Такое название было дано, чтобы отличить мирных индейцев от вольных - тех, кто добровольно не подчинился испанской власти. Однако несмотря на обращение мирных индейцев в христианскую веру, большая их часть продолжает почти открыто быть идолопоклонниками. Таким образом обращение их францисканскими и другими миссионерами в христианство только кажущееся. В действительности большинство мирных индейцев все еще остается дикарями, проявляющими при случае свои почти звериные инстинкты.
Вот такой инстинкт и проснулся в сердце Мануэля. Не из преданности Миранде последовал он за ним в изгнание, а из-за своей любви к Кончите. Он любил ее со всей страстью, которая свойственна его народу.
Несмотря на то что девушка явно выказывала ему свое пренебрежение, Мануэль преследовал ее, будто не замечая этого.
Легко представить, что произошло в его душе, когда он убедился, что Кончита, которую он так долго и страстно любил, отдала свое сердце великану Вальтеру. Мануэль был силен своею любовью, но слаб телом. Он понимал, что в борьбе с техасцем победа будет не на его стороне, Вальтер раздавит его, как щенка. И вот в голове у Мануэля созрела мысль избавиться от Вальтера иным способом - ядом! В тот же день он решил привести в исполнение свое намерение. Вальтеру вынесен смертный приговор! Неужели он для того спасся от пик, стрел, пуль дикарей, чтобы пасть жертвой невидимого, крадущегося предателя-убийцы?
Нет, к счастью судьба не так распорядилась. Совершенно случайно пустячное обстоятельство помешало плану Мануэля. Его позвал полковник и приказал готовиться в дорогу в Рио-Гранде, к друзьям, куда Мануэль уже неоднократно ездил. Оттуда он должен был привезти различные бумаги, депеши и письма.
Отчаяние охватило Мануэля. С той минуты, когда намерение отравить Вальтера пришлось отложить из-за поездки, в мозгу индейца зародился новый план, еще более жестокий, так как от него должно было пострадать несколько людей. Уже давно в сердце Мануэля кипела злость на Миранду, и он решил погубить его, а вместе с ним - всех белых.
XXVI. Рассказ Валериана
Благодаря искусству доктора раны Франка зажили и силы восстановились. Этому, конечно, способствовал уход за ним ангела, присутствие которого мирило Франка с потерей каравана.
Когда доктор разрешил, наконец, дону Валериану рассказать американцу обо всем, они сели за столик, и Миранда, попивая маленькими глотками вино, приступил к своей повести.
- Вскоре после вашего отъезда я просил правительство дать мне подкрепление. Мне прислали эскадрон улан. Вы легко себе представите мое отчаяние, когда в командире я узнал капитана Урагу! Я презирал его из-за дуэли с вами и из-за сестры, руки которой он хотел просить, о чем я вам уже говорил.
При этих словах Гамерсли вздрогнул и красные пятна покрыли его щеки. Миранда продолжал:
- Капитан продолжал оказывать внимание моей сестре, хотя я всячески мешал ему встречаться с ней. Перевести капитана в другое место было невозможно, так как по службе он был безукоризнен, и правительство к нему благоволило. Причину последнего обстоятельства я узнал позднее. В Альбукерке, он был переведен как тайный сообщник духовенства, готовившего новое восстание.
Месяца через два после его прибытия по всей Мексике было объявлено восстание, и когда однажды утром я явился в казармы, то нашел там полнейшее смятение и переполох. Вооруженные пьяные солдаты кричали: "Да здравствует Санта-Ана!", "Да здравствует полковник Урага!" Я сразу понял, что произошел бунт, и бросился к ним с обнаженной саблей. Но было уже поздно: зараза охватила почти всех солдат! Оставшиеся мне верными люди были обезоружены, частью убиты, а я взят в плен. Почему-то меня сразу не казнили. Мне удалось бежать при помощи доктора Просперо, который слышал, как Урага говорил, что ночью меня убьют, а затем он воспользуется беззащитностью моей сестры.
В этом месте рассказа из груди Гамерсли вырвалось что-то вроде стона. Миранда продолжал:
- Мне удалось бежать под видом ассистента доктора после того, как стража перепилась. Темнота ночи помогла мне дойти до моего дома. Наскоро уложившись и навьючив нескольких лошадей и мула, я тронулся в дальний путь с надежнейшими из моих слуг, чтобы воспользоваться вашим любезным приглашением.
Достигнув реки Пекос, мы вступили в огромную пустыню, населенную краснокожими, охотящимися за скальпами белых, дикими зверями и ядовитыми змеями. Мы бежали от большей опасности и, миновав пустыню, должны были попасть в плодородную местность, за которой находится граница Северо-Американских Штатов. Эта надежда окрыляла нас.
Мы медленно двигались вперед, страдая от голода и жажды и теряя одну лошадь за другой. Наконец, в живых осталась одна Лолита. Близкие к отчаянию, неожиданно мы увидели вдали эту благодатную местность, в которой теперь живем. Скоро мы очутились посреди изумрудной листвы деревьев; мимо прозрачного ручья вышли на единственную тропинку, ведущую в долину, в которую мы и спустились, напившись ключевой воды и утолив голод плодами.
Местность, в которую мы пришли, показалась мне вполне безопасной и манила прелестью своей природы, а потому мы решили тут остаться. Тотчас мы стали устраиваться как могли.
Вскоре мне удалось письменно связаться с моими друзьями в Новой Мексике, и теперь я надеюсь, что рано или поздно мы отсюда выберемся, ведь я рассчитываю, что вскоре либеральная партия опять одержит верх. Впрочем, нам здесь живется хорошо, в особенности доктору, этому натуралисту-энтузиасту, занятому своими научными работами. Слугу своего Мануэля я периодически посылаю в Альбукерке и от близкого моего друга, посвященного в нашу тайну, он привозит мне сведения обо всем, что делается.
XXVII. Несколько слов из истории Мексики
Лет за двадцать пять до присоединения Новой Мексики к Соединенным Штатам отдаленные провинции Мексиканской республики служили местом постоянно возобновляющихся восстаний. Всякий недовольный капитан, полковник или генерал, управляя определенной местностью, вел себя как диктатор, применяя военные законы. Гражданские власти не имели никакого фактического значения. Всякие беззакония прикрывались якобы патриотизмом; ничья жизнь не была в безопасности; с честью женщин не считались. Военная власть была всесильна, в особенности в северных провинциях, в которых восстания то и дело повторялись. Кроме того, со времен мексиканской независимости там происходила постоянная борьба духовенства с настоящими патриотами. Духовенство сделало возможными как чудовищное избрание на мексиканский престол австрийского эрцгерцога Максимилиана, устроенное Наполеоном III, так и низложение его. Своим республиканским правлением Мексика обязана партии патриотов; диктатура и монархия были всегда заодно с клерикальной партией. Борьба с ней была почти невозможна, так как духовенство поддерживалось суеверием народа, а кроме того древними привилегиями, благодаря которым в его собственности находилось три четверти земель страны. Свобода только временно брала верх, но клерикалы быстро вновь завоевывали свое положение, и тогда проявлялись все ужасы внутренней борьбы - виселицы, расстрелы, тюрьмы...
Ничего нет удивительного, что в таких условиях военная власть была неограниченной и безответственной.
Северные провинции, в особенности Новая Мексика, были окружены племенами враждебных индейцев, время от времени воевавших и между собой.
Все это давало повод войскам неограниченно властвовать над мирными гражданами. Заносчивые с ними и трусливые в стычках с индейцами, солдаты считали себя защитниками населения. Такое положение вещей привело к столкновению Мексики с Соединенными Штатами, результатом которого было присоединение Северной Мексики к Соединенным Штатам. Главным защитником и покровителем военной власти был Санта-Ана, выступающий за диктатуру, во главе которой стремился стать сам. Ему слепо подчинялся Мануэль Армио, стоящий во главе правительства провинции, главным городом которой был Санта-Фе. Человек этот был щедро оделен всеми пороками. Население он держал в страхе при помощи войск, которые находились в его распоряжении для борьбы с индейцами, а с последними он был в тайном сговоре, помогая им в грабежах и убийствах. Армио достигал всего, чего бы его алчная душа не пожелала, не останавливаясь в выборе средств, не исключая и убийств. Его подчиненные во всем ему подражали и пользовались неограниченною властью.
Возвращение к власти Санта-Аны повлекло за собой гибель партии патриотов, многочисленные сторонники которой поплатились жизнью. Пострадал и полковник Миранда. Приверженцы же Санта-Аны, в том числе и капитан Урага, получили блестящие назначения. Все они состояли в тайном сговоре с индейцами, этими краснокожими пиратами равнин, прикрывая их жестокие разбои и деля с ними богатую добычу.
XXVIII. В могуществе, но не в счастье
Ни быстрое продвижение по службе, ни награбленное богатство не сделали Урагу счастливым человеком. Он чувствовал себя хорошо лишь во время усмирения какого-нибудь мятежа или хищнических нападений, или же под влиянием вина. Он пил постоянно, но, конечно, не для того, чтобы заглушить угрызения совести; ее не было у него. Червь, который его глодал, не был рожден сознанием совершенных злодейств; его породила несчастная любовь и жажда мести.
Урага чувствовал себя особенно несчастным, когда видел в зеркале свое обезображенное лицо или когда стоял перед портретом Адели, висевшим в зале дома, которым он завладел после изгнания полковника Миранды.
Прежде Урага надеялся добиться руки Адели. Его происхождение из простонародья не могло быть препятствием в этом в стране, где сегодняшний солдат мог завтра стать генералом. Любовь заставляла его стремиться к повышению, из-за нее он совершал преступления. Он воображал, что богатство и блестящая карьера помогут ему достигнуть своей цели, тем более что он был красив, хорошо сложен и очень способен. Как большинство мексиканцев, он пользовался большим успехом у женщин.
Но после дуэли, стоившей ему нескольких передних зубов и обезображенного лица, успех Ураги стал значительно меньше. Не помогли и вставные зубы. Когда Адель отказала ему, он решил, что это связано с его изменившейся внешностью.
На самом деле, конечно, поводом к отказу послужило не внешнее безобразие Ураги, и если б не его безумная страсть, он сам бы это понимал. Он успокаивался, когда думал о том, что Франк Гамерсли, виновник его безобразия, достаточно наказан. В такие минуты, сидя за стаканом вина и демонически улыбаясь, Урага любил рисовать себе предсмертные муки противника. Но жив и не отомщен оставался секундант Франка - полковник Миранда. Не убить ли и его спрашивал себя Урага и на этот жестокий вопрос всегда отвечал, что месть Миранде не успокоит его. Он слишком страдал от отвергнутой Аделью любви. Что для него все успехи в жизни? Что для него сама жизнь без нее? Урага был готов разорить церковь, чтобы добиться Адели, убить лучшего друга за одну ее ласковую улыбку. Он постоянно думал над тем, куда могли скрыться полковник с сестрой, и решил, что они бежали в Соединенные Штаты, этот приют бунтовщиков и искателей счастья. Урага и мысли не допускал, что они остались в Новой Мексике. Его шпионы тщетно исследовали все уголки страны, получив щедрое вознаграждение; о беглецах не было ни слуху, ни духу.
Неожиданно открылась дверь и показался сообщник Ураги - адъютант Роблес.
- Полковник, - сказал он, - пришел какой-то человек и хочет вас видеть.
- Кто он? Из наших солдат?
- Нет, не военный; я его не знаю.
- Что это за человек?
- Просто индеец.
- А, команч!
В этом восклицании послышалась нотка беспокойства. Его отношения с индейцами в это время были крайне щекотливы. Ему нужно было иногда поддерживать их, но вообще он старался держаться от них подальше - в особенности от команчей, в которых он даже и не нуждался.
Урага почему-то подумал, что человек, желающий его видеть, послан к нему Лизардом, вождем тенавов, с которыми он и не хотел иметь дел, по крайней мере временно. Поэтому приход индейца несколько его расстроил. Однако подчиненный успокоил:
- Нет, полковник, это не команч. Он мне кажется мирным индейцем и я думаю, что он бедный землевладелец.
- Но что же ему нужно от меня?
- Этого я не знаю, только он сказал, что у него очень важное дело, почему он и решается беспокоить вас.
- Приведите его ко мне. Вероятно, ожидается нападение краснокожих и этот человек пришел, чтобы договориться с нами о мерах защиты.
Над этой шуткой полковник сам рассмеялся.
- Пока индеец будет у меня, стойте поблизости, чтобы я мог позвать вас в случае необходимости.
Сказав это, Урага оглянулся, чтоб убедиться, здесь ли оружие.
XXIX. Хорошо вознагражденный донос
Полковник чуть не расхохотался, когда разглядел вошедшего, подумав о принятых им мерах предосторожности. Это был жалкий индейский рабочий, в грубой шерстяной одежде, в рваных, доходивших лишь до колен панталонах, с голыми под ними ногами, и в соломенной шляпе. Его нерасчесанные длинные черные волосы свисали по плечам. Он вошел, униженно опустив глаза в землю, хотя было заметно, что при случае эти глаза могут загореться грозным, мстительным, гордым огнем, как горели глаза его предков, когда они под предводительством Гватимозина палицами отбивали нападение испанских завоевателей. При входе в богато убранную гостиную индеец снял свою соломенную шляпу и низко поклонился нарядному офицеру, сидевшему за столом. Как только из-под широкополой шляпы открылось лицо вошедшего, полковник вскочил с громким восклицанием:
- Каррамба! Да это Мануэль, слуга полковника Миранды!
- Да, сеньор, - ответил тот, снова кланяясь.
При виде старого знакомого всевозможные предположения и приятные предчувствия пронеслись в голове Ураги. В индейце, с таким почтением склонившемся перед ним, он увидел первое звено цепи, по которой мог напасть на след беглецов. Мануэль непременно что-то знает, а теперь он находится здесь, и, конечно, надо воспользоваться своей властью над ним.
Но выражение лица индейца и его поза ясно доказывали, что Ураге не придется прибегать к особым мерам.
- Бедный малый, - сказал он, - у тебя очень усталый вид! Выпей стакан вина. Я предполагаю, что ты хочешь мне что-то сообщить как военному коменданту этой местности? И днем и ночью я одинаково готов выслушивать тех, кто заботится о ее благосостоянии.
После выпитого вина язык индейца развязался, и он стал не в меру откровенным; но действовал не под влиянием винных паров, а из чувства мести, тем более ужасного, что он так долго сдерживал его.
- Где ты был все это время? - спросил полковник.
- С моим господином, - ответил индеец.
- А кстати, где же теперь полковник?
Но индеец был не так глуп, чтобы дать себя провести таким вопросом. Он отлично знал, что Урага влюблен в его молодую госпожу. Именно на этом и был построен его жестокий план, а потому, несмотря на выпитое вино, Мануэль отдавал себе отчет в том, что говорит.
- Господин полковник, - сказал он, - сколько вам будет угодно заплатить мне за то, что я открою вам, где находится мой господин? Я слышал, что за голову дона Валериана назначены большие деньги.
- Это дело правительства, я тут не при чем, - ответил важно Урага. - Во всяком случае как офицер я обязан принять меры, чтобы арестовать твоего господина. И я лично могу обещать хорошее вознаграждение тому, кто поможет мне в этом. Возможно, ты захочешь мне что-нибудь сообщить?
- Это будет зависеть от условий. Я бедный, нуждающийся человек, и если что-либо приключится с доном Валерианом, то я останусь без куска хлеба, сказал хитрый индеец.
- Ну, ты скоро найдешь себе лучшее место, - засмеялся Урага. - Выпей-ка еще стаканчик.
Выпив еще вина, Мануэль окончательно опьянел и, не думая ни о чем другом, кроме мести, открыл тайну бегства полковника Миранды и условия его жизни в уединенной долине.
Когда же он рассказал о двух гостях, попавших в это уединенное местечко, подробно описав их внешность, полковник издал крик ужаса и восторга и так сильно ударил кулаком по столу, что бутылки и стакан полетели на пол. Вскочив на ноги, он стал бегать взад и вперед по комнате и вдруг, остановившись перед дверью, закричал дежурному офицеру:
- Отведите этого человека в тюрьму и знайте, что, если он сбежит, я вас расстреляю!
Индеец был так поражен, что даже не пробовал противиться и, еле живой от страха, последовал за офицером.
- Роблес, - воскликнул полковник, как только за пленником закрылась дверь, -выпьемте-ка вместе! Мы выпьем сперва за успешное мщение! Ведь я еще не отомстил. Все надо начинать сначала! Но теперь уж я не ошибусь! Кроме того, мы выпьем за удачу в любви!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11