- Ты, надеюсь, им ничего не сделаешь?
- Конечно, ничего. В эту ночь у нас и так довольно дел. Прежде нам нужны их денежки, а уж потом они сами.
- А если они узнают нас?
- Родная мать не узнала бы нас в этом наряде. А если бы они и узнали...
- То?..
- Не стоит над этим ломать голову. Не трусь, пожалуйста. Быть может, мы их даже не разбудим. Скорее к делу. Диас и Рокас потеряют терпение. Идем к ним.
Все четверо направились к двери и, подойдя к ней, спрятались под навес. Лара постучал пистолетом в дверь. Вести переговоры поручено Диасу, потому что ему незачем опасаться, что его узнают по голосу. На стук никто не отвечал.
- Однако, - прошептал Лара, - старик-привратник крепко спит.
- Отворите дверь!
И снова долго не отвечают.
- Какой черт вас принес и кто вы такие? - слышится из-за дверей грубый голос, между тем как тяжелые шаги шаркают по передней. - Убирайтесь к черту! Нашли время будить человека! Вот всажу в вас пулю - будете знать.
- Скажи же ему, Диас, - прошептал Лара, - что мы с английского военного корабля. Ах, да ведь ты не говоришь по-английски! Скажу я. Он меня не узнает.
- Мы желаем видеть дона Грегорио Монтихо, - произнес Лара, - мы посланы двумя офицерами с английского фрегата...
- Знать ничего не знаю, - перебивает голос из-за двери, - ни английского фрегата, ни ваших офицеров, а дона Грегорио здесь и след простыл. Он выехал сегодня утром. А дочери его, кажется, в гостинице Паркера.
Проклятие срывается с губ всех четверых. Они быстро покидают усадьбу и спешат ускакать.
XXXV. Пестрый экипаж
Это была гениальная мысль, осенившая дона Монтихо, - тайком перевезти все свое золото на чилийский корабль, а самому с семейством переехать в гостиницу, и все это сделать в один день.
После того как "Крестоносец" ушел, дон Грегорио ни минуты не чувствовал себя спокойным. В окрестностях ходили слухи о грабежах и насилиях, и он пришел к выводу, что не только его имуществу, но и его жизни, равно как и жизни близких ему людей, грозит опасность. Пока английский фрегат стоял в гавани, он видел в нем защиту, хотя на самом деле никакой реальной помощи англичане оказать не могли. Фрегат ушел, и дон Грегорио оказался целиком во власти страха. Он обратился к агенту Сильвестру, который и прислал носильщиков. Те перенесли все, что он брал с собой, и он покинул свои бывшие владения.
Когда, приехав на другой день по какому-то делу в свое жилище, дон Грегорио услышал о ночном происшествии, он порадовался за себя. Сторож, дюжий американец, вооруженный что называется до зубов, подробно рассказал ему все о ночных гостях. Он сказал, что их было четверо, что он, насколько это было возможно, разглядел их в замочную скважину. Они спросили дона Грегорио и очень были раздосадованы, что не застали его. Уходя, они ругались по-испански, хотя до этого разговаривали с ним по-английски.
- Посланные с английского корабля, а между тем ругаются по-испански; это очень странно, - размышлял дон Грегорио.
Он знал, что Крожер теперь в море, по крайней мере за сто миль от берега.
В гостиницу Паркера, на которую им указал сторож, ночные посетители почему-то не явились.
- Что бы это могло значить? - спрашивал себя дон Грегорио. - Не знает ли чего-нибудь об этом тот матрос, который теперь на "Кондоре" помощником капитана? Надо будет спросить у него, как только поеду на чилийский корабль.
Впрочем, он не слишком надеялся получить и там сведения. У него явились подозрения, не имевшие отношения к военному фрегату. В деле, казалось ему, должны быть замешаны Франциско Лара и Фаустино Кальдерон.
Из письма Крожера, доставленного ему через Гарри Блью, где были изложены все подробности нападения на офицеров, у него сложилось соответствующее мнение об этих двух людях. Если они пытались убить и ограбить английских офицеров, то почему они стали бы щадить всякого другого? Стараясь проникнуть в дом, они, конечно же, рассчитывали поживиться золотом. Перебирая все это в голове, он не мог не радоваться, что эти планы расстроились. Желание покинуть страну, где ему грозило столько опасностей, становилось все сильнее.
Даже в городе нельзя было считать себя в безопасности. По улицам Сан-Франциско смело разгуливали разбойники и грабители, нередко в компании с теми судьями, которые их потом должны были судить. За стойками в кабаках и трактирах преступники пили с полицейскими, а те или охраняли их свободу, или помогали скрыться после суда, разыгранного только для отвода глаз. Калифорнийское золото покоряло всё и всех. За своих дам Грегорио не опасался. В гостинице им хотя неудобно и скучно, но они там в безопасности. Посетители гостиницы Паркера хотя и грубый, невоспитанный и дерзкий народ, но не наглый. Одного обидного слова или движения достаточно, чтобы виновный тотчас же был наказан. О них дон Грегорио и не беспокоился. Но его мучает мысль, что его золото без присмотра, и на "Кондоре" ему угрожает опасность. Стоит только распространиться слуху, что оно там, как найдутся отважные грабители, которые украдут его у чилийского капитана, да еще, пожалуй, чтобы скрыть следы преступления, сожгут и его судно.
Вот почему бывший землевладелец нанял через посредство обязательного Сильвестра шесть верных слуг и поселил их на "Кондоре", пока не наберется экипаж. Стоило это недешево, но нечего было жалеть денег, чтобы спасти целое состояние.
Пока еще нет ни одного матроса. Никто не хочет плыть в Вальпараисо, несмотря на объявленное двойное жалование. Матросские койки на "Кондоре" пусты. Есть только шесть грузчиков, которые и сами не знают, зачем они тут. Впрочем, они не выражают любопытства, получая ежедневно по десять долларов. А экипаж состоит из капитана, его помощника и повара.
Дон Грегорио становится с каждым днем все нетерпеливее и постоянно советуется с Сильвестром. Однажды он сказал ему:
- Увеличьте жалованье. Наймите людей во что бы то ни стало.
Агент поместил второе объявление, предлагая тройное жалование желающим поступить на хорошее судно и обещая прекрасный стол и большое количество грога.
К концу второго дня после помещения объявления на палубе "Кондора" стали появляться матросы. Они приходили по одному, вдвоем, втроем и, наконец, их набралось десять человек. Все были разных национальностей, говорили по-английски, по-французски и по-датски. Большинство - испанцы или испано-американцы, вероятно, потому, что "Кондор" чилийское судно. Как и язык, разнообразны лица, но есть нечто, что роднит их всех и делает похожими друг на друга: все они производят отталкивающее впечатление. Одни - потому, что мрачны от природы, другие - из-за распутной жизни. На лицах - следы пьянства, слезящиеся, налитые кровью глаза, фонари под глазами, свежие рубцы на щеках. Есть и такие, что еще не протрезвились и ходят по палубе, раскачиваясь во все стороны.
Капитан при иных обстоятельствах не взял бы ни одного из них. Но теперь все без исключения приняты. Лантанас знает, что выбирать не из чего. Без них он не может выйти в море, и "Кондор" рискует простоять на якоре еще многие недели, а, может быть, и месяцы.
По прибытии на судно капитан немедленно внес их имена в корабельную книгу, а Гарри Блью каждому указал его место. Один из матросов, испанец Падилья, представил аттестат с корабля, где он служил раньше, и был назначен младшим помощником.
Кроме этих десяти никто не явился. Даже такое огромное жалование не было в состоянии выманить еще кого-нибудь из кабаков. Экипажа было явно недостаточно для управления чилийским кораблем, и капитан "Кондора" отложил отъезд еще на день, но нанять еще кого-либо так и не удалось.
Тогда Лантанас решился идти с теми, кто есть. Другого выхода не было. Осталось лишь сделать запасы, закупить провизию, самую лучшую и самую свежую, какую только можно достать в Сан-Франциско, потому что тот, кто дает на все деньги, не заботится о цене, а только о том, чтобы все было самого лучшего качества.
Наконец, все готово, и "Кондор" ждет только пассажиров. Каюты прекрасно меблированы, а самая лучшая из спален ждет красавиц - дочь и внучку дона Грегорио.
XXXVI. Прощай, Калифорния!
Яркое солнце взошло над Сан-Франциско в последний раз для дона Грегорио Монтихо в Калифорнии. Едва диск дневного светила поднялся над куполообразным силуэтом Монте-Диабло, бросив сноп своих лучей на залив, от городской пристани отвалила лодка и направилась к чилийскому кораблю, который вывесил сигнал к отплытию. В лодке есть и посторонние люди: большая компания мужчин и дам, которые провожают отъезжающих, чтобы в последний раз пожать им на палубе руку.
Покидая Калифорнию, бывший помещик оставляет здесь немало друзей и между ними тех, кто будет еще долго вспоминать о Кармен Монтихо и Иньесе Альварес.
Судя по всему, девушки не огорчены отъездом. Надежда на свидание в Кадисе окрыляет обеих.
Лодка подошла к кораблю и причалила к борту. Капитан Лантанас встречает пассажиров и их друзей на трапе, а его помощник помогает им взойти.
Среди дам Гарри Блью замечает тех двух, которые поручены его попечению, и относится к ним с исключительной предупредительностью. И пока нежные пальчики в перчатке находятся в его мозолистой, грубой руке, он произносит про себя обет всегда быть около них в трудную минуту, если таковая выпадет на их долю.
На палубе стол заставлен закусками. Уезжающие и провожающие усаживаются.
С полчаса веселого общения, легкой болтовни, хлопанья пробок и звона стаканов, затем пять минут более серьезного разговора, а там поспешные пожатия рук, и все быстро торопятся в лодку; вот она уже отваливает с криками: "Прощайте! Добрый путь!"
"Кондор", распустив паруса, повернул нос к Золотым Воротам. С рейда его уже не видно, он вышел в пролив, а оттуда двинется по широкому лиману.
Дующий с запада ветер преграждает ему путь, и он целый день вынужден лавировать, чтобы пройти те восемь миль мелководного пролива, который соединяет Сан-Франциско с Тихим океаном.
Солнце было на закате, когда "Кондор", минуя старый испанский форт, вышел в открытое море. Солнце, поднявшееся сегодня утром из-за Монте-Диабло, садится за Фарралонскими островами. Не успело оно до половины скрыться в голубом просторе, как "Кондор" обошел Тюленью Скалу и направил свой курс на вест-зюйд-вест.
Вечером подул ветер с берега. Подобрав одни паруса и распустив другие, матросы управляются с ним.
Наступает время вечерней вахты от шести до восьми. Матросы собрались на верхней палубе и весело болтают у люка. Кое-кто стоит в стороне, у бортов, устремив прощальный взгляд на землю. В нем не сожаление о том, что они покидают ее, а скорее радость. Многим из экипажа есть за что благодарить судьбу, находясь на чилийском корабле, подальше от края, где их существование закончилось бы тюрьмой.
В море их лица производят более приятное впечатление, чем когда они только что появились на палубе "Кондора". Глядя на них и на те два прекрасные создания, что находятся вместе с ними на корабле, невольно приходит в голову мысль о том, как несообразно и как, может быть, ненадежно такое товарищество. Точно две райские птички заключены в одну клетку с тиграми, волками и гиенами.
Но райские птички и не беспокоятся об этом, как не беспокоится никто на корабле. Стоя за компасом и опершись руками на борт, они, не отрываясь, смотрят на вершину холма, которая скроется из их глаз, как только сядет солнце.
Какое-то время они молчали. Потом Иньеса сказала:
- Я знаю, тетя, о чем ты думаешь.
- Неужели? Ну-ка, скажи.
- Смотришь на ту вдали виднеющуюся возвышенность и думаешь, как бы ты хотела еще раз взойти на ее вершину и не одна, а с кем-нибудь рядом. Скажи, я угадала?
- Нет, это твои собственные мысли, племянница.
- Согласна. Ну, надеюсь, ты хоть думаешь о чем-то приятном?
- Только отчасти. Меня гложут другие мысли, которыми я могу с тобой поделиться.
- Какие же?
- Очень неприятные.
- Опять ты печалишься об этом. Я не хочу даже думать на этот счет.
- Ты слишком спокойно ко всему относишься. Неужели твое самолюбие не задевает, что твой жених вдруг уезжает таким образом. Ни письма, ни слова... Пресвятая Дева! Это не только нелюбезно, это просто жестоко!
- Но нам прислали поклон в письме к папе. Что еще нужно? Кто думает о поклонах?
- Какой-нибудь поденщик и тот иначе простится со своей босоногой возлюбленной.
- Почем ты знаешь? Может, они и пытались что-нибудь сделать, но не удалось. Я уверена, что да, иначе с какой бы стати стали стучаться в дверь? Американец, что сторожит дом, рассказывал дедушке, что четыре человека приходили в ту ночь, как мы уехали. Один, должно быть, и был послан офицерами, а другие пришли с ним за компанию. Из-за его небрежности мы не получили наших писем. Если же они и не были написаны, то, значит, не было времени. Во всяком случае, мы все это узнаем, когда встретимся в Кадисе.
- А когда мы встретимся, я потребую от Эдуарда объяснений.
- Не сомневаюсь, что ты будешь удовлетворена. Кстати, тебя не настораживает то, что все это время мы не видели и не слышали наших калифорнийских рыцарей? Это очень странно.
- Действительно, странно, - согласилась Кармен. - Ума не приложу, куда они девались? После того дня мы о них не слышали ни слова.
- А кто-то о них слышал, Кармен.
- Кто?
- Дедушка.
- Почему ты так думаешь, Иньеса?
- Кое-что я слышала, когда он разговаривал с английским матросом, который у нас на корабле. Я даже уверена, что Крожер в письме к нему упоминал о Ларе и Кальдероне. Дедушка, кажется, желает сохранить эти сведения в тайне от нас. Надо попробовать узнать это у матроса.
- Ты очень сообразительна, племянница. Попробуем. Кажется, Эдуард спас этому человеку жизнь. Какой это был благородный, смелый поступок! А все-таки я сержусь на него за то, что он со мной так простился. Я не успокоюсь, пока не увижу его перед собой на коленях и пока он не оправдается. Это ему придется сделать в Кадисе.
- Честно говоря, я тоже сначала немножко сердилась, но, подумав, я поняла, что все это не просто так, что на это есть причины, и мы напрасно злимся на них. Я не буду упрекать своего милого ни в чем.
- Ты слишком легко прощаешь, - я так не могу.
- Нет, и ты можешь. Посмотри на тот холм, вспомни приятные часы, которые мы провели там, и ты станешь так же снисходительна, как и я.
Кармен повиновалась и опять устремила свой взор к месту, вызывающему самые сладостные воспоминания. И пока она смотрела на него, тень спала с ее лица и сменилась улыбкой, которая обещает прощение тому, кто ее обидел своим невниманием.
Обе молча смотрят на далекую вершину, а море и берег тем временем сливаются. Земли уже не видно.
Прощай, Калифорния!
XXXVII. Татуировка, которая нуждается в исправлении
Течение Великого океана очень напоминает Гольфстрим. Оно проходит мимо Алеутских островов, по направлению к востоку, упирается в остров Ванкувер, отсюда уходит к югу, вдоль берега Калифорнии образует полукруг, похожий на подкову, и вновь направляется назад к центральной части моря, омывая на своем пути Сандвичевы острова.
Благодаря этому корабль, отправившийся из Сан-Франциско в Гонолулу, может пользоваться этим течением. А если еще и ветер благоприятен, то он быстро совершит свой переход.
И то и другое способствовало быстрому передвижению "Крестоносца", и военный фрегат, идущий к Сандвичевым островам, достиг их очень скоро.
Двое на фрегате считают каждый день и каждый час не потому, что им так уж хотелось посетить короля островов, и не потому, что они ожидали там найти какое-нибудь развлечение. Напротив, если бы от них зависело, они остановились бы в гавани Гонолулу только для того, чтобы взять новый запас бананов и жирных местных кур.
Эдуард Крожер и Билль Кадвалладер думают о своих красавицах, и сердца их полны воспоминаний об улыбках, которые им дарили девушки, и теперь будут ждать их под небом Андалусии.
Срок ожидания невелик. Моряки приучены к долгим разлукам с родными и близкими, а потому терпеливы. Но не это беспокоит их и не это заставляет их высчитывать каждую милю пути. Они не сомневаются в верности своих избранниц, их беспокоит другое - страх за девушек, безотчетный, постоянный.
Если бы не Лара и Кальдерон, бояться было бы нечего. Но что-то подсказывает влюбленным юношам, что эти головорезы ни перед чем не остановятся и могут помешать Кармен Монтихо и Иньесе Альварес скрыться из Калифорнии. Да, скрыться! Именно это слово употребляют Крожер и Кадвалладер, когда разговаривают по этому поводу.
Еще до прихода на Сандвичевы острова они услышали новость, которая их обрадовала: экипажу "Крестоносца" стало известно, что фрегат остановится только на короткое время и даже не зайдет в гавань Гонолулу. Нужно будет только послать официальную депешу британскому консулу, а затем повернуть обратно и плыть дальше.
- Хорошая весть, не правда ли? - сказал Кадвалладер своему товарищу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18