Он немного смягчился и хлопнул Прудера по спине.
– Все это нуждается в доработках, парень, – сказал он. – Старый Риктор был слегка… больной, вы понимаете. Думал, что все на свете можно перевести в цифры.
– Представьте себе, – сказал Прудер. – Все во вселенной имеет свой собственный ритм. Ночь и день, свет и тьма, жизнь и смерть…
– Куриный бульон и гренки, – подхватил Ридкулли. – Не всякая метафора точно отражает проблему.
Раздался стук в дверь. Вошел Ужасный Тец с корзиной, следом за ним – миссис Панариция, домоуправительница. У Ридкулли отвалилась челюсть.
Миссис Панариция присела в реверансе:
– Дебрее утре, вауша милесть, – сказала она. Хвостик у нее на затылке попрыгнул. Зашуршали накрахмаленные нижние юбки.
Ридкулли опять открыл рот, но все, что он смог выдавить, было:
– Что вы сделали со своими…
– Извините, миссис Панариция, – быстро сказал Прудер. – Но накрывали ли вы сегодня к завтраку для кого-нибудь из преподавателей?
– Это верно, мистер Стиббенс, – ответила она. Ее необъятный бюст вздымался под свитером. – Ни один из джентльменов не спустился вниз. Я отпраувила им керзинки.
Взгляд Ридкулли продолжал ползти вниз. До этого момента он и не подозревал, что у миссис Панариции есть ноги. Конечно, теоретически женщине нужно что-то, чтобы двигаться, но… ну… Но сейчас он видел две толстые коленки, выглядывающие из нагромождения юбок. Чуть ниже начинались белые носки.
– Ваши волосы… – хрипло проговорил Ридкулли.
– Чтеу-тоу не так? – спросила миссис Панариция.
– Все в порядке, все в порядке, – сказал Прудер. – Большое вам спасибо.
Дверь за ней закрылась.
– Она прищелкивала пальцами, когда уходила, – заметил Прудер. – Точно, как вы рассказывали.
– Это не единственная вещь, которая прищелкивала, – ответил Ридкулли, все еще содрогаясь. – Ты видел ее обувь?
– Наверное, мои глаза от испуга закрылись. Если это живое, – сказал Прудер, – то оно очень, очень заразное.
Следующая сцена имела место в каретном сарая Грохтова отца, но она была частью спектакля, разыгрывающегося повсюду в городе.
Грохт не был от рождения Грохтом. Он был сыном богатого поставщика фуража и презирал отца за то, что тот был трупом от шеи и выше, зацикленным на материальном, лишенным воображения и еще за то, что отец выдавал ему на расходы три несчастных доллара в неделю.
Отец оставил лошадей в сарае. Сейчас они обе предпринимали небезуспешные попытки втиснутся в один угол и наделать в стене дырок.
– Сдается мне, в этот раз почти получилось, – говорил Грохт, в то время как сенная пыль сыпалась с кровли, а древоточцы улепетывали во все стороны в поисках нового жилища.
– Не, я тебе скажу – не тот звук, который мы слышали в «Барабане», – критически возразил Джимбо. – Этот немного похожий на тот, но не тот.
Джимбо был лучшим другом Грохта и желал быть одним из людей.
– Для начала это неплохо, – сказал Грохт. – Так что ты и Простак, вы оба берете гитары. А ты, Подонок, ты… можешь играть на барабанах.
– Не знаю как, – сказал Подонок. Его действительно так и звали.
– Никто не знает, как играть на барабанах, – терпеливо объяснил Грохт. – Тут нечего знать. Просто берешь и колотишь по ним палочками.
– Ага. А если я типа промахнусь?
– Сядешь поближе. Ну, так, – сказал Грохт, снова садясь. – Теперь… Важная вещь, на самом деле важная – как мы будем называться?
Клифф огляделся по сторонам.
– Ну что же, мы осмотрели каждый дом и будь я проклят, если я увидел где-нибудь имя «Достабль», – пророкотал он.
Бадди кивнул. Большую часть площади Сатор занимал фасад Университета, но оставалось немного места для других зданий. Таких, у которых на дверях обязательно найдется дюжина медных табличек. Они наводили на мысль, что даже простое вытирание ног о коврик может дорого вам обойтись.
– Привет, парни.
Достабль сиял улыбкой над лотком, наполненным предположительно сосисками и булочками. Помимо лотка у него была и пара пакетов.
– Мы извиняемся за опоздание, – сказал Глод. – Но мы все равно не могли найти твой офис.
Достабль широко развел руки.
– Вот он, мой офис! – воскликнул он с жаром. – Площадь Сатор! Тысячи квадратных футов пространства! Великолепные коммуникации! Торговые потоки! Посмотрите-ка на это, – добавил он, поднимая один из пакетов и открывая его.
– Хочу убедиться в размерах.
Они были черными и сшитыми из дешевого хлопка. Одна из них была размера ХХХХ.
– Одежки со словами? – спросил Бадди.
– «Банда Рока», – медленно прочитал Клифф. – Эй, так это же мы!
– И зачем они нам нужны? – спросил Глод. – Мы и так знаем, кто мы есть.
– Раскрутка, – объяснил Достабль. – Верь мне. – Он вставил в рот коричневый цилиндр и поджег кончик.
– Оденете их сегодня ночью. Нашел ли я вам ангажемент!
– Нашел? – спросил Бадди.
– Я же и говорю!
– Нет, ты спрашиваешь, – сказал Глод. – Откуда же нам знать?
– А есть у них ливрейное сбоку? – спросил Клифф.
Достабль начал сначала.
– Это большое место, у вас будет великолепная публика! И вы получите… – он взглянул на их доверчивые, открытые лица. – Вы получите десятку сверх ставки Гильдии, что скажете?
Лицо Глода расплылось в широкой улыбке.
– Что, каждый? – спросил он.
Достабль бросил на него еще один оценивающий взгляд.
– О, нет, – сказал он. – Все по честному. Десятка на всех. Будьте реалистами. Вам надо засветиться.
– Опять это слово, – заметил Клифф. – Музыкантская Гильдия возьмет нас за горло.
– Там – нет, – сказал Достабль. – Гарантирую.
– Так где же это, наконец? – спросил Глод.
– Что, готовы услышать?
Они захлопали на него глазами. Он затянулся и выпустил клуб вонючего дыма.
– «Каверна»!
Бит продолжался…
Конечно, обязаны были возникнуть кое-какие мутации.
Гортлик и Хаммерджаг были сочинителями песен и полноправными членами Гильдии. Они писали гномьи песни на все случаи жизни. Кое-кто может сказать, что не так уж и трудно сочинять песни для гномов, если вы знаете, как пишется слово «золото», но это немного циничное мнение. Многие гномьи песни[Note 26 - Ну хорошо, все гномьи песни. За исключением одной, посвященной Хихо.] действительно строятся на «золоте, золоте, золоте», но тут все дело в интонировании; у гномов есть тысячи слов для обозначения золота, но они пользуются ими только в крайних случаях – например, когда им случается видеть золото, которое им не принадлежит.
У них была маленькая контора на Аллее Жестяной Крышки; они сидели по обе стороны от наковальни и сочиняли популярные песни.
– Горт?
– А?
– Что ты скажешь насчет этого?
Хаммерджаг прочистил горло.
– Скупой и торф,
Скупой и торф,
Скупой и торф и
Скупой и торф и
Мы с дружком
Придем к тебе, а
Наши шляпы
На затылках
Сидят так у
грожающе!
Йо!
Гортлик задумчиво пожевал кончик своего композиторского молота.
– Хороший ритм, – сказал он. – Но слова требуют доработки.
– Ты хочешь сказать – маловато «золота, золота, золота»?
– Да. Как ты думаешь назвать это?
– Э-э… кхм… к… крот-музыка.
– Почему крот-музыка?
Хаммерджаг выглядел озадаченным.
– Трудно сказать, – признался он. – Просто эта идея была у меня в мозгу, и все.
Гортлик потряс головой. Гномы дотошная раса и всегда до всего докапываются. Они знают, что им нравится.
– В хорошей музыке должны быть отнорки, – заметил он. – Ты ничего не добьешься, если не будет отнорков.
– Успокойтесь, успокойтесь, – повторял Достабль. – Это самая большая улица в Анк-Морпорке – вот почему. И я не вижу, в чем проблема…
– «Каверна»? – завопил Глод. – Тролль Хризопраз держит ее, вот в чем!
– Говорят, он крестный отец в Брекчии, – сказал Клифф.
– Ну-ну. Этого никто не смог доказать.
– Только потому, что трудно что-то доказать, если в голове у тебя продолбят дырку и засунут в нее твои же ноги.
– Кроме того, что он тролль, нет никаких оснований для предубеждений, – сказал Достабль.
– Я сам тролль! Могу я быть предубежден против троллей? Он паршивый пласт в материнской жиле! Говорят, когда они нашли шайку Де Бриса, ни у кого из них не осталось ни одного зуба.
– Что такое Каверна? – спросил Бадди.
– Клуб троллей, – объяснил Клифф. – Говорят…
– Все будет хорошо. Чего вы разволновались? – спросил Достабль.
– А вдобавок это еще и игорный дом![Note 27 - Азартные игры троллей проще даже австралийских. Самая популярная состоит в подбрасывании монеты в воздух; затем игроки заключают пари, вернется ли она назад.]
– Зато Гильдия туда и не сунется, – сказал Достабль. – Если им жизнь дорога.
– Мне тоже дорога жизнь! – заорал Глод. – Я и жив-то до сих пор только поэтому! И поэтому же не шляюсь по тролльим притонам!
– В «Барабане» в вас швыряли топоры, – резонно возразил Достабль.
– Но только для смеху. Не прицельно.
– В любом случае. Там собираются только тролли и чертовски глупые молодые люди, которые думают, что у них хватит ловкости выпить в тролльем баре, – сказал Клифф. – Публики там нет.
Достабль постучал себя по носу.
– Вы, главное, играйте, – сказал он. – А публика у вас будет. Это моя работа.
– У них там недостаточно большие двери, чтобы я мог войти, – отрезал Глод.
– Да там огромные двери, – сказал Достабль.
– Они будут недостаточно большими для меня, потому что если ты попытаешься втащить меня внутрь, тебе придется заодно втащить и всю мостовую, в которую я вцеплюсь.
– Ну же, будь разумнее…
– Нет! – крикнул Глод. – И я кричу это за всех троих!
Гитара заскулила.
Бадди вытянул ее из-за спины и взял пару аккордов. Казалось, это ее успокоило.
– Я думаю… э-э-э… похоже, ей эта идея нравится, – сказал он.
– О, ей нравится идея, – сказал Глод, слегка остывая. – Отлично. А ты знаешь, что делают с гномами, которые ходят в Каверну?
– Это вряд ли хуже того, что сделает с нами Гильдия, если мы будем играть где-то еще, а нам нужны деньги, – сказал Бадди. – Так что мы должны играть.
Они стояли, молча глядя друг на друга.
– Что вам сейчас необходимо, ребята, – сказал Достабль, выпуская кольцо дыма. – Так это найти какое-нибудь тихое, спокойное местечко. Немного отдыха.
– Чертовски верно, – согласился Клифф. – Никогда не думал, что придется таскать на себе эти камни целый день.
Достабль поднял палец.
– Ага! – сказал он. – Об этом я тоже подумал. Я всегда себе говорю: ты не должен растрачивать свои дарования, таская всякое барахло! Я нанял тебе помощника. Очень дешево, всего-то доллар в день. Я изымаю его прямо из твоего заработка, так что не беспокойся об этом. Познакомься: Асфальт.
– Кто?
– Т' я, – сказал один из достаблевых пакетов. Он слегка развернулся и оказался не совсем пакетом, а чем-то раздробленным… чем-то вроде подвижной кучки… У Бадди заслезились глаза. Он выглядел как тролль, за исключением того, что был ниже гнома. Но не меньше гнома: то, чего ему не хватало в высоте, он с лихвой компенсировал шириной и – раз уж зашла речь – запахом.
– Как вышло, – спросил Клифф, – что он такой коротышка?
– На меня сел слон, – мрачно объяснил Асфальт.
Глод потянул носом:
– Только сел?
Асфальт уже был одет в майку «Банда Рока». Она обтягивала его грудную клетку и свисала до земли.
– Асфальт присмотрит за вами, – сказал Достабль. – Нет ничего такого, чего он не знает о шоу-бизнесе.
Асфальт одарил их широкой улыбкой.
– Будете в порядке со мной, – сказал он. – Да уж, поработал я с ними со всеми. Везде побывал, всего навидался.
– Мы могли бы отправится на Переда, – сказал Клифф. – Там обычно никого не бывает, когда в Университете праздник.
– Отлично. Кое-что нуждается в организации, – сказал Достабль. – Увидимся вечером. Каверна. Семь часов.
Он зашагал прочь.
– Заметили одну забавную штуку? – спросил он.
– Какую?
– То, как он курил эту сосиску? Как вы думаете, он сам заметил?
Асфальт подхватил сумку Клиффа и с легкостью водрузил ее на плечо.
– Пошли, начальник, – сказал он.
– На тебя уселся слон? – спросил Бадди, когда они двинулись через площадь.
– Угу. В цирке, – объяснил Асфальт. – Я там работал, прочищал им задницы.
– И после этого ты стал вот таким?
– Не-а. Не зараз. Пока слоны не сели на меня три, четыре раза, – сказал маленький плоский тролль. – Не знаю, с чего. Стою, чищу себе спокойно у них там сзади, а в следующий момент кругом темнота.
– Мне бы хватило одного раза, чтоб уйти с этой работы, – заметил Глод.
– Ну да, – сказал Асфальт, улыбаясь долгой улыбкой. – Я не мог уйти. Шоу-бизнес у меня в крови.
Прудер посмотел на результат их совместного творчества.
– Я не понимаю, что она из себя представляет, – сказал он. – Но похоже на то, что мы можем заманить ее на струну и тогда струна сможет играть сама по себе. Что-то вроде иконографа для звуков.
Они поместили струну в хорошо резонирующий ящик и теперь она снова и снова играла двенадцатитактовую мелодию.
– Музыкальный ящик! – воскликнул Ридкулли. – Потрясающе!
– Что я хотел бы попробовать, – проговорил Прудер. – Так это собрать музыкантов перед целой кучей таких струн и заставить их играть. Возможно, мы смогли бы поймать всю музыку.
– Ради чего? – спросил Ридкулли. – Ради чего на Диске?
– Ну… Если вам удасться посадить музыку в ящики, вам больше не понадобятся музыканты.
Ридкулли пришел в замешательство.
Многое говорило в пользу этой идеи. Мир без музыкантов – мысль безусловно привлекательная. По его мнению они представляли из себя просто толпу неопрятных субъектов. Совершенно антигигиеническую. Он покачал головой, неохотно расставаясь с этой мыслью.
– Только не этот сорт музыки, – сказал он. – Мы собирались положить ей конец, а не распространять ее.
– А что с ней не так, собственно? – спросил Прудер.
– Что… Ты разве сам не видишь? – сказал Ридкулли. – Она заставляет людей вести себя по-идиотски. Носить идиотскую одежду. Грубить. Говорить одно, а делать другое. Я не могу иметь с такими дело. Это неправильно. Ну и кроме того… вспомни мистера Хонга.
– Она действительно крайне необычна, – согласился Прудер. – Можем мы раздобыть еще? В научных целях.
Ридкулли пожал плечами.
– Мы следуем за Деканом, – сказал он.
– Вот так да! – выдохнул Бадди в гулкой пустоте. – Не удивляюсь, что они назвали это Пещерой. Она огромна.
– Я чувствую себя гномиком, – согласился Глод.
Асфальт выскочил на край сцены.
– Раз два, раз два, – сказал он. – Раз. Раз. Раз два, раз дв…
– Три, – подсказал Бадди.
Асфальт запнулся и смешался.
– Просто пробую, понимаешь, пробую, просто проверяю… – забормотал он. – Просто решил проверить… ну это…
– Нам никогда не собрать такой зал, – сказал Бадди.
Глод заглянул в стоящий у сцены ящик.
– Ошибаешься, – сказал он. – Посмотри-ка сюда.
Он развернул афишу, остальные столпились вокруг.
– Это ж картинки с нами, – сказал Клифф. – Кто-то нарисовал картинки с нами.
– Получилось так себе, – сказал Глод.
– Нехреновый вот этот Бадди, – заметил Асфальт. – Вот так размахивает гитарой своей.
– А откуда тут все эти молнии и все прочее? – спросил Клифф.
– Никогда не выглядел так плохо, – заметил Глод.
– Новый Звук Каторый Звучид Вакруг, – прочитал Клифф, напряженно наморщив лоб.
– Банда Роков, – добавил Глод. – О, нет, – простонал он. – Тут сказано, что мы собираемся быть тут и все такое. Мы покойники.
– Буть Здеся Иле Буть Примаугольнай Штукой, – прочитал Клифф. – Не понял.
– Тут десятких таких свитков! – закричал Глод. – Этих плакатов! Вы понимаете, что это значит? Он расклеивает их повсюду, а потом появляется Гильдия и берет нас за…
– Музыка свободна, – заявил Бадди. – Должна быть свободной.
– Чего? – спросил Глод. – Только не в этом гномьем городе!
– Она должна быть такой, – настаивал Бадди. – Люди не должны платить за то, что они играют.
– Точно! Парень прав! Я всегда это говорю! Разве не так я говорю? Именно так я и сказал прямо сейчас!
Достабль возник из сумрачного прохода. С ним пришел тролль, который, предположил Бадди, и был Хризопраз. Он не был ни рослым, ни слишком скалистым. Наоборот, он выглядел гладким и блестящим, как обкатаная волнами галька. На нем не было ни следа лишайника. И он носил одежду. Одежда, помимо униформы и рабочих спецовок, была нехарактерна для троллей. Обыкновенно они ограничивались набедренными повязками, в которых держали кое-какое добро. На Хризопразе был пиджак, который казался весьма скверно пошитым. На самом деле он был пошит неплохо, но любой тролль, даже безо всякой одежды, кажется плохо сшитым.
Хризопраз, не успев прибыть в Анк-Морпорк, быстро овладел всеми премудростями. Первым делом он усвоил одну простую вешь: убивать людей – это преступление. Платить другим, чтобы они делали это за тебя – хороший бизнес.
– Ребята, счастлив представить мистеру Хризопразу, – сказал Достабль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34