Не надейся. А вот неустойку с тебя придется получить.– За что?– За то, дружище, что подрываешь экономическую основу вновь созданного кооператива. Потому что каждому придется что-то вложить. И на тебя мы рассчитывали.– Побойтесь бога!– А ты бога боишься? Ты, Степочка, приходишь ко мне, фактически с ультиматумом, и хочешь, чтобы я погладил тебя по головке. Рюмочку тебе налил, чокнулся и отпустил с миром? Завязал наш Степочка, в штаны наложил, хорошую девушку увидел и нюни распустил. А откуда я знаю, что ты завтра не побежишь каяться в ОБХСС? Твоя краля, наверное, честная, искусствовед, у нее идеалы, привыкла пирожками в столовых питаться. Бедная, но гордая! Чулочки, наверно, сама штопает или, может, ты уже научился? Она быстро раскусит, откуда у тебя деньги, ты ей ночью все расскажешь, а она сама донос сочинит…– Что вы говорите, Георгий Васильевич, вы не знаете Светлану!– Конечно, не знаю, а потому предвижу худшее. Я, Степочка, волк старый и опытный, ты мне здесь нужен, в городе, чтобы я с тебя глаз не спускал. Только тогда буду спать спокойно!– Давно знаете меня, могли бы и доверить.– А я никому не доверяю. – Белоштан оглянулся и, увидев, что одни в комнате, добавил: – Я и Любчику до конца не открываюсь. Сегодня ей со мной хорошо, она и верна, а завтра никто не знает, что может случиться… В чужую голову не залезешь, какие там мысли шевелятся, никому не известно.– Мне могли бы поверить.– А я, Степочка, сам себе только по праздникам верю. Когда отдыхаю душою и телом.– Ладно, тогда скажите, какой резон мне вас продавать? Ведь сам по самые уши увяз, разве мне хочется сидеть?– А откуда я знаю, может, тебя эти мальчики из ОБХСС купят… Там ребята ушлые, помилование пообещают, а ты уши и развесишь. Вот так-то, Степочка, нет моего согласия, и не надейся. Так и передай своей красотке: подцепила богатого жениха, пусть к нему в Город и перебирается… А потом, что еще наши компаньоны скажут… Решать будем вместе.Степан почувствовал, как гнев подступил к горлу. Еще минута – и потеряет рассудок. Закрыл глаза и сжал кулаки. Гнев – плохой советчик. Спокойно, приказал себе, спокойно, Хмиз, лучше разойтись с Белоштаном мирно. В создавшемся положении плохой мир лучше хорошей ссоры.– И все-таки, Георгий Васильевич, – произнес твердо, – вам придется смириться. Ставлю вас перед фактом.Хмиз встал и направился к выходу, но Белоштан жестом остановил его:– Ты, Степочка, не горячись и еще раз спокойно обдумай все. Не глупые люди придумали: семь раз примерь, а один раз отрежь. Бывай, мой дорогой, – лучезарно улыбнулся, – привет деве. Говоришь, на самом деле хороша? Может, покажешь? Вижу, не хочешь, и не надо, Степочка, есть в этом смысл. Я завидую тебе. Мне бы так, старому дураку, втрескаться! Ну, да я как-нибудь с Любчиком перекантуюсь. – Как бы пошутил, но глаза оставались жесткими. * * * – Ничего себе хиханьки-хаханьки, – сказал Пирий мрачно. – Если каждый задумает своим разумом жить! Что тогда будет, Жора, скажи мне? Разлад и шатание, вот что произойдет. И напрасно нас сверху к этому призывают. Красивые слова, Жора: вся власть народу! Народу уздечка нужна, да и батог покрепче.Белоштан поморщился.– Ты меня, Кирилл, не агитируй. Я еще с комсомола сагитирован. Ты лучше скажи, как с Хмизом поступить? – Наедине Жора позволял себе разговаривать с Пирием на «ты», даже свысока: знай, сверчок, свой шесток… И гордый Кирилл Семенович смирялся, так как истинным хозяином был все-таки Белоштан.– Подумаем… – Пирий налил себе кофе, опустился в удобное кожаное кресло.Они сидели в комнате за Пириевым кабинетом, в так называемой гостевой. Кирилл Семенович приказал секретарю никого не пускать и не соединять по телефону, ибо весть, принесенная Белоштаном, заслуживала того.– Налей мне рюмку, – не то попросил, не то приказал Жора, и Пирий послушно достал из шкафа бутылку грузинского «Ворцихе». – И выпей сам…– Не могу, после обеда выступаю на кирпичном заводе.– Кто там тебя будет обнюхивать?– Береженого бог бережет.– Времена… времена, – вздохнул Белоштан. – Раньше считалось хорошим тоном, когда от тебя попахивало коньячком, а нынче? Нынче ты, Кирилл, никакое не начальство, а слуга народа, и какой-нибудь тетке Моте, формовщице с кирпичного, будешь в рот заглядывать. Слушать ее внимательно и притворяться, что ее примитивные советы – верх житейской мудрости. На самом деле тебе начхать на нее с высокой колокольни, а если честно, то и на весь кирпичный завод.– А ты, Жора, с чего начинал? – хитро прищурившись, спросил Белоштана Пирий. – Кажется, маляром?– На что намекаешь?– А на то, что если руководствоваться твоей системой взглядов…– Брось. Я сам выбился в люди, никто мне не помогал, своей головой да локтями…– Врешь, – лениво возразил Пирий. – И ты, и я – продукты одной системы. Нам нужно было на первую ступеньку вскарабкаться, а дальше только держать нос по ветру. Я твою биографию, Жора, лучше тебя знаю. Выбрали тебя на строительстве комсоргом, а до того, как выбрали, ты локтями хорошо поработал, первым активистом был, а когда выдвинулся, быстро понял, что к чему. Благодарил и кланялся, кланялся и благодарил… Любому начальству, особенно райкомовскому и обкомовскому. И о выступлениях на собраниях не забывал – кто больше всех призывал к соцсоревнованию? Ты, Жора. Хотя до фени тебе были все комсомольские и партийные лозунги. А потом пошло-поехало: инструктор райкома комсомола, лектор… И дошел ты до промышленного отдела обкома партии, быть бы тебе самим заведующим, а может… – Пирий поднял большой палец правой руки, – но ты хитер, быстро сообразил: ну служебная машина, ну привилегированная поликлиника, обеды и завтраки в обкомовской столовой, пайки с икоркой… Но не пахнет деньгами, кроме того, надо вертеться: ежедневно показываться на глаза первому и лизать… Для тебя это, правда, не проблема, язык у тебя к этому привычный, ради дела ты и сейчас кому хочешь лизнешь. Вот ты и сообразил, что надо проникать туда, где деньги валяются под ногами, как мусор. А что может быть лучше в этом смысле трикотажной фабрики?Георгий Васильевич поморщился, но не сердито, скорее благодушно.– Мы с тобой, Кирилл, одного поля ягодки, – согласился. – Ты тоже с комсомола начинал, но оказался шустрее меня – пролез в мэры. Но хоть ты и высокое начальство, а пляшешь-то под мою дудку, извини за откровенность.– Извиняю, Жора, и с радостью, – Пирий похлопал Белоштана по плечу. – Как там в кино говорили: связал нас бог одной веревочкой… Так вместе до последнего будем вертеться… Кстати, кооператив «Красная Шапочка» я разрешил. Пусть Франко впрягается.– Разговорились мы с тобой, Кирилл, – Белоштан допил кофе и отодвинул чашку. – Что с Хмизом будем делать?– Отпускать нельзя.– На цепь не посадишь.– Сорвется, – согласился Пирий.– Страшно подумать, сколько он знает.– В принципе Хмиз должен держать язык за зубами: сам связанный и перевязанный.– Посмотрел бы на него сейчас, совсем от девки сошел с ума.– Странно, казался рассудительным, не глупым.– Пути души человеческой неисповедимы.– А в тебе бывший лектор проснулся… – усмехнулся Пирий. – Однако Степу отпускать нельзя. Мы должны спать спокойно.– Где уж тут. Сам говорил – следователь из Киева по наши души едет… А вдруг за что-нибудь зацепится?– Брось, власть в наших руках.– У Рашидова власти было чуть побольше.– Думай, что говоришь: если бы Рашидов был жив, никогда бы не допустил такого безобразия.– Да, на покойничках мы любим потоптаться, они ведь не кусаются.– Хорошая мысль. И мертвых никто не заставит заговорить…– Считаешь?– Что ты можешь предложить?– Молчу… – Белоштан поднял вверх обе руки. – Но как? Опасно ведь.– А для чего у нас Псурцев?– Считаешь – он?..– Он не он. Нас это не касается. – Пирий снял трубку и, услышав самоуверенный полковничий бас, приказал: – Давай, Леня, ко мне. В закоулок, да быстрее.Полковник не задержался. С сожалением окинул взглядом начатую бутылку коньяка, но не налил себе. Присел на стул, всем своим видом показывая нетерпение и исполнительность.– Не представляй из себя слишком делового, – посоветовал Белоштан. – Нам твои дела известны.– Совещание… Через полчаса совещание, и отменить его я не могу.– Позвонишь и скажешь, что задерживаешься у самого.– Неловко.– Неужели и от тебя пахнет? – вдруг взорвался Пирий. – Неужели дошло до милиции?– Щелокова нет, нет и порядка, – со скорбью признался Псурцев. – Сейчас, перед тем как отдать приказ, трижды подумаешь.– И до вас дошла демократия? – удивился Белоштан. – А я считал – милиция!– Пожалуй, сейчас меня, начальника городского управления внутренних дел, на сборах как обыкновенного Леньку-комсомольца шпыняют.– Ужас!– Все сейчас перестраиваются, даже милицейские сержанты. Но не в ту дуду дуют. Раньше таких ногою под зад из органов, а теперь вон в Киев жалуется.– Степа Хмиз взбунтовался.– Степа? Не может быть!– Факт остается фактом. Моча в голову ударила. Нашел где-то девку и хочет во Львов отчалить.– Ну и пусть себе плывет…– Много знает, Леня. Очень много, и сболтнуть может. Здесь он под нашим контролем, а во Львове… Нам только этого не хватало!– Ну и что думаете предпринимать?– Должны иметь гарантии.– Насколько мне известно, – нехорошо усмехнулся Псурцев, – гарантия от болтовни только одна…– Правильно рассуждаешь, Леня. И сможешь?– Еще Сталин сказал: нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики.– Зло шутишь.– А вы что, советуете мне взять Степана в собутыльники? Так для этого я другого компаньона найду.– Короче, сможешь?– Есть у меня на крючке один парень, – начал Псурцев издалека. – Точнее, не парень, а омерзительный тип, по которому давно петля плачет. Он на все пойдет… Но надо платить.– Сколько? – будто равнодушно спросил Белоштан.– Много. Очень много, – веско произнес Псурцев. – Есть такса. С летальным концом – миллион.– Ого!– Никто просто так рисковать не будет… Но если я дам ему гарантии… может, обойдется и меньшей суммой.– Согласен, – быстро сказал Белоштан. – Как раз Степин взнос. Пай в нашу компанию.– Самооплата… – рассмеялся Псурцев. Неожиданно Пирий сказал:– Не думал, что в нашем Городе есть профессиональные… – он запнулся, но Псурцев закончил спокойно:– Убийцы?– Итак, в Городе существует мафия! Почему не докладывал мне? Газеты писали об организованной преступности в Ленинграде, еще в других городах. Но чтобы у нас!..– Ну какая же это мафия, – махнул рукой Псурцев. – Я же говорю: один тип у меня на крючке…– Кто?– Вам это не обязательно знать.– И он один, без помощников?– Повторяю, вас это интересовать не должно. Белоштан вдруг налил себе полную рюмку и опорожнил одним глотком, даже не почувствовав аромата коньяка. Слово «мафия» почему-то ужалило его.«А мы не мафия? – подумал он. – Что бы сказали в Городе, если бы нас вдруг раскрыли? Конечно же назвали бы мафией. Ну и пусть, – решил, – разве дело в слове? Мафия – это не так уж плохо. Все-таки какой-то романтический ореол: мафия, мафиози… Гораздо лучше, чем бандит, преступник. Хотя каким словом ни называй, а суть одна. И сидеть нам в случае чего вместе: и полковнику милиции, и мне – директору фабрики, и самому мэру городу. Носить черные ватные бушлаты и ботинки из грубой кожи».Белоштана замутило только от одной этой мысли, но, заметив, как весело улыбается Псурцев, как спокойно дует на ногти Пирий, он немного успокоился. Не пойман – не вор, а поймать их не так-то просто, точнее, невозможно. И все же…– Мне думается, – строго посмотрев на довольные лица Псурцева и Пирия, с металлом в голосе произнес Белоштан, – это надо рассматривать как крайнюю меру. Следует сообща еще попытаться обработать Хмиза, убедить его, что он, вонючий козел, делает глупость. Если надо, пригрозить!С ним согласились. * * * Степан вел машину уверенно и даже залихватски. Чувствовал, как любуется им Светлана, и срезал повороты, не снижая скорости, тем более что «девятка» с ведущим передним мостом позволяла это.– Так пойдешь за меня замуж? – в который раз спрашивал Степан.– А разве я не твоя?Степан вспомнил, как переступила она порог его квартиры, как остановилась, кажется, растерянно и как он прижал ее к себе – податливую, но все еще напряженную.– Моя, конечно, моя! В субботу распишемся.– Ты на самом деле хочешь этого?– Не представляю жизни без тебя.– Но так быстро? Я и не думала… А потом, я слыхала, в загс надо заявление за месяц подавать.– Нас распишут хоть сегодня.– Неужели ты такой всесильный?Степан вспомнил директора Дворца бракосочетания: черненькая, лет под сорок, с белым, будто навсегда напудренным лицом, страшно манерная, она как-то заскочила на базу с какой-то мелкой просьбой. Слава богу, все для нее сделал, а она еще строила ему глазки и оставила номер телефона, которым он так и не воспользовался. Интересно, какими глазами посмотрит на них со Светланой? Наплевать! Главное, не посмеет отказать.– До всесильного мне еще далеко, – ответил он, – но брак, если я скажу, нам зарегистрируют сразу.– Но у меня даже нет свадебного платья, а потом, ведь надо поставить в известность родителей.– А что, они будут возражать?– Нет, конечно.– Позвони им сегодня вечером. Приедут на поезде, а платье до субботы будет готово.– Как-то все это – словно по мановению волшебной палочки.«А так будет теперь у тебя всегда, – хотел сказать Степан. – Все твои желания будут выполняться беспрекословно. Хотя, – подумал, – придется ограничиваться. Сейчас твои доходы, Степочка, накроются – профукаешь приобретенное, а дальше – как все… Скромный служащий…» Однако эта мысль не смутила. «Ничего, – решил, – живут же люди, и даже счастливо. Будет не хватать денег, пойду в кооператив, наконец в таксисты».– Поехали, – сказал решительно. – А то еще дел невпроворот…– В субботу! – вдруг радостно рассмеялась Светлана. – Неужели в субботу? А знаешь, милый, если трудно, я обойдусь без свадебного наряда.– Ты что? – даже испугался Степан. – Ты у меня будешь самой нарядной и самой красивой. Все будут нам завидовать.Вспомнил, что у директора магазина Изи-рыжего припрятано два или три прекрасных свадебных платья, да и на базе найдут, дело за портнихой – он ее наймет из ателье на Центральном проспекте. Послезавтра все будет готово – и будет стоять Светлана в длинном невесомом платье с фатой и букетом белых роз – настоящая принцесса.И опять Степан подумал, какой же он счастливчик. Принцесса, встречающаяся только в сказках и главным образом королевичам, будет принадлежать ему, обыкновенному директору базы, только при упоминании о котором у людей на лице выражается презрение. С одной стороны, кланяются, а с другой – презирают… Парадокс!Что ж, пусть парадокс. Прощаясь с Городом, он устроит пышную свадьбу – нужно немедленно позвонить Леше и на субботу заказать ресторан, оркестр, много шампанского и деликатесов.«Нет, – остановил сам себя, – хватит этих купеческих замашек, это еще сегодня ты в фаворе, а завтра – стоп, шлагбаум опущен».– Слушай, – вдруг спросила Светлана, – а ты подумал обо мне? Мы уже говорили на эту тему, что я буду делать в Городе?– Подумал, обо всем подумал. Я еду к тебе, любимая… – Увидев пробежавшую тень на лице Светланы, объяснил: – Знаю, у тебя тесно: на троих две комнаты. Попробую поменяться на Львов. Если не получится, построим кооператив.– Это же так дорого!– Ничего, – снова почувствовал себя купцом Степан, – у меня есть сбережения.Светлана сразу посерьезнела и внимательно посмотрела на него. Возможно, поняла что-то, поскольку спросила:– Ты на самом деле хочешь оставить Город?– Непременно, – совсем честно ответил Степан, ибо в тот момент он в самом деле верил в это. * * * Псурцев сидел за рулем серого обшарпанного неприметного «Москвича». Он взял его у соседа, объяснил, что в воскресенье не хочет пользоваться служебной машиной, а собственный «жигуль» испортился. Впрочем, такие осторожности были лишними – кто будет следить за ним? Но береженого и бог бережет, а вдруг чужое злое око зацепится за его белую и всегда ухоженную машину?Полковник не спешил: специально выехал раньше, чтобы на месте оглядеться и в случае чего отменить встречу. В конце концов, не так уж и страшно, если кто-либо увидит его с Филей. Тот хоть рецидивист, но сейчас работает в жилконторе слесарем, случайная встреча на лоне природы, кроме того, милиция может поддерживать связи с кем угодно, в том числе и с бывшими преступниками. Между прочим, у полковника может быть и свой профессиональный интерес…И все же лучше, если их встреча останется незамеченной. Лучше и для Фили, и для него. Все может случиться, кто-кто, а Псурцев знал это: слава богу, не первый десяток лет в милиции.Полковник привык ездить с комфортом: в его «Ладе» стоял японский магнитофон «Мицубиси», который, кстати, подарил ему когда-то Степан Хмиз. Подарил, надеясь, конечно, на благодарность – и дождался… Псурцеву на миг стало жаль Степана: в принципе не плохой парень, не жадный, дружелюбный, сколько раз они в достойных компаниях «закладывали за воротник».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16