И все же Хайд мог бы противостоять всеобщей неприязни, прояви Карл хотя бы толику той верности и преданности дружбе, какую в свое время выказал лорд Кларендон по отношению к нему. Правда, в течение какого-то недолгого срока король продолжал называть себя другом графа. Возможно, они оставались бы друзьями до конца, не вмешайся в эту историю женщины. Как утверждает Ивлин, описавшая эти события в дневнике, падение этого человека было делом рук «шутов и дамочек для увеселений».
История падения Кларендона очень запутанна, и ее не найти в школьных учебниках. По сути дела, история эта одновременно служит историей женитьбы короля Карла и жизнеописанием Катарины Браганза, этой несчастной маленькой безобразной королевы, на долю которой выпало ровно столько страданий, сколько выпадает их женщине, ставшей женой «султана» в стране, обычаи и нравы которой не предусматривают существования гарема.
Если Кларендон и не был вдохновителем этого брака, он, во всяком случае, одобрил матримониальное предложение португальцев, которые хотели заключить союз с Англией для защиты от хищнических посягательств Испании. На него произвело впечатление предложенное приданое — 500 тысяч фунтов стерлингов наличными; Танжер, позволявший англичанам господствовать на Средиземном море, и остров Бомбей. Хайд еще не мог предвидеть, что обладание Бомбеем и свобода торговли в Восточных Индиях, которую Португалия до сих пор ревниво сохраняла за собой, сделают Англию способной сколотить великую Индийскую империю. Но и одних коммерческих преимуществ было вполне достаточно, чтобы сделать этот брак желательным для Англии.
Катарина Браганза отплыла в Англию, и 19 мая 1662 года Карл в сопровождении блистательной свиты встретил свою невесту в Портсмуте. Король был на редкость представительным мужчиной, высоким (шесть футов росту), худощавым, элегантным и энергичным. Непривлекательность искаженных грубоватых черт его лица сглаживалась блеском выпуклых прищуренных темных глаз и пленительной улыбкой. И облик, и повадка короля были грациозны, речь правильна, а обворожительная изысканность манер свидетельствовала о сибаритском добродушии.
Но изысканность и добродушие улетучились, едва король увидел свою будущую супругу. Двадцатичетырехлетняя Катарина была до нелепости мала ростом, с непропорционально вытянутым туловищем и коротенькими ножками. В своей старомодной диковинной юбке она казалась коленопреклоненной, когда стояла рядом с Карлом. Цвет лица у нее был болезненно-желтый, и прекрасных глаз оказалось явно недостаточно, чтобы скрасить его вопиющую непривлекательность. Черные волосы Катарины были уложены самым нелепым образом, взбиты в высокую копну и украшены по бокам головы бантами, похожими на маленькие крылья.
Вряд ли стоит удивляться тому, что веселый король, привередливый сластолюбец и тонкий ценитель женской красоты, шагавший навстречу невесте, вдруг будто споткнулся и на миг замер как вкопанный.
— Господи! — поморщившись, бросил он стоявшему рядом Этериджу. — Они привезли мне летучую мышь, а не женщину!
Однако лишенная очарования девушка привезла хорошее приданое, а Карл отчаянно нуждался в деньгах.
— Я полагаю, — сказал он чуть погодя Кларендону, — мне придется проглотить эту черную корку. Как иначе слопать варенье, которым она намазана?
Серьезные глаза Лорда-Канцлера смотрели на короля почти сурово, когда он холодным деловитым тоном перечислял блага, которые принесет этот брак. Он не осмеливался упрекнуть своего господина за грубые шутки, но не желал и смеяться вместе с ним. Кларендон был слишком честен, чтобы заниматься подхалимажем.
К Катарине немедленно приставили, по словам Граммона, шестерых страшилищ, которые называли себя фрейлинами, и гувернантку, оказавшуюся сущим чудовищем. В сопровождении этой свиты она отправилась в Хэмптон-Корт, где и прошел медовый месяц. Здесь несчастная женщина, по уши влюбленная в грациозного, длинноногого и худого как щепка мужа, какое-то время прожила в обманчивом раю. Но разочарование не заставило себя ждать. Благодаря приданому Катарина стала королевой Англии, но вскоре поняла, что занимает положение жены «де юре». Между тем Карл развлекался, как хотел, с женами «де факто», и его нынешняя супруга «де факто», владычица сердца короля и первая дама его гарема, была прекрасной мегерой по имени Барбара Вильерс, женой покладистого Роджера Палмера, графа Каслмэна.
Как это всегда бывает в таких случаях, нашлось немало доброхотов, которые, руководствуясь любовью к охваченной иллюзиями королеве и заботой о ней, поспешили сорвать шоры с ее глаз. Они сообщили Катарине об отношениях Его Величества с миледи Каслмэн, — отношениях, зародившихся еще в те времена, когда Карл был бездомным скитальцем. Судя по всему, известие глубоко взволновало бедняжку, но настоящая беда еще ждала ее впереди. Приехав в Уайтхолл, она увидела список своих фрейлин, и первым в нем стояло имя госпожи Каслмэн. Гордость несчастной маленькой женщины восстала против такого оскорбления. Катарина вымарала Барбару из списка и повелела никогда не допускать фаворитку короля к своей особе.
Но королева не приняла в расчет Карла. При всем своем дружелюбии, при всей светской изысканности и веселости, король был не лишен цинизма, и цинизм этот в полной мере проявился в образе его действий в создавшемся положении. Карл самолично привел свою смазливую фаворитку к королеве и представил ее супруге в присутствии всех придворных, которые, несмотря на собственное распутство, в изумлении взирали на это безобразное издевательство над достоинством царственной особы.
Последствия его превзошли самые мрачные ожидания. Катарина застыла, как будто ее ударили. Ее лицо делалось все бледнее, пока не приобрело серый цвет; черты его исказились; глаза наполнились слезами от горькой обиды и уязвленной гордости. А потом из ноздрей ее внезапно хлынула кровь: не вынеся горя, королева упала в обморок, и португальские придворные дамы подхватили ее обмякшее тело.
Поднялся переполох. Воспользовавшись им, Карл ретировался и уволок за собой любовницу. Он понимал, что в случае промедления даже умение с легкостью выходить сухим из воды не поможет ему сохранить достоинство.
Ставить такой эксперимент повторно, разумеется, было нельзя. Однако поскольку король возжелал, чтобы графиня Каслмэн была возведена в ранг одной из фрейлин королевы (или, вернее, потому, что этого возжелала ее светлость, а Карл в руках ее светлости становился податливым, как воск), ему пришлось бы втолковывать жене, что, по его мнению, хорошо для супруги короля, а что плохо. Убеждать Катарину должен был Кларендон: Карл решил возложить эту задачу на него. Но Канцлер, столь долго и исправно игравший роль Ментора при Телемахе, счел нужным объясниться с королем и наставить его на путь истинный в морали, как прежде наставлял в политике.
Кларендон отклонил предложение стать посредником и даже пытался убедить Его Величество в том, что избранная им линия поведения попросту непристойна.
— Сир, кому же, как не Ее Величеству, решать, кто из фрейлин будет прислуживать ей в опочивальне, а кто не будет, — говорил Кларендон королю. — И, признаться, в данном случае я вовсе не удивлен ее решением.
— И тем не менее, милорд, заявляю вам, что это ее решение будет отменено.
— Кем, Сир? — очень серьезно спросил короля Канцлер.
— Ее Величеством, разумеется.
— Под давлением, которое, по замыслу Вашего Величества, должен оказать на королеву я, — отвечал Кларендон тоном наставника, каким привык разговаривать с королем, когда тот еще был ребенком. — В те времена, когда страсти не затмевали ваш разум, Сир, вы сами осуждали действия, на которых теперь настаиваете. Не вы ли, Сир, горячо порицали своего кузена, короля Луи, за то, что он навязал королеве мадемуазель де Вальер? Вы, разумеется, помните, каких вещей наговорили тогда королю Луи.
Карл не забыл нелестных замечаний, которые теперь были вполне применимы к нему самому. Король почувствовал, что ему объявили шах, и закусил губу.
Но в скором времени (несомненно, вняв настырным увещеваниям миледи Каслмэн) он возобновил наступление и отправил Канцлеру письмо с требованиями безоговорочного повиновения.
«Пустите в ход все свое искусство, — писал Карл, — дабы добиться того, чего, я уверен, требует моя честь. И кто бы ни выступал недругом миледи Каслмэн в означенном деле, человек этот станет моим врагом на всю жизнь. В этом я клянусь и даю слово».
Милорд Кларендон не тешил себя иллюзиями относительно рода людского. Он имел возможность изучить этот мир в самых разных проявлениях и знал его вдоль и поперек. Тем не менее письмо короля стало для него горькой пилюлей. Всем, что имел Карл, включая его нынешнее положение, он был обязан Кларендону. И тем не менее не постеснялся написать эту обидную фразу: «Кто бы ни выступал недругом миледи Каслмэн в означенном деле, человек этот станет моим врагом на всю жизнь».
Все прошлые заслуги Кларендона утратят смысл и значение, если он откажется исполнить нынешнее недостойное требование Карла. Стоит злобной распутнице вымолвить одно-единственное слово, и все его свершения и труды на благо короля немедленно будут преданы забвению.
Кларевдон проглотил обиду и попросил аудиенции у королевы, дабы выполнить миссию, которую он всецело осуждал. Он пустил в ход доводы, неубедительность которых была столь же очевидна для Катарины, как и для него самого.
Плодовитый автор увлекательных светских хроник, мистер Пепис, обескураженно пишет в своем дневнике, что наутро весь двор обсуждал сцену, разыгравшуюся накануне ночью в королевских покоях. Их Величества так бушевали, что крики были слышны в соседних помещениях.
Можно понять несчастную маленькую женщину, страдавшую от оскорбления, брошенного ей Карлом устами лорда Кларендона. Можно понять нападки, с которыми она обрушилась на царственного супруга, обвиняя его не только в отсутствии любви, но в в неуважении к своей особе, проявлять которое он был просто обязан. А Карл, ради исполнения умысла, внушенного ему прекрасной мегерой, от которой он не в силах был отказаться, забыл о свеем дружелюбии и набросился на жену с криками. В конце концов он пригрозил ей еще большим позором: он отправит Катарину обратно в Португалию, если она не смирится с теми издевательствами, которым подвергается здесь, в Англии.
То ли угроза возымела действие, то ли какие-то иные доводы, но Карл добился своего. Катарина Браганза смирила гордыню и подчинилась. И подчинение это было полным и безоговорочным. Миледи Каслмэн не только вошла в опочивальню королевы как фрейлина, но и в самом скором времени добилась расположения Катарины, чем вызвала всеобщее недоумение и дала пищу пересудам.
Фаворитка одержала триумфальную победу, которая добавила ей наглости. Особенно ярко эта наглость проявилась в неприязни к Канцлеру, точка зрения которого была известна Барбаре со слов короля. Вполне понятно, что она возненавидела Кларендона, возненавидела люто и злобно. Это естественно для женщин такого пошиба. Исполненный холодного презрения, Кларендон не обращал внимания на неприязнь фаворитки, в итоге она ненавидела его еще сильнее. И, разумеется, нашлись те, кто разделял эту ее ненависть. Безнравственные придворные, чья неприязнь к суровому Лорду-Канцлеру подогревалась его презрением к ним. И вот придворные сговорились низвергнуть графа Кларендона с его пьедестала.
Кларендон пользовался влиянием на короля, и все попытки подорвать это влияние оказались тщетными: Карл понимал, сколь ценен для него Лорд-Канцлер. Понимал он также, чем вдохновляются происки врагов. Тогда придворный сброд принялся старательно и коварно обрабатывать толпу, создавая определенное общественное мнение, которое правильнее было бы назвать общественной слепотой. Необразованная чернь — самая плодородная почва для семян скандала, и это понимают все, кто стремится уязвить великого человека. Наверняка и миледи, и двор в значительной степени повинны в появлении на воротах дома Кларендона провокационной листовки, в которой его обвиняли в конфузах с Дюнкерком, Танжером и в бесплодии королевы.
Ее светлость вполне могла счесть непопулярность Кларендона свидетельством своего триумфа. И триумф этот полностью соответствовал тому, чего она желала. Но Карл был тем, чем он был, и, следовательно, частые (пусть и мимолетные) приступы ревности и беспокойства отравляли графине жизнь, постоянно напоминая ей о непрочности положения королевской фаворитки, женщины, которая всецело зависит от капризов и блажей человека, обеспечившего ей это положение.
И вот настал ее черный день. День, когда Барбара вдруг поняла, что ее влиянию на царственного любовника пришел конец, когда и мольбы, и упреки не могли более тронуть его душу. Отчасти виной тому ее собственное неблагоразумие. Но в гораздо большей степени — девушка, шестнадцатилетнее дитя, милое, свежее, юное золотоволосое создание, еще находившее утеху в куклах и иных детских игрунках, но уже обладавшее острым живым умом, образованностью и ясностью мысли, не избалованное ни августейшим вниманием, ни сознанием того, что превращается в лакомый кусочек.
Созданием этим была мисс Фрэнсес Стюарт, дочь лорда Блэнтайра, только что пребывшая ко двору и ставшая фрейлиной Ее Величества. Загляните в дневники восторженного Пеписа, и вы узнаете, сколь глубоко поразила его красота этой девушки. Как-то раз он увидел ее в парке, гарцующей рядом с королем в сопровождении целого сонма дам, среди которых была и миледи Каслмэн, утратившая, по словам Пеписа, «всякую веселость». Был в истории такой миг, когда мисс Стюарт едва не стала королевой Англии. И хотя ей не удалось достичь таких высот, профиль ее был запечатлен на английских монетах и красуется на них поныне (и смотрятся, надо сказать, лучше, чем лик любой законной королевы) в образе Британии, символической женщины, олицетворяющей страну. Именно мисс Стюарт послужила моделью художнику.
Карл не таясь домогался ее. В таких делах он никогда не заботился о соблюдении внешних приличий. Король был настолько настырен, что всяк, кто добивался аудиенции у него зимой 1666 года, обычно спрашивал, приходя в Уайтхолл, где находится Его Величество — наверху или внизу. «Внизу» означало — в покоях масс Стюарт на первом этаже дворца, где Карл был завсегдатаем. А поскольку двор всегда следует за монархом и смеется, когда улыбается король, милое дитя вскоре оказалось чем-то вроде владычицы придворных, валом валявших в ее чертоги. Дамы и кавалеры приходили туда пофлиртовать и посплетничать, поиграть в карты или просто засвидетельствовать почтение.
Как-то январским вечером за огромным столом в роскошной гостиной мисс Стюарт собралась компания щеголей в шуршащем атласе и пышных париках и дам с завитыми волосами и обнаженными плечами. Общество тешилось игрой в бассет. Оживленная беседа то и дело прерывалась взрывами смеха; белые усыпанные перстнями руки тянулись за картами или к кучкам золота, то и дело перемещавшимся во столу в зависимости от превратностей изменчивой карточной фортуны.
Миледи Каслмэн, сидевшая между Этериджем и Рочестером, играла молча. Взгляд ее был мрачен, губы плотно сжаты. Да, нынче вечером она проиграла около полутора тысяч фунтов, но Барбара была расточительна, азартна и легко расставалась с деньгами. Ей случалось проигрывать и в десять раз больше, не утрачивая при этом способности улыбаться. Так что причиной ее дурного настроения была вовсе не игра Барбара небрежно бросала карты, ей никак не удавалось сосредоточиться, и прекрасные грустные глаза графини неотрывно глядели в противоположный конец длинной комнаты. Там за маленьким столиком в окружении полудюжины повес сидела мисс Стюарт, занятая карточной игрой совсем другого сорта. Девушка никогда не играла на деньги, и карты были нужны ей, только чтобы строить из них домики. Сейчас она была занята возведением карточного замка, в чем ей помогали кавалеры. За строительством внимательно наблюдал его светлость герцог Бэкингем, большой искусник по части любого зодчества на зыбкой почве.
В сторонке, ближе к очагу, стояло огромное кресло из золоченой кожи, в котором развалился король, праздно следивший за маленькой компанией. По его смуглому угрюмому лицу блуждала слабая улыбка. Одной рукой монарх рассеянно поглаживал маленького спаниеля, свернувшегося клубочком у него на коленях. Чернокожий мальчик в ярком, украшенном перьями тюрбане и длинном багровом камзоле, расшитом золотом (в комнате было трое или четверо негритянских слуг), подал королю кубок молока с вином и пряностями на золотом подносе.
Король поднялся, оттолкнул негритенка и, зажав под мышкой спаниеля, двинулся через комнату к столу мисс Стюарт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25