А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Розмэри Сатклифф
Меч на закате


Сатклифф Розмэри
Меч на закате

Розмэри Сатклифф
Меч на закате
Глоссарий
Абус == Хамбер
Акве Сулис == Бат
Андерида == Певенси
Бурдигала == Бордо
Вента Белгарум == Винчестер
Виндокладия == Бэдбэри
Вирокониум == Вроксетер
Галлия == Франция
Гарумна == Гаронна
Глевум == Глочестер
Дубрис == Дувр
Дурокобриве == Данстэбл
Дэва == Честер
Ир Виддфа == Сноудон
Иска Думнониорум == Эксетер
Каллева == Силчестер
* Кастра Кунетиум == Кэслдайк [* Латинское название, придуманное автором.]
Клуга == Клайд
Комбретовиум == Сиренчестер
Корстопитум == Корбридж
Кунетио == Милденхолл
Линдинис == Илчестер
Линдум == Линкольн
Лондиниум == Лондон
Лугуваллиум == Карлайль
Мон == о. Англси
Нарбо Мартиус == Нарбонна
Портус Адурни == Портчестер
Пролив Вектис == Солент
Сабринское море == Бристольский залив
Сегендунум == Уоллсэнд
Сегонтиум == Карнарвон
Сорвиодунум == Олд Сэрум
Тамедис == Темза
Толоса == Тулуза
Тримонтиум == Ньюстэд
Эбуракум == Йорк
Эстуарий Бодотрии == Фирт-оф-Форт
Эстуарий Метариса == зал. Уош
Яблочный остров == Гластонбэри
Hic Jacet Arthurus
Rex Quondam Rexque Futurus *
[* Здесь лежит Артур, король былого и король грядущего]
Артура нет... Со сломанным мечом
Навек уснул Тристан. Изольда рядом спит,
Там, где к глубинам запада поток
Над затонувшей Лионессой воды мчит.
Пал Ланселот... Блиставший солнцем шлем
Давно ржавеет рядом с треснувшим копьем.
Гавейн, Гарет и Галахад == все тлен,
И, безымянный, Авалон порос быльем!
Где прах тех рыцарей и ясноглазых дам?
В руинах Камелот, и Тинтачел угас,
Но где они, известно лишь богам ==
Ведь чары Мерлина утеряны для нас.
И Гвиневеру не зови. Позволь
Ту прелесть сохранить, что Время == судия
Вложило в имя, где слились восторг и боль,
Став одиноким плачем соловья.
е углубляйся в тайну. Может статься,
Что терем Аштолат == лишь дымная изба,
Что рыцарем считали самозванца,
Что Дева-Лилия распутна и груба,
А все легенды == лишь красивый вздор,
Их выдумал поэт. Он подбирал слова,
Точно паук, сплетающий узор
На ткани бытия. А правда такова:
Когда Рим пал, как старый, дряхлый ствол,
В котором уж иссяк целебных соков бег,
Их верхней ветки к небу вдруг пошел
Один чудесный, несгибаемый побег ==
Британский дух. И горстка храбрецов ==
Пусть грубых и простых, но кто был сердцем чист
И за победу умереть готов, ==
Смогла подняться, слыша бури рев и свист,
И бой принять, и в злое сердце смело
Направить грозный меч иль крепкое копье,
С величием, что в небесах гремело,
Когда они давно ушли в небытие.
Они легендой стали. Их начальник,
Артур, Амброзий == имя знать нам не дано ==
Прославлен доблестью необычайной,
А рыцарям бессмертье суждено.
Их было мало. Нет нигде ни слова ==
Когда и как настиг их вечный сон,
Шли они в бой под знаменем Христовым,
Иль вел их Гвента огненный дракон.
Но знаем мы: когда саксонский шквал
Их смел с лица Земли, померк небесный свет
Для всей Британии. Последний луч пропал,
И люди шепчут в темноте: "Артура нет..."
Френсис Бретт Янг
Предисловие автора
Подобно тому, как сага о Карле Великом и его паладинах на протяжении уже почти четырнадцати столетий была и остается Темой Франции, Легенда об Артуре была и остается Темой Британии. Поначалу традиция, затем == героическая повесть, которая вбирала в себя по пути новые детали, новые красоты и радужные романтические краски, пока не расцвела пышным цветом у сэра Томаса Мэлори.
Но в последние годы историки и антропологи все чаще и чаще склоняются к мысли, что Тема Британии == это и в самом деле "материя, а не лунный свет". Что за всем этим собравшимся вокруг нее божественным туманом языческого, раннехристианского и средневекового великолепия, стоит одинокая фигура одного великого человека. Не было рыцаря в сверкающих доспехах, не было Круглого стола, не было многобашенного Камелота; но был римско-британский военачальник, которому, когда нахлынула варварская тьма, показалось, что последние угасающие огоньки цивилизации стоят того, чтобы за них бороться.
"Меч на закате" == это попытка из осколков известных фактов, из домыслов, и предположений, и чистых догадок воссоздать человека, каким мог бы быть этот военачальник, и историю его долгой борьбы.
Кое-какие детали я сохранила из традиционной ткани Артуровской легенды, потому что в них чувствуется дыхание истины. Я оставила первоначальный сюжет, или, скорее, два взаимопереплетающихся сюжета: Грех, который несет в себе свое собственное возмездие; и Братство, разбитое любовью между женщиной вождя и его ближайшим другом. В них есть неизбежность и безжалостная чистота контуров, которые можно найти в классической трагедии и которые принадлежат самым древним и сокровенным тайникам души человека. Я сохранила тему, которая, как мне кажется, незримо присутствует в этой истории, == тему Священного Короля, Вождя, чье божественное право, в конечном итоге, == умереть за жизнь своего народа.
Бедуир, Кей и Гуалькмай упоминаются по имени раньше всех остальных товарищей Артура, и поэтому я оставила их, отдав роль друга-и-любовника Бедуиру, который был там с начала и до конца, а не Ланселоту, который является позднейшим французским заимствованием. Оставила я и собаку Артура и его белую лошадь, как из-за их ритуального смысла, так и потому, что Артур == или, скорее, Артос == которого я так хорошо узнала, был из тех людей, кто придает большое значение своим собакам и своим лошадям. При раскопках в римской крепости Тримонтиум были обнаружены кости 2прекрасно сформированной девушки-карлика", лежащие в яме под скелетами девяти лошадей. Необъяснимая находка, которой в захвате Артосом крепости и в истории с "Народцем Холмов" я попыталась дать объяснение. И так далее... Почти каждая часть романа, вплоть до маловероятной связи между Медротом и этим таинственным саксом с британским именем == Сердиком, полулегендарным основателем Уэссекса, == имеет под собой какую-то почву помимо воображения автора.
Изложив, так сказать, свои соображения, я хотела бы выразить как нельзя более горячую благодарность людям, которые тем или иным образом способствовали написанию 2Меча на закате", == и в том числе Оксфордскому университетскому издательству, за то, что оно позволило мне использовать некоторых героев, уже появлявшихся ранее в "Несущем светильник"; а также авторам многих книг, от Гилдаса в VI в. до Джеффри Эша в 1960 г.; странно разнородным специалистам, подробно и терпеливо отвечавшим на мои письма с вопросами о разведении лошадей8 моему канадскому другу, пославшему мне стихотворение "Hic Jacet Arthurus Rex Quondam Rexque Futurus", и сержанту Разведывательного корпуса и его юной подруге, которые помогли мне выяснить происхождение этого стихотворения после того6 как я и вышеназванный канадский друг потерпели плачевную неудачу в своих поисках; майору 1-го Восточно-Английского полка, который посвятил три солнечных дня своего отпуска из штабного колледжа тому, чтобы помочь мне спланировать кампанию Артоса в Шотландии и вычертить для меня тремя цветами на штабной карте решающую победу при Бадоне.
Глава первая. Меч
Теперь, когда луна близка к полнолунию, ветка яблони отбрасывает свою ночную тень сквозь высокое окно на стену рядом с моей кроватью. Здесь много яблонь, и при дневном свете == не более чем дички; но тень, что расплывается и дрожит на моей стене, когда проносится ночной ветерок, а потом снова становится четкой, == это тень той Ветви, о которой поют певцы, Ветви с девятью серебряными яблоками, звон которых может открыть дорогу в Страну Живых.
Когда луна поднимается выше, тень исчезает. Белое сияние струйками стекает по стене и расплывается по покрывалу, а потом, наконец, касается меча, лежащего рядом со мной == они положили его здесь потому, что, как они говорят, я беспокоился, если его не было у меня под рукой, == и глубоко-глубоко в темном сердце огромного, заделанного в головку эфеса аметиста Максима, рождается вспышка, едва заметная искра сверкающего фиолетового света. Потом лунный свет уходит, и узкая келья становится серой, как паутина, и звезда в сердце аметиста засыпает снова; засыпает... Я протягиваю руку в серую пустоту и касаюсь знакомой рукояти, которая в стольких боях согревалась от моей ладони; и ощущение жизни есть в ней, и ощущение смерти...
Я не могу спать в эти ночи из-за раны, пылающей огнем у меня в паху и в животе. Если бы я позволил, братья дали бы мне сонный напиток, который был бы сильнее, чем этот огонь; но мне не нужен сон, даруемый маковым отваром и мандрагорой и оставляющий в мозгу темный осадок. Я довольствуюсь ожиданием иного сна. А пока мне о стольком нужно подумать, столько вспомнить...
Вспомнить... вспомнить сквозь сорок лет тот раз, когда я впервые держал в руке эту искру фиолетового света, вызванную к жизни не холодной белизной луны, но мягким желтым сиянием свечей в рабочей комнате Амброзия в ту ночь, когда он подарил мне мой меч и мою свободу.
Я сидел в ногах своей кровати и скоблил лицо пемзой, что проделывал обычно два раза в день. Во время кампаний я, как правило, отпускал бороду и коротко подстригал ее, но на зимних квартирах всегда старался держать подбородок гладким, на римский манер. Иногда это означало истязание гусиным жиром и бритвой, после которого я оставался ободранным и исцарапанным и благодарил огромное количество богов за то, что, по меньшей мере, не был == подобно Амброзию или старому Аквиле, моему другу и наставнику во всем, что касалось конницы, == чернобородым. Но при везении все еще можно было достать пемзу, потому что нужно было нечто большее, чем франки или Морские Волки, чтобы полностью перекрыть торговые пути и заключить купеческую братию внутри каких-то границ. Один из торговцев пришел в Вента Белгарум всего несколько дней назад с грузом пемзы и сушеного винограда и несколькими амфорами слабого бурдигальского вина, нагруженными попарно на спины его вьючных пони; и мне удалось купить одну амфору и кусок пемзы размером почти с мой кулак == такого куска мне должно было хватить на всю эту зиму, а может быть, и на следующую тоже.
Закончив торг, мы выпили по кубку вина и поговорили, или, скорее, говорил он, а я слушал. Мне всегда доставляло удовольствие слушать, как люди рассказывают о своих странствиях. Иногда разговоры путешественников лучше слушать при свете костра и приправлять их для остроты большим количеством соли; но рассказы этого человека были дневного сорта, и если им и нужна была соль, то совсем немного. Он говорил о радостях некоего дома на улице сандальщиков в Римини, об ужасах морской болезни и о вкусе выращенных на молоке улиток, о мимолетных встречах и неприятных случайностях на дороге, переполненной смехом, как кубок переполняется вином, о запахе и цвете роз Пестума, когда-то продававшихся на римских цветочных рынках (он был, по-своему, чем-то вроде поэта). Он говорил о расстояниях от одного места до другого и о самых лучших тавернах, которые уму еще предстояло найти на дороге. Он говорил == и меня это интересовало больше, чем все остальное, == о готах из Южной Галлии и о рослых, темной масти лошадях, которых они выращивали, и о большой летней конской ярмарке в Нарбо Мартиусе. Я и раньше слышал о лошадях из Септимании, но никогда == от человека, который видел их своими глазами и имел возможность составить собственное мнение об их достоинствах. Поэтому я задавал множество вопросов и приберегал на потом его ответы, чтобы поразмыслить о них вместе с некоторыми другими вещами, которые уже давно жили в моем сердце.
Я много думал об этих вещах за последние несколько дней, и теперь, когда я сидел, уже наполовину раздетый для сна, и скоблил подбородок куском пемзы, я вдруг понял, что пришло время покончить с раздумьями.
Почему именно в ту ночь, я не знаю; время было выбрано не слишком-то удачно; Амброзий провел весь день на совете, было поздно, и к этому часу он даже мог уже лечь спать, но я внезапно почувствовал, что должен пойти к нему этой ночью. Я наклонился вбок, вглядываясь в отполированную выпуклую поверхность висящего в головах моей кровати боевого шлема == единственного зеркала, которое у меня было, == и ощупывая щеки и подбородок в поисках волосков, которые еще нужно было соскоблить; и мое лицо посмотрело на меня в ответ, искаженное изгибом металла, но достаточно ясно различимое в свете оплывающих свечей, широкое, как у кота, и загорелое под шапкой волос цвета скошенного луга, когда его выбелит солнце. Думаю, я унаследовал все это от матери, потому что во мне несомненно не было ничего от смуглого, узкокостого Амброзия; и, соответственно, от Уты, его брата и моего отца, который, по слухам, был похож на него. Никто никогда не говорил мне, какой была моя мать; возможно, никто просто не заметил этого, не считая Уты, который зачал меня с ней под кустом боярышника, просто так, от хорошего настроения после удачной охоты. Возможно, даже он заметил немногое.
Пемза сделала свое дело, и я, отложив ее в сторону, поднялся на ноги, подхватил лежавший на кровати тяжелый плащ и набросил его поверх тонкой нижней туники. Потом я крикнул своему оруженосцу, шаги которого все еще слышал в соседней комнате, что этой ночью он мне больше не понадобится, и вышел на галерею в сопровождении своего любимого пса Кабаля. Старый дворец коменданта погрузился в тишину, как бывает в военном лагере после полуночи, когда даже лошади перестают беспокойно переступать у своих коновязей. Только разбросанные шафрановые квадраты окон отмечали те места, где не спал кто-то из дозорных. На галерее немногие еще не погашенные фонари раскачивались взад-вперед на слабом холодном ветру, рассыпая по плиткам пола быстро мелькающие пятна света и тени. Через низенькую стенку внутрь галереи налетел снег, но ему не суждено было пролежать здесь долго: в воздухе уже чувствовалась холодная сырость оттепели. Мороз лизал мои голые икры и пощипывал свежевыскобленный подбородок; но на пороге Амброзиевых покоев, где стражники убрали копья, чтобы пропустить меня в переднюю, меня встретило слабое тепло. Во внутренней комнате, в жаровне, горели на углях яблоневые поленья, и их сладковатый аромат наполнял все помещение. Амброзий, Верховный король, сидел рядом с жаровней в своем большом кресле с перекрещенными ножкам, а в тенях у дальней двери, ведущей в спальную каморку, стоял Куно, его оруженосец. Я на мгновение задержался на пороге, и мне показалось, что я вижу своего родича беспристрастными глазами чужака: смуглый, узкий в кости человек со спокойным и очень решительным лицом; человек, который в любой толпе будет окутан одиночеством почти так же ощутимо, как наброшенной на плечи пурпурной мантией. Я всегда чувствовал в нем это одиночество, но никогда так остро, как в тот момент; и я благодарил судьбу за то, что никогда не стану Верховным королем. Не для меня эта нестерпимая вершина над линией снегов. И, однако, теперь я думаю, что титул не имел к этому почти никакого отношения, и дело было в самом человеке, потому что это его одиночество я знал в нем всегда, а коронован он был только три дня назад.
Он все еще не снял плаща, хотя сидел, наклонившись вперед и сложив руки на коленях, как делал, когда чувствовал себя усталым. Узкий золотой обруч, опоясывающий его смуглый лоб, играл бликами в пламени жаровни; а прямые складки плаща, сияющие при свете дня императорским пурпуром, переливались черными и винно-багровыми разводами. Когда я вошел, Амброзий поднял глаза, и его замкнутое лицо распахнулось, как распахивалось для немногих помимо меня и Аквилы.
== Артос! Значит, тебя тоже не тянет ко сну?
Я покачал головой.
== Нет; и поэтому я надеялся, что застану тебя не в постели.
Кабаль прошел мимо меня, словно чувствовал себя здесь совершенно как дома, и с удовлетворенным вздохом плюхнулся на пол около жаровни.
Амброзий какое-то мгновение смотрел на меня, потом приказал своему оруженосцу принести вина и оставить нас одних. Но когда юноша наконец ушел, я не сразу приступил к тому делу, которое привело меня сюда, а стоял, грея руки над жаровней и гадая, с чего начать. Я слышал, как по высокому окну шуршит мокрый снег и как вдоль пола тихо посвистывают сквозняки. Где-то хлопнула на ветру ставня; кто-то прошел по галерее, и его шаги затихли вдали. Я остро чувствовал вокруг себя эту маленькую, освещенную пламенем комнату и темноту зимней ночи, сдавливающую ее хрупкую оболочку.
Из ночи вылетел порыв ветра, резко ударив в окно мокрым снегом; над жаровней клубами поднялся ароматный дым, и яблоневое полено, рассыпаясь искрами, с тихим шорохом свалилось в алую пещеру горящих углей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70