Позже ему предстоит выбраться из леса и вернуться в город. Пока же его сморил сон.Он спал как заколдованный, чувствуя, что творится вокруг, но не имея сил открыть глаза. Он знал, что мимо проходят люди и оглядываются на него; как-то раз над его ухом просвистел мяч, и двое бездельников, коротающих время в холодке, ненадолго задержались рядом с ним. Ему казалось, что вокруг сменяют друг друга времена года, пуще того, пролетают целые года. Сперва ему было нестерпимо жарко, и он откатился в густую траву, в тень древесной кроны. Потом брызнул мимолетный дождик, и он весь вымок; потом стало холодно и темно, а потом снова засияло по-летнему яркое солнце. Однако он слишком устал, чтобы поднять голову. Накрывшись руками, зарывшись носом в свежую траву, он все спал и спал; наконец, испугавшись, что проспит всю жизнь, он очнулся — но оказалось, что минуло всего лишь несколько часов.Остроконечные городские шпили голубели в темнеющем небе; золотые солнечные лучи померкли. Парк погружался в густо-зеленую тень. Джино сообразил, что ему надо поторапливаться, иначе он не попадет домой до темноты.Он выбрался из Центрального парка на Семьдесят вторую стрит. Теперь его охватила тревога. Ему хотелось очутиться дома, в родном квартале; ему хотелось снова увидеть братьев, сестер, мать. Еще никогда ему не доводилось забираться в такую даль. Он прицепился к такси. Ему повезло: такси ехало на юг; через некоторое время Джино узнал Девятую авеню.Но на пересечении с Тридцать первой стрит машина разогналась; Джино все равно спрыгнул и начал перебирать ногами в воздухе еще до того, как коснулся мостовой. Он сохранил равновесие и метнулся к тротуару. Но неожиданно за его спиной раздался металлический лязг; он ощутил удар и почувствовал, что уже не бежит, а летит в воздухе. Он ударился о мостовую и снова вскочил, как мячик. Он не чувствовал боли, но здорово перепугался: ведь его сбила машина!Большой синий автомобиль заехал передними колесами на тротуар. Из него вылез высокий мужчина. Он подбежал к Джино. У него были голубые глаза и жидкие волосы; на его лице отпечатался нешуточный испуг, так что Джино даже пожалел его и поспешил уверить:— Со мной все о'кей, мистер.Однако водитель принялся ощупывать его с головы до ног, боясь переломов. Он обнаружил на штанине мальчика здоровенную дыру, обагренную кровью, и произнес с нервозностью, грозившей обернуться паникой:— Ты цел, сынок? Как ты себя чувствуешь?— Коленка саднит, — ответил Джино. Водитель закатал ему штанину и увидал глубокую царапину, из которой медленно сочилась кровь. Тогда он взял Джино на руки, как младенца, и посадил на переднее сиденье своего автомобиля. Собравшимся вокруг людям он сказал:— Повезу мальчишку в больницу.Подъехав к Французской больнице на Тридцатой стрит, водитель выключил мотор и закурил. Он внимательно смотрел на Джино, изучая его лицо.— Ну-ка, давай начистоту, парень, — проговорил он. — Как ты себя чувствуешь?— Нормально, — ответил Джино, хотя его подташнивало. Он еще не отделался от испуга: все-таки угодить под машину — дело серьезное!— Покажи-ка коленку, — велел водитель.Джино снова закатал штанину. Рана уже не кровоточила, на ней образовалась корка.— У меня никогда не течет кровь, — гордо сообщил Джино. — У меня всегда быстро образуется корка.Водитель со вздохом сказал:— Наверное, нам лучше обратиться к врачу.— В этих больницах вечно приходится ждать, — затараторил Джино. — Мне пора домой, а то мать здорово осерчает. Со мной все в порядке. — Он выбрался из машины. — Кроме того, вы не виноваты. — Он говорил со взрослым, как с равным себе, он стремился подбодрить его. Помахав рукой, он захромал восвояси.— Подожди, паренек, — окликнул его водитель и высунулся из окна, протягивая бумажку в пять долларов.Джино смутился.— Не стоит, — пробормотал он. — Я сам виноват.Не надо мне денег.— Нет уж, бери, — строго сказал водитель. — Зачем же заставлять мать раскошеливаться на новые штаны — просто ради того, чтобы выглядеть взрослым? — Когда он делался серьезным, то становился как две капли воды похож на Линдберга «Чарлз Линдберг (1902 — 1974) — американский летчик, совершивший в 1927 году первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.». Джино потянулся за деньгами, и мужчина пожал ему руку, улыбнулся и облегченно произнес, желая сделать мальчугану приятное:— С тобой все о'кей, парень.До дома было теперь рукой подать: Джино осталось перейти через Девятую, пройти под мостом надземной железной дороги и спуститься по Тридцатой к Десятой авеню.Огибая угол, он был уже на седьмом небе от счастья. Сал играл на улице, мать сидела на своем табурете перед крыльцом в компании тетушки Лоуке и еще одной женщины. Октавия стояла перед киоском с мороженым, беседуя с сыном Panettiere. Джино прошествовал мимо нее, и оба сделали вид, что не замечают друг друга. Перед крыльцом он остановился, чтобы, не пряча глаз, выслушать, что скажет мать.Он сразу увидел, что она не сердится на него.— Buona sera «Добрый вечер (ит.).», — спокойно произнесла она. — Решил вернуться домой? Ужин ждет. — Она отвернулась и снова заговорила с тетушкой Лоуке. «Даже не заметила, что случилось с моей ногой», — с горечью подумал Джино.Он заковылял вверх по лестнице. На душе у него было легко. Кажется, все предано забвению. И тут он в первый раз почувствовал, как болит коленка.У него пересохло во рту, болели глаза, тряслись ноги.Винни сидел в кухне и читал. Увидев Джино, он вынул из духовки тарелку с перцем, яйцами и картошкой и поставил ее на стол. Затем он принес из ледника бутылку с молоком. Джино отхлебнул молока прямо из горлышка и уселся за стол.— Где же ты был весь день? — осведомился Винни с легким осуждением. — Мать и Октавия очень беспокоились, Ларри тебя обыскался. Мы все за тебя тревожились.— Ясное дело, — саркастически отозвался Джино. Он чувствовал себя лучше. Правда, съев несколько ложек, он понял, что с него довольно. Он положил ногу на стул. Нога перестала гнуться. Он закатал разорванную штанину. На колене красовался огромный набухший кровью шрам; нога распухла и почернела.— Вот это да! — покачал головой Винни. — Помажь-ка йодом. Руки и лицо тоже не мешало бы обработать. Ты что, подрался?— Нет, — ответил Джино. — Меня сбила машина. — Говоря это, он почувствовал, как у него наворачиваются слезы на глаза. Он подошел к раковине и умылся. Потом он побрел в гостиную, разобрал постель и улегся. Его знобило, и он залез под одеяло.Он вынул из кармана штанов пятидолларовую бумажку и зажал ее в руке. У него переворачивался желудок и горело лицо. Сейчас он видел машину, хотя тогда, на улице, не заметил ее, видел, как она сбивает его с ног и подбрасывает в воздух. Винни присел на кровать рядом с ним.— Меня сбила машина, — повторил Джино дрожащим голосом. — Видишь? Водитель дал мне пять долларов. Классный тип! Он даже хотел, чтобы я пошел в больницу, но мне не было больно. Я ехал на бампере такси и соскочил прямо перед ним. Так что сам и виноват. — Он разжал ладонь. — Видишь?Пять долларов!Оба мальчика впились глазами в зеленую бумажку. Целое состояние! У Винни была золотая монета достоинством в пять долларов — подарок тетушки Лоуке по случаю конфирмации, однако ему не разрешалось ее тратить.— Здорово! — протянул Винни. — Что ты с ними сделаешь? Отдашь матери?— Какого черта? Если она узнает, что меня сбила машина, то поколотит меня. — Он посерьезнел. — Давай лучше наделаем бутылок с шипучкой, как тебе всегда хотелось, Винни, продадим их и заработаем денег! Ну, помнишь? Вдруг с этого у нас начнется свой бизнес?Винни был в восторге. Он всегда мечтал об этом.— Кроме шуток? — недоверчиво спросил он.Джино кивнул.— Лучше отдай деньги мне, — предложил Винни. — Так будет вернее. Мать может отнять их у тебя и заставить положить на счет.— Нет, сэр, — подозрительно ответил Джино. — Я сам припрячу свои денежки.Винни был удивлен и обижен. Джино всегда доверял ему свои деньги — и те, что зарабатывал продажей льда, и выигрыш в «семь с половиной».— Брось, — поднажал Винни. — Лучше отдай мне. А то потеряешь.— Это меня сбил автомобиль, а не тебя, — злорадно сказал Джино. — Ты даже не ушел со мной.Ты был на стороне Октавии. Тебе еще повезло, что я вхожу с тобой в долю.Он откинулся на подушку. Винни внимательно посмотрел на брата. Таким он видел его впервые.— О'кей, — согласился он. — Оставь деньги себе.С подушки послышался негромкий голос:— В изготовлении шипучки я буду главным. Это мои деньги.Винни был уязвлен: ведь он старше, да и идея принадлежит ему. Он чуть было не сказал: «Проваливай-ка ты вместе со своими пятью долларами!»Однако, спохватившись, он ответил:— Хорошо, босс — ты. Хочешь, перевяжем твое колено?— Нет, оно совсем не болит, — отмахнулся Джино. — Давай поговорим лучше о том, как будем делать шипучку. Запомни: чтобы никому ни слова, что меня сбил автомобиль. Мне знаешь, как попадет!— Пойду за карандашом и бумагой, чтобы прикинуть расходы, — решил Винни. Вернувшись в кухню, он убрал со стола и вымыл посуду, хотя мать строго-настрого наказала, чтобы Джино, вернувшись и поужинав, сам убрал за собой. Потом он достал из своего школьного портфеля карандаш и блокнот.Когда Винни вернулся к брату, было уже почти совсем темно; за окном угасал закат. На одеяле неподвижно лежала рука Джино. Смятая пятидолларовая купюра валялась на полу. Джино крепко спал.Однако от кровати доносились странные звуки.Подойдя ближе, Винни понял, что брат, несмотря на плотно закрытые глаза и полную неподвижность, плачет во сне; по его щекам струились слезы. Винни потряс его, чтобы разбудить и оборвать кошмар, однако брат не просыпался; дыхание его было свободным и глубоким. Плач прекратился, но щеки и ресницы остались мокрыми. Винни подождал немного на случай, если брат проснется и потребует назад свои пять долларов, а потом спрятал деньги в их тайник в стене.Потом Винни долго сидел в темноте. Вечер выдался тихий: весна началась недавно, и жители авеню еще не засиживались на тротуаре допоздна.Даже на сортировочной станции стояла тишина: оттуда не доносилось ни пыхтения паровозов, ни скрежета металла. Винни не сводил взгляда с постели, желая убедиться, что брат и впрямь легко отделался, и раздумывая, где взять бутылки для шипучки. Он знал, что Джино позволит ему быть боссом.
Глава 9 Осенью город под дымным серым небом покрывался тенями и морщинами. Было плохо видно даже мост над Десятой авеню, так что казалось, что он висит над бездонной пропастью, а не на уровне второго этажа, отбрасывая тень стальных перил на булыжную мостовую. Из-под моста выехала плоская повозка, влекомая тяжеловесной гнедой лошадью.Повозка была плотно набита плоскими дощатыми ящиками с пурпурным виноградом.Между Тридцатой и Тридцать первой стрит повозка остановилась. Возница и подручный выставили перед крыльцом двадцать ящиков. Возница запрокинул голову и певуче воззвал, обращаясь к городскому небу:— Ка-те-ри-на, твой виноград ждет тебя!На четвертом этаже распахнулось окно, из которого высунулся пучок детских, женских и мужских голов. Прошло всего несколько секунд — и люди не сбежали, а слетели вниз по лестнице, высыпали на тротуар. Глава семьи заходил среди ящиков, принюхиваясь к душистым гроздьям, как пес.— Хорош виноград в этом году? — спросил он.Возница не удостоил его ответом. Его протянутая рука требовала денег. Глава семьи послушно заплатил.Поставив двоих детей часовыми, жена и остальные дети, схватив по ящику, начали перетаскивать свое приобретение в чулан. Отец оторвал от одного ящика верхнюю досочку и вынул сине-черную гроздь, чтобы проверить, каков виноград на вкус.Возвратившиеся из чулана жена и дети тоже получили по грозди. Перед каждым крыльцом разыгрывалась одна и та же сцена: дети уписывали сине-черный виноград, счастливый отец наклонялся к щелям между планками и принюхивался, а собравшиеся мужчины, которым не привалило подобного счастья, желали ему хорошего винца. При этом они облизывались, воображая, будто и у них в чуланах выстраиваются батареи кувшинов.Джино завидовал другим детям, тем счастливчикам, чьи отцы давили вино. Он стоял рядом с отцом Джои Бианко, но Джои был недостаточно богат, чтобы поделиться с ним виноградом — как и его папаша. Отец Джои был недостаточно богат даже для того, чтобы, отодрав планку от какого-нибудь ящика, дать попробовать виноград родственникам и близким друзьям.Но вскоре настала очередь Panettiere, толстого и круглого, не снимающего своего белого пекарского колпака, принимать ящики, выстроившиеся перед магазином тремя пирамидами. Этот вскрыл сразу два ящика и угостил огромными гроздьями всех детей. Джино оказался тут как тут и не упустил своего. Panettiere прогрохотал:— Ragazzi «Ребята (ит.).», помогите отнести — каждый получит пиццу.Дети набросились на пирамиды с виноградом, как муравьи, и вскоре все ящики как по волшебству оказались в подвале. Джино не досталось ноши.Panettiere окинул его осуждающим взглядом.— Ах, Джино, Hglio mio, что же с тобой будет? Работа прямо-таки бежит от тебя, как ты ни стараешься. Ты должен уже сейчас зарубить себе на носу: кто не работает, тот не ест. Ступай!Он собрался уходить, но сердитый вид мальчика заставил его передумать.— Понятно, — сказал он, — на сей раз ты не виноват. Просто ты не больно расторопен, когда речь заходит о работе. Вот остался бы один ящичек, ты бы его прихватил, да?Джино кивнул, и Panettiere жестом пригласил его в магазин. К тому времени, когда остальные дети выбрались из подвала и явились за вознаграждением, Джино уже шагал по авеню, уплетая пиццу. Горячий томатный соус моментально потеснил сладкий вкус и запах винограда.В сгущающихся сумерках по мостовой носились крикливые дети с перепачканными виноградным соком и соусом от пиццы ртами, они взбегали на ступеньки моста и кидались обратно, подобно бесенятам, поднимающим оглушительный крик в преисподней, извивались в клубах пара, извергаемых грохочущим под мостом локомотивом, и стремглав мчались, уворачиваясь от снопов искр. Над ними громоздился каменный город, черный в предзимних сумерках. Дети хотели успеть наиграться всласть, прежде чем из окон прозвучат оклики, призывающие их возвращаться по домам. Они свалили пустые ящики из-под винограда в канаву, и мальчик постарше поджег обрывок бумаги. Десятую авеню озарили сполохи костра, вокруг которого тотчас выстроились дети. Над холодным каньоном погружающейся в сумерки улицы зазвучали материнские призывы, напоминающие протяжные возгласы пастухов, скликающих стада.Лючия Санта стояла в окне последнего этажа дома номер 358 по Десятой авеню и глядела вниз, подобно богине, вознесшейся над облаком; облаком служила подушка без наволочки, на которую она опиралась локтями. Она сторожила своих детей и посматривала на остальных, поглощающих виноград, шмыгающих на мост и обратно, мелькающих в отблесках костра, забегающих в холодную тень ветреного осеннего вечера. В этом году холода пришли раньше срока. Лето, благословенный сезон отдыха для городского люда, окончилось.Теперь начнется школа, а значит, изволь стирать белые рубашки и беспрерывно зашивать и гладить штаны. Детям придется носить ботинки, а не бросовые тапочки. Их надо будет вечно причесывать и стричь. Предстоит покупка вечно теряемых зимних перчаток, а также шапок и пальто. В гостиной рядом с кухней придется ставить обогреватель; за ним нужен глаз да глаз, его надо вовремя доливать. Изволь откладывать деньги, которые пойдут зимой на врачей. Лючия Санта подумывала и о том, чтобы ради экономии посылать Сала приворовывать уголь на сортировочную станцию. Но Сальваторе слишком робок, и подобные приключения не доставляют ему удовольствия. Джино для этого уже непригоден: он вырос, и с ним могут обойтись, как с настоящим преступником. На какие только хитрости не толкала Лючию Санту беспросветная бедность!В оранжевом отблеске костра она разглядела мальчика, который, отойдя подальше, разбежался и перепрыгнул через огонь. Джино! Что же останется от его одежды? Его примеру последовал мальчуган поменьше — этот приземлился на самом краю костра, подняв сноп искр. Когда Лючия Санта увидела, что Джино готовится ко второй попытке, она произнесла вслух: «Mannaggia Gesu Crist», забежала на кухню, вооружилась черным tackeril и ринулась вниз по ступенькам. Октавия подняла глаза от книги.К тому моменту, когда Лючия Санта появилась на крыльце, Джино как раз перелетал через костер в третий раз. Еще в воздухе он заметил мать и, едва коснувшись земли, хотел было увернуться от удара, но черная палка со всего размаху огрела его по ребрам. Он издал жалобный крик, предназначенный для умиротворения материнской воинственности, и метнулся к родному крыльцу. Теперь над костром взвился Сал; когда он пробегал мимо нее, от его штанов пахнуло паленым. Он тоже хотел увернуться, однако tackeril настиг жертву и на этот раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33