Клиффорд САЙМАК
СРОЧНАЯ ДОСТАВКА


1
Пятница приближалась к концу. Закончилась последняя лекция, и уже все
студенты покинули аудиторию. Эдвард Лансинг стоял у стола, собирал
лекционные конспекты и складывал их в свой дипломат. Завтра у него не
будет занятий. И он почувствовал себя от этого превосходно - никакие
дополнительные нагрузки не могли испортить ему отдыха, отхватив изрядный
кусок времени от свободного дня. Хотя он пока и понятия не имел, что будет
делать в выходной. Можно было бы съездить в холмы, поглядеть на осенний
лес, который как раз к концу этой недели должен оказаться в полнейшем
своем великолепии. Можно было позвонить Энди Сполдингу и предложить
отправиться на небольшую прогулку. Можно было пригласить на ужин Алису
Андерсон, и пусть дальше все течет само собой. Или можно было вообще не
предпринимать ничего - зарыться у себя дома, как в норе, развести хороший
огонь в камине, поставить на диск проигрывателя пластинку Моцарта и
кое-что почитать из материалов, которых у него накопилось уже достаточно.
Он сунул дипломат подмышку и вышел за дверь. Игральный автомат стоял
дальше по коридору. Чисто по привычке он сунул руку в карман и наощупь
определил, какие у него имелись монеты. Пальцы отыскали четвертак, и он
опустил монету в прорезь, приостановившись у автомата. Потом потянул рычаг
вниз. Машина задумчиво кашлянула, хихикнула в глаза Лансингу, колеса ее
завертелись. Не ожидая результата, Лансинг двинулся дальше. Стоять не
имело смысла. Еще никому не удавалось выиграть. Иногда проносились слухи о
каком-нибудь чудовищном везении, крупном выигрыше, но все это, как он
подозревал, была лишь реклама, которую распространяли заинтересованные
лица.
За его спиной машина, перестав стрекотать и щелкать, со звоном
остановилась. Он обернулся. Персик, лимон и апельсин - ведь эта машина
была сделана в подражание старым машинам - ситуация, рассчитанная на
юношеское чувство юмора старшекурсников.
Итак, он опять проиграл. Но ничего странного в этом не было. Он не
мог припомнить, чтобы кто-то выигрывал вообще. Никто никогда не выигрывал.
Вероятно (хотя он не был в этом совершенно уверен), человек опускал монеты
в прорезь из чувства патриотического долга, из чувства какой-то
преувеличенной туманной гражданской обязанности. Ибо эти машины и в самом
деле обеспечивали финансовой поддержкой государственную программу
благосостояния для всех, и в результате клыки зловредного государственного
налога были несколько притуплены. Он мимолетно подумал об этом, не зная,
одобрять это или нет. Ему казалось, что во всей этой идее был какой-то
неуловимый моральный ущерб. Но ущерб или не ущерб, а идея работала. Он
вполне мог позволить, напомнил он себе, проиграть четверть доллара в
пользу нуждающихся и уменьшения подоходного налога.
Машина мигнула огнями и выключилась, оставив его одиноко стоять в
пустом холле. Развернувшись, Лансинг зашагал в свой кабинет. Еще несколько
минут - и, избавившись от портфеля, он будет на пути к свободному уикэнду.
Повернув за угол, он увидел, что у дверей кабинета его кто-то
ожидает. Свободная поза прислонившегося к стене молодого человека
безошибочно указывала, что это студент.
Лансинг прошел мимо него, шаря по карману в поисках ключа.
- Вы меня ждете? - спросил он юношу.
- Я - Томас Джексон, сэр, - сказал тот. - Вы оставили в моем ящике
записку.
- Да, мистер Джексон, кажется, и в самом деле я вас вызывал, - сказал
Лансинг, наконец припоминая. Он отворил дверь, и студент вошел в кабинет.
Проследовав за Джексоном, Лансинг подошел к столу и включил стоящую на нем
лампу.
- Садитесь сюда, - пригласил он студента, жестом указывая, куда тому
надлежало сесть. Стул стоял перед письменным столом.
- Спасибо, сэр, - сказал студент.
Лансинг зашел к столу с другой стороны и уселся. То, что ему сейчас
было необходимо, лежало среди пачки бумаг на левом крае стола. Порывшись,
он нашел необходимые ему бумаги.
Бросив взгляд на Джексона, он отметил, что тот явно нервничает.
Лансинг посмотрел в окно, находившееся напротив стола. За окном
виднелась часть университетского кампуса. День, отметил он, был типично
сонным осенним днем Новой Англии, когда мягкий свет солнца превращает
желтую листву в расплавленное золото. Особенно красиво смотрелись старые
березы, росшие у самого окна.
Он взял папку с бумагами, лежавшую перед ним, пролистал страницы,
делая вид, что изучает их.
- Мистер Джексон, не могли бы вы уделить некоторое время беседе со
мной? Я хочу поговорить о вашей работе, - сказал он. - Во многих
отношениях ваша работа произвела на меня неординарное впечатление.
Студент сглотнул и с трудом сказал:
- Я очень рад, что вам понравилось.
- Это одна из лучших критических работ, какие только мне приходилось
читать, - сказал Лансинг. Вам это, должно быть, стоило изрядных усилий и
времени. Это очевидно. Вы совершенно оригинально воспринимаете одну сцену
из "Гамлета", а ваш анализ блестящ. Но кое-что меня озадачивает, тем не
менее... а именно: некоторые цитируемые вами источники.
Он положил папку на стол и посмотрел на студента. Студент попытался
ответить ему твердым взглядом, но глаза его поблескивали, и он скоро отвел
их в сторону.
- Что мне хотелось бы знать, - продолжал Лансинг, - так это то, кем
являются вот эти люди, фамилии которых вы упоминаете? Райт? Фарбст? Как я
понял, это очень известные исследователи Шекспира. Хотя я никогда о них не
слышал.
Студент не произнес ни слова.
- Что меня озадачивает, - сказал Лансинг, - это причина, по которой
вы упоминали эти имена. Работа крепка сама по себе. Если бы не эти
фамилии, я бы не сомневался, что, несмотря на некоторую леность в прошлом,
вы как следует потрудились. Ваши прошлые успехи заставляют сильно
сомневаться в такой возможности, но я всегда склонен решать в таких
случаях в пользу студента. Так вот, мистер Джексон, если это какой-то
подлог или шутка, то в шутке я юмора не нахожу. Если у вас есть
объяснения, то я вас слушаю.
- Это все проклятая машина! - с внезапной горькой обидой воскликнул
студент.
- Не совсем вам понимаю. Какая машина?
- Понимаете, - начал Джексон, - мне нужна была хорошая оценка. Я
знал, что если провалю этот курс, то... А я не могу себе позволить
провалить курс. Я по-честному пытался написать работу сам, но не
справился, и тогда пошел к машине...
- Я еще раз вас спрашиваю, - сказал Лансинг. - Причем здесь какая-то
машина?
- Это игральный автомат, - сказал Джексон. - Или машина, которая
очень похожа на игральный автомат. Хотя я думаю, что это что-то совсем
другое. Об этом знают немногие. Невыгодно предавать такие сведения
огласке.
Он умоляюще посмотрел на Лансинга, и тот спросил:
- Если это секрет, то почему вы мне рассказываете о нем? На вашем
месте, если бы я оказался в группе, владеющей подобным секретом, я бы
проглотил свою горькую пилюлю, но правды бы не выдал. Я позаботился бы о
том, чтобы не пострадали остальные.
Он, конечно, не поверил в историю с игральным автоматом. Просто
продолжал усиливать нажим на студента, надеясь, что таким способом
достигнет результата - узнает правду или достаточно близко подберется к
ней.
- Понимаете, сэр, дело в том... - начал Джексон. - Вы думаете, что
это глупая шутка, или что я нанял кого-то, чтобы он написал мне работу...
вы можете думать о многих нехороших вещах, и если вы не перестанете думать
об этом, то не поставите мне хорошую оценку, и я провалю курс, а мне, как
я вам уже говорил, нельзя его проваливать. Поэтому я и решил сказать вам
правду - видите, я просто играю. Может, сообщив вам правду, я получу два
лишних очка.
- Это очень благородно с вашей стороны, - сказал Лансинг. - Да, в
высшей степени... Но игральный автомат...
- Он стоит в здании Студенческого Сообщества, сэр.
- Да, я знаю, где это.
- В цокольном, полуподвальном этаже. С одной стороны бара есть дверь.
И в нее никто никогда не входит - почти. Там имеется что-то вроде
кладовой, но только сейчас там ничего не хранят. Раньше, наверное, это
была кладовка, а теперь нет. Там навалено много всякого старья. Выбросили
и забыли. А в углу стоит этот игральный автомат. Если человек зайдет туда,
то вряд ли заметит автомат. Он такой приземистый, и в темном углу. И
каждый подумает, что он сломан.
- Но только не тот, кто знает, что это на самом деле за машина, -
добавил Лансинг.
- Совершенно верно, сэр. То есть, вы мне верите, не так ли, я
правильно понял?
- Этого я не говорил, - объявил Лансинг. - Я просто хочу вам помочь.
Чтобы вы не отклонялись в сторону от главной темы.
- Да, спасибо, сэр. Это очень мило с вашей стороны. Я действительно
немного отклонился. Так вот, вы подходите к автомату, сэр, и опускаете в
щель четверть доллара. Машина включается, обращается к вам словами,
спрашивает, что вам нужно, и...
- Вы хотите сказать, что автомат начинает с вами разговаривать?
- Совершенно верно, сэр. Спрашивает, что вам нужно, и говорит,
сколько это будет стоить, и когда вы заплатите, она выдает вам то, что вам
нужно. Рукопись или предмет. Почти любой предмет. Только скажите этому
автомату, что вам нужно...
- Понятно. И сколько стоила вам эта работа?
- Сущие пустяки. Два доллара. Вот и все.
- Чертовски дешево, - изумился Лансинг.
- Вы правы, сэр. Это в самом деле выгодная сделка.
- Сидя здесь, за своим столом, - сказал Лансинг, - мне представляется
очень несправедливым то, что только избранное меньшинство знает о
существовании сей чудеснейшей машины. Подумайте лишь о сотнях несчастных
студентах, которые сейчас ссутулившись, согнувшись над письменными
столами, в адских муках выжимают из себя каждый абзац. Если бы только они
знали, что в полуподвале здания находится решение всех их проблем...
Лицо Джексона закаменело.
- Вы мне не верите, сэр. Думаете, что я все сочинил. Думаете, я вам
вру.
- А почему вы так решили? Что я именно так думаю?
- Не знаю. Мне все это кажется очень простым, потому что все это
правда. И все так и было. И вы мне не верите, хотя я и говорю правду. Если
бы я соврал, то вы бы мне больше поверили, наверное.
- Да, мистер Джексон. Возможно.
- И что вы теперь сделаете, сэр?
- Пока ничего. Я на выходные немного подумаю об этом деле. И когда
приду к решению, то сообщу вам.
Джексон, в движениях которого чувствовалась явная скованность,
поднялся и вышел из кабинета. Лансинг слышал, как он спускается по
лестнице в холл. Потом стук подошв утих. Он положил работу Джексона в ящик
стола и запер ящик на ключ. Взяв дипломат, он направился к двери. На
полпути к двери он сделал разворот и бросил дипломат на стол. Сегодня он
домой ничего не понесет. Уикэнд - это его свободное время и он
позаботится, чтобы оно осталось свободным.
Шагая через холл к двери, которая выходила в кампус, он чувствовал
себя несколько странно - с ним не было привычного дипломата. Этот предмет
стал частью меня, подумал Лансинг. Так же, как брюки или туфли. Он годами
не расставался с ним и без него ощущал себя как будто обнаженным, как
будто было что-то неприличное в том, что он показался на людях без
дипломата, который должен был находиться у него подмышкой.
Спускаясь по широким каменным ступеням здания, он услышал, как сзади
его кто-то окликнул. Он обернулся и увидел Энди Сполдинга, который спешил,
чтобы перехватить Лансинга на полпути.
Энди был старейшим и доверенным товарищем Лансинга, но в некотором
роде являлся той "пустой бочкой", которая иногда очень громко "звучит". Он
мог иногда быть помпезным. Он был социологом, и голова у него была на
месте. И идей ему было не занимать. Единственная проблема - он никогда не
держал свои идеи при себе. Когда ему удавалось загнать в "угол"
кого-нибудь из друзей, он принимался мучить свою жертву, вцепившись в ее
лацканы, чтобы он или она не могли убежать, и, споря с самим собой,
развивал собственные многочисленные мысли, которые изливались из него
могучим потоком. Но, несмотря на все это, он был надежным товарищем, и
Лансинг был частично рад встретить его.
Он подождал у подножия лестницы, и Энди догнал его.
- Зайдем в клуб, - сказал Энди. - Сегодня я угощаю.

2
Клуб факультета располагался в верхнем этаже здания Студенческого
Сообщества. Вся наружная стена представляла собой огромное панорамное
стекло, выходившее на тишайшее аккуратное озерцо, окруженное березами и
соснами.
Лансинг и Энди заняли один из столиков у этого окна.
Сполдинг поднял свой стакан и сквозь него оценивающе посмотрел на
Лансинга.
- Знаешь, - сказал он, - несколько дней назад мне пришло в голову,
что было бы неплохо, если бы у нас случилось что-нибудь вроде
средневековой чумы, такой, что стерла с лица Земли половину населения
Европы в четырнадцатом веке. Или новая мировая война. Или второй
библейский потоп. Все, что угодно, лишь бы только еще раз начать все
сначала, чтобы исправить некоторые ошибки, сделанные за последнюю тысячу
лет, чтобы мы получили шанс прийти к новым социологическим и экономическим
принципам. Шанс избежать серости сознания, шанс более разумной организации
самих себя. Система "работа-зарплата" стала смехотворно ущербной, она
изживает сама себя. А мы все еще цепляемся за нее...
- А тебе не кажется, что методы, которые ты предлагаешь, - сказал,
как будто рассеянно, Лансинг, - несколько жестковаты?
Он не собирался этим начинать спор. С Энди никто никогда не спорил -
он просто топил смельчака в словесном потоке. Он громыхал и пыхтел,
монотонно и без пауз, выдавал идеи, сортировал их, развивал их перед вами,
как будто раскладывал колоду карт.
Лансинг произнес эту фразу не собираясь спорить, но заражаясь духом
игры, которая требовала от жертв Энди определенной реакции через
определенные интервалы.
- Однажды, - сказал Энди, - мы внезапно осознаем - не имею
представления как и когда это случится, но мы осознаем, - что наши усилия,
усилия человечества, пока что бесплодны, потому что движемся мы в
неправильном направлении. Мы веками рвались за знаниями, стремились к ним
во имя здравого смысла, так же, как средневековые алхимики стремились к
своей цели - методу, который позволил бы им трансформировать простые
металлы в золото. И вдруг мы можем обнаружить, что все эти знания ведут в
тупик, что в определенном пункте всякий их смысл исчезает. Похоже, что в
сфере астрофизики мы к этому пункту уже приближаемся. Еще несколько лет -
и все старые надежные теории о времени и пространстве разлетятся в пух и
прах, и мы останемся посреди голого поля, среди осколков старых теорий,
которые ничего не стоят и никогда ничего не стоили. И тогда может
возникнуть положение, при котором дальнейшее изучение Вселенной не будет
иметь смысла. Может оказаться, что на самом деле универсальных законов не
существует и что во Вселенной правит чистая случайность, или что-нибудь
похуже. Причина этих лихорадочных исследований, всей этой погони за
знаниями - не только о Вселенной, но и в других областях - кроется в том,
что мы ищем в знаниях какую-то выгоду для себя. Но зададим себе вопрос:
имеем ли мы право искать для себя выгоду? Собственно, никакого права
ожидать от Вселенной милости мы не имеем.
Лансинг включился в игру.
- Сегодня ты мне кажешься настроенным гораздо более пессимистично, -
сказал он, - чем обычно.
- Не я первый, - сказал Энди, - погружаюсь в пессимизм подобного
рода. Несколько лет назад существовала школа мыслителей, которая развивала
аналогичные воззрения. Одно время космогонисты были уверены, что мы живем
в конечной Вселенной. В настоящий момент точка зрения астрофизиков
потеряла былую твердость. Мы уже не совсем твердо знаем, в какого рода
Вселенной находимся. Возможно, она бесконечна, а может, конечна. Все
зависит от количества материи, а оценки массы этой материи меняются сейчас
от года к году. И вот, на основе убежденности в том, что Вселенная имеет
ограниченный размер, была выдвинута теория, что научное познание тоже
ограничено. Где-то имелся предел Вселенной и, следовательно, предел
знаниям.
1 2 3 4