Так что давно уже противник не мог захватить людей врасплох. Маленькие
ракушки хранились у вождя. Сколько их было всего - оставалось тайной, на
свет никогда не появлялось враз более шести штук, и до сих пор, к счастью,
еще не пропало ни одной ракушки.
И вот теперь Джуджи проснулась: один из дозорных отрядов звал на
помощь.
Люди ринулись в селение. Мужчины бежали налегке, им надо успеть
схватить оружие и выйти навстречу противнику. Женщины надрываясь тащили
все, что оказалось за оградой, торопили детей, гнали скот. Жалели, что
нельзя забрать в городьбу неубранный хлеб.
Таши первыми влетел в дом, схватил лук, связку боевых стрел - вот и
пригодились они до времени! - за обмотку пихнул нож. Скрипнул зубами с
досады: боевой топор лежит без топорища! - ухватил рабочий топор, легкий,
но зато с острым краем, сунул его за кушак и с дротиком в правой руке
помчался на майдан, где собирались воины.
"А ну как прогонят?" - кольнула неожиданная мысль.
Но на Таши просто никто не обратил внимания. Мужчины сбегались со всех
сторон, сжимая оружие привычными ко всякому делу руками. Бойша вынырнул из
своей хижины. В левой руке - копье, в правой - тяжелая каменная дубина из
драгоценного травянисто-зеленого нефрита: оружие самого Лара. Несчетные
поколения вождей выходили на битву со священным камнем в руках, и ни разу
род не был побежден.
К верхней излучине! - зычно скомандовал вождь и первый, размашистым
шагом не знающего устали охотника, побежал к воротам. Воины молча
последовали за ним. Через пять минут они обогнали Матхи и Ромара, также
спешащих к месту тревоги. Слепой и безрукий не могли двигаться быстро, но
без них сила войска уменьшилась бы наполовину, и колдуны тоже поспешали изо
всех сил.
Над обрывом показался стремительно бегущий человек. Это был Тейко,
которого, видимо, послали в селение за подмогой.
- Согнутые! - издали закричал он. - Переплыли на Сухой остров, сейчас
хотят дальше двигаться. Всей ордой идут!
Согнутые были давним и хорошо знакомым врагом. Это тоже были люди, но
ненастоящие, а чужие. Большинство чужих родов давно были изгнаны кто куда.
Горные великаны прятались в ущельях на западе, да они никогда особо и не
тревожили людей. Не знающие огня трупоеды бежали в северные леса, где
властвуют ночные убийцы, и вот уже двадцать зим, как о них ничего не
слышно. Прочие чужинцы сгинули давно, их не помнит даже Ромар. Лишь в
песнях говорится об удивительных народах и о героях, истребивших или
изгнавших их. А вот согнутые остаются ближними соседями, и, хотя их удалось
оттеснить за реку, они не перестают тревожить род набегами. Воруют детей и
женщин, бьют скот; не угоняют, а просто бьют, сколько могут сожрать. Своего
скота у согнутых нет, лишь полудикие собаки сопровождают орду. Хлеба
согнутые не понимают - топчут как простую траву. И на охоте тоже - где
прошли согнутые, там настоящим людям делать нечего. Потому и война с ними
не утихает.
Силой и звериной ловкостью согнутые превосходили людей, а вот разумом
уступали. Огонь согнутые знали, но камень обрабатывать толком не умели,
обходясь кое-как околотыми рубилами. Хотя не это делало их чужими. Согнутые
были из тех родов, что могли иметь общих детей с настоящими людьми. Но от
такой связи рождались уже не люди и не согнутые, а мангасы. И это решало
все.
Даже среди чужих родов согнутые выделялись тем, что не убивали
народившихся мангасов, а напротив, окружали поклонением. Украденные дети
вырастали в их племени и сражались за него, словно за собственный род.
Кое-кто из них заводил семьи с чужинцами, и тогда рождались мангасы.
Благодаря мощи ублюдков, род согнутых не только не погиб, но порой
умудрялся устраивать набеги. Чаще они случались зимой, когда лед сковывал
реку, но бывало, что и летом оравы согнутых переплывали на гористый берег,
где их приходилось вылавливать и уничтожать. Но на этот раз согнутые
двинулись все разом. Тейко сказал, что согнутых заметили, когда те
переправлялись на пустынный Сухой остров. На острове согнутым делать
нечего, это просто песчаная коса с купами старых деревьев вдоль верхушки. В
половодье остров заливало, деревья торчали из воды посреди реки. В сухие
годы остров увеличивался, наращивая длинные песчаные берега. Всякому ясно,
что раз согнутые заняли бесплодный островок, значит они собираются
переселяться на другой берег. Потому м вызвали разведчики подмогу.
Вскоре воины достигли того места, где поджидал отряд до-
зорных.
- Что там делается? - спросил Бойша.
Командовал разведчиками немолодой рыбак с непоседливым именем Муха.
Муха знал реку вдоль и поперек, потому и вызвался следить за берегами и в
первый же день сумел заметить врага.
- Все на Сухой переправились, - сказал он вождю. - С детьми и
собаками. Такого прежде не бывало. Не иначе, сейчас через правую протоку
поплывут. Тогда их прямо к нам снесет. Здесь встречать надо.
- Много их?
- Сотен пять, не меньше.
Вождь присвистнул.
- Много. С чего это они в кучу сбились? Попробуем их по-хорошему
прогнать, без драки. Колдуны пришли?
- Вон плетутся, - отмахнул рукой Тейко.
Тейко мог сколько угодно морщить нос, но вождем все-таки был не он. А
Бойша понимал, что сойтись в сражении с пятью сотнями согнутых - значит не
только заслужить славу у потомков, но и потерять немало сильных мужчин и
осиротить многие семьи.
По приказу вождя воины рассыпались вдоль берега, Двигаясь так, чтобы
их было невозможно заметить с низкого берега. Прошло еще несколько минут,
среди деревьев на острове появились первые сутулые фигуры. Потом разом
песчаная коса заполнилась людьми. Согнутые направлялись к воде.
И тут над обрывом во весь рост поднялся Бойша.
- Эй вы! - заорал он. - Убирайтесь в свои степи, иначе мы убьем вас
всех до последнего!
Воины, поднявшиеся за спиной вождя, молчаливо подтверждали его слова,
а Ромар набрал полную грудь воздуха и заголосил отрывисто и непонятно,
переводя человеческое слова на чужой язык. Откуда Ромар знал наречие
согнутых, оставалось его тайной, давно уже никого не удивлявшей. Слишком
много лет прожил на свете Ромар, так что даже самые глубокие старики из
ныне живущих не помнили колдуна молодым.
На мгновение согнутые замерли, как бы вслушиваясь в обращенные к ним
слова, потом остров взорвался невнятными воплями, а следом случилось
неожиданное.
Обычно чужие, увидев, что их обнаружили, спешно отходили, крича и
размахивая кулаками, но не принимая боя, и лишь через несколько дней вновь
пытались переправиться через реку. Но на этот раз не иначе сам Дзар иссушил
их мозги, и согнутые полезли напролом, хотя видели, что над обрывом их
поджидает не отряд в десяток воинов, а все племя.
Вода забурлила от множества тел, согнутые ринулись на приступ. Шли без
разбора, вооруженные мужчины и тут же женщины, детеныши, как две капли воды
похожие на настоящих людей, старики избитые временем и даже чужие собаки,
не дожидаясь исхода схватки, бросались в воду и плыли на гористый берег.
- Ах вот как?! - взревел Бойша, подымая над головой каменный скипетр.
- Тем лучше! Предки отдали согнутых в наши руки! Сегодня не должен уйти ни
один!
- Туна, встав на самом краю обрыва, натянул свой чудовищный лук, и
первая стрела ударила в толпу чужих людей, заставив одного из нападавших
ткнуться лицом в воду.
Другие стрелки пока ждали, понимая, что их стрелы так сильно не бьют.
Таши лишь зубами заскрипел от отчаяния. Ну отчего ему не дозволено взять
боевой лук?! Ведь он мог бы стрелять ничуть не хуже Туны, а должен ожидать
с детской игрушкой в руках, из которой только куличков на отмели сшибать...
Потом стреляющих стало двое, затем трое. Один за другим выступали
вперед охотники, целились, спускали тетиву, горделиво выпрямлялись, когда
она находила цель. Только что кулаком в грудь не стучали, как принято на
празднике Большой Охоты, когда стрелки соревнуются, кто лучше пробьет
стрелой нарисованного на куске кожи оленя. Ах, какой славный праздник
пришел к людям! Об этом дне будут помнить многие поколения, а нечистый род
согнутых останется лишь в сказках, где все больше будет красивой неправды и
все меньше истины. Хорошо, когда враг остается лишь в сказках, и сегодня он
отправится туда!
Между тем, согнутые продолжали плыть, не считая убитых и не
оглядываясь на раненых. И тем, кто должен не просто бить врага, но и
понимать, что происходит, становилось ясно, что чужие люди идут под стрелы
не своей охотой, что гонит их что-то более страшное, чем убийственное
оружие настоящих людей. Помрачнело лицо Ромара, и Матхи, стоявший у дальней
косы, вскинул большой бубен, затряс им над головой, ударил по сухой коже,
заголосил, призывая предков проснуться и прийти на помощь роду.
На середине протоки вода намыла длинную галечную мель. Почувствовав
под ногами твердое, чужаки разноголосо завопили и начали сбиваться в
плотную группу. Лучники дружным залпом проредили толпу, но на место
захлебнувшихся немедленно встали новые, и скоро на отмели появился
правильный круг, словно пришельцы вздумали водить хоровод по грудь в воде.
Какие чары творились там, никто не знал, да воинов это и не интересовало.
От вражеской магии должны прикрыть колдуны, недаром же они стоят в самой
первой шеренге.
- Ах-ха! - предостерегающе крикнул Ромар, и слепой Матхи понял
безрукого старика, завертелся, вздымая тучи песка, завыл могучее
заклинание, которое не всякий колдун смеет произнести и уж, почитай вовсе
никто не отважится сказать днем перед глазами Дзара.
И все же пришельцы опередили колдуна. Со страшным плеском со дна
вынырнуло с десяток облепленных тиной камней и даже огрузневший ствол
топляка, занесенный весенним разливом. Невидимая праща метнула эту тяжесть
в стоящих на берегу.
Бревно колдуны все-таки сумели отбить, оно наткнувшись на незримую
скалу, переломилось и упало в пяти шагах от берега. А вот камни достигли
цели. Трое воинов и среди них несокрушимый Туна упали с разбитыми головами.
Положение сразу сравнялось. Только что на берегу творилось избиение
тупо лезущих согнутых, а теперь потери несли обе стороны.
Нападавшие быстро перераспределились, в магическом круге остались,
считай, одни женщины, а все остальные вновь ринулись на глубину, штурмуя
последний рубеж, отделявший их от вожделенного берега. Стрелы защитников и
отбитые волхвами камни, падающие в волны, заставляли их торопиться.
Теперь стреляли все, кому было под силу натянуть хотя бы бекасиный
лук. Таши быстро пускал стрелу за стрелой, не присматриваясь, но зная, что
почитай любая из них находит цель.
- Мангасы! - раздался тревожный крик. - Там четверо мангасов!
Четыре пенистых следа двигались к берегу заметно опередив прочих
согнутых. Мангасы рвались на битву. Сейчас можно было рассмотреть лишь их
головы, черневшие среди пены, но по тому как быстро плыли нападающие,
всякий понимал, какая страшная сила двинулась на него. Пожалуй лишь один
Туна мог бы выйти против мангаса в рукопашную.
Таши бросил мгновенный взгляд в сторону и увидел, что Туна лежит в
луже крови, разбросав навеки ослабевшие руки. С невнятным рычанием Таши
ринулся к убитому, схватил богатырский лук. Уже по тяжести в руке можно
было судить, что это настоящее оружие. Чудилось, мышцы рук лопнут, не
выдержав упругого сопротивления дерева и рога. Массивная стрела с волнисто
околотым кремневым наконечником рванулась с тетивы. Таши целил в голову
крайнего мангаса, но в самый момент выстрела тот нырнул, и стрела безвредно
плеснула по воде.
Трое других мангасов немедленно нырнули следом, и теперь их нельзя
было достать. На секунду поток стрел почти прекратился, лучники выжидали,
когда самый страшный противник появится вновь, чтобы тогда уже бить
наверняка. Согнутые, пользуясь передышкой, быстро приближались к берегу.
Мангасы вынырнули из взбаламученной воды почти у самого берега.
Глубина здесь была им едва по пояс. Разом свистнули десятки стрел, первое
чудовище мгновенно стало похожим на какого-то невозможного ежа, так густо
его утыкали стрелы. Не обращая внимания на раны, мангас одним прыжком
вскочил на обрыв. Трое воинов встретили его копьями. Удары пришлись в
момент прыжка, изостренные наконечники вошли в живую плоть на всю глубину.
Мангас взвыл, брызгая кровью, запустил дубиной, разбив голову одному из
противников, но двое других с надрывным криком, словно дерево валили,
сумели опрокинуть его с обрыва.
Трое оставшихся ублюдков в эту секунду уже появились на откосе, а за
ними, взбадривая себя боевыми криками, спешила остальная орда.
На долю приотставших мангасов досталось куда меньше выстрелов, и хотя
у одного людоеда обломок стрелы торчал прямо из окровавленной глазницы, но
в битву он ринулся так же неукротимо, как и остальные. Как и настоящие
согнутые мангасы были вооружены дубинками и острыми камнями, которые они не
умели даже насадить на древко, чтобы получить хоть какое-то подобие топора.
Однако, недостатки оружия согнутые восполняли тупой силой и неукротимостью,
а мангасы, которых согнутые боялись и почитали как живых богов, так и вовсе
были почти неуязвимы.
Таши не выстрелил вместе со всеми лучниками; он ждал своего мангаса,
того, по которому промахнулся в первый раз. Мангас свечой вырвался из воды
и тоже в один прыжок взлетел на обрыв, лишь мелькнуло в прыжке
неестественно-белое, молочного цвета тело. Режущий, даже не звериный, а
просто ураганный визг рвался из разинутой пасти.
На этот раз Таши стрелял наверняка. Промахнуться в упор мог бы лишь
трус, у которого дрожат руки. Яблоневая стрела, оснащенная ловко
зазубренным кремнем, пропорола грудь, на целую пядь вонзившись в молочное
тело. Таши уже понимал, что мангаса этим не остановишь, и уж тем более
бессмысленно пытаться убежать от обезумевшего чудовища. Таши кинул лук и,
выхватив из-за обмоток ножной кинжал, что сам мастерил под присмотром
Стакна, прыгнул навстречу несущейся гибели, чтобы уйти хотя бы из-под удара
дубины.
Безрукий Ромар не зря учил подростков биться ногами и грудью. Все
удары достигли цели: коленом Таши ударил мангаса в промежность, плечом в
солнечное сплетение, а ножом, зажатым в левой руке - рука ведь никуда не
делась! - ткнул в живот, надеясь поразить брызжейку и обездвижить
противника. В следующее мгновение могучая лапа сгребла его и одним
движением швырнула на землю. Вспыхнул и погас нестерпимо яркий огонь, мир
исчез.
Потом, несколько дней спустя, Таши рассказали, чем закончилась битва.
Все четверо мангасов были убиты. Удар Таши достиг-таки становой жилы, и
белокожий мангас так и не смог распрямиться. Его убивали долго, когда
сражение уже закончилось, убивали не смея приблизиться. Тяжелыми топорами
перебили конечности и лишь затем смогли раздробить голову, лишив врага
жизни. Еще один мангас был убит в честном бою. Уже серьезно раненый и
потерявший дубину, он сошелся в поединке с Бойшей. Тяжелый каменный жезл с
одного удара расколол крепкий череп, разбрызгав по земле мозги. Последний
из ублюдков, невысокий, но так раздавшийся вширь, что мог бы без труда
задушить матерого тура, долго метался по берегу, сокрушая своих и чужих
воинов, пока тонкорукий Стакн не сумел приблизиться к нему сзади и
бритвенно-острым топором перерубить шейные позвонки.
Но даже потеряв мангасов чужие не бросились в бегство. Орда выплеснула
на берег, так что луки стали бесполезны и пришлось пустить в ход копья и
топоры. Немерянной звериной силой согнутые превосходили людей, но как
бороться против их оружия не знали. К тому же, каждый из согнутых бился сам
по себе, в то время как люди умели биться вдвоем и втроем, быстро
расправляясь с нападавшими. Хотя, если бы не огромные потери при переправе
и то, что большинство женщин осталось посреди реки, прикрывая плывущих
тучей камней, исход битвы был бы по-прежнему неясен. Согнутые не желали
отступать. Один за другим они падали, пробитые копьями. Топоры дробили им
кости, широкие деревянные мечи с прозрачными накладками из тонкого
обсидиана вспарывали животы, и кишки вываливались под ноги не успевшим
ничего понять согнутым. К тому времени, когда женщины, разорвавшие на
отмели магический круг, и бросившиеся на помощь своим мужьям, полезли на
обрыв, схватка наверху практически закончилась, и нападавших уже на самом
обрыве встретили удары копий.
1 2 3 4 5 6 7