
метров. Потом под влиянием тепла все ближе подходившего зверя тональность
писка начала медленно расти. Он знал, что из своей позиции на краю
площади, окруженной округлыми скалистыми перегородками, он может
застрелить любую тварь, которая вышла бы из-за любой из этих
поблескивающих стен в форме полумесяца.
Сегодня он охотился в зоне "Е" лабиринта, или же в пятом секторе,
если считать от центра, в одной из наиболее коварных. Он редко когда
забредал дальше сравнительно безопасной зоны "Д", но в этот вечер какая-то
дьявольская фантазия заставила его придти именно сюда. С тех пор, как он
более-менее познакомился с лабиринтом, Мюллер ни разу не отважился вновь
войти в зоны "Г" и "И": в зоне "Ф" был всего лишь два раза. Здесь же, в
зоне "Е", однако он бывал наверное раз пять за год.
Направо от него из-за одной из этих перегородок выдвинулась тройная
из-за света трех лун тень. Писк детектора массы в диапазоне зверей
среднего размера достиг максимума. Тем временем самый маленький из
спутников, Антропос, двигавшийся по небу в обратном направлении, изменил
составляющую теней: контуры разделились, черная полоса пересекла две
другие черные полосы. То была тень морды, знал Мюллер. Прошла еще секунда.
Он увидел жертву - зверя, величиной с крупную собаку, коричневого, с серой
мордой, горбатого, уродливого, явно хищника. Первые свои несколько лет на
Лемносе Мюллер старался не убивать хищных животных, думая, что у них
невкусное мясо. Он охотился на местные аналоги овец и коров - ласковых
копытных животных, которые бродили по лабиринту, блаженно пощипывая травку
в садах. Лишь тогда, когда их нежное мясо ему приелось, он убил животное,
снабженное когтями и клыками, которое охотилось на этих вегетарианцев, и к
его изумлению бифштекс из мяса хищника оказался превосходным. Сейчас он
наблюдал, как на площадь выбирается именно такой зверюга. Он видел длинную
подрагивающую морду, слышал фырканье. Но скорее всего запах человека
ничего не означал для этого создания.
Самоуверенное, оно неторопливо направилось через площадь, только
неубирающиеся когти постукивали по гладкой мостовой.
Мюллер приготовился к выстрелу, внимательно целясь то ли в горб, то
ли в зад. У него был самонаводящийся штуцер, так что он бы попал
автоматически, но несмотря на это он всегда устанавливал прицел. Он, если
можно так сказать, не совсем соглашался со своим штуцером, цель которого
было убить, только убить, в то время как его интересовала еда. И ведь
легче взять на себя хлопоты с установкой прицела, чем втолковывать
штуцеру, что выстрел в мягкий сочный горб разорвал бы самое вкусное мясо.
Ну, прострелил бы он горб до самого позвоночника, а дальше? Мюллер любил
охотится с большим изяществом.
Он выбрал место на хребте в пятнадцати сантиметрах от горба, там, где
позвоночник соединяется с черепом. Он выстрелил. Зверь тяжело повалился на
бок. Сохраняя всяческую осторожность, он подошел так быстро, как только
осмелился. Умело отделив несъедобные части - лапы, голову, живот - он
распылил консервирующий лак на мясо, которое извлек из загривка. Из зада
он вырезал толстый бифштекс, после чего прикрепил обе порции ремнями к
плечам. Потом повернулся. Он отыскал зигзагообразную трассу, единственную,
которая вела к центру лабиринта. Через неполный час он уже будет в своем
убежище в сердце зоны "А".
На половине пути через площадь он неизвестно откуда услышал
незнакомый звук.
Он остановился и обернулся. Три небольшие твари сломя голову мчались
к убитому зверю. Но не стук когтей этих стервятников он только что слышал.
Или это лабиринт приготовил какую-то новую дьявольскую неожиданность? До
него донеслось тихое гудение, приглушенное хриплым пульсированием на
средней частоте, слишком протяжное, чтобы быть голосом какого-либо из
крупных животных. О никогда раньше не слышал ничего похожего.
Вот именно, здесь не слышал. Он начал перетряхивать ячейки памяти. И
через мгновенье уже вспомнил, что звук этот ему отлично знаком. Двойное
гудение, неторопливо тающее вдали - что это может быть?
Он определил направление. Вроде бы звук доносился сверху и из-за
правого плеча. Он посмотрел туда и увидел тройной каскад внутренних стен
лабиринта, соединенный этаж за этажом. А выше? Он посмотрел на полное
теперь звезд небо: Череп, Жаба, Весы.
Он вспомнил, что означает этот звук.
Корабль, космический корабль, переходящий с подпространственной на
ионную тягу перед посадкой на планету. Гудение выхлопных каналов,
пульсирование тормозных двигателей перемещались над городом-лабиринтом. Он
не слышал этих звуков вот уже лет девять, то есть с того момента, как
начал жизнь в своем добровольном изгнании. И теперь прибывшие гости
случайно вторглись в его одиночество. Или его выследили? Что им здесь
надо? Мюллер кипел от гнева. Разве не достаточно с него людей и мира
людей! Так уж им необходимо нарушать его покой? Он твердо стоял, широко
расставив ноги. И одновременно краешком сознания как всегда следил, нет ли
поблизости опасности, даже сейчас, когда он тоскливо глядел в сторону
вероятного места посадки звездолета.
Он не хотел иметь ничего общего ни с Землей, ни с жителями Земли.
Нахмурившись, он заметил крохотную искорку света в глазу Жабы, в глазнице
Черепа.
Они до меня не доберутся, решил он.
Они умрут в этом лабиринте, и косточки их смешаются с другими
костями, которые вот уже миллионы лет разбросаны по всем проходам.
А если им удастся войти так же, как удалось это ему?
Ну тогда им придется воевать с ним. Они поймут, как это не просто. Он
жестко усмехнулся, поправил висящий на плечах груз, и все внимание
посвятил своему обратному пути. Вскоре он был уже в зоне "С", в безопасной
зоне. Затем добрался до своего жилища, спрятал мясо и приготовил себе
ужин. Голова у него страшно разболелась. После девяти лет он вновь не один
на свете. В его одиночество вторглись. Снова он ощутил злость. Ведь ему
ничего не надо было от земли, кроме уединения, но и этого Земля не хочет
ему дать. Но людям этим еще придется пожалеть, если они доберутся до него
сквозь лабиринт.
А если...

Космический корабль вышел из подпространства чуть слишком поздно,
почти на самой границе атмосферы Лемноса. Чарльз Бордман не был доволен
этим. Требуя совершенства от самого себя, он требовал, чтобы и остальные
тоже умело справлялись со своими обязанностями. Особенно пилоты.
Но он не высказал недовольства. Он включил экран, и стены кабины
украсились живым образом планеты внизу. Облака почти не заслоняли ее
поверхность. Посреди обширной равнины вырисовывались круги складок,
очертания которых можно было определить даже с высоты ста километров. Он
обернулся к сидящему за ним молодому человеку и сказал:
- Прошу, Нед. Лабиринт Лемноса. И Дик Мюллер в сердце лабиринта.
Нед Раулинс прикусил губу.
- Такой большой? Да он, наверное, в сотни километров диаметром.
- Виден только наружный вал. Он обнесен кольцеобразными стенами
высотой в пять метров. Длина наружного вала по периметру - тысяча
километров. Но...
- Да-да, я знаю, - прервал его Раулинс и тотчас покраснел с той
обезоруживающей наивностью, которую Бордман считал такой милой и которую
намеревался использовать в своих целях. - Прости, Чарльз. Я не хотел
перебивать тебя.
- Не страшно! Так о чем ты хотел спросить?
- Вон то темное пятно внутри стен... Это и есть город?
Бордман кивнул.
- Город-лабиринт. Один Господь знает, сколько миллионов лет назад он
был выстроен. Именно там мы отыщем Мюллера.
- Если сможем добраться до середины.
- Да конечно. Когда доберемся, - поправил он Раулинса.
- Разве может такое быть, чтобы мы не добрались до центра?
- Мюллер добрался, - заметил Бордман. - Он там.
- Но он оказался первым. Всем остальным это не удалось. Так почему
мы...
- Пробовали многие, - заметил Бордман. - Причем без соответствующего
снаряжения. Мы справимся. Так что не думай об этом, лучше полюбуйся
посадкой.
Космический корабль снижался. Слишком быстро, подметил Бордман,
ощущая неуютность от потери скорости. Он не выносил межзвездных
путешествий. Но это было необходимым. Нед сидел напрягшись, с горящими от
любопытства глазами. Вне сомнения у этого мальчишки полно сил, и здоровья,
и сообразительности, чем мне порой кажется. Неужели и я в молодости был
таким? Однако ему казалось, что он всегда был взрослым - сознательным,
рассудительным, уравновешенным. Теперь, закончив восьмой десяток, он
научил себя оценивать объективно. Он как следует овладел своим ремеслом,
то есть правлением людьми, теперь он мудрее, но характер его оставался без
перемен. А вот Нед будет через шестьдесят лет совершенно иным человеком -
немного в нем останется от молокососа, что сидит в соседнем кресле.
Скептичный от натуры, Бордман допускал, что именно эта миссия окажется тем
испытательным огнем, который лишит Неда наивности.
Он прикрыл глаза. Сила тяготения овладела его старческим телом.
Сколько посадок на планеты совершил он. Работа дипломата требовала
постоянных метаний с места на место. Рождество Христово на Марсе, Пасха на
одном из миров Центавра, Троица на одной из планет Ригеля, и вот теперь
эта миссия - наиболее сложная из всех. Человек же не создан для того,
чтобы скакать вот так от звезды к звезде.
Он чувствовал, как под влиянием силы притяжения Лемноса, на который
корабль падал так быстро, лицо его деформируется, он был полон и
производил впечатление сладкоежки, и все же с незначительным усилием мог
бы приобрести модный силуэт современного человека. Но уже в самом начале
своей карьеры он решил выглядеть пожилым. То, что он терял в элегантности,
приобретал в авторитете. Позже на закате карьеры он вновь позволит, чтобы
время перестало касаться его. Тогда пусть седеют волосы, западают щеки. Он
будет делать вид, что ему лет восемьдесят и играть роль скорее Нестора,
чем Улисса.
Он был низкого роста, но производил такое солидное впечатление, что
легко становился центральной фигурой за любым столом переговоров. Его
широкие плечи, мощная грудная клетка и длинные руки скорее подошли бы
гиганту. Когда он вставал, лишь тогда выявлялся его низенький рост, но
сидя он мог вызывать страх. Он уже убедился, что эта особенность может
идти на пользу. Человек слишком высокий больше подходил бы для
распоряжений, а не для советов, а он, Бордман, никогда не стремился
командовать. Он предпочитал применять власть более тонкими способами.
И без того он выглядел как владыка. Пухлый, но четко черченый
подбородок, крупный, широкий нос, солидный и решительный рот, огромные
курчавые брови, черные пряди волос. Волосы, жесткие и длинные, закинуты за
уши. На пальцах он носил три перстня: гироскоп в платине и два рубина с
темной инкрустацией из урана-238. Одевался он скромно, традиционно - любил
толстые ткани и покрой чуть ли не средневековый. Наверняка он оказался бы
важной персоной в любое время и при любом дворе. Следовательно, был важной
персоной и сейчас. Вскоре он должен был высадится еще на одной чужой
планете. Он засопел.
1 2 3 4