Профессор, впрочем, слышал о ней.
– М-м… И каким же образом?
– В твое время преобладало освобождение людей от произвола стихий и от порабощения другими людьми. Потом – по закону отрицания – пришлось не однажды освобождаться и от первоначальных «освободителей»: от порабощающего влияния собственности и техники, от чрезмерной власти людей над людьми, от денег и получаемых с помощью их преимуществ… от многого. Кроме того, во все времена шло освобождение через познание, через понимание места разумных существ в планетных и космических процессах – через постижение истинного смысла вещей. Такое познание превращает людей из слепых орудий природы в соратника-напарника естественных процессов, а затем в руководителя их.
– А сейчас?
– Это последнее: освобождение через познание и накопление возможностей – энергетических и информационных.
– Но… уверенность, что владеешь возможностями, дает реализация их?
– Не всякая. Экспериментальная реализация – да. Использование – трата, но с непременным приобретением новых возможностей, более обширных, чем израсходованные, – тоже. Понимаешь, это тонкая штука – реализация, в ней должны отсутствовать порабощающие стимулы «преуспеть», «не упустить выгоду или наслаждение», «урвать свое»… Тебе это может показаться странным, но уверенное владение возможностями приносит людям больше счастья – светлого, спокойного, – чем древнее стремление к максимальному удовлетворению потребностей, стремление наполнить бездонную бочку.
– Да, когда знаешь, к чему это привело, ясно, насколько недалек был тот животный принцип.
– Целым является человечество. Бионосфера планеты. Материальные же потребности индивидуумов должны удовлетворяться в той мере, в какой удовлетворяются «потребности» клеток организма: в самый раз для нормального жизнедействия. Больше оптимума так же вредно, как и меньше его. Не знаю, воображают ли клетки, что обеспечение делается ради их выдающихся качеств, – но разумному существу лучше бы понимать все, как есть.
– Собственно, в здоровых человеческих коллективах так и было, – заметил Берн.
– Да, но много ли их было в истории – здоровых?.. Есть и еще смысл жизни, самый простой: распространяться. Вид «гомо сапиенс» распространился по планете и в окрестном космосе, теперь надо – дальше.
Они вели эти неторопливые беседы в разных местах и в разное время: поздними вечерами на крылечке коттеджа под звездами, уложив спать малышей, или над речным обрывом, любуясь стеклянной, зелено освещенной луной гладью воды, или днем, наблюдая игры «орлов».
Новый разговор начал Берн:
– Не возвышенные идеалы определяют развитие человечества, не стремление освобождаться, владеть возможностями. История человечества – это история кризисов и их преодоления. Схема одна: благодаря недальновидности и эгоизму людей накапливается исподволь какой-то скверный фактор, потом – переход количества в качество – и он проявляется бедами, потрясениями. Значительная часть людей разоряется, гибнет, дичает; уцелевшие напрягают силы для борьбы со стихиями и между собой – больше, как правило, между собой, чем со стихиями. Лучшие из них напрягают умы, ищут выход… и находят его в новшествах. Начинается подъем, общество развивается, люди множатся, распространяются, заселяют новые территории. Но в силу тех же извечных причин: недалекости и эгоизма – опять накапливаются «тихие» факторы. И цикл повторяется.
Первыми были кризисы чрезмерного истребления дичи и безумного поедания всех съедобных плодов, корней… всего, что родила земля, – полудикими первобытными племенами. Множество племен вымерло, уцелевшие додумались до скотоводства и земледелия. Развились на этом, увлеклись – и начали новый цикл: истребление лесов переложным землепользованием, а пастбищ, лугов, степей – чрезмерным выпасом размножившихся стад, кои подчищали все до травинки. Этот кризис породил пустыни Средней Азии и Северной Африки, погубил древние цивилизации… И так далее, через средневековые моры, кризисы скученности и антисанитарии в городах, через войны и восстания (каждое – кризис от накопившегося фактора), через кризисы товарного перепроизводства, через разрушения среды обитания – до последнего Потепления. Схема одна, и главное в ней, что все из благих намерений…
Можно ли считать такой путь развития разумным?
– В среднем – да, – сказал Ило. – Ведь каждая новая ступень в конечном счете оказывается выше предыдущих.
– А если бы не было спадов, разрушительных провалов – на сколько бы они были выше? Какой был бы взлет! Неужели нельзя плавней, устойчивей, смотреть далеко вперед?.. Вот и сейчас хорошо, стабильность, тишь да гладь – а можно ли поручиться, что в мире, в людях не накапливается новый «тихий» фактор, который, когда придет время, сразу и громко заявит о себе?.. На стадиях спада неконтролируемо выделяется накопленная энергия – а ее все больше.
Ило выслушал профессора с большим интересом. Тот и сам, окончив, подивился: высказанное оформилось в уме его как-то вдруг. Собственно, начальные суждения были близки к тому, что он говорил еще Нимайеру, подо что подгонял гипотезу Морозова. Но в конце он – он, Берн, отрицавший человечество! – верил в возможность бескризисного развития, хотел этого, досадовал, что такого еще нет, даже мысленно представил, какой получился бы при этом звездный рывок человечества, подумал будто и не он.
– Кризисы недостаточной разумности, – задумчиво молвил Ило. – Все верно: деятельность, не продуманная до конца, в итоге оказывается замаскированной стихией. Возможно, в этих срывах природа, естественное течение явлений, осаживает нас – торопливых? Может, надо, пока не спланировали все до крайних пределов бытия, сдерживать наращивание мощи, смирять творческие порывы? Или как-то иначе дозировать: меньше изменять природу, больше приноравливаться к ней, а?
– Понимаешь, не так все просто, – покрутил головой Берн. – Если сдерживать энергетику, реализацию возможностей преобразования природы… да еще начать приноравливаться к ней до идеального согласия, то разумная жизнь может замереть. Даже повернуть вспять, как… как у этих…
– У кого – у этих? – с любопытством взглянул на него Ило.
– У кого? Ну, как же… – Профессор растерянно потер лоб: действительно, у кого? Что это он понес? Что-то мелькнуло в уме – и исчезло.
– Да, что-то я не так. Не обращай внимания.
Ило отвел удивленный взгляд.
Разговор прекратился, но весь вечер Берн был под впечатлением обмолвки.
Отходя ко сну, он допросил себя: «Так у кого все-таки у „этих“? О ком я?» – «А о тех, – ответил он себя, – о тех самых, из памяти Дана». И его пробрал холод.
Инстинкт самосохранения сторожит в человеке не только тело, организм – психику тоже. Подобно тому, как рука отдергивает от обжигающего, колющего, бьющего, так и память человека, его ум и воображение сами могут уклоняться, «отдернуться» и от внутренней информации, и даже фактов действительности, если они посягают на его личность. Так и с Берном. Он знал минимум о том, чей мозг ему приживили: Эриданой, астронавт, погиб у Альтаира… и больше знать ему не хотелось. Любопытство иногда возникало – но сразу упиралось в стену внутреннего страха, страха попятить свою личность, которой и так туго пришлось в этом мире.
Астронавт Дан – уже в силу одного того, что он астронавт – явно был незаурядным, сильным человеком; к тому же он принадлежал этому миру. Берн ему благодарен за то, что перешло от него: за зрение, слух, новую речь… но и хватит. Шевеления остального, попытки Дановой памяти пробудиться вызывали панический вопрос: а как же я?! Что станет со мной?.. Мирное сожительство, симбиоз двух психик, двух взглядов на мир был – он это чувствовал – невозможен.
В то же время этот внутренний страх неизвестно перед чем был неприятен, лишал самоуважения. Собственно, чего он пугается?.. Однажды Берн преодолел себя, запросил у ИРЦ краткую – самую краткую! – информацию о Дане, о Девятнадцатой звездной. Сферодатчик говорил и показывал три минуты. Берн почувствовал облегчение, даже разочарование. Экспедиция к Альтаиру была в сравнении с другими малорезультативной. Астронавты, разбившись на группы, изучили двенадцать планет, на которых не нашли – кроме второстепенных малостей – ничего, что людям не было бы известно и до этого. Дан погиб тривиально по своей неосторожности, вызвавшей неполадку в биокрыльях и падение. Тело разбилось, голову спасла напарница по работе на этой планете Алимоксена.
Профессор увидел и изображение своего донора: шатен с волевым лицом, синими глазами, резкими чертами и веселой, чуть хищной улыбкой – улыбкой бойца.
Облик действительно сильного человека.
Эти сведения не имели ничего общего с бредовыми переживаниями после первой операции. Не ассоциировались они и с воспоминаниями во сне или полусне, которые иногда тревожили профессора. Значит, то и есть бред и сны. И точка.
За выводом было чувство облегчения, избавления от опасности, но этого Берн предпочел не заметить.
А сегодняшняя обмолвка возвратила его к проблеме, которую он считал для себя решенной. Она была из той области – бреда и полуснов. За ней маячило что-то огромное и не его. Берн был раздосадован.
Разговор с Ило продолжился на следующий день. Они лежали на округлых, оглаженных миллионолетней лаской волн камнях под навесом из пальмовых листьев. Левее на галечном пляже копошилась малышня. Плескали сине-зеленые волны Среднеземного моря. Дело происходило между Алжиром и Эрроном.
– В выборе человеком жизненного пути, – задумчиво проговорил Ило, – да и в частных решениях: как поступить в том или ином случае – велика роль прецедента, знания о других жизнях или поступках. Вечная цель человека: повторить и превзойти достижения других, не повторяя их ошибок.
– Ты хочешь сказать, что и для человечества было бы неплохо знать о жизненных путях иных разумных жителей Вселенной, иных цивилизаций?
– Это слабо сказано: неплохо знать. Не только бы неплохо, с каждым веком это все более насущно необходимо. Знай мы заранее о путях других, то, может, многого избежали бы. Необязательно даже, чтобы нашлись гуманоидные цивилизации, пусть иных видов – пути разума должны быть схожи независимо от биологического начала. В конце концов, необязательно и чтобы сплошь просматривались параллели – пусть наше повышенное понимание себя, своего пути возникает из несогласия с чужим опытом, из отрицания его. Но пусть будет хоть что-то!
– Неужели – ничего?
– Почти. Две эпизодические встречи – и обе нельзя считать Контактами. Первая – тот визит Прекрасной Дамы, который застал человечество в скандальном положении, в каком гостей не принимают. Иномиряне отшатнулись от нашей дикости, от неумения совладать со стихиями и собой; для них наша разумность осталась под вопросом. Вторая – обнаружение у Проксимы Центавра жизни несомненно высокоорганизованной и разумной, но такой, что почти начисто исключает Контакт, сотрудничество, взаимопонимание: кристаллической. Там, около безатмосферных планет и в окрестном космосе, роятся, летают электрические «торпедки». У них громадные скорости, иной – электромагнитный – принцип движения, исключительное быстродействие мышления и обмена информацией… Словом, эти существа куда роднее нашим электронным машинам, ракетам, чем нам, белковым созданиям. Астронавты Седьмой экспедиции изучали и наблюдали их. Они, вероятно, наблюдали и изучали астронавтов… если не приняли за живые организмы технику нашу, а не их – но и только. Вот и все, что мы знаем о других в нашей Галактике.
– Как все? – вырвалось у Берна. – А Амебы? Ну… Высшие Простейшие?
– Помилуй, – Ило смотрел на него во все глаза, – какие же амебы – высшие?
Простейшие – да, но почему высшие?
– М-м… да, в самом деле… – Берн тоже почувствовал замешательство. – Что-то я опять зарапортовался. Жарко очень. Пойду искупаюсь.
Он встал, направился к воде. Ило глядел вслед – и вдруг понял: в Але пробуждается Дан!
Та обмолвка об «этих самых», у которых жизнь замерла; вот сейчас – о «высших простейших амебах»… да, пожалуй, и экспромт о «срывах от недостаточной разумности» – все это принадлежит не профессору Берну из XX века!
Ило почувствовал, что не только обрадован, но и опустошен этим открытием: тащил на горбу груз, донес, скинул, распрямился – все!.. Правильно он, выходит, отклонял попытки опасного экспериментирования над Алем: терпение и время, время и терпение – среда и жизнь свое возьмут. Не могли не взять, ибо некуда в нынешней жизни развиться личности Берна, тем ее качествам, которые он принес из XX века; и по этой же причине не могла не прорасти, не развернуться в нем, не заявить о себе личность Дана. И вот – получилось.
Стало быть, и с этим все. Ныне отпущаеши…
«Постой, – вдруг опомнился биолог, – я не тем взволнован, не тому радуюсь.
То, что в Але проявилась память астронавта, – мой маленький результат. Но главное другое: о чем эта память? Ведь похоже, что в ней сведения о Контакте. Там, у Альтаира, эти „высшие простейшие“, амебы какие-то мыслящие… и два астронавта Девятнадцатой экспедиции с ними общались!
Выходит, версия гибели Дана неверна… Постой, постой, даже и это неважно: что версия неверна и что гибель была. То, о чем мечтали, как только осознали множественность миров во Вселенной, то, чего искали последние века, – свершилось? И пусть свершилось как-то не так, с осложнениями, все равно – знакомство с иным разумом, с иным путем развития!.. А меня это не волнует и не трогает. Не волнует даже, что носитель информации о Контакте – вон он плавает у скал. Разделался с последней жизненной задачей и все? Дальше не мое, не для меня?..
Значит, вот ты какая, моя смерть!»

15. ХОЛОДНАЯ НОЧЬ
В ралли «Таймыр – Крым» Арно отправился, чтобы хоть ненадолго отдалиться от Ксены. Дать подумать ей, подумать самому. Ничего не было сказано между ними на прощание; может, она догонит или он вернется. А скорее, и не догонит, и он не вернется.
…Было кое-что сказано три дня назад, ночью, в коттедже. Ксену вдруг прорвало:
– Ну, Арно, миленький, ну, командир, рыжий с гордой душой! – Она положила голову ему на грудь. – Отпусти меня к нему, а Он понял, о ком речь. Не шевельнулся.
– Отправляйся, разве я что говорю!
– Ты не говоришь – ты молчишь! – Ксена откинулась. – Ты в душе отпусти.
И вот теперь он отпускал в душе. Дело было не в любви и не в ревности – хотя немного и в том, и в другом; понял Арно, что Ксена исцелилась от шока Одиннадцатой планеты. Теперь для нее как и для любого сильного, душевно здорового человека, нет счастья в благополучии, в застойном однообразии жизни – пусть даже приперченном гонками на автодроме. Хочется испытать дух свой, пройти, балансируя, над психической пропастью, в которую ее ввергла история с Даном. «Зачем мне душа, если нет для нее погибели!» – вспомнил Арно фразу из старой книги.
Не могло ее, его Ксену, тянуть к Пришельцу как к личности, человеку – пусть даже в нем есть частица Дана. Не могло! Ей нужна от встречи с ним именно хорошая доза «погибели»: волнений, терзаний, чтобы убедиться в крепости и здоровье духа. И в добрый час. Удерживать – хоть молча, хоть словами – значит изводить ее и себя. Пусть действует и решает сама.
Только холодно стало на душе. Потеряв Ксену, он терял все, что имел на Земле. Никакая другая женщина не заменит ее ему – как не мог он сойтись в дружбе с милыми, славными… но очень уж земными людьми. Они с Ксеной одной породы: люди космоса.
Безмаршрутное ралли от Таймыра до ЮБК было новым словом в обучении транспортных кристаллоблоков, настолько новым, что многие сомневались: стоит ли ставить такой эксперимент? Заданы только точки старта и финиша, выигрывал необязательно прибывший первым; можно двигаться по дорогам, можно через луга, пашни, болота – но учитывался каждый поломанный кустик, каждый помятый на посевах стебель, каждый клок сбитой при резком вираже коры с дерева. Само собой, запрещалось и разузнавать дорогу. Конечной целью этого экспериментального ралли, как понял Арно, было научить персептронный транспорт движению по неизведанной местности к указанной цели оптимальными маршрутами. На Земле не было нужды в таком, это была еще одна примерка к иным планетам.
Они ехали пятые сутки. Арно лидировал в своей группе. Только раз он оплошал, выехал к Волге не там, где рассчитывал, в поисках моста отклонился на северо-запад. Мчались полный световой день, от восхода до заката. За день он выматывался, спал беспробудно. Завтра был последний этап.
В этот день он со своим напарником, который вел параллельный состав, выехал к берегу Азовского моря у Бердянской косы. Далее сложность была только в том, чтобы не свернуть на ведущие в живописные тупики к косам отмелям, берегам лиманов дорожки туристов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33