Все либо молятся у Святилища да купаются в Ильмене, либо ходят друг к другу в гости. Чародей начал меня ругать за нерадивость. Ни разу еще меня так не ругали. — У Смирного дрогнула верхняя губа. — Однако я сдержался. Молча выслушал, попытался оправдаться Паломной седмицей, а потом вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Ощущение было уж больно странным… Будто кто-то обдувает вам затылок теплым воздухом. Легонькой такой струйкой, и вроде бы волос у вас нет. Тепло скользит прямо по коже.Свет понял, что сыскник напуган. Вроде бы желваки на скулах говорили о злости, а дрожание губы об обиде, но было сегодня в поведении сыскника, в его манере держать голову, в самом звуке его, казалось бы, уверенного голоса нечто такое, что Свет чувствовал: Смирный боится, и отнюдь не служебного взыскания.Но показать сыскнику, что он, Свет, заметил этот страх, значило напугать его еще больше. Конечно, сыскник умом понимал, что чародей Сморода еще более высококвалифицированный волшебник, чем Буня Лапоть, но одно дело — понимать какой-либо факт умом, и совсем другое — ощутить его шкурой. Примерно так же все понимают, что солнце способно обжечь, но, вырвавшись на пляж, умудряются мгновенно загореть до такой степени, что помочь им потом может только сметана.Поэтому Свет сказал:— Мне кажется, вы ошибаетесь, брат. Я хорошо знаю, какое ощущение появляется у колдуна, когда его прощупывает более квалифицированный коллега. Я не далее как в пятницу был в подобном положении. Только прощупывал меня Кудесник.Рот сыскника перекосило в жуткой гримасе. Наверное, у обычного человека в этот момент физиономия расцвела бы грустной улыбкой, однако сыскник был пусть и не ровня Свету, но волшебник. Улыбаться он не умел.— Между мной и чародеем Лаптем разница в квалификации будет поболе, чем между вами и Кудесником.Он был прав, но дать ему увериться в своей правоте было ни в коем случае нельзя. Коли Буня проверил его один раз, он вполне мог и повторить попытку. А страх перед прощупыванием снижает прочность магического защитного барьера чуть ли не вдвое.— Тем не менее, — сказал Свет, — когда вас прощупывают, ощущение совсем другое. Впечатление такое, словно по волосам бегают мурашки. И не теплые, а прохладные. Однако если хотите, я проверю и восстановлю барьер.— Еще как хочу! — Сыскник произнес фразу тихо, но в ментальной области это был самый настоящий вопль о помощи.Свет достал из сейфа баул, щелкнув замочком, вытащил Серебряный Кокошник. Вообще-то в подобной ситуации требовалось использовать Колдовскую Водицу, но вытащить баклагу означало перепугать Смирного еще больше.— Ложитесь на оттоманку!Сыскник напялил Кокошник, лег навзничь, прикрыл обеспокоенные глаза.Свет сотворил заклинание, и Смирный тут же засопел.Конечно, Буня его прощупывал. Следы попытки взломать защитный барьер обнаружились сразу же, едва Свет настроился на лежащего перед ним человека. Попытка была грубой и откровенной. Думается, если бы Смирный при взломе спал, то Буне, пожалуй бы, удалось достичь цели. В этом же случае он лишь определил, что у прощупываемого человека есть барьер, но барьер у работника министерства безопасности — штука достаточно распространенная. Особенно, когда он занимается расследованием серьезного преступления. Барьер может у него быть даже в том случае, если вы лично не давали санкции на его постановку. Ведь вы не Кудесник. И тем более не Великий князь!Тут Свет почувствовал инициацию волшебного зеркала и мгновенно наложил запирающее заклятье. Когда у вас на диване лежит бесчувственный человек — да к тому же еще сотрудник родимого министерства безопасности, — не время разговаривать с посторонними людьми. Кем бы они ни были…Зеркало угомонилось. Свет достал из баула салфетку и баклагу с Колдовской Водицей. Накрыл салфеткой лицо сыскника, брызнул ему на голову Водицей и тут же сотворил заклинание. Подождал, пока испарится Водица, перестанут бегать звездочки. Снял салфетку.Теперь барьер можно будет снять только с применением Колдовской Водицы, а наложение заклятья подобного уровня — не самое простое дело. Его в общественном месте не совершишь.Он сотворил еще одно, отвращающее страх заклинание, снял с головы сыскника Кокошник и разбудил его.Смирный вскочил с дивана, ошалело посмотрел по сторонам, узнал Света, успокоился.— Должен разочаровать вас, брат, — сказал Свет. — Никаких следов работы с вашим барьером я не обнаружил. Так что можете чувствовать себя спокойно. Думаю, вам померещилось.Сыскник облегченно вздохнул.— Все у вас в порядке! — Свет положил руку на плечо Смирного. — Запирайте ночью покрепче замки в доме, и все ваши страхи как рукой снимет.— Я вам очень благодарен, — сказал сыскник, — но по-настоящему мои страхи исчезнут лишь тогда, когда мы изобличим преступника.Он смотрел на Света с явным ожиданием, и Свет прекрасно понял, чего он ждет.— К сожалению, я еще ничего не придумал. Как только что-нибудь придет в голову, я вас немедленно извещу с курьером.— Завтра-то, надеюсь, будет спокойный день, — сказал Смирный. — Хотелось бы поприсутствовать на богослужении.Они распрощались.Свет хотел было вернуться к незавершенной сцене Кристовой пагубы, но тут снова появилось ощущение инициации волшебного зеркала. Теперь разговору ничто не мешало, и Свет согласился.В сером тумане проявилась озабоченная физиономия опекуна министерства безопасности от палаты чародеев Буни Лаптя.— Здравы будьте, чародей!Лысина у Буни сверкала даже в зеркале.— Здравы будьте, чародей! Чем обязан?— Да вот хотел бы обратиться к вам с одной просьбой.— Для вас, брат, все что угодно. Вплоть до некоторой суммы в долг.— Деньги мне не нужны, — сказал Буня с суровым видом. — Мне нужен магический защитный барьер.Удивление Свету разыгрывать не пришлось. Однако испугаться он себе не позволил. Скорее всего, Буня подозревал, кто поставил сыскнику Смирному барьер, но магической печати на барьере нет — определить что-либо все равно невозможно.— Зачем вам защитный барьер, чародей? А если вас вздумает прощупывать Кудесник?Буня мотнул головой:— Барьер мне нужен не на века, а только до окончания следствия об убийстве Барсука. Мне кажется, меня пытаются прощупать, и отнюдь не Кудесник. Кудесник, кстати, меня уже прощупывал.Врет, подумал Свет. И сказал:— Вы толкаете меня на нарушение закона, чародей.— Но ведь все равно, кроме меня и вас, никто ничего не узнает. Если обойтись без магической печати, по защитному барьеру не определишь, кто его поставил. А я всегда могу заявить, что барьер мне навели без моего желания. Дабы скомпрометировать…— Однако вы прекрасно знаете, что защитный барьер без печати способны поставить лишь несколько человек в княжестве. Я думаю, не более десятка…— Четырнадцать, — с готовностью сказал Буня.— Ну вот, вы хотите, чтобы я попал в нарушители законов Колдовской Дружины… — Свет подчеркнуто-озабоченно покачал головой. — Честно говоря, для вас бы я пошел на нарушение, но все дело в том… Видите ли, я здорово устал за последние дни. Перун просто затерзал меня. Так что давайте подождем пару деньков. Я отдохну и исполню вашу просьбу.— А за эти два денька донесете на меня Кудеснику, и защитный барьер будет ставиться с его ведома. У вас ручки чисты, а меня на Контрольную комиссию…Свет поморщился:— Ну зачем же так, чародей? Это ведь вы толкаете меня на нарушение, а не я вас.Буня пристально смотрел ему в глаза. Этакий сыскник, допрашивающий пойманного убийцу. Только убийца на этот раз оказался сыскнику не по зубам…— Ну хорошо, — сказал наконец Буня. — Считайте, я вас ни о чем не просил. Кстати, у моего сыскника Буривоя Смирного стоит защитный барьер без магической печати. Такой барьер ему могли поставить лишь четырнадцать человек в княжестве.Свет пожал плечами:— А зачем вы мне это говорите? Неужели вы думаете, что я согласился бы поставить вашему сыскнику барьер без вашего ведома?— Нет, не думаю, — сказал Буня. — Вы, Сморода, всегда были образцовым исполнителем законов и правил. Иначе бы вас и не прочили в Кудесники.Волшебное зеркало скрыло лысину Буни за туманной занавеской.А Свет подумал, что железный Буня, кажется, начинает нервничать.
За обедом Забава выглядела столь же странно, как и за завтраком. Она явно избегала смотреть на хозяина, а когда Свет-таки ловил ее взгляд, тот казался непривычно тусклым, если не потухшим вовсе. И в то же время она определенно была веселее, чем обычно. Но в веселости этой сквозила некая обреченность. Словно Забава совершила непоправимое и готовилась пойти вразнос. Впрочем, кое-что она в самом деле совершила — поправимое и уже перестающее быть из ряда вон выходящим. Разливая суп, она вдруг бросила в кастрюлю половник и выскочила из трапезной. Вернулась еще более бледная, чем утром.Свет хотел было взяться за ее воспитание, но удержался. Включил Зрение. И ошалел от неожиданности.Аура у Забавы была давно забытой, той самой, с какой она пришла к нему в дом — ни единого намека на розовое. Сонная кукла с примесью юношеской экзальтированности…— Забава, — сказал Свет. — А сегодня вы пойдете с нами гулять? — И поморщился: вопрос прозвучал совершенно по-идиотски. Так бы, наверное, семилетний мальчик Светик Сморода позвал на улицу малолетнюю дочь родительской прислуги.Забава неожиданно для него задумалась. Зато на язык скора оказалась Вера.— Она не пойдет.Вера вопросительно посмотрела на Забаву, и та тут же покорно кивнула головой:— Я не пойду. Плохо себя чувствую…Кажется, она хотела что-то добавить, но не добавила. Подошла в раздаточному столику и принялась раскладывать по тарелкам гарнир.Эта покорность Свету не понравилась абсолютно. У той Забавы, которую он знал, не могло быть подобной покорности. Да она скорее бы вцепилась кому-нибудь в волосы, чем покорно согласилась. Тем паче с Верой.И потому Свет решил после трапезы обязательно побеседовать на эту тему с Берендеем. Однако еще до сладкого переменил свое решение. Ему вдруг пришло в голову, что беседовать на эту тему надо не с Берендеем, а с гостьей. Не может быть, чтобы в столь странном поведении Забавы не обошлось без ее участия.Гостья встретила хозяина в штыки:— А почему вы решили, что происходящее с вашей служанкой как-то связано со мной?!— Потому что вам выгодно, чтобы нашим прогулкам никто не мешал.— Вы так думаете? — Гостья поджала губки. — А может быть, у Забавы недомогание. Вам никогда не приходило в голову, что у женщин иногда бывают недомогания? Незадолго перед зеленцом…Свет опешил: это был удар ниже пояса. Однако тут же нашелся:— Перед зеленцом?! Да у нее в ауре ничего розового не осталось, если вам это о чем-нибудь говорит. Какой еще зеленец?Вера широко раскрыла глаза, стиснула руки — так, что хрустнули персты.— Отсутствие розового в ауре мне говорит о многом. Но и все объясняет. И очень странно, что вы не сделали отсюда единственного верного вывода.— Вы имеете в виду… — Свет замялся.— Я имею в виду, что Забава попросту разлюбила вас. Согласитесь, рано или поздно это должно было случиться. Женщина не может долго любить безответной любовью. Рано или поздно она найдет себе другой предмет обожания.Свет поморщился: словосочетание «предмет обожания» по отношению к нему звучало достаточно противно.— Однако я не понимаю, почему вы беспокоитесь, — продолжала Вера. — Вас-то, по-моему, случившееся вполне должно устроить. Во всяком случае, жизнь ваша от того, что Забава вас разлюбила, хуже не станет.Конечно, Вера была права. Но в правоте своей она стала Свету ненавистна. И он сказал:— Сдается мне, вы слишком много знаете о женщинах и их жизни. Сдается мне, амнезия приняла у вас достаточно странный характер. — Он впился в нее пронизывающим взглядом и воскликнул: — А может, амнезии и нет вовсе? И не было?Если его пронизывающий взгляд и пронизал что-либо, то только не ее. Она одарила его спокойной улыбкой:— Может, и не было. Только теперь это не имеет ни малейшего значения. С амнезией или без нее, я теперь вам нужна. Я имею в виду вам лично. Ведь только я способна вам помочь, не так ли?Свет разинул рот. И с глухим стуком захлопнул его.— Разве вы не надеетесь на мою помощь? — удивилась Вера. — А мне казалось, мои чары облегчают вам самочувствие… А если вспомнить, что случилось вчера… — Она откровенно ухмыльнулась.Вот тут Свет испугался. Это был не просто удар ниже пояса, это был удар ногой в челюсть — как у знатоков восточных единоборств. Паче того, это был удар, которого вообще не должно было быть.— Кто вы? — Свет даже не сумел сдержать дрожь в голосе. — Кто вы такая?Вера подошла к нему вплотную:— Вам нечего бояться, чародей. Кто бы я ни была, моей целью вовсе не является ваша погибель. — Она положила ему руки на плечи, посмотрела прямо в глаза, и Свет почувствовал, как уплывает куда-то, растворяется в умиротворении его смертный ужас.— Вот и хорошо, — сказала Вера. — Не докучайте Забаве и давайте вести себя так, словно ничего не случилось. А чтобы такому волшебнику, как вы, это было легче, я вам помогу.Она снова посмотрела ему в глаза, и Свет понял, что такое по-настоящему пронизывающий взгляд. Но это была его последняя мысль, посвященная состоявшейся беседе, потому что через мгновение он забыл обо всем, случившемся за последние пять минут.— Вы имеете в виду, — сказал он. И замялся.— Я имею в виду, что Забава попросту разлюбила вас, — сказала Вера. — Согласитесь, рано или поздно это должно было случиться.Свет согласился. И добавил:— Слава Семарглу! Теперь она будет приходить ко мне только тогда, когда я ее вызываю.Ему показалось, что в глазах Веры мелькнула откровенная жалость, но это было вполне нормально. Баба и жалость — понятия неразделимые, понятия на века. Так что он кивнул головой и сказал:— Наша вечерняя прогулка не отменяется.
Расставшись с Верой, Свет отправился в кабинет.Стоило заняться дальнейшей судьбой Кристы, но мысли его теперь неотвязно обращались к Забаве.Конечно, он знал, что рано или поздно это случится. Конечно, он знал, что слепое обожание — слишком малое чувство для женщины, чтобы она согласилась посвятить ему, слепому обожанию, всю свою жизнь.И все-таки это произошло слишком неожиданно, чтобы не задеть его. Он уже свыкся с этим обожанием. Оно и все, что из него вытекало — вплоть до бурных приступов ревности, — вносило в жизнь Света некоторую неустойчивость, которая на поверку оказывалась даже приятной. Разнообразие всегда приятно.И вот все кончилось!Это было грустно, но не настолько, чтобы выбить его из колеи. А колея привела его мысли к Вере.С этой дамой все-таки стоило определиться и как можно быстрее. Чем дольше он о ней думал, тем больше одолевало его желание с нею определиться. В конце концов он отложил перо и бумагу, переоделся в уличное и, выйдя на набережную, поймал извозчика.Оказалось, Репня жил не так уж и далеко от площади Первого Поклона. Наверное, всю последнюю декаду ходил на работу пешком.Однако на стук Света никто не отозвался. Он постучал еще раз и пошел искать квартирную хозяйку.Квартирная хозяйка оказалась седой старухой, одетой в черное поношенное платье — похоже, ее хозяйство не приносило ей большого дохода.— Я за своими жильцами слежку не устраиваю, — сварливо отозвалась она, когда пришлый незнакомец поинтересовался местопребыванием доктора Репни Бондаря. — Может, на службе, а может, гуляет. — Она окинула незнакомца хватким оценивающим взглядом. — Доктор Бондарь, знаете ли, одинокий мужчина, а мне и вовсе ни к чему. Абы платил справно.Свет достал монетку с изображением профиля Великого князя Словенского Святослава X:— Благодарю вас, хозяйка!Хозяйка тут же сменила гнев на милость:— И-и-и, батюшка… Некогда ведь мне за постояльцами следить. Хозяйство большое, глаз да глаз требуется…Свет достал еще одну монетку, и милость сменилась добросердечием.— Ушел он, еще утром ушел. На службу ему ныне не надо, так что, наверное, гуляет. А гуляет он, батюшка, чаще всего с сыном купца Конопли. Знаете такого?Свет кивнул и достал третью монетку.— Спасибо, хозяюшка. Надеюсь, ваш постоялец не узнает, что им интересовались. А то, знаете ли, мне придется посчитать эту монетку за данную в долг.Хваткий взгляд давно уже показал старухе, что перед нею не какой-то там пустячок, и она немедленно рассыпалась в уверениях.
Монетка с профилем Рюриковича открыла перед Светом и сердце купеческого дворника.Уже через три минуты Свет знал, что молодого хозяина только-только привезли домой чуть живого, а его собутыльник докторишка по имени Бондарь куда-то укатил в хозяйском экипаже, тоже чуть живой, пьют, как лошади, мил человек, никаких денег на них не напасешься, хотя, если посмотреть, молодой хозяин — человек холостой, да и работает, а докторам нонече платют по-кумовски, так почему бы и не приложиться иногда, тем паче в праздничный денек…Свет, не дослушав, вернулся в трибуну и отправился домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34