Автобус в Лериду отправляется рано утром; там пересадка. Другой автобус довозит вас до пограничного Сео-де-Урхель.
В том, как идут автобусы, тоже сказывается отношение к местным расстояниям: после каждых ста километров - остановка возле маленького кафе, ибо сто километров - это много для здешних, укутанных в тяжелые деревенские пледы пассажиров. "Адский холод, три градуса тепла, можно превратиться в сосульку", - сказал мой сосед, зябко дуя на побелевшие пальцы.
И природа здесь меняется куда как быстрее, чем у нас. В Андалузии цветут апельсины - желто-красные мазки на фоне жирной зелени, растворяющейся в знойном мареве неба. А здесь, в Каталонии, всего в пятистах километрах к северу, земля голая, поросшая бурым ползучим кустарником, серые валуны и низкое небо; сложенные из огромных камней дома с узкими, длинными бойницами окон, и трубы, выведенные из форточек, заставляют вспомнить "буржуйки" студеных дней нашего сорок первого года.
А потом произошло чудо: чем выше забирался автобус по серпантину, уходящему в Пиренеи, тем заметнее менялась погода и картины природы окрест. Хребты и кряжи обрели характерный для гор Испании цвет - красный; небо стало синим, и солнце отразилось тысячами острых бликов в воде громадного озера, цветом похожего на лагуны Руидейры возле Эль-Тобосо, родины прекрасной Дульцинеи, - тяжелая, но в то же время прозрачная зелень, словно глаза астуриек в ранних сумерках, когда солнце уже ушло, но малиновый отсвет его остался.
...Испанский пограничник повертел мой паспорт в руках.
- Ты кто? - спросил он.
- Я советский.
Пограничник крикнул офицера. Тот вертел паспорт мучительно долго, смотрел на свет и, рассматривая мое фото, многозначительно улыбался. А граница - вот она, в десяти шагах. Странная граница: ни столба, ни поста - просто белая табличка на обочине и большие буквы на ней: "АНДОРРА".
- А на таможне вы были? - спросил офицер.
Шофер, который подвозил меня из пограничного Сео-де-Урхель, таможню проскочил, потому что чиновник, спросив, кого он везет, поцокал языком, пожелал мне хорошего отдыха и попросил шофера привезти из-за границы блок сигарет - в Андорре все цены на десять, а то и на двадцать процентов ниже, чем в Испании, - "страна без наценок", как утверждают туристские проспекты в Барселоне.
- Он ведь едет туда, - сказал шофер, - зачем же его смотреть?
- Ты что, против института таможенного контроля? - рассеянно поинтересовался офицер, по-прежнему не отрывая глаз от моего паспорта.
- Я - за таможенный досмотр, - вздохнул шофер.
- Тогда я спрашиваю еще раз: его проверили на таможне?
- Сеньор русо проверен на таможне, - солгал шофер, - у него нет наркотиков и оружия.
- Столица Советов - Москва? - спросил меня офицер. - Не так ли?
- Именно так.
Офицер еще более многозначительно посмотрел на пограничника. Тот на всякий случай одернул китель. Офицер медленно перевел взгляд на меня и сказал:
- Зимой в Москве бывают морозы. Разве нет?
- Бывают.
- Вот именно, - сказал офицер пограничнику и, поставив на моем паспорте штамп, попросил шофера: - Привези мне бутылку виски, деньги получишь после.
И вот мы миновали пост испанской пограничной охраны и оказались в Андорре, видимо единственной, кроме Монте-Карло, стране, не имеющей своих пограничников и армии. На всю державу только шестнадцать полицейских. Они следят за соблюдением правил уличного движения. Впрочем, более всего здешние блюстители порядка любят поговорить с приезжими издалека. Испанцев и французов здесь иностранцами не считают, поскольку статут "Принсштата Андорры" таков, что правят страной два принца: испанский "Епископальный", радетель интересов религии, и французский, представляющий Андорру за рубежом.
Пост "Епископального принца" недавно занял вместо старца Рамона-Иглесиаса-и-Наварры - по светским и церковным понятиям - молодой Хоан-Марти-и-Аланис; французским же по традиции является президент Франции (впрочем, Наполеон III был сначала президентом, а потом императором, но принцем Андорры он оставался в обоих своих качествах). С 1278 года в Андорре было сорок семь французских принцев и пятьдесят три испанских епископа; последние, как правило, являются одновременно духовными пастырями пограничного Сео-де-Урхеля.
Проехав третий по величине город Принсипата - Сан-Хулиан-де-Лория (сорок пятьдесят домов вдоль шоссе, из которых по меньшей мере двадцать пять заняты под отели, бары и рестораны, а нижние этажи всех остальных под магазины), мы поднялись еще выше. Потом дорога сделала крюк, и я оказался в столице Андорре, словно выросшей на скалах и окруженной снежными пиками Пиренеев. Белый город разбросан на первый взгляд хаотично: он словно бы смотрится в двух измерениях - вдоль по ущелью и сверху вниз по склону горы. Дома на вершине скалы кажутся игрушечными - так высоко они забрались. Таким же игрушечным видится громадное футбольное поле внизу, на берегу узенькой и бурной Гран Валира; каким-то чудом между двумя этими полукилометровыми разностями на скалах выросли дома, образующие главные улицы - Мэриджель и Карлемани.
Само название Андорра происходит из двух иберийских слов: "андо" "высший" и "оре" - "железо" (существует иная версия, базирующаяся на изначалии кельтского языка: "ан" - "дуть" и "дор" - "дверь", то есть "ворота, через которые дуют ветры"). И в кельтской и в иберийской версиях есть свои резоны, ибо Андорра действительно продувается ветрами с Атлантики и со Средиземноморья, и между востоком и западом в климате заметна разница (при общей протяженности страны в тридцать километров с севера на юг). Когда в столице льет дождь, в Пас де ля Каса, на французской границе, шелестит крупчатый, сухой снег. С другой стороны, нельзя с ходу отвергать и "иберийскую" версию, ибо единственная отрасль индустрии Андорры в прошлом- это добыча железной руды, в андоррских, естественно, масштабах. Как бы то ни было, в этом продуваемом ветрами городе, несмотря на возвышающееся над всеми домами здание радиостанции "Андорра", чем-то похожее на ресторан "Ахун" в Сочи, вас не оставляет ощущение, что попали вы в далекое средневековье; невольно вспоминаются слова поэтессы Изабеллы Санди, сказавшей: "...путешествие по Андорре - это путешествие во времени, а не в пространстве".
Ощущение это, однако, исчезло, как только я увидел на главной улице, у въезда в город, в маленьком книжном магазине, единственном на всю страну, громадное фото Ленина. Я попросил шофера остановить машину. В магазине, который является одновременно библиотекой, на самом видном месте стояли книги Маркса, Ленина, Горького, Островского, Макаренко, мемуары Жукова, материалы XXIV съезда КПСС, учебники по марксистской философии - и все это в десяти километрах от испанской границы, по ту сторону которой даже хранение такого рода литературы преследуется... Только тут я понял истинный смысл слов шофера, который говорил испанскому пограничному офицеру, пропускавшему меня в Андорру, что досматривать "красного" нет смысла, "ибо он едет туда, а не оттуда". Только в книжном магазине я понял, почему таможенники на границе останавливают все машины, идущие из Андорры, и тщательно потрошат багаж: контрабанда контрабандой, а идеология идеологией.
Самой могущественной организацией Андорры - по словам хозяина отеля "Консул", который, записывая данные моего паспорта, одновременно давал советы, где провести вечер, - является "Синдикат д'инисиатива".
- А что ж это такое? - поинтересовался я.
- Это бюро андоррского туризма. Его президента сеньора Казимиро Араджаля Дуро знают у нас все: он андоррец по национальности, во-первых, говорит на нашем государственном языке, а это каталанский язык, а не какой-нибудь там баскский или французский, во-вторых, и, наконец, потому, что его секретарь Роса Джордана побывала в Англии, куда надо летать самолетом.
Последний довод окончательно убедил меня в том, что "Синдикат д'инисиатива" воистину могущественная организация, ибо в Андорре коренные жители до сих пор не видели ни самолета, ни паровоза - только автомобилем можно добраться сюда (или верхом, по горным тропам, но это по карману только очень богатым).
Даже Синдик Женераль (так здесь именуют премьер-министра) сеньор Франсиско Фереро не пользуется такой популярностью в Андорре, как президент "Синдиката д'инисиатива", ибо Андорра, все 21 452 ее жителя, живет исключительно за счет туризма и беспошлинной торговли. (Любопытен национальный состав населения страны. Собственно андоррцев, то есть людей, говорящих на каталанском языке, в стране 6 462 человека, испанцев- 13035, французов - 1302; живут в Андорре и занесенные невесть какими ветрами 13 сальвадорцев, 32 индуса, 1 сенегалец, 5 австралийцев, 2 гвинейца...)
Я успел в "Синдикат д'инисиатива" за десять минут до закрытия. Сеньориты Росы Джорданы, "которая побывала в Англии", там не оказалось, но зато сеньорита Милар Монтане подробно рассказала мне о том, что здесь сообщают каждому иностранцу: где и как сделать выгодные покупки, как пройти в ночной клуб, сколько стоит почасовая оплата горнолыжного тренера, как приобрести лицензию на отстрел зайцев и коз, а равно и медведей (хотя здесь только один-единственный раз, лет двадцать тому назад, видели медведя в районе пика Менерс, но с тех пор медвежья охота пропагандируется в Андорре так, словно это любимое времяпрепровождение местных жителей) и каким образом добраться до семи наиболее известных исторических памятников.
Успех всякого путешествия, будь оно даже заранее подготовленным, зависит от везения, от случайного везения: в этом меня никто не переубедит.
Я шел по рано засыпающей Андорре, и небо было близким, а звезды казались нарисованными и ненастоящими - так велики были они, и шумела студеная рио Гран Валира, а от воды пахло свежепостиранным в Енисее бельем, и хрустел стеклянно ледок под ногами. А в маленьком баре "Фидель" было жарко и шумно, и говорили посетители о ценах на фотоаппараты, об отсутствии туристов в связи с плохой зимой - нет снега; о пошлине на табак (это второй вид "индустрии" Андорры, который, кстати, только еще развивается, потому что лишь в начале нынешнего века Франция и Испания отменили запрет на выращивание табака). В углу, возле запотевшего окна, сидел бородатый, седой старик в альпийской куртке и медленно тянул перно, чуть-чуть разбавленное водой и распространявшее сильный анисовый запах, и писал пальцем на стекле одно и то же слово: "революция"; каждый раз после "революции" он ставил вопросительный знак, усмехался чему-то, и лицо его становилось презрительным и скорбным.
Джордж Колвин, пятидесяти шести лет, новозеландец, ботаник (имеет двух взрослых детей, оба доктора медицины, каждый год меняют машины; Толстого и Диккенса читали в серии "Экономная литература" - "Война и мир" пересказана на 83 страницах), уехал из Веллингтона год назад.
- Я устал от всеобщей усталости, - сказал он, когда мы вышли из "Фиделя". - Я устал от безвременья, которое особенно страшно в век сверхскоростей, пожирающих время и тут же созидающих его; нужно быть филистерами и лжецами, чтобы в баре, носящем имя революционера, говорить только о деньгах... Я приехал сюда, потому что нашел в Лондоне книжку Рикардо Файтера (он произнес испанское имя на английский манер), которая называется "Легенды Андорры". Там мне запомнилась история о "Белой сеньоре из Авинья". Она боролась против завоевателя из Сео де Урхеля. Когда ее попросили спасти жизнь Синдика Андорры, она ответила: "Это невозможно. Я не могу спасти жизнь Синдика, ибо слишком могуч епископ из Урхеля. Но я спасу ваши права и ваше достоинство". Я приехал сюда, потому что всю жизнь мечтал о такой земле, где превыше всего ценится достоинство. В 1978 году Андорра отметит семисотлетие своей государственности, но чего она сейчас стоит? Цена, цены, цена, транзистор, туристы, цена, цены, отель, бар...
...Откровенно говоря, я не очень-то люблю "бродячих революционеров", которые, устав у себя дома, отправляются по миру, оплачивая расходы по поездке с текущего счета в швейцарском банке. Усталая озлобленность, как правило, в подоплеке своей имеет зависть или тоску по ушедшим годам, по несостоявшейся любви, по ненаписанной книге или по тому главному, что задумывалось в юности, но так и осталось задумкой, - а это всегда словно рана.
Но следующим утром, - солнечным, раскаленно-белым из-за того, что воздух здесь, как и вода, целебен к прозрачен, - когда я зашел к директору правительственного официоза "Газет де Андорра" и "Андорра Мэгэзин" Пьеру Фурнъе де ля Мартину и пробыл у него целый день, я убедился в том, что горький пессимизм Колвина в чем-то оправдан.
- У нас в Принсипате один выходной день в году, - говорил мне де ля Мартин, - восьмое сентября, день святой Мэриджель, покровительницы Андорры. Люди работают весь год без отдыха - ради тех трех недель, когда можно будет уехать в Барселону, и жариться на пляже, и потом жить этой поездкой весь следующий год, рассказывал соседям о том, как и во что были одеты увиденные на пляжах Барселонетты приезжающие знаменитости... По совместительству, - он усмехнулся и закурил новую сигарету, - я владелец здешней Пласа де торос на пять тысяч мест. Я приглашал из Франции и Испании лучших певцов; рекламу обеспечивал и в моих газетах, и через радио - директор мой друг, слава богу. Билеты были довольно дешевыми: это вам не Испания, где ложа стоит три тысячи песет, почти половину месячного заработка рабочего. Знаете, сколько народу пришло послушать Адамо? Шестьсот человек. Он пел на полупустой Пласа де торос. Торговля, деньги, бизнес- все это убивает в людях духовное. Причем сплошь и рядом люди живут даже не бизнесом, а лишь его иллюзией. Мы тоже хотим быть страной "неограниченных возможностей". Вот человек и торгует сигаретами и туристскими проспектами, мечтает скопить побольше денег и купить кораблестроительный завод в Валенсии или Гавре... И не решается оторвать от своих мизерных сбережений даже песету на билет в концерт или на книгу.
В "Галерее искусств"-маленьком деревянном шалэ, которое тоже принадлежит Фурнъе, я долго беседовал с известным андоррским художником Хаиме Пуихом. Живопись его солнечна; в чем-то она примитивна, а потому бесконечно искренна.
- Я андоррец, мой язык каталанский, и кисть моя тоже каталанская. Я очень люблю солнце, и горы, и снег на вершинах, особенно весной, когда он становится синим, таким, как небо, но туристы хотят, чтобы я рисовал их поясные портреты в модных лыжных куртках. Им очень хочется быть красивыми и молодыми, и я вынужден рисовать их такими, а натуру я пишу зимой, в декабре, когда еще нет снега. Но чтобы писать натуру, я должен продавать минералы, делать витражи в магазинах и писать копии с Сезанна для баров; почему-то владельцы очень любят, чтобы у них в барах висел Сезанн.
Второй известный андоррский живописец, Сергио Мае, уехал куда-то, и я не смог повидаться с ним. Он работает с деревом, вырезает интереснейшие композиции- это вообще в традиции андоррцев, резьба по дереву, очень строгая, реалистичная, но это реализм горцев, где натура не довлеет, а лишь дает повод быть точным, если ты любишь свою страну, и своих людей, и женщин, которые набирают воду в кувшины, склонившись к пенной жути студеной воды...
Андорра - пожалуй, самый чистый и аккуратный город из всех, какие я видел. Здесь господствует подлинная "эпидемия" чистоты; ранним утром в витрины сотен магазинов забираются девушки с замшевыми тряпками и драят стекло так, что солнце разбивается вдрызг на тысячи зеркальных лучиков, которые слепят глаза. Колвин пошутил:
- Это специально для того, чтобы продавать как можно больше дымчатых очков, - наверное, девушкам приплачивают продавцы оптики.
Аккуратность здесь во всем, даже в том, как вас знакомят с Андоррой. Сначала вам рассказывают о Принсипате, потом о двух принцах; затем о двух синдикатах; после о трех реках - Гран Валира, Валира дю норд и Валира д'ориент; потом о четырех мостах - Сан-Антонио, Эскалалес-Ингорданьи, ла Маргинеда, Эскалес; потом о пяти церквах - Санта-Колома, Сан-Хуан Казеллес, Сан-Михель Инголастер Мэриджель и Сан-Стефан; затем о шести "паришах" административных районах Принсипата - Канильо, Инкамм, Ордино, Ля Массана, Андорра и Сан-Хулиа, а уже под конец знакомят с семью наиболее занятными фактами из истории и экономики маленького пиренейского государства, причем особо выделяется тот факт, что республиканская Франция в 1789 году отказалась признать феодальный закон Андорры, но Бонапарт в 1806 году вновь признал этот закон.
В свое время Виктор Гюго сказал: "Пиренеи - это страна контрабандистов и поэтов". Контрабанда - табак. Курят в Андорре все, даже пятнадцатилетние школьницы двух - испанской и французской - местных школ; поэт в Андорре один Хоан Путч-и-Саларик, который верен своему языку, обычаям страны, ее истории, ее народу.
1 2 3 4 5