– Вот появляется другой. Это тот, кто и раньше появлялся. Он моложе, чем предыдущий, но занимает положение еще более высокое – это положение принадлежит ему по праву рождения. Благородство написано на его челе. Это благородство исходит из души его. Принц Уэльский! Он очень серьезен. Ш-ш-ш! Он говорит: «Я люблю тебя, Фрэнсис, я люблю тебя так, что разыщу тебя в любом уголке земли, куда бы ты ни скрылась. Скоро, очень скоро мы встретимся. Я иду к тебе», – вдова сделала паузу и добавила: – Он исчез! Кристалл чист. Я больше ничего не вижу.Она закрыла руками лицо и с глубоким вздохом откинулась в кресле. Затем быстро, как все, что она делала, повернулась к своей визави Визави (фр.) – человек, сидящий или стоящий напротив
и улыбнулась. Но, увидев бледное лицо, опущенный взгляд, горькие складки у рта ее светлости, воскликнула:– Что случилось, милое дитя! Что так расстроило вас? Неужели то, что я вам сказала?На бледном личике появилась вежливая улыбка.– Нет, нет, все в порядке. – Голос графини дрогнул, будто она сдерживала слезы, – Вы просто сказали не то, что я надеялась услышать. Возможно, мы действительно не должны пытаться проникнуть за завесу, отделяющую нас от незнаемого.– О, моя дорогая миледи! – Миссис Тернер вскочила. – Давайте выйдем на воздух. В саду хорошо, прохладно.И они направились к террасе. Там они принялись расхаживать взад и вперед, затем посидели, отдыхая, и продолжили прогулку. Графиня была в возбуждении и говорила без умолку. Миссис Тернер внимательно ее слушала и так искусно поворачивала беседу, что вытянула у ее светлости куда больше, чем та хотела бы рассказать – при этом вдова постоянно поглядывала на реку, в сторону Челси.Так прошел час или около, и тут на реке показалась позолоченная красная лодка, влекомая шестью гребцами. Она держалась близко к берегу, и вскоре уже можно было различить на корме двух джентльменов в шляпах с перьями – один сидел, другой стоял. Тот, кто стоял, вдруг сдернул шляпу и поклонился.– О, Боже, это же сэр Артур! – вскричала удивленная и обрадованная вдова. И приветственно замахала ручкой.Сэр Артур наклонился, сказал что-то своему спутнику, тот кивнул. Затем отдал приказ перевозчикам в ливреях королевских гвардейцев, и лодка заскользила к маленькой пристани у подножия террасы.Сэр Артур cтупил на берег и протянул руку второму джентльмену, но тот сам спрыгнул на пристань с грацией юного атлета. Сэр Артур помчался вверх по ступеням.– Моя драгоценная Анна, я так расхвалил его высочеству приготавливаемый вами мед, что он решил непременно его попробовать! Миссис Тернер сделала вид, будто ее застали врасплох.– Ваше высочество! – воскликнула она и присела в глубоком реверансе.Растерявшаяся леди Эссекс заподозрила было, что перед ней разыгрывают хорошо отрепетированную сцену, но, заметив удивление на лице принца, отбросила подозрения. Она сразу же поняла, что он не притворяется – потому что он нахмурился и обратился к сэру Артуру:– Вы об этом знали?– О чем, ваше высочество? – Гибкий темноволосый джентльмен, казалось, был поражен. – Жизнью своей клянусь! У меня и в мыслях ничего не было, кроме как попробовать меда.Принц снял шляпу и низко склонился перед леди Эссекс.– Мадам, это подарок судьбы. Я и предположить не мог, что здесь меня ждет такое счастье.Ее светлость молча присела, в глазах у нее мелькнуло беспокойство.Непонятно, как это получилось, но она осталась с ним наедине – принц отклонил приглашение вдовы пройти в дом. Он попробует медовый напиток, который так расхваливал сэр Артур, здесь, в прохладе. Вдова в сопровождении сэра Артура отправилась готовить питье.Леди Эссекс чувствовала себя очень неловко, ей хотелось уйти, но она не знала, как это сделать. Она стояла, облокотившись на парапет, прямая и тоненькая в своем зеленом тафтовом платье, и смотрела на поросший лесом противоположный берег. Принц, также ощущавший неловкость, сказал:– Мадам, я неожиданно встретил здесь счастье. Но должен ли я благословлять эту неожиданность?И он придвинулся поближе и стал рядом с нею. Легкий ветерок приподнимал над широким белым лбом его тяжелые каштановые кудри.– Надеюсь, мадам, что вам эта неожиданность не совсем уж неприятна.– Это было бы нарушением моего верноподданнического долга, а я бы никогда себе такого не позволила.– Но я, мадам, не требую от вас ни соблюдения придворного этикета, ни верноподданничества.Она одарила его холодным взглядом, хотя в уголках ее губ крылась улыбка:– Какая жалость, ваше высочество. Ибо я предлагаю вам и то, и другое.– И ничего более? – Он с надеждой смотрел на нее.– Да, ничего более. Ваше высочество не может требовать от меня большего – такие требования не смеет предъявлять мне ни один мужчина, кроме моего супруга. – И она решительно сжала губы.На юном лице принца появилось раздраженное выражение.– Вашего супруга? Фи! Мой отец назвал бы все это чушью. Что вы знаете о своем супруге, что он знает о вас? Вас поженили детьми, вы не знаете, что такое супружеская любовь. Вы нарочно прикрываетесь его именем, чтобы отпугнуть меня.– Если ваше высочество так хорошо понимает ситуацию, почему же вы делаете вид, что она вам непонятна?– Это откровенный вопрос, Фрэнсис. – Он впервые назвал ее по имени.– Впрочем, вашему высочеству не стоит трудиться отвечать. Он горько улыбнулся:– Я был бы плохим придворным, если бы все-таки не ухаживал за вами. Я не обращаю внимания на вашу холодность, так как считаю, что в основе ее – ложно понятое чувство долга.– Ваше высочество, вы – не простой придворный. – Она отвернулась от реки и теперь, в тщетной надежде, что вдова и сэр Артур вернутся на террасу, смотрела на дом.Принц Генри, кусая губы, взирал на нее с тоской и страстью.– Почему вы так жестоки, Фрэнсис?! – И, отбросив весь этикет, он воскликнул: – Я люблю вас глубоко, искренне!Она позволила себе показать свои чувства и резко ответила:– Ваше высочество, вы не должны говорить мне такого.– Но почему, если я говорю вам правду? Почему? Разве этот ваш абсурдный брак, который и не брак вовсе, может служить препятствием? Она спокойно смотрела на него:– Я считала, что милорд Эссекс был вашим другом детства, что до того, как он стал моим супругом, вы вместе играли в детские игры. Он вспыхнул:– Ну и что? Родители поженили вас, и это преступление? Не притворяйтесь, вы не успели полюбить его. Когда вы видели его в последний раз, он был неуклюжим тринадцатилетним подростком.– Мне не нужно притворства. Я – его жена. И уже одно это ограждает меня от ухаживаний других мужчин.– Жена – только слово, – настаивал он. – Вы не стали его женой. Такой брак, как ваш, можно легко аннулировать.– Аннулировать? – она безрадостно рассмеялась. – А ради чего? Разве ваше высочество намерен просить моей руки?Теперь она прямо и открыто смотрела ему в глаза, и во взгляде его появилось замешательство, а краска стала предательски расползаться по лицу: леди Эссекс ясно указала, во что могли бы вылиться его прежде несформулированные намерения. Но затем мальчишечья гордость и безрассудство подсказали ответ:– Уверяю вас, я мог бы так поступить, Фрэнсис.– Могли бы! – В голосе миледи слышалась уже насмешка, – Благодарю ваше высочество за это «бы». Как много в нем скрыто! Какая жертвенность!Он разозлился и горячо заговорил:– Ну почему мне должно быть недоступно то, чего я больше всего в жизни жажду, и только потому, что я – принц?! Неужели я должен прожить без любви, потому что я – наследник английского трона?! Если так…Она бесцеремонно прервала его:– Принц Генри, я не могу дать вам ту любовь, которой вы жаждете. Сжальтесь надо мной, не терзайте меня больше.Лицо принца стало мертвенно-бледным. Он смотрел на нее взглядом, полным печали и боли, но было в этом взгляде, и нечто зловещее, грозное, столь характерное для всех Стюартов. Он молча поклонился – он склонялся перед ее волей. И, подобно сэру Дэвиду Вуду, предложил ее светлости свое почтение и верность взамен не востребованной ею любви.– Благодарю вас за откровенность, она делает вам честь. И умоляю помнить: моя любовь к вам неизменна. Я – ваш слуга, Фрэнсис, ваш друг и слуга, и в трудную минуту вы всегда можете на меня опереться.– Я рада, – ответила она. – Рада быть вашим другом.Не об этом он мечтал. Однако он готов был довольствоваться ролью друга – чтобы стать затем чем-то большим. Хотя он не обладал богатым светским опытом, все же природная смекалка подсказывала ему, что дружба между мужчиной и женщиной – это, как правило, преддверие любви. И он смиренно согласился ждать в этом преддверии того, что должно было бы наступить позже.Теперь возвращение миссис Тернер и сэра Артура было для него таким же желанным, как и для ее светлости.Они появились. Миссис Тернер шла первой, за ней – сэр Артур с высоким кувшином в руках. За ними следовал Вестон в белом фартуке – он нес серебряный поднос с четырьмя бокалами венецианского стекла столь искусной работы, что они походили на агатовые чаши.Принц объявил, что этот мед, искусно приправленный имбирем, розмарином, буквицей, буравчиком и тимьяном, настолько великолепен, что даже превосходит все описания сэра Артура. После того как господа испробовали напитка, Вестон угостил перевозчиков элем.К бесконечному удивлению сэра Артура, предполагавшего, что они проведут несколько приятных часов в уединении и прохладе и пренебрегут ради этого поездкой в Ричмонд, принц заявил, что пора двигаться, пока не кончился прилив. И они отчалили, оставив миссис Тернер в недоумении, а леди Эссекс – в глубоких раздумьях.– Анна, вы знали, что его высочество должен появиться?– Знала, – коротко ответила миссис Тернер.– Знали?!– Мне подсказал мой магический кристалл. Разве вы забыли?– А больше вы ничего не знали? Почему именно здесь? Скажите мне правду.На этот раз миссис Тернер отвечала вполне правдиво и потому убедительно: каким образом она могла знать о намерениях и путях принца Уэльского? Неужто миледи может предположить, что он ставит об этом в известность какую-то Анну Тернер?Миледи признала, что предполагать такого она, конечно, на может. Она припомнила, что и его высочество был явно изумлен. Таким образом, она тем более убедилась в силе волшебного кристалла и в правдивости возникавших в нем видений. И если уж они говорили правду о принце, то, значит, кристалл не лгал и о Робине Карре (ведь если бы волшебный кристалл сказал о его к ней любви, леди Эссекс ни за что бы не вспомнила, что она мужняя жена). Теперь она выглядела такой расстроенной и усталой, что маленькая вдова принялась хлопотать, словно добрая матушка, и тем добилась полной откровенности миледи.Девушка излила ей всю боль своего сердца и закончила признание вопросом, который как бы подвел итог печальной повести:– Почему все в жизни так устроено, Анна? Почему мы бежим от тех, кто любит нас, и любим тех, кто бежит от нас?Хитренькие глазки вдовы прищурились – она размышляла. Покусывая верхнюю губку, миссис Тернер думала о новых открывавшихся перед ней перспективах: она уже сделала все, о чем просил сэр Артур, но то, как леди Эссекс отнеслась к принцу, а она откровенно обо всем рассказала, не давало ни ей, ни сэру Артуру никаких шансов на удачу. Зато другой вариант… Да, о нем стоило подумать.После некоторого молчания она вздохнула и сказала очень мягко и медленно:– В жизни всегда есть возможность удержать то, что от нас ускользает. Есть даже способы изменить судьбу и сделать так, чтобы тот, кто избегал нас, начал искать наших милостей.– Может, такие способы и есть. Но я не владею этим искусством.– Сие искусство немногим ведомо. Однако те, кто пользуются им, никогда не проигрывают.Миледи смотрела на нее как зачарованная – она уловила в голосе вдовы намек на какую-то очередную тайну.– Что же это за искусство? О чем вы, Тернер?Вдова фамильярно взяла миледи за руку – в ее манерах появилась какая-то новая интимность, и эта интимность как бы смела последние границы между аристократкой и простой горожанкой. И, как ни странно, графиня Эссекс, которую с рождения воспитывали в сознании своего превосходства, ничуть не возражала – так велика в ней была жажда овладеть таинственным искусством. Она позволила усадить себя на вделанную в парапет скамью, по-прежнему державшая ее за руку вдова пристроилась рядом.– Сейчас, дитя, вы услышите нечто, чего я никому никогда не говорила и никому, кроме вас, никогда не сказала бы. Когда вы изливали мне муки своего сердца, мне казалось, будто я слышу рассказ о самой себе, такой, какой я была несколько лет назад, когда я любила так, как любите вы, любила человека столь же бесчувственного и равнодушного, как тот кавалер, который захватил ваше девичье сердечко. Я говорю, моя дорогая, о сэре Артуре Мейнваринге. Вот видите, у меня от вас никаких тайн нет. Я была в отчаянии. Я была так несчастна, что даже предавалась грешным мыслям – подумывала о том, чтобы лишить себя жизни, ибо тот, кем я жила дни и ночи, был для меня недоступен. Это случилось спустя год после смерти доктора Тернера, когда я устроила свой магазин на Патерностер-роу. Сэр Артур заезжал туда со своей сестрой – потом она вышла замуж за лорда Гарстона. Я полюбила сэра Артура с первого взгляда.Леди Эссекс подумала, что и она полюбила с первого взгляда и унеслась мыслями к тому трехлетней давности дню на поле для ристалищ в Уайт-холле. Она почувствовала огромную симпатию к своей сестре по несчастью, к женщине, страдавшей так же, как страдает сейчас она.– В отчаянии я прибегла к своему кристаллу, – продолжала миссис Тернер. – Я почти с детства владела чудесным даром предсказания. Впервые я обнаружила это… Впрочем, это неважно. И кристалл указал мне человека, человека в годах, большого знатока медицины, астрологии и алхимии. – Она прервала свой рассказ, чтобы получить от миледи очередные уверения в том, что все, о чем та узнает, сохранится в строжайшей тайне. – Сейчас я доверю вам один секрет, и, моя дорогая детка, он должен остаться между нами, никому-никому и никогда не рассказывайте об этом…Графиня торжественно поклялась хранить молчание – так велики были ее любопытство и надежда. Вдова продолжала:– Его имя и обиталище также открылись мне. В тот же вечер я отправилась к нему и обо всем поведала. Он мог дать мне то, чего жаждало мое сердце. Хотя стоило это дорого, невероятно дорого, но я заплатила.Я ушла от него с маленьким флакончиком – больше ничего он мне не дал, только научил, как им пользоваться. И когда сэр Артур с сестрой снова приехали на Патерностер-роу, я угостила их медом, приготовленным по моему рецепту, каким сегодня поила вас. А в чашу сэру Артуру я вылила содержимое флакончика.Она умолкла и долго сидела, улыбаясь чему-то своему, тайному. Графиня тронула ее за плечо:– Да, да, а дальше? Что случилось?На устах вдовы по-прежнему блуждала тихая улыбка.– Это произошло зимой, вечер был ветреным и холодным. А среди ночи меня разбудил яростный стук в дверь. Я спросила из окна, кто это, и сердце мое замерло, когда я услышала голос сэра Артура – он умолял впустить его. Он насквозь промок, его одежда была вся забрызгана грязью – он проскакал сквозь бурю и ветер двадцать миль, подчиняясь, как он уверял меня, непреодолимому желанию пасть к моим ногам и открыть свою страсть. А ведь до того дня он вряд ли замечал мое присутствие.Леди Эссекс слушала, затаив дыхание, а вдова завершила свой рассказ:– Клянусь, во всей Англии не найдется возлюбленного столь верного, каким стал для меня три года назад сэр Артур. И каждый раз, когда я наливаю ему мой мед, я. вспоминаю о той первой чаше, которую он получил из моих рук, о чаше, в которую я влила приворотное зелье, и благословляю имя Саймона Формена.– Кто это?– Тот алхимик, который сотворил чудо. О! Я проговорилась, я назвала его имя! Забудьте его, миледи!Ее светлость покачала золотоволосой головкой – глаза у нее нассторженно блестели.– Напротив, – ответила она. – Я запомню это имя навсегда! Глава XIЧУДО Июль был на исходе. Жара стояла невыносимая, все в Уайтхолле мучились от духоты. Король, несколько месяцев назад окончательно разогнавший слишком упрямый и несговорчивый парламент, решил отныне управлять Британией самолично, без вмешательства этого неуклюжего организма. Однако он не мог не поддаться всевозрастающей своей лености и отправился в прохладу Ройстона, где, ради собственного здоровья, занимался лишь соколиной и псовой охотой. Оттуда он почти ежедневно отсылал «своему дорогому Робину» письма, умоляя того присоединиться к увеселениям.Лорд Рочестер мешкал: его держали в Уайтхолле дела государственной важности, отменить которые он был не в состоянии, но мог переложить на сэра Томаса Овербери, и тот полностью освобождал его от занятий теми самыми государственными делами, под предлогом коих лорд Рочестер и оставался во дворце.Так что сэр Томас усердно трудился в кабинете, а его милость, столь великолепный в своем темно-бордовом, расшитом серебром камзоле, с лиловыми подвязками и лиловыми с серебром розетками на туфлях с высокими каблуками, как обычно, восседал на своем излюбленном месте, возле открытого настежь окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
и улыбнулась. Но, увидев бледное лицо, опущенный взгляд, горькие складки у рта ее светлости, воскликнула:– Что случилось, милое дитя! Что так расстроило вас? Неужели то, что я вам сказала?На бледном личике появилась вежливая улыбка.– Нет, нет, все в порядке. – Голос графини дрогнул, будто она сдерживала слезы, – Вы просто сказали не то, что я надеялась услышать. Возможно, мы действительно не должны пытаться проникнуть за завесу, отделяющую нас от незнаемого.– О, моя дорогая миледи! – Миссис Тернер вскочила. – Давайте выйдем на воздух. В саду хорошо, прохладно.И они направились к террасе. Там они принялись расхаживать взад и вперед, затем посидели, отдыхая, и продолжили прогулку. Графиня была в возбуждении и говорила без умолку. Миссис Тернер внимательно ее слушала и так искусно поворачивала беседу, что вытянула у ее светлости куда больше, чем та хотела бы рассказать – при этом вдова постоянно поглядывала на реку, в сторону Челси.Так прошел час или около, и тут на реке показалась позолоченная красная лодка, влекомая шестью гребцами. Она держалась близко к берегу, и вскоре уже можно было различить на корме двух джентльменов в шляпах с перьями – один сидел, другой стоял. Тот, кто стоял, вдруг сдернул шляпу и поклонился.– О, Боже, это же сэр Артур! – вскричала удивленная и обрадованная вдова. И приветственно замахала ручкой.Сэр Артур наклонился, сказал что-то своему спутнику, тот кивнул. Затем отдал приказ перевозчикам в ливреях королевских гвардейцев, и лодка заскользила к маленькой пристани у подножия террасы.Сэр Артур cтупил на берег и протянул руку второму джентльмену, но тот сам спрыгнул на пристань с грацией юного атлета. Сэр Артур помчался вверх по ступеням.– Моя драгоценная Анна, я так расхвалил его высочеству приготавливаемый вами мед, что он решил непременно его попробовать! Миссис Тернер сделала вид, будто ее застали врасплох.– Ваше высочество! – воскликнула она и присела в глубоком реверансе.Растерявшаяся леди Эссекс заподозрила было, что перед ней разыгрывают хорошо отрепетированную сцену, но, заметив удивление на лице принца, отбросила подозрения. Она сразу же поняла, что он не притворяется – потому что он нахмурился и обратился к сэру Артуру:– Вы об этом знали?– О чем, ваше высочество? – Гибкий темноволосый джентльмен, казалось, был поражен. – Жизнью своей клянусь! У меня и в мыслях ничего не было, кроме как попробовать меда.Принц снял шляпу и низко склонился перед леди Эссекс.– Мадам, это подарок судьбы. Я и предположить не мог, что здесь меня ждет такое счастье.Ее светлость молча присела, в глазах у нее мелькнуло беспокойство.Непонятно, как это получилось, но она осталась с ним наедине – принц отклонил приглашение вдовы пройти в дом. Он попробует медовый напиток, который так расхваливал сэр Артур, здесь, в прохладе. Вдова в сопровождении сэра Артура отправилась готовить питье.Леди Эссекс чувствовала себя очень неловко, ей хотелось уйти, но она не знала, как это сделать. Она стояла, облокотившись на парапет, прямая и тоненькая в своем зеленом тафтовом платье, и смотрела на поросший лесом противоположный берег. Принц, также ощущавший неловкость, сказал:– Мадам, я неожиданно встретил здесь счастье. Но должен ли я благословлять эту неожиданность?И он придвинулся поближе и стал рядом с нею. Легкий ветерок приподнимал над широким белым лбом его тяжелые каштановые кудри.– Надеюсь, мадам, что вам эта неожиданность не совсем уж неприятна.– Это было бы нарушением моего верноподданнического долга, а я бы никогда себе такого не позволила.– Но я, мадам, не требую от вас ни соблюдения придворного этикета, ни верноподданничества.Она одарила его холодным взглядом, хотя в уголках ее губ крылась улыбка:– Какая жалость, ваше высочество. Ибо я предлагаю вам и то, и другое.– И ничего более? – Он с надеждой смотрел на нее.– Да, ничего более. Ваше высочество не может требовать от меня большего – такие требования не смеет предъявлять мне ни один мужчина, кроме моего супруга. – И она решительно сжала губы.На юном лице принца появилось раздраженное выражение.– Вашего супруга? Фи! Мой отец назвал бы все это чушью. Что вы знаете о своем супруге, что он знает о вас? Вас поженили детьми, вы не знаете, что такое супружеская любовь. Вы нарочно прикрываетесь его именем, чтобы отпугнуть меня.– Если ваше высочество так хорошо понимает ситуацию, почему же вы делаете вид, что она вам непонятна?– Это откровенный вопрос, Фрэнсис. – Он впервые назвал ее по имени.– Впрочем, вашему высочеству не стоит трудиться отвечать. Он горько улыбнулся:– Я был бы плохим придворным, если бы все-таки не ухаживал за вами. Я не обращаю внимания на вашу холодность, так как считаю, что в основе ее – ложно понятое чувство долга.– Ваше высочество, вы – не простой придворный. – Она отвернулась от реки и теперь, в тщетной надежде, что вдова и сэр Артур вернутся на террасу, смотрела на дом.Принц Генри, кусая губы, взирал на нее с тоской и страстью.– Почему вы так жестоки, Фрэнсис?! – И, отбросив весь этикет, он воскликнул: – Я люблю вас глубоко, искренне!Она позволила себе показать свои чувства и резко ответила:– Ваше высочество, вы не должны говорить мне такого.– Но почему, если я говорю вам правду? Почему? Разве этот ваш абсурдный брак, который и не брак вовсе, может служить препятствием? Она спокойно смотрела на него:– Я считала, что милорд Эссекс был вашим другом детства, что до того, как он стал моим супругом, вы вместе играли в детские игры. Он вспыхнул:– Ну и что? Родители поженили вас, и это преступление? Не притворяйтесь, вы не успели полюбить его. Когда вы видели его в последний раз, он был неуклюжим тринадцатилетним подростком.– Мне не нужно притворства. Я – его жена. И уже одно это ограждает меня от ухаживаний других мужчин.– Жена – только слово, – настаивал он. – Вы не стали его женой. Такой брак, как ваш, можно легко аннулировать.– Аннулировать? – она безрадостно рассмеялась. – А ради чего? Разве ваше высочество намерен просить моей руки?Теперь она прямо и открыто смотрела ему в глаза, и во взгляде его появилось замешательство, а краска стала предательски расползаться по лицу: леди Эссекс ясно указала, во что могли бы вылиться его прежде несформулированные намерения. Но затем мальчишечья гордость и безрассудство подсказали ответ:– Уверяю вас, я мог бы так поступить, Фрэнсис.– Могли бы! – В голосе миледи слышалась уже насмешка, – Благодарю ваше высочество за это «бы». Как много в нем скрыто! Какая жертвенность!Он разозлился и горячо заговорил:– Ну почему мне должно быть недоступно то, чего я больше всего в жизни жажду, и только потому, что я – принц?! Неужели я должен прожить без любви, потому что я – наследник английского трона?! Если так…Она бесцеремонно прервала его:– Принц Генри, я не могу дать вам ту любовь, которой вы жаждете. Сжальтесь надо мной, не терзайте меня больше.Лицо принца стало мертвенно-бледным. Он смотрел на нее взглядом, полным печали и боли, но было в этом взгляде, и нечто зловещее, грозное, столь характерное для всех Стюартов. Он молча поклонился – он склонялся перед ее волей. И, подобно сэру Дэвиду Вуду, предложил ее светлости свое почтение и верность взамен не востребованной ею любви.– Благодарю вас за откровенность, она делает вам честь. И умоляю помнить: моя любовь к вам неизменна. Я – ваш слуга, Фрэнсис, ваш друг и слуга, и в трудную минуту вы всегда можете на меня опереться.– Я рада, – ответила она. – Рада быть вашим другом.Не об этом он мечтал. Однако он готов был довольствоваться ролью друга – чтобы стать затем чем-то большим. Хотя он не обладал богатым светским опытом, все же природная смекалка подсказывала ему, что дружба между мужчиной и женщиной – это, как правило, преддверие любви. И он смиренно согласился ждать в этом преддверии того, что должно было бы наступить позже.Теперь возвращение миссис Тернер и сэра Артура было для него таким же желанным, как и для ее светлости.Они появились. Миссис Тернер шла первой, за ней – сэр Артур с высоким кувшином в руках. За ними следовал Вестон в белом фартуке – он нес серебряный поднос с четырьмя бокалами венецианского стекла столь искусной работы, что они походили на агатовые чаши.Принц объявил, что этот мед, искусно приправленный имбирем, розмарином, буквицей, буравчиком и тимьяном, настолько великолепен, что даже превосходит все описания сэра Артура. После того как господа испробовали напитка, Вестон угостил перевозчиков элем.К бесконечному удивлению сэра Артура, предполагавшего, что они проведут несколько приятных часов в уединении и прохладе и пренебрегут ради этого поездкой в Ричмонд, принц заявил, что пора двигаться, пока не кончился прилив. И они отчалили, оставив миссис Тернер в недоумении, а леди Эссекс – в глубоких раздумьях.– Анна, вы знали, что его высочество должен появиться?– Знала, – коротко ответила миссис Тернер.– Знали?!– Мне подсказал мой магический кристалл. Разве вы забыли?– А больше вы ничего не знали? Почему именно здесь? Скажите мне правду.На этот раз миссис Тернер отвечала вполне правдиво и потому убедительно: каким образом она могла знать о намерениях и путях принца Уэльского? Неужто миледи может предположить, что он ставит об этом в известность какую-то Анну Тернер?Миледи признала, что предполагать такого она, конечно, на может. Она припомнила, что и его высочество был явно изумлен. Таким образом, она тем более убедилась в силе волшебного кристалла и в правдивости возникавших в нем видений. И если уж они говорили правду о принце, то, значит, кристалл не лгал и о Робине Карре (ведь если бы волшебный кристалл сказал о его к ней любви, леди Эссекс ни за что бы не вспомнила, что она мужняя жена). Теперь она выглядела такой расстроенной и усталой, что маленькая вдова принялась хлопотать, словно добрая матушка, и тем добилась полной откровенности миледи.Девушка излила ей всю боль своего сердца и закончила признание вопросом, который как бы подвел итог печальной повести:– Почему все в жизни так устроено, Анна? Почему мы бежим от тех, кто любит нас, и любим тех, кто бежит от нас?Хитренькие глазки вдовы прищурились – она размышляла. Покусывая верхнюю губку, миссис Тернер думала о новых открывавшихся перед ней перспективах: она уже сделала все, о чем просил сэр Артур, но то, как леди Эссекс отнеслась к принцу, а она откровенно обо всем рассказала, не давало ни ей, ни сэру Артуру никаких шансов на удачу. Зато другой вариант… Да, о нем стоило подумать.После некоторого молчания она вздохнула и сказала очень мягко и медленно:– В жизни всегда есть возможность удержать то, что от нас ускользает. Есть даже способы изменить судьбу и сделать так, чтобы тот, кто избегал нас, начал искать наших милостей.– Может, такие способы и есть. Но я не владею этим искусством.– Сие искусство немногим ведомо. Однако те, кто пользуются им, никогда не проигрывают.Миледи смотрела на нее как зачарованная – она уловила в голосе вдовы намек на какую-то очередную тайну.– Что же это за искусство? О чем вы, Тернер?Вдова фамильярно взяла миледи за руку – в ее манерах появилась какая-то новая интимность, и эта интимность как бы смела последние границы между аристократкой и простой горожанкой. И, как ни странно, графиня Эссекс, которую с рождения воспитывали в сознании своего превосходства, ничуть не возражала – так велика в ней была жажда овладеть таинственным искусством. Она позволила усадить себя на вделанную в парапет скамью, по-прежнему державшая ее за руку вдова пристроилась рядом.– Сейчас, дитя, вы услышите нечто, чего я никому никогда не говорила и никому, кроме вас, никогда не сказала бы. Когда вы изливали мне муки своего сердца, мне казалось, будто я слышу рассказ о самой себе, такой, какой я была несколько лет назад, когда я любила так, как любите вы, любила человека столь же бесчувственного и равнодушного, как тот кавалер, который захватил ваше девичье сердечко. Я говорю, моя дорогая, о сэре Артуре Мейнваринге. Вот видите, у меня от вас никаких тайн нет. Я была в отчаянии. Я была так несчастна, что даже предавалась грешным мыслям – подумывала о том, чтобы лишить себя жизни, ибо тот, кем я жила дни и ночи, был для меня недоступен. Это случилось спустя год после смерти доктора Тернера, когда я устроила свой магазин на Патерностер-роу. Сэр Артур заезжал туда со своей сестрой – потом она вышла замуж за лорда Гарстона. Я полюбила сэра Артура с первого взгляда.Леди Эссекс подумала, что и она полюбила с первого взгляда и унеслась мыслями к тому трехлетней давности дню на поле для ристалищ в Уайт-холле. Она почувствовала огромную симпатию к своей сестре по несчастью, к женщине, страдавшей так же, как страдает сейчас она.– В отчаянии я прибегла к своему кристаллу, – продолжала миссис Тернер. – Я почти с детства владела чудесным даром предсказания. Впервые я обнаружила это… Впрочем, это неважно. И кристалл указал мне человека, человека в годах, большого знатока медицины, астрологии и алхимии. – Она прервала свой рассказ, чтобы получить от миледи очередные уверения в том, что все, о чем та узнает, сохранится в строжайшей тайне. – Сейчас я доверю вам один секрет, и, моя дорогая детка, он должен остаться между нами, никому-никому и никогда не рассказывайте об этом…Графиня торжественно поклялась хранить молчание – так велики были ее любопытство и надежда. Вдова продолжала:– Его имя и обиталище также открылись мне. В тот же вечер я отправилась к нему и обо всем поведала. Он мог дать мне то, чего жаждало мое сердце. Хотя стоило это дорого, невероятно дорого, но я заплатила.Я ушла от него с маленьким флакончиком – больше ничего он мне не дал, только научил, как им пользоваться. И когда сэр Артур с сестрой снова приехали на Патерностер-роу, я угостила их медом, приготовленным по моему рецепту, каким сегодня поила вас. А в чашу сэру Артуру я вылила содержимое флакончика.Она умолкла и долго сидела, улыбаясь чему-то своему, тайному. Графиня тронула ее за плечо:– Да, да, а дальше? Что случилось?На устах вдовы по-прежнему блуждала тихая улыбка.– Это произошло зимой, вечер был ветреным и холодным. А среди ночи меня разбудил яростный стук в дверь. Я спросила из окна, кто это, и сердце мое замерло, когда я услышала голос сэра Артура – он умолял впустить его. Он насквозь промок, его одежда была вся забрызгана грязью – он проскакал сквозь бурю и ветер двадцать миль, подчиняясь, как он уверял меня, непреодолимому желанию пасть к моим ногам и открыть свою страсть. А ведь до того дня он вряд ли замечал мое присутствие.Леди Эссекс слушала, затаив дыхание, а вдова завершила свой рассказ:– Клянусь, во всей Англии не найдется возлюбленного столь верного, каким стал для меня три года назад сэр Артур. И каждый раз, когда я наливаю ему мой мед, я. вспоминаю о той первой чаше, которую он получил из моих рук, о чаше, в которую я влила приворотное зелье, и благословляю имя Саймона Формена.– Кто это?– Тот алхимик, который сотворил чудо. О! Я проговорилась, я назвала его имя! Забудьте его, миледи!Ее светлость покачала золотоволосой головкой – глаза у нее нассторженно блестели.– Напротив, – ответила она. – Я запомню это имя навсегда! Глава XIЧУДО Июль был на исходе. Жара стояла невыносимая, все в Уайтхолле мучились от духоты. Король, несколько месяцев назад окончательно разогнавший слишком упрямый и несговорчивый парламент, решил отныне управлять Британией самолично, без вмешательства этого неуклюжего организма. Однако он не мог не поддаться всевозрастающей своей лености и отправился в прохладу Ройстона, где, ради собственного здоровья, занимался лишь соколиной и псовой охотой. Оттуда он почти ежедневно отсылал «своему дорогому Робину» письма, умоляя того присоединиться к увеселениям.Лорд Рочестер мешкал: его держали в Уайтхолле дела государственной важности, отменить которые он был не в состоянии, но мог переложить на сэра Томаса Овербери, и тот полностью освобождал его от занятий теми самыми государственными делами, под предлогом коих лорд Рочестер и оставался во дворце.Так что сэр Томас усердно трудился в кабинете, а его милость, столь великолепный в своем темно-бордовом, расшитом серебром камзоле, с лиловыми подвязками и лиловыми с серебром розетками на туфлях с высокими каблуками, как обычно, восседал на своем излюбленном месте, возле открытого настежь окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37