Прощай! Прощай!
Кинохроника обрисовала упадок в Эфиопии.
Ховард обналичил чек в бюро "Американ Экспресс". Что мне делать с
этими деньгами? недоумевал он. Никакие финансы не имеют значения теперь,
когда Хильда уехала в Данию. Он вернулся в кафе в надежде, что Хильда не
имела в виду то, о чем говорила.
Чарльз добавил в глинтвейн вина.
Отец Генри Джексона робко думал: Ведь Генри еще слишком молод, чтобы
быть анархистом, не так ли?
Положи пустые банки из-под "Шлица" там в углу, у горна, Генри, сказал
Пол. И спасибо, что одолжил свой грузовичок в эту холодину. Хотя, я ду-
маю, тебе надо поторопиться с шипованной резиной, я слышал, снегопады
начнутся в этом регионе очень скоро. Глубокий снег.
Ховард - Хильде: Я не боюсь того, что ты меня не понимаешь, я боюсь,
что хорошо понимаешь. В этом случае, я думаю, меня посетят сны.
Куда ты идешь с этим дробовиком, Эрик? спросил Хуберт.
Фактически, невозможно читать книги Джоэла С.Голдсмита о единстве
жизни и не становиться лучше, Эрик, сказала Розмари.
Эрик, убери дробовик изо рта! закричала Ирен.
Эрик!
4
О, Хуберт, зачем ты дал мне этого проклятого ребенка? Я имею в виду
Пола? Знал ли ты, что он вырастет?
Французские просторы (просторы Франции) были покрыты золотистой тра-
вой. Я ищу бар, сказали они, что назывется "Корова на Крыше" или как-то
в этом роде.
Инга роскошно потянула левую и правую руки. Ты принес мне столько ве-
ликолепного счастья, Пол, что, хотя ты скоро уйдешь еще раз пообщаться с
Хильдой, девчонкой на все-превсе времена, мне все равно приятно быть в
этой замечательной датской постели рядом с тобой. Ты не хочешь погово-
рить о феноменологической редукции? Или ты хочешь булочку?
Эдвард рассматривал свой Пард.
В банке? спросила себя Розмари.
Я решила, Чарльз, поехать на Виргинские острова с Хубертом. Ты не
против? С тех пор, как его дела на рынке радикально улучшились, я чувс-
твую, он нуждается в легком отдыхе под золотистым солнышком. О'кей?
Капитан черноморского патрульного катера сказал: Гиацинты?
Новая черная груша неуклонно тянулась к небесам из могилы, из того
самого места, где раньше росла старая черная груша.
Он недоумевал, то ли завернуть это, как подарок, то ли просто препод-
нести Чарльзу и Ирен в коробке. Он не мог решить. Он решил выпить. Пока
Хуберт пил водку-мартини, он заплакал. Наверно, я делаю коктейли слишком
крепкими?
Снега Монреаля грудились перед красным "рэмблером". Пол и Хильда об-
нялись. Что есть замечательно? думали они. Они подумали, что ответ может
читаться в их глазах или в перемешанном дыханьи, но не были уверены.
Ведь все могло оказаться иллюзией.
Интересно, как мне стать более приятной глазу? спросила Розмари. Мо-
жет, стоит себя миленько растатуировать?
- Хильда, я действительно думаю, теперь мы можем быть вместе, оста-
ваться вместе, даже жить вместе, если ты не против. Я чувствую что это
очень нелегкое время для нас подошло к концу. Время, которое нас испыты-
вало, понимаешь? И с сегодняшнего дня все будет хорошо. У нас будет дом,
и так далее, и тому подобное, и, возможно, даже дети. Я найду работу.
- Звучит великолепно, Аарон.
Эрик?

ДОНАЛЬД БАРТЕЛЬМ
ДЛЯ МЕНЯ, ПАРНЯ, ЧЬЯ ЕДИНСТВЕННАЯ РАДОСТЬ - ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, МОЯ СЛАДОСТЬ
Из книги "Возвращайтесь, доктор Калигари"
Перевел Алексей Михайлов
На обратном пути с аэродрома, Хубер, сидевший за рулем, произнес: И
все же, я не могу понять, зачем это мы понадобились. Вы не понадобились,
категорически заявил Блумсбери, вы были приглашены. Тогда приглашены,
снова заговорил Хубер, но я не могу понять, для чего приглашены. Как
друзья семьи, пояснил Блумсбери. Вы оба друзья семьи. Ткань истин, поду-
мал он, нежна, как переговоры о капитуляции. Этого недостаточно, чувс-
твовал Блумсбери, чтобы дать понять, что его друзья, Хубер и Уиттл, как
люди далеки от того, какими бы он хотел их видеть. Ибо, вполне возможно,
сознавал он, что и он сам - не такой, как им хотелось бы. Тем не менее,
случалось, он готов был возопить, что это не правильно!
Она вела себя, как мне показалось, вполне спокойно, сказал Блумсбери.
Ты тоже, бросил Хубер, повернув голову почти задом наперед. Конечно, ее
научили не плакать на людях, сказал Блумсбери, выглянув в окно. Трени-
ровка, подумал он, вот великая штука. Позади них самолеты попеременно
взлетали и садились, и он размышлял, раз они должны ожидать разрешения
"на взлет", это признак уважения или наоборот неуважения по отношению к
ним. Я все-таки думаю, что скулежа там хватало, произнес Уиттл с перед-
него сиденья. Я давно заметил, что в ситуациях, связанных с рождением,
скорбью или расставанием навеки, скулежа обычно полным полно. Но он соб-
рал толпу, сказал Хубер, предотвратившую уединение. И, соответственно,
нытье, согласился Уиттл. Точно, подтвердил Блумсбери.
Кудатропишься, Пышчка? К бабшке, если это устроит Ваше Лярдство.
Хо-хо, кака чудненька, молоденька, мягенька-румяненька, тепленька штуч-
ка, и на такой жесткой лисипедной сидухе. Ууу Ваштучность, какой Вы
пртивный, Внаверно всем девшкам эт гворите. Да чтот, Пышчка! Как на духу
скжу, я на этой улице ни разу не видел девшки с такой штучкой. А вы наг-
лый, Ваш Милсть. Чтотвы распетшились. Можн я тя ущипну, Пышчка, будь ум-
ничкой. Ууу Милстер Блумсбери, я б и не прочь позабавиться, да вот суп-
ружник мой с крыльца приглядыват за мной в надзорную трубу. Не ломайся,
Пышчка, синяков не будет. Потискаемся прсто вон за тем деревом. Звоноч-
ком пзвоните, Ваштучность, он и подумат, что вы эскимо купить хотите.
Бязательно, Пышчка, я моей сладенькой еще колечко дам, у нее тако отро-
дясь не было. Ууу вашмилсть, потише с пояском, он мине педалки-давалки
поддерживат. Не боись, Пышчка, и не с таким справлялись, точно говорю.
Разумеется, не совсем верно говорить, что мы друзья семьи, сказал Ху-
бер. Никакой семьи, собственно, и не осталось. А по-моему, осталось, я
верю, отпарировал Уиттл, с юридической точки зрения. Ты был женат? это
повлияло бы на юридическую сторону вопроса - выживет ли семья как семья
после физического разделения партнеров, чему мы и были только что свиде-
телями. Блумсбери понял, что Уиттлу не хотелось бы, чтобы подумали, что
он лезет не в свое дело, и понял также, скорее даже припомнил потом, что
жена Уиттла, точнее, бывшая жена, упорхнула на самолете, если не иден-
тичном, то весьма похожем на тот, в котором Марта, его собственная жена
Марта, также предпочла смыться. Но, поскольку он посчитал данный вопрос
достаточно утомительным, и проявляя мало интереса в виду физического
разделения, на которое уже делались намеки, что теперь требовало его
внимания вплоть до полного исключения остальных его запросов, Блумсбери
решил не отвечать. Вместо этого он сказал: она выглядела, я считаю, до-
вольно привлекательно. Чудесно, признал Уиттл, а Хуберт добавил: ошелом-
ляюще, фактически.
Ах, Марта, давайк в постельку, будь паинькой. Отвянь, козел, я еще
Малларме на ночь не почитала. Ууу Марта, дорогуша, мы разве договарива-
лись, что наш паренек будет дрыхнуть всю ночь? когда телик заглох, а хо-
зяина стояк бьет - милую ждет. Отвали со своими пошлостями, сегодня
вторник, сам лучше меня знаешь. Но, Марта, голубушка, где же твоя любовь
ко мне, о которой мы твердили на погосте у моря в девятьсот и 38-м? Фи,
Мистер Елдак! приглядывали б лучше за мусородробилкой, а то аж забилась
уже вся. Трубу бы прочистил! Марта, девочка моя, ты, моя сладенькая,
нужна мне, ты. Убери свои лапы, тампонная гадина, я задолбалась нянчить-
ся с твоим поганым хреном. Но Марточка, милая, помнишь стихи, ну в той
книге, про "кроншнепово нытье и гигантово мудье", в девятьсот и 38-м?
коими освятили мы наш союз? Когда это было, а теперь - это теперь, мо-
жешь и дальше бегать за этой велосипедисточкой в трусах в обтяжку, если
хочется свои старые мудья размять. Ах, Марточка, при чем тут велосипе-
дисточка, это ты мне сердечко тормозишь. Держи свои грабли подальше от
моей кормы, я из-за тебя страницу залистнула.
Богатые девушки всегда выглядят хорошенькими, констатировал Уиттл, а
Хубер сказал: я уже это слышал. Деньжат, наверняка, оттяпала? спросил
Уиттл. Да, конечно, скупо ответил Блумсбери (не потерял ли он одновре-
менно с Мартой и свое, отнюдь не маленькое состояние, тысячи, а то и
больше?). Трудно было что-либо изменить, я полагаю, сказал Хубер. Его
глаза, к счастью, следившие за дорогой во время этого пассажа, были хо-
лодны, как сталь. И тем не менее... начал Уиттл. И, чтоб компенсировать
тебе хлопоты, предположил Хуберт, ловко эдак, буханула все это на сберк-
нижку. Наперекор себе, вне всякого сомнения, не унимался Уиттл. Так были
хлопоты или нет? за которые предложили слишком мало или вообще ничего?
От негодования, заметил Блумсбери, шея Уиттла закаменела: она и так по
жизни была необъяснимо длинной, тощей и деревянной. Деньги, подумал он,
взаправду их было очень много. Больше, чем можно было управиться в оди-
ночку. Но, волею судеб, - достались двоим.
На обочине возникла вывеска "ПИВО, ВИНО, ЛИКЕРЫ, ЛЕД". Хубер остано-
вил машину, "понтиак-чифтэйн", и, заскочив в магазин, купил за 27 долла-
ров бутылку бренди девяностовосьмилетней выдержки с восковой печатью на
горлышке. Бутылка была старой и грязной, но бренди, когда Хубер вернулся
с ним, - выше всяких похвал. Надо отметить это дело, сказал Хубер, щедро
предложив бутылку сначала Блумсбери, который, с общей точки зрения, не-
давно пережил утрату и потому заслуживал особого внимания, насколько это
было возможно. Блумсбери оценил порыв великодушия со стороны друга.
Пусть у него полно пороков, рассудил он, но и добродетелей тоже достает.
Впрочем, пороки все же перевесили, и, потягивая старый добрый бренди,
Блумсбери принялся исследовать их всерьез, в том числе и те, коими гре-
шил Уиттл. Единственным пороком Хубера, после многих "за" и "против",
Блумсбери посчитал неспособность следить за мячом. В частности, на доро-
ге, рассуждал он, достаточно какого-нибудь щита "Бензин Тексако", чтобы
Хубер позабыл про свои прямые обязанности - управлять средством передви-
жения. У друзей имелись и другие косяки, как смертные, так и проститель-
ные, которые Блумсбери обмозговывал с подобающей тщательностью. В конеч-
ном итоге, его раздумья прервало восклицание Уиттла: Старые добрые де-
нежки!
Было бы неправильно, сурово начал Блусмбери, зажиливать их. Коровы
пролеталиывали за окнами в обоих направлениях. То, что за все годы сожи-
тельства деньги были нашими, и мы их копили и гордились ими, не меняет
того факта, что с самого начала деньги были скорее ее, чем моими, закон-
чил он. Ты мог бы купить яхту, сказал Уиттл, или лошадь, или даже дом.
Подарки друзьям, которые подерживали тебя в достижении этой трудной и,
позволю заметить, препоганейшей цели, добавил Хубер, вдавив акселератор
до отказа так, что автомобиль чуть не взлетел. Пока все это говорилось,
Блумсбери развлекался мыслями об одном из своих излюбленых выражений:
Все тайное непременно становится явным. Вдобавок, он вспомнил несколько
случаев, когда Хубер и Уиттл обедали у него. Они восхищались, накручивал
он себя, не только вытачками на платье хозяйки дома, но и пикантными де-
талями ее "фасада" и "заднего двора", которые тщательно обсуждались и
снабжались обильными комментариями. Это к тому, что данное предприятие
(читай: дружба) стало для него совершенно нерентабельным и прямо на гла-
зах разваливалось. Хубер, к примеру, чуть ли не щупальцы вытянул один
раз, чтобы потрогать эти прелести, когда те оказались поблизости, аж
выгнулся и высунулся весь так, что логика ситуации вынудила Блумсбери на
правах хозяина дать Хуберу по рукам поварешкой. Золотые деньки, подума-
лось ему, в сиянии нашей счастливой юности.
Совершенный идиотизм, сказал Хубер, мы знаем только то, что ты собла-
говолил рассказать нам об обстоятельствах, окружающих развал вашего сою-
за. А чего вам еще не терпится вызнать? спросил Блумсбери, ничуть не
сомневаясь, что им захочется вызнать все. Было бы интересно, мне кажет-
ся, в качестве житейского опыта, естественно, как бы невзначай ответил
Уиттл, к примеру, узнать, на какой стадии совместная жизнь стала невыно-
сима, плакала ли она, когда ты сказал ей, или же это ты плакал, когда
она сказала тебе, ты был зачинщиком или она была зачинщицей, случались
ли физические разборки с мордобоем или вы просто обоюдно швырялись пред-
метами совместного быта, имело ли место хамство, какого рода и с чьей
стороны, был ли у нее любовник или не было, то же самое в отношении те-
бя, кому достался телевизор - тебе или ей, диспозиция баланса домашней
утвари, включая столовое серебро, постельное белье, лампочки, кровати и
корзины, у кого остался ребенок, если таковой существовал, какая еда до
сих пор осталась в кладовке, что случилось со склянками и лекарствами в
них, включая зеленку, спирт для растираний, аспирин, сельдерейный тоник,
молочко магнезии, снотворное и нембутал, был ли это развод в удовольст-
вие или развод не в удовольствие, она заплатила адвокатам или ты запла-
тил, что сказал судья, если судья наличествовал, просил ли ты ее о "сви-
дании" после вынесения решения или не просил, была она тронута или же не
тронута этим жестом, если такой жест был произведен, было ли свидание,
если оно было, забавным или совсем наооборот, - одним словом, мы бы хо-
тели прочувствовать это событие, добавил он. Жуть как хочется знать,
сказал Хубер. Я помню, как все происходило, когда моя бывшая жена Элеа-
нор отвалила, не унимался Уиттл, но очень смутно, столько лет прошло.
Блумсбери, тем не менее, размышлял.
Ты слыхала новсть, Пышчка, благоверная моя, Марта, умчалась от мене в
ероплане? етим клятым Шампаньским Рейсом? Ууу Вашпригожсть, дурость ка-
ка, такова красавчка, как вы, кинуть. Ага, тока петух пропел, Пышчка,
как ее ужа след простыл, токмо бутыль с шампунью в будваре осталась. Вот
уж сучка-то она, что такой позор-то учинила, Вашвеличство, Вашей безг-
решной рипутанции. Заперлася в сортире, Пышчка, и даже на на День Флага
не хтела выхдить. Невероятно, Милстер Блумсбери, что такая как ента в
двадцатм веке может жить бок о бок с нами, порядшными девшками. А любови
с нежностями не боле, чем у дрына, а благодарности не боле, чем у стака-
на с магнезией. На нее как поглядишь, так будто в Армии Спасения одежу
себе покупала в рассрочку. Она еще мне гворила, чуть не отпечатки паль-
цев с ей сымаю, да впридачу кроме траха мне, мол, ничо не нада. Тю-у,
Милстер Блумсбери, мой супружник Джек завсегда с теликом в постелю ло-
жится, так тот, бывалоча, всю ночь напролет мне в хребтину упирается. В
постеле? В постеле. Это все с черти сколько уже, Пышчка, миновало с той
поры, когда любовь по сердцу прошлась. Ууу Вашлегантнсть, во всем Запад-
ном Полушарьи нету такой девшки, кторая устояла б супротив великолепья
такого роскошнова мужика, как Вы. Эта женитьба, Пышчка, похоронила меня
для любви. Тяжко ето все, Блумичка, но трагически истинно, тем не мене.
Не хочу я жалиться, Пышчка, но пониманья меж взрослыми и так мало, чтоб
мутить ево ентими вот сантиментами. Я, можа, и не согласная была б с
Вашроскошеством, в угоду-то, кабы сама не говорила Джеку тыщу раз, пони-
манье - ет само главное.
Будучи, как повелось, живого и даже простецкого расположения, друзья
семьи, между тем, поддерживали по ходу этих мыслей Блумсбери отношение
строжайшей и полнейшей торжественности, как и, разумеется, подобало слу-
чаю. Впрочем, Уиттл через некоторое время продолжал: Я помню по собс-
твенному опыту, что боль разлуки была, как бы это сказать, изысканной,
что ли. Изысканной, усмехнулся Хубер, что за дурацкое словечко. Тебе-то
почем знать? ответил Уиттл, ты ведь никогда не был женат. Я, может, и не
знаю ничего о браке, решительно сказал Хубер, но уж в словах разбираюсь.
Изысканной, заржал он. У тебя ни грана деликатности, бросил Уиттл, это
уж точно. Деликатность, не унимался Хубер, час от часу не легче. Он при-
нялся вилять машиной по шоссе то влево, то вправо, в полном восторге.
Бренди, сказал Уиттл, тебе не в прок. А хули, гаркнул Хубер, приняв со-
лидный вид. У тебя крыша поехала, не отступался Уиттл, лучше дай я пове-
ду. Ты поведешь! воскликнул Хубер, да тебя старая карга Элеанор бросила
именно потому, что ты технический идиот. Она призналась мне в день слу-
шанья. Технический идиот! удивленно повторил Уиттл, не понимаю, что она
имела в виду? Хубер с Уиттлом потом устроили настоящее маленькое сраже-
ние за руль, но недолго и по-дружески.
1 2 3 4 5 6 7 8