Председательствующий м-р Леонард. Но разве кто-нибудь ставит эти
положения под сомнение?
М-р Эндрюс, Тем не менее надо подчеркивать их снова и снова.
Продление жизни ни при каких обстоятельствах не должно стать товаром,
который можно купить в определенной лавке - столько-то долларов за каждый
добавочный год.
Из стенографического отчета о заседаниях подкомиссии
по делам науки комиссии по социальному развитию при
Всемирной палате представителей.

Сидя за шахматной доской, сенатор притворялся, что решает задачу.
Притворялся, потому что мысли его были заняты отнюдь не шахматами.
Итак, они знают секрет бессмертия, знают, но выжидают, сохраняя в
тайне до поры, когда будут уверены, что в распоряжении человечества есть
достаточное жизненное пространство. Причем это держится в тайне и от
народа, и от правительства, и от тех ученых - мужчин и женщин, - что
поколение за поколением тратят свои жизни на поиски давно открытого.
Да, сомнений нет: Смит не просто обнадеживал, он был уверен в том,
что говорит. "Как только корабли Межзвездного поиска, - заявил он, -
обнаружат жизненное пространство, мы подарим людям бессмертие". И это
означает, что бессмертие у них в кармане. Ведь его нельзя предсказать.
Нельзя заранее определить, что секрет будет найден в нужный момент.
Уверенность такого рода можно испытывать только в том случае, если он уже
есть.
Сенатор сделал ход слоном и тут же увидел, что ход неверен. Он
медленно вернул слона на прежнее место.
Жизненное пространство - вот ключ, и не всякое пространство, а
экономически замкнутое, способное обеспечить людей пищей и сырьем, в
особенности пищей. Ведь если бы речь шла просто о жизненном пространстве,
то пространством в этом смысле человечество располагает. Взять хотя бы
Марс, Венеру, спутники Юпитера. Но ни один из этих миров не может
существовать самостоятельно. И потому не решает проблемы.
Остановка только за жизненным пространством, и ста лет с лихвой
хватит на то, чтобы его обнаружить. Еще сто лет - и каждый, кем бы он ни
был, вступит во владение благом бессмертия, доступным всему человечеству.
"Еще одно продление даст мне эти сто лет, - сказал сенатор, беседуя
сам с собой. - Сто лет, и даже с запасом, ведь на сей раз я стал бы щадить
себя. Я вел бы более праведную жизнь. Ел бы в меру, отказался бы от
спиртного, от курева и от охоты за женщинами".
Разумеется, есть способы добиться своего. Их не может не быть. И он
их отыщет, поскольку знает все ходы и выходы. Недаром же он провел в
сенате пятьсот лет - для него не осталось тайн. Иначе он просто-напросто
столько не продержался бы.
Мысленно он принялся перебирать возможности, оценивая их одну за
другой.
ВОЗМОЖНОСТЬ ПЕРВАЯ: устроить разрешение на продление жизни кому-то
еще, а потом заставить этого кого-то передать разрешение ему, сенатору
Леонарду. Обойдется, конечно, недешево, да что поделаешь. Надо найти
кого-то, кому можно довериться, и вполне вероятно, что довериться до такой
степени нельзя никому. Продление жизни, прямо скажем, - не та поблажка, от
которой легко отказаться. Нормальный человек, получив разрешение, его уже
не отдаст.
Впрочем, если разобраться, из этого, наверное, вообще ничего не
выйдет. Ведь есть еще и юридическая сторона дела. Продление жизни - дар
общества одному конкретному человеку, лично ему и никому другому.
Разрешение нельзя передать. Его нельзя рассматривать как юридическую
собственность. Оно не может быть предметом владения. Его нельзя ни купить,
ни продать, следовательно, передать его также нельзя.
Однако если тот, кому даровано продление, умрет, прежде чем
воспользуется разрешением, - умрет, конечно же, естественной смертью, и
чтобы ее естественность не вызывала ни малейших сомнений, - тогда, быть
может... Да нет, все равно ничего не получится. Раз продление жизни нельзя
рассматривать как собственность, оно не есть часть состояния. Его нельзя
унаследовать. Разрешение, по всей вероятности, подлежит автоматическому
возврату ходатайствовавшей организации.
- Ну что ж, - сказал себе сенатор, - вычеркнем этот путь как
бесперспективный.
ВОЗМОЖНОСТЬ ВТОРАЯ: съездить в Нью-Йорк и поговорить с ответственным
секретарем организации. В конце концов Джиббс и Скотт - всего-навсего
посыльные. Они выполняют чужие приказы, передают волю власть имущих, не
более того. Если бы потолковать с кем-либо из боссов...
"Нет, - осадил себя сенатор, - не строй воздушных замков. Организация
вышвырнула тебя за борт. По-видимому, боссы выжали из Института продления
жизни все, что только посмели, нахватали разрешений больше, чем могли
надеяться. Теперь они уже ни на что претендовать не могут, и мое
разрешение понадобилось им для кого-то еще - для кого-то, кто идет на
подъем и способен привлечь избирателей.
А я - сказал себе сенатор, - отживший свое старый лис. Хотя и хитрый
лис, и опасный, если загонят в угол, и увертливый - как-никак пять
столетий на виду у публики прожиты недаром.
Пять столетий, - заметил сенатор мимоходом, - срок достаточно долгий,
чтобы не питать иллюзий, даже по отношению к самому себе.
Нет, решил сенатор, - этому не бывать. Я перестану уважать себя, если
поползу на коленях в Нью-Йорк, - уж, видит бог, я сумел бы перенести
унижение, но все же не такое. Я никогда не ползал на коленях и сейчас не
поползу - даже во имя добавочной сотни лет и прыжка к бессмертию.
Вычеркнем и этот путь, - приказал себе сенатор.
ВОЗМОЖНОСТЬ ТРЕТЬЯ: А что если подкупить кого-нибудь?
Из всех возможностей эта представлялась самой надежной. Всегда
найдется кто-то, кого можно купить, и еще кто-то, согласный выступить
посредником. Естественно, что член Всемирного сената может ввязываться в
дела подобного сорта только через подставных лиц.
Да, услуги такого рода, вероятно, кусаются - но для чего же деньги в
конце концов? Вот подходящий случай напомнить себе, что он вел в общем-то
экономную жизнь и сумел отложить известную сумму на черный день.
Сенатор сделал ход ладьей, и этот ход выглядел умным, тонким ходом,
так что он оставил ладью на новом поле.
Разумеется, после нелегального продления жизни ему придется скрыться.
Как бы ни хотелось бросить свой триумф в лицо боссам, об этом нечего и
мечтать. Нельзя допустить, чтобы хоть кто-нибудь вздумал поинтересоваться,
каким же образом он добился продления. Ему придется раствориться в толпе,
стать невидимкой, поселиться в каком-нибудь глухом углу и постараться не
привлекать к себе внимания.
Надо повидаться с Нортоном. Если вам позарез необходимо провернуть
какое-то дельце, надо повидаться с Нортоном. Обеспечить тайну делового
свидания, убрать кого-то с дороги, получить концессию на Венере или
зафрахтовать космический корабль - Нортон возьмется за все. И выполнит
любое поручение шито-крыто и без лишних вопросов. При одном условии - если
у вас есть деньги. Если денег нет, обращаться к Нортону - пустая трата
времени.

Мягко ступая, в комнату вошел Отто.
- К вам джентльмен, сэр, - произнес он.
Сенатор вздрогнул и окаменел в кресле.
- Какого черта ты шпионишь за мной? - заорал он. - Вечно
подкрадываешься, как кошка. Норовишь испугать меня. С нынешнего дня изволь
сначала покашлять, или зацепиться за стул, или что хочешь, но чтобы я
знал, что ты тут.
- Извините, сэр, - ответил Отто. - К вам джентльмен. И у вас на столе
письма, которые надо прочесть.
- Прочту позже, - отрезал сенатор.
- Не позабудьте это сделать, сэр. - Отто был непреклонен.
- Я никогда ничего не забываю. Ты что думаешь, я окончательно
одряхлел, что мне нужно обо всем напоминать таким манером?
- Вас хочет видеть джентльмен, - повторил Отто терпеливо. - Некий
мистер Ли.
- Случайно не Энсон Ли?
Отто шумно засопел, потом ответил:
- Кажется, так. Он газетчик, сэр.
- Проси его сюда, - распорядился сенатор.
Флегматично утонув в кресле, он подумал: "Ли что-то пронюхал.
Каким-то образом он проведал, что организация вышвырнула меня за борт. И
вот пожаловал, чтобы четвертовать меня.
Ну нет, - поправился сенатор тут же, - он мог заподозрить что-то, но
не более. Мог подцепить слушок, но уверенности ему взять негде.
Организация будет держать язык за зубами, она вынуждена держать язык за
зубами - не может же она открыто признать, что продление жизни тоже стало
предметом политического расчета! И вот Ли, подцепив слушок, явился ко мне,
чтобы выжать из меня правду, взять меня на испуг и поймать на неосторожном
слове.
А я ему этого не позволю, - решил сенатор. Ведь если правда выплывет
наружу, вся стая окажется тут как тут и растерзает меня в клочья".
Как только Ли появился на пороге, сенатор поднялся и пожал ему руку.
- Извините за беспокойство, сенатор, - сказал Ли, - но я надеялся,
что вы не откажетесь мне помочь.
- Ну, о чем речь! - дружелюбно откликнулся сенатор. - Для вас - что
угодно. Присаживайтесь, мистер Ли.
- Вы читали мою статью в утреннем выпуске? - осведомился Ли. - Об
исчезновении доктора Карсона?
- Нет, - ответил сенатор. - Боюсь, что...
Он запнулся, ошеломленный.
Он не прочел газету!
Он забыл ее прочесть!
Он читал ее всегда. Он не пропускал ни одного номера. Это был
торжественный ритуал - начать с самого начала и дочитать до конца,
исключая лишь те рубрики, которые, как он убедился годы назад, и читать-то
не стоит.
Он развернул газету в институте, потом его отвлекла секретарша,
оповестившая, что доктор Смит согласен его принять. А выйдя из кабинета,
он так и оставил газету в приемной.
Случилось нечто ужасное. Ни одна новость, ни одно событие в целом
свете не могли бы расстроить его в такой степени, как тот злополучный
факт, что он забыл прочесть газету.
- Боюсь, что я пропустил вашу статью, - промямлил сенатор. Он был
попросту не в силах признать во всеуслышание, что забыл прочесть газету.
- Доктор Карсон, - сказал Ли, - был биохимик, и довольно известный.
Согласно официальной версии, он умер лет десять назад в Испании, в
маленькой деревушке, где провел последние годы жизни. Но у меня есть
основания думать, что он вовсе не умирал и, вполне возможно, жив-живехонек
до сих пор...
- Прячется? - предположил сенатор.
- Не исключено. Хотя, с другой стороны, зачем ему прятаться?
Репутация у него была безупречная.
- Тогда почему вы сомневаетесь, что он умер?
- Потому что нет свидетельства о смерти. И он далеко не единственный,
кто ухитрился умереть без свидетельства.
- Мм? - отозвался сенатор.
- Гэллоуэй, антрополог, скончался пять лет назад. Свидетельства нет.
Гендерсон, знаток сельского хозяйства, умер шесть лет назад. Свидетельства
опять-таки нет. Могу перечислить еще добрую дюжину подобных случаев - и,
вероятно, есть множество других, до которых я не докопался.
- А есть между ними что-нибудь общее? - осведомился сенатор. - Что-то
связывало их между собой?
- Одно-единственное. Всем им продлевали жизнь, хотя бы однажды.
- Вот оно что, - отозвался сенатор. Чтобы руки не выдали
предательской дрожи, он сжал подлокотники до боли в пальцах. - Интересно.
Весьма интересно.
- Понимаю, что как должностное лицо вы не вправе мне ничего сообщить,
но не могли бы вы поделиться со мной какой-нибудь догадкой, соображениями
не для протокола? Естественно, вы не разрешите мне сослаться на вас, но
дайте мне ключ, помогите хотя бы намеком...
Он замолк, выжидая ответа.
- Вы обратились ко мне потому, что я был близок к Институту продления
жизни? - спросил сенатор.
Ли ответил кивком.
- Если об этом хоть кому-то что-то известно, то в первую очередь вам,
сенатор. Вы возглавляли комиссию, где велись первоначальные слушания о
продлении жизни. С тех пор вы занимали различные посты, связанные с той же
проблемой. Только сегодня утром вы были у доктора Смита.
- Ничего я вам не скажу, - пробормотал сенатор. - Да я ничего толком
и не знаю. Тут, понимаете, замешаны политические интересы...
- А я-то надеялся, что вы поможете мне.
- Не могу, - признался сенатор. - Вы, конечно, ни за что не поверите,
но мне и вправду ничего не известно. - Помолчав немного, он опросил. - Вы
говорите, что всем, кого вы упомянули, продлевали жизнь. Разумеется, вы
проверяли - возобновлялись ли ходатайства о продлении?
- Проверял. Не возобновлялись ни для кого по крайней мере это нигде
не зафиксировано. Некоторые из них приближались к своему смертному часу и
действительно могли к настоящему времени умереть, только я очень
сомневаюсь, что смерть настигла их там и тогда, где и когда это якобы
произошло.
- Интересно, - повторил сенатор. - И, несомненно, весьма таинственно.
Ли, намеренно меняя тему, показал на шахматную доску.
- Вы хорошо играете, сенатор?
Сенатор покачал головой.
- Игра мне нравится, вот и балуюсь иногда. Она привлекает меня своей
логикой и своей этикой. Играя в шахматы, вы волей-неволей становитесь
джентльменом. Вы соблюдаете определенные правила поведения.
- Как и в жизни, сенатор?
- Как должно бы быть и в жизни. Когда положение безнадежно, вы
сдаетесь. Вы не заставляете противника играть до унизительного для вас
обоих конца. Так требует этика. Когда вы видите, что выигрыша нет, но и
резервы защиты не исчерпаны, вы продолжаете бороться за ничью. Так требует
логика.
Ли засмеялся, пожалуй, чуть-чуть натянуто.
- Вы и в жизни придерживаетесь таких же правил, сенатор?
- Стараюсь по мере сил, - ответил сенатор с напускным смирением.
Ли поднялся на ноги.
- Мне надо идти, сенатор.
- Посидите еще, выпейте рюмочку.
Репортер отказался.
- Спасибо, меня найдет работа.
- Выходит, я должен вам выпивку, - заметил сенатор. - Напомните мне
об этом при случае.
Когда Ли ушел, сенатор Гомер Леонард долго сидел в кресле, будто
оцепенев. Потом протянул руку, хотел сделать ход конем, но пальцы дрожали
так, что он выронил фигуру и она со стуком покатилась по доске.

Каждый, кто добьется продления своей жизни нелегальными или
полулегальными методами, без надлежащих рекомендаций, утвержденных
установленным порядком в соответствии с законной процедурой, подлежит
фактическому отчуждению от человечества. Как только его виновность будет
доказана, это должно быть оглашено всеми доступными людям средствами по
всей Земле до самых дальних ее уголков, чтобы каждый человек Земли мог без
труда опознать виновного. В целях большей точности и безошибочности
подобного опознания виновный приговаривается к пожизненному ношению
позорного жетона, публично оглашающего, его вину и заметного на
значительном расстоянии. Нельзя отказать виновному в удовлетворении
основных жизненных потребностей, как-то: в пище, одежде, скромном жилище и
медицинской помощи, однако ему воспрещается пользоваться в какой бы то ни
было форме иными достижениями цивилизации. Виновному не разрешается делать
приобретения, превышающие минимальные требования сохранения жизни,
здоровья и благопристойности; он не допускается к участию в любых
предпринимаемых людьми начинаниях и учреждаемых ими объединениях; он
лишается права пользоваться услугами библиотек, лекционных залов,
увеселительных и прочих заведений, как общественных, так и частных,
действующих ради просвещения, отдыха или развлечения других людей. В
равной степени воспрещается всем жителям Земли во избежание сурового
наказания сознательно вступать с виновным в беседу или какие-либо иные
отношения, принятые между людьми. Виновному дозволяется прожить незаконно
продленную жизнь до ее естественного завершения в рамках человеческого
общества, но с лишением фактически всех прав и обязанностей, общих для
человеческих существ. И все перечисленные выше санкции в полной мере
налагаются на пособника или пособников, которые с сознательно обдуманным
намерением так или иначе помогли виновному добиться продления своей жизни
иными, нежели законные, средствами.
Из Кодекса продления жизни.

- Стало быть, - сказал Дж.Баркер Нортон, - все эти столетия
организация ходатайствовала о продлении вашей жизни, тем самым
расплачиваясь с вами за услуги, которые вы ей оказывали?
1 2 3 4