Истребитель тряхнуло, и Х-23 сошла с пилона. На скорости триста метров в секунду она за полминуты догнала цель и врезалась в надстройку катера. Взрыв был страшный. Яркое и жаркое пламя охватило, казалось, всю палубу. С катера посыпались обломки, и он мгновенно сбросил ход, продвигаясь вперед уже только по инерции. Потом из всех щелей разваленной прямым попаданием надстройки повалил черный жирный дым, сносимый в сторону сильным северо-западным ветром. - Боровик, на связи Волнушка. Цель уничтожена, - доложил Лукашевич гордо. Выхожу из атаки. - Поздравляю, Волнушка, - ответил на это властный голос. - Проведи осмотр и возвращайся. Противником пусть занимается Масленок. - Приказ понял, Боровик. Провести осмотр и возвращаться. Лукашевич еще сбросил скорость и сделал два круга над катером контрабандистов, из которого продолжал валить дым. Старший лейтенант увидел, как с катера прыгают совсем маленькие отсюда человеческие фигурки в оранжевых спасательных жилетах. Он вспомнил, какая сейчас температура воды в Баренцевом море, и его передернуло:
- Бр-р-р: "Ну, вы сами этого хотели, ребята, - подумал Лукашевич.- Так что пеняйте на себя". Катер не подавал больше признаков жизни, да и "тридцать пятка" капитана Коломейцева уже спешила к месту катастрофы, поэтому Алексей не стал здесь задерживаться, а поднял истребитель на высоту одиннадцать тысяч и лег на обратный курс. Еще через пятнадцать минут шасси управляемого старшим лейтенантом "МиГа" коснулись белого бетона взлетно-посадочной полосы. Вырулив на боковую дорожку, Лукашевич дождался появления тягача и открыл фонарь. Сегодня тягачом управлял сверхсрочник Женя Яровенко, детдомовец и отличный парень. Служба в наземном обеспечении ВВС льстила его самолюбию, потому он и остался на сверхсрочную. Да в общем ему, детдомовцу, и некуда было демобилизоваться - на "гражданке" его никто не ждал, а тут и дом, и стол. Старший лейтенант Лукашевич спрыгнул на бетон. Завидев его, Женя высунулся из кабины тягача и радостно сообщил: - Ты сегодня герой, старший. Орден, небось, дадут! - Дадут, дадут, - пробормотал Лукашевич, снимая шлем. - И по "голосам" сегодня скажут: Еще с советских времен за зарубежными радиостанциями, вещающими на русском языке, закрепилась привычка поздравлять (с долей ехидства) строителей и конструкторов с досрочной сдачей сверхсекретного объекта, а командный состав и непосредственных исполнителей - с удачным проведением военной и сверхсекретной же операции. - Как хоть прошло? - любопытничал Яровенко. Он тоже вылез из кабины на бетонку и теперь, широко улыбаясь, стоял рядом с пилотом. Лукашевич пожал плечами: - Нормально прошло. Старший лейтенант казался рассеянным, потому что внимательно осматривал правое крыло своего истребителя. Яровенко проследил за направлением его взгляда и вдруг присвистнул: - Мать! - ругнулся он в сердцах. Спереди на крыле "МиГа", выдвинутом сейчас под углом в 72 градуса к фюзеляжу*, виднелось черное пятно. В наступившей за возгласом сверхсрочника тишине Лукашевич подошел к крылу и пощупал пятно рукой в перчатке. - Надо же, - сказал он после паузы. - Навылет. - Пуля? - жадно поинтересовался Яровенко. - Она, - Лукашевич медленно кивнул. - Говорил же я этому идиоту: - он замолчал. Яровенко ждал продолжения, но не дождался. - Цепляй машину, - распорядился старший лейтенант. - И передай Усачеву, пусть сразу крыло посмотрит. - Чего они хоть везли? - полюбопытствовал Женя перед тем, как вернуться в кабину тягача. - Кто? - Ну эти: контрабандисты. - Водку, - ответил Лукашевич вроде бы даже и всерьез. - Да ну тебя, - обиделся Яровенко, - Понятия не имею, - признался старший лейтенант. - Могли везти все что угодно. А нам разве скажут?.. Фюзеляж - корпус летательного аппарата, связывает собой крылья, оперение, шасси; в фюзеляже размещаются экипаж, грузы, оборудование, пассажиры. "МиГ-23" является одним из первых истребителей, выполненным по схеме высокоплана с крылом изменяемой геометрии. Консоли крыла крепятся с помощью поворотных узлов к центроплану вблизи фюзеляжа, что позволяет обеспечить изменение угла стреловидности крыла. Максимальный угол стреловидности - 72°, средний - 45°, минимальный - 16°. Вечером в информационной программе радиостанции "Немецкая волна" "коллеги из НАТО" поздравили старшего лейтенанта Алексея Лукашевича с блестяще выполненным боевым заданием. Из той же программы Лукашевич узнал, что на катере с бортовым номером "806" перевозилась большая партия золота в слитках. Друзья, веселясь, стали попрекать Алексея, что он не захватил слиточек-другой для "обчества". Лукашевич всеобщего веселья не поддержал, высказавшись кратко и грубовато: "Я вам не золотоискатель", за что и был удостоен соответствующего прозвища. Командир авиаполка послал запрос в Министерство обороны о возможности награждения старшего лейтенанта орденом Мужества, утвержденным совсем недавно три года назад. В Министерстве с решением как всегда затянули, и своего ордена Золотоискатель так и не дождался. Через год Алексей забудет и об ордене, и о контрабандистах. Как окажется, зря: Глава вторая. КРИЗИС. (В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, август 1998 года) Почти все офицеры воинской части 461-13 "бис" авиаполка "Заполярье", свободные от несения боевого дежурства или караульной службы, собрались у КПП. Помещение контрольно-пропускного пункта было тесным, поэтому внутрь никто заходить не стал. Собрались в группы, покуривая и поплевывая, поглядывая то на дорогу, то на далекое отсюда летное поле, на котором разворачивался совершивший минуту назад посадку "МиГ" лейтенанта Беленкова. - О! - высказался Лукашевич.- Счас прибежит: - Кто прибежит? - без особого интереса, но так, для порядка, осведомился старший лейтенант Стуколин. - Кто, кто? Беленков - вот кто, - ответил Лукашевич.- Тоже ведь не дурак: На самом деле Лукашевич пребывал в том настроении, когда не только отдельные представители окружающего мира кажутся дураками, но и сам мир выглядит чьим-то идиотским изобретением, недоделанным и бессмысленным, как вырытая поперек дороги, забытая и заполненная грязной водой канава. Впрочем, в отличие от убежденных мизантропов, Лукашевич не делал для себя исключения в рамках удручающей картины всемирной глупости. Скорее наоборот, именно в себе самом, в выборе, сделанном когда-то, он видел источник всех своих бед и сегодняшней беды тоже. Мысли Лукашевича текли вяло, но постоянно возвращались к исходному вопросу: как? Каким образом его, Лукашевича, судьба сложилась так, что он стал не юристом или экономистом (да хотя бы и бухгалтером!), а лейтенантом этих проклятых ВВС, да еще в воинской части, дислоцированной на краю света, у черта на куличках. Это ж каким идиотом надо было быть, чтобы взять и отказаться от заманчивых перспектив поступления в Ленинградский Государственный, где в приемной комиссии сидел двоюродный дядька, ради: ради: Чего, спрашивается, ради?! Лукашевичу хотелось напиться. В хлам. Похожие чувства испытывали все, столпившиеся у контрольно-пропускного пункта. И у каждого из них были основания гневаться на судьбу и перебирать удрученно варианты своего неуклюжего прошлого и своего безрадостного будущего. На то были причины. Последний раз офицеры части 461-13 "бис" получали зарплату девять месяцев назад. За этот срок, как известно, можно зачать, выносить и родить вполне нормального ребенка, однако российскому правительству девяти месяцев оказалось недостаточно, чтобы разобраться с зарплатами в бюджетной сфере. Более того, с какого-то момента начались перебои с поставками продовольствия, обмундирования и запчастей к технике. Объяснялось это огромной задолженностью Министерства обороны другим отраслям, а правительство вместо того, чтобы провести взаимозачет, занималось какими-то другими - очень неясными - делами. "Ох, они доиграются! - с плохо скрываемой злостью поговаривали в части 461-13 "бис".- С армией такие шутки не проходят!" Говорившие так забывали, что есть армия и есть армия. Что для правительства, которое несколько лет уже вело себя подобно не слишком умному и расточительному оккупанту в чужой стране, нет никакого дела до маленькой воинской части на забытом Богом полуострове, а есть ей дело только до тех немногих счастливцев, которым повезло устроиться при столице. И только потому, что счастливцы эти постоянно напоминают о себе, проводя какие-то офицерские собрания под невнятными лозунгами да устраивая маневры на расстоянии прицельной дальности от Кремля. Попробуй здесь, за Полярным кругом, поманеврируй - без толку, одни расходы. Невыплаты заработной платы и участившиеся перебои с поставками других видов довольствия не способствовали укреплению позиций и на личном фронте. Если раньше выйти замуж за офицера было почетно, то теперь это означало - выйти замуж за нищего. Постоянные и дичайшие скандалы в семьях офицеров стали приметой времени. В одной только части 461-13 "бис" за последние полгода было зарегистрировано два развода. Сам командир части, майор Громов, был вынужден на неопределенный срок отправить жену и сына в Питер к родителям. А старший лейтенант Лукашевич вообще потерял надежду подыскать себе когда-нибудь достойную пару: "Если денег нет, какая ж тут любовь?" В общем, не было у столпившихся на КПП офицеров повода для веселья. И все шло к тому, что это безрадостное сборище закончится грандиозной пьянкой "по черному", где под "шпагу" или "шило" - сэкономленный на "рискованных[4]" посадках и протирке контактов спирт - эти офицеры будут нецензурно ругать правительство вкупе с президентом, обещать уволиться в запас, потому что так дальше нельзя, потому что терпение уже кончилось, потому что дураков нет за "спасибо" работать, потому что потому: - Едет! - воскликнул капитан Никита Усачев.- Едет, мужики!.. Все сразу зашевелились. Из домика КПП выскочил рядовой второго года службы Митя Фатюхин, рысцой подбежал к воротам. На последнем - прямом, как стрела - участке узкой грунтовки, ведущей к части 461-13 "бис", действительно появился грузовик марки "ЗИЛ" с кузовом, поверх которого был натянут брезентовый тент. Номеров отсюда видно пока еще не было, но народ и так знал, кто на нем едет. В часть возвращался ее командир, майор Громов, отбывший еще утром в Печенгу[5] за продовольствием и, возможно, зарплатой. От того, с какими вестями он вернется, зависело уже не просто умонастроение отдельных офицеров самого северного из подразделений ВВС, но и существование этого подразделения в целом, - Едет, едет! Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный командир части 461-13 "бис". Одет он был в выходную форму офицера ВВС, несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам. - Что за митинг? - осведомился он недружелюбно. - Вам что, товарищи офицеры, заняться больше нечем? Он мог сказать что угодно. Например, "Сегодня отличная погода!". Или: "Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог:" Любая фраза, будь она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей, сказанная тоном, подобным тому, с каким было произнесено: "Что за митинг?", расставляла последние точки над i. У Лукашевича опустились плечи. "Господи, - подумал старший лейтенант. - А ведь это действительно конец". К Громову подошел Стуколин. - Что случилось, товарищ майор? - спросил он. - Ничего, - ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. - Ни-че-го! В том-то и дело. - Да они охренели совсем! - ругнулся в сердцах Никита Усачев. - Телевизор надо смотреть, - словно бы невпопад обронил Громов, и Лукашевич, хорошо знавший своего командира еще со школьных лет, когда они сидели за одной партой и ходили в кино, понял, что тот воспроизводит чужие слова, цитирует. Радио надо слушать. В стране кризис. За доллар двенадцать рублей дают. А вы со своими проблемами уже всех достали: - Что-то я не пойму, товарищ майор, - сказал Стуколин, прищурясь и потирая кулак. - Кто это декларировал? - Неважно,- майор все еще смотрел поверх голов. - Это как раз неважно. - А что важно? - взбеленился капитан Усачев. Громов повернулся и внимательно посмотрел на него - глаза в глаза. Взгляд у командира части 461-13 "бис" был тяжелый. Усачев, хоть и старше он был майора на четыре года и в чем-то умудреннее, тут же поумерил свое "священное" негодование и даже отступил на шажок. - Никого не держу, - сказал Громов, четко и звонко выговаривая каждое слово. Думаю, и Свиридов никого удерживать не станет. Кому надоело - хоть сегодня рапорт подпишу. Лукашевич, наблюдая за развитием маленького инцидента, подумал, что это, пожалуй, идея. Действительно, плюнуть на все и написать рапорт. И пусть эти ВВС катятся к чертовой бабушке или еще куда подальше: И тут - неожиданно для него самого - мысли Алексея приобрели совершенно противоположную направленность. Он вдруг подумал, что если отправится сейчас писать рапорт и собирать манатки, то никогда уже в жизни не сядет за штурвал боевого истребителя, никогда не поведет его над облаками, в яркой и синей пустоте поднебесья - назло врагам и вопреки кризисам; с этого момента и навсегда он станет пассажиром и будет летать на престарелых и слабосильных "тушках[6]" гражданской авиации, а сверхсрочник Женя Яровенко будет рассказывать очередной анекдотец и не применет вспомнить о старшем лейтенанте, который был когда-то о-го-го, а нынче попивает газировку в первом ряду второго салона - таких в Ейском училище называли "мешок с картошкой". Плюнуть и поставить жирный крест на огромном куске собственной биографии вот так, сразу, оказалось для Лукашевича непросто. Как и для всех остальных офицеров части 461-13 "бис". Видимо, только этим можно объяснить, что за все девять месяцев тяжелейшей ситуации на финансовом фронте ни один из них не подал рапорта на имя командира авиаполка "Заполярье" с просьбой о переводе в запас. Но теперь: Что будет теперь? Выдержав многозначительную паузу, Громов распорядился: - Всех незанятых на дежурстве офицеров прошу пройти в ленинскую комнату. Ленинской (или красной) комнатой по стародавней привычке называли довольно тесное помещение в одной из "бочек-диогенов[7]" военного городка. В "ленинской" комнате находилась библиотека части, состоявшая в основном из трудов классиков марксизма-ленинизма и мемуаров военных летчиков. Стоял там и телевизор старенький латаный-перелатаный "Рекорд", принимавший только "первый" канал. Через пятнадцать минут после возвращения Громова в ленинской комнате было не протолкнуться. Пришли все. Восьми стульев на эту ораву не хватило, и некоторые остались на ногах. Громов сел лицом к подчиненным и спросил: - Ну что, ни у кого не появилось желания написать рапорт? - Да хватит уже, Костя, - раздраженно сказал Стуколин. - Давай ближе к делу. Громов холодно посмотрел на него, но по поводу неприкрытого нарушения субординации высказываться не стал: сообразил, видно, что все присутствующие и без того на взводе и усугублять ситуацию не след. - Хорошо, - согласился он. - Перейдем к делу: Как вы знаете, в нашей стране случился кризис. По этой причине денег в ближайшее время не предвидится. Но это еще полбеды. Главное - какая-то сволочь в министерстве под шумок приказала приостановить поставки довольствия в отдаленные районы: Стуколин присвистнул. - Как приостановить? - не поверил Усачев. - Совсем приостановить? - До особого распоряжения. Несмотря на то, что офицеры части 461-13 "бис" были в массе своей людьми дисциплинированными, сдержаться никто не смог и заговорили все сразу: - Они что, решили нас голодом уморить?! - Нет, но это уже ни в какие ворота! - Бляди - они бляди и есть! - Как это они себе представляют? Голодающая армия? - Говорил же, этих тварей раньше надо было вышибать. Довели страну, понимаешь!..
- Тихо, товарищи офицеры, тихо, - Громов встал и поднял руку. - Нам сейчас нужны конструктивные предложения. Такие у кого-нибудь имеются? - Да что там "конструктивные"!.. - не мог остановиться импульсивный Никита Усачев.- Давить сволочей! - Спокойнее, товарищ капитан, - в очередной раз осадил его Громов.- Не забывайте, кто вы и где вы. Усачев несколько угомонился, хотя по его раскрасневшейся физиономии было видно, что свое особое (и, в общем, малооригинальное) мнение о происходящем в стране он готов отстаивать с пеной у рта в любой момент времени, представься ему, Усачеву, такая возможность. - Итак, я повторяю свой вопрос, - сказал Громов. - Есть у кого-нибудь конструктивные предложения? - Министр в курсе происходящего? - спросил Стуколин. - Этого я: кхм-м: точно не знаю. Но мне было сказано, что в курсе. - А Свиридов? - Он мне и сказал: - Да-а, - протянул Усачев со своего места. - Ситуевина. - Насколько у нас хватит продовольствия? - продолжал спрашивать Стуколин.
1 2 3 4
- Бр-р-р: "Ну, вы сами этого хотели, ребята, - подумал Лукашевич.- Так что пеняйте на себя". Катер не подавал больше признаков жизни, да и "тридцать пятка" капитана Коломейцева уже спешила к месту катастрофы, поэтому Алексей не стал здесь задерживаться, а поднял истребитель на высоту одиннадцать тысяч и лег на обратный курс. Еще через пятнадцать минут шасси управляемого старшим лейтенантом "МиГа" коснулись белого бетона взлетно-посадочной полосы. Вырулив на боковую дорожку, Лукашевич дождался появления тягача и открыл фонарь. Сегодня тягачом управлял сверхсрочник Женя Яровенко, детдомовец и отличный парень. Служба в наземном обеспечении ВВС льстила его самолюбию, потому он и остался на сверхсрочную. Да в общем ему, детдомовцу, и некуда было демобилизоваться - на "гражданке" его никто не ждал, а тут и дом, и стол. Старший лейтенант Лукашевич спрыгнул на бетон. Завидев его, Женя высунулся из кабины тягача и радостно сообщил: - Ты сегодня герой, старший. Орден, небось, дадут! - Дадут, дадут, - пробормотал Лукашевич, снимая шлем. - И по "голосам" сегодня скажут: Еще с советских времен за зарубежными радиостанциями, вещающими на русском языке, закрепилась привычка поздравлять (с долей ехидства) строителей и конструкторов с досрочной сдачей сверхсекретного объекта, а командный состав и непосредственных исполнителей - с удачным проведением военной и сверхсекретной же операции. - Как хоть прошло? - любопытничал Яровенко. Он тоже вылез из кабины на бетонку и теперь, широко улыбаясь, стоял рядом с пилотом. Лукашевич пожал плечами: - Нормально прошло. Старший лейтенант казался рассеянным, потому что внимательно осматривал правое крыло своего истребителя. Яровенко проследил за направлением его взгляда и вдруг присвистнул: - Мать! - ругнулся он в сердцах. Спереди на крыле "МиГа", выдвинутом сейчас под углом в 72 градуса к фюзеляжу*, виднелось черное пятно. В наступившей за возгласом сверхсрочника тишине Лукашевич подошел к крылу и пощупал пятно рукой в перчатке. - Надо же, - сказал он после паузы. - Навылет. - Пуля? - жадно поинтересовался Яровенко. - Она, - Лукашевич медленно кивнул. - Говорил же я этому идиоту: - он замолчал. Яровенко ждал продолжения, но не дождался. - Цепляй машину, - распорядился старший лейтенант. - И передай Усачеву, пусть сразу крыло посмотрит. - Чего они хоть везли? - полюбопытствовал Женя перед тем, как вернуться в кабину тягача. - Кто? - Ну эти: контрабандисты. - Водку, - ответил Лукашевич вроде бы даже и всерьез. - Да ну тебя, - обиделся Яровенко, - Понятия не имею, - признался старший лейтенант. - Могли везти все что угодно. А нам разве скажут?.. Фюзеляж - корпус летательного аппарата, связывает собой крылья, оперение, шасси; в фюзеляже размещаются экипаж, грузы, оборудование, пассажиры. "МиГ-23" является одним из первых истребителей, выполненным по схеме высокоплана с крылом изменяемой геометрии. Консоли крыла крепятся с помощью поворотных узлов к центроплану вблизи фюзеляжа, что позволяет обеспечить изменение угла стреловидности крыла. Максимальный угол стреловидности - 72°, средний - 45°, минимальный - 16°. Вечером в информационной программе радиостанции "Немецкая волна" "коллеги из НАТО" поздравили старшего лейтенанта Алексея Лукашевича с блестяще выполненным боевым заданием. Из той же программы Лукашевич узнал, что на катере с бортовым номером "806" перевозилась большая партия золота в слитках. Друзья, веселясь, стали попрекать Алексея, что он не захватил слиточек-другой для "обчества". Лукашевич всеобщего веселья не поддержал, высказавшись кратко и грубовато: "Я вам не золотоискатель", за что и был удостоен соответствующего прозвища. Командир авиаполка послал запрос в Министерство обороны о возможности награждения старшего лейтенанта орденом Мужества, утвержденным совсем недавно три года назад. В Министерстве с решением как всегда затянули, и своего ордена Золотоискатель так и не дождался. Через год Алексей забудет и об ордене, и о контрабандистах. Как окажется, зря: Глава вторая. КРИЗИС. (В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, август 1998 года) Почти все офицеры воинской части 461-13 "бис" авиаполка "Заполярье", свободные от несения боевого дежурства или караульной службы, собрались у КПП. Помещение контрольно-пропускного пункта было тесным, поэтому внутрь никто заходить не стал. Собрались в группы, покуривая и поплевывая, поглядывая то на дорогу, то на далекое отсюда летное поле, на котором разворачивался совершивший минуту назад посадку "МиГ" лейтенанта Беленкова. - О! - высказался Лукашевич.- Счас прибежит: - Кто прибежит? - без особого интереса, но так, для порядка, осведомился старший лейтенант Стуколин. - Кто, кто? Беленков - вот кто, - ответил Лукашевич.- Тоже ведь не дурак: На самом деле Лукашевич пребывал в том настроении, когда не только отдельные представители окружающего мира кажутся дураками, но и сам мир выглядит чьим-то идиотским изобретением, недоделанным и бессмысленным, как вырытая поперек дороги, забытая и заполненная грязной водой канава. Впрочем, в отличие от убежденных мизантропов, Лукашевич не делал для себя исключения в рамках удручающей картины всемирной глупости. Скорее наоборот, именно в себе самом, в выборе, сделанном когда-то, он видел источник всех своих бед и сегодняшней беды тоже. Мысли Лукашевича текли вяло, но постоянно возвращались к исходному вопросу: как? Каким образом его, Лукашевича, судьба сложилась так, что он стал не юристом или экономистом (да хотя бы и бухгалтером!), а лейтенантом этих проклятых ВВС, да еще в воинской части, дислоцированной на краю света, у черта на куличках. Это ж каким идиотом надо было быть, чтобы взять и отказаться от заманчивых перспектив поступления в Ленинградский Государственный, где в приемной комиссии сидел двоюродный дядька, ради: ради: Чего, спрашивается, ради?! Лукашевичу хотелось напиться. В хлам. Похожие чувства испытывали все, столпившиеся у контрольно-пропускного пункта. И у каждого из них были основания гневаться на судьбу и перебирать удрученно варианты своего неуклюжего прошлого и своего безрадостного будущего. На то были причины. Последний раз офицеры части 461-13 "бис" получали зарплату девять месяцев назад. За этот срок, как известно, можно зачать, выносить и родить вполне нормального ребенка, однако российскому правительству девяти месяцев оказалось недостаточно, чтобы разобраться с зарплатами в бюджетной сфере. Более того, с какого-то момента начались перебои с поставками продовольствия, обмундирования и запчастей к технике. Объяснялось это огромной задолженностью Министерства обороны другим отраслям, а правительство вместо того, чтобы провести взаимозачет, занималось какими-то другими - очень неясными - делами. "Ох, они доиграются! - с плохо скрываемой злостью поговаривали в части 461-13 "бис".- С армией такие шутки не проходят!" Говорившие так забывали, что есть армия и есть армия. Что для правительства, которое несколько лет уже вело себя подобно не слишком умному и расточительному оккупанту в чужой стране, нет никакого дела до маленькой воинской части на забытом Богом полуострове, а есть ей дело только до тех немногих счастливцев, которым повезло устроиться при столице. И только потому, что счастливцы эти постоянно напоминают о себе, проводя какие-то офицерские собрания под невнятными лозунгами да устраивая маневры на расстоянии прицельной дальности от Кремля. Попробуй здесь, за Полярным кругом, поманеврируй - без толку, одни расходы. Невыплаты заработной платы и участившиеся перебои с поставками других видов довольствия не способствовали укреплению позиций и на личном фронте. Если раньше выйти замуж за офицера было почетно, то теперь это означало - выйти замуж за нищего. Постоянные и дичайшие скандалы в семьях офицеров стали приметой времени. В одной только части 461-13 "бис" за последние полгода было зарегистрировано два развода. Сам командир части, майор Громов, был вынужден на неопределенный срок отправить жену и сына в Питер к родителям. А старший лейтенант Лукашевич вообще потерял надежду подыскать себе когда-нибудь достойную пару: "Если денег нет, какая ж тут любовь?" В общем, не было у столпившихся на КПП офицеров повода для веселья. И все шло к тому, что это безрадостное сборище закончится грандиозной пьянкой "по черному", где под "шпагу" или "шило" - сэкономленный на "рискованных[4]" посадках и протирке контактов спирт - эти офицеры будут нецензурно ругать правительство вкупе с президентом, обещать уволиться в запас, потому что так дальше нельзя, потому что терпение уже кончилось, потому что дураков нет за "спасибо" работать, потому что потому: - Едет! - воскликнул капитан Никита Усачев.- Едет, мужики!.. Все сразу зашевелились. Из домика КПП выскочил рядовой второго года службы Митя Фатюхин, рысцой подбежал к воротам. На последнем - прямом, как стрела - участке узкой грунтовки, ведущей к части 461-13 "бис", действительно появился грузовик марки "ЗИЛ" с кузовом, поверх которого был натянут брезентовый тент. Номеров отсюда видно пока еще не было, но народ и так знал, кто на нем едет. В часть возвращался ее командир, майор Громов, отбывший еще утром в Печенгу[5] за продовольствием и, возможно, зарплатой. От того, с какими вестями он вернется, зависело уже не просто умонастроение отдельных офицеров самого северного из подразделений ВВС, но и существование этого подразделения в целом, - Едет, едет! Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный командир части 461-13 "бис". Одет он был в выходную форму офицера ВВС, несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам. - Что за митинг? - осведомился он недружелюбно. - Вам что, товарищи офицеры, заняться больше нечем? Он мог сказать что угодно. Например, "Сегодня отличная погода!". Или: "Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог:" Любая фраза, будь она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей, сказанная тоном, подобным тому, с каким было произнесено: "Что за митинг?", расставляла последние точки над i. У Лукашевича опустились плечи. "Господи, - подумал старший лейтенант. - А ведь это действительно конец". К Громову подошел Стуколин. - Что случилось, товарищ майор? - спросил он. - Ничего, - ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. - Ни-че-го! В том-то и дело. - Да они охренели совсем! - ругнулся в сердцах Никита Усачев. - Телевизор надо смотреть, - словно бы невпопад обронил Громов, и Лукашевич, хорошо знавший своего командира еще со школьных лет, когда они сидели за одной партой и ходили в кино, понял, что тот воспроизводит чужие слова, цитирует. Радио надо слушать. В стране кризис. За доллар двенадцать рублей дают. А вы со своими проблемами уже всех достали: - Что-то я не пойму, товарищ майор, - сказал Стуколин, прищурясь и потирая кулак. - Кто это декларировал? - Неважно,- майор все еще смотрел поверх голов. - Это как раз неважно. - А что важно? - взбеленился капитан Усачев. Громов повернулся и внимательно посмотрел на него - глаза в глаза. Взгляд у командира части 461-13 "бис" был тяжелый. Усачев, хоть и старше он был майора на четыре года и в чем-то умудреннее, тут же поумерил свое "священное" негодование и даже отступил на шажок. - Никого не держу, - сказал Громов, четко и звонко выговаривая каждое слово. Думаю, и Свиридов никого удерживать не станет. Кому надоело - хоть сегодня рапорт подпишу. Лукашевич, наблюдая за развитием маленького инцидента, подумал, что это, пожалуй, идея. Действительно, плюнуть на все и написать рапорт. И пусть эти ВВС катятся к чертовой бабушке или еще куда подальше: И тут - неожиданно для него самого - мысли Алексея приобрели совершенно противоположную направленность. Он вдруг подумал, что если отправится сейчас писать рапорт и собирать манатки, то никогда уже в жизни не сядет за штурвал боевого истребителя, никогда не поведет его над облаками, в яркой и синей пустоте поднебесья - назло врагам и вопреки кризисам; с этого момента и навсегда он станет пассажиром и будет летать на престарелых и слабосильных "тушках[6]" гражданской авиации, а сверхсрочник Женя Яровенко будет рассказывать очередной анекдотец и не применет вспомнить о старшем лейтенанте, который был когда-то о-го-го, а нынче попивает газировку в первом ряду второго салона - таких в Ейском училище называли "мешок с картошкой". Плюнуть и поставить жирный крест на огромном куске собственной биографии вот так, сразу, оказалось для Лукашевича непросто. Как и для всех остальных офицеров части 461-13 "бис". Видимо, только этим можно объяснить, что за все девять месяцев тяжелейшей ситуации на финансовом фронте ни один из них не подал рапорта на имя командира авиаполка "Заполярье" с просьбой о переводе в запас. Но теперь: Что будет теперь? Выдержав многозначительную паузу, Громов распорядился: - Всех незанятых на дежурстве офицеров прошу пройти в ленинскую комнату. Ленинской (или красной) комнатой по стародавней привычке называли довольно тесное помещение в одной из "бочек-диогенов[7]" военного городка. В "ленинской" комнате находилась библиотека части, состоявшая в основном из трудов классиков марксизма-ленинизма и мемуаров военных летчиков. Стоял там и телевизор старенький латаный-перелатаный "Рекорд", принимавший только "первый" канал. Через пятнадцать минут после возвращения Громова в ленинской комнате было не протолкнуться. Пришли все. Восьми стульев на эту ораву не хватило, и некоторые остались на ногах. Громов сел лицом к подчиненным и спросил: - Ну что, ни у кого не появилось желания написать рапорт? - Да хватит уже, Костя, - раздраженно сказал Стуколин. - Давай ближе к делу. Громов холодно посмотрел на него, но по поводу неприкрытого нарушения субординации высказываться не стал: сообразил, видно, что все присутствующие и без того на взводе и усугублять ситуацию не след. - Хорошо, - согласился он. - Перейдем к делу: Как вы знаете, в нашей стране случился кризис. По этой причине денег в ближайшее время не предвидится. Но это еще полбеды. Главное - какая-то сволочь в министерстве под шумок приказала приостановить поставки довольствия в отдаленные районы: Стуколин присвистнул. - Как приостановить? - не поверил Усачев. - Совсем приостановить? - До особого распоряжения. Несмотря на то, что офицеры части 461-13 "бис" были в массе своей людьми дисциплинированными, сдержаться никто не смог и заговорили все сразу: - Они что, решили нас голодом уморить?! - Нет, но это уже ни в какие ворота! - Бляди - они бляди и есть! - Как это они себе представляют? Голодающая армия? - Говорил же, этих тварей раньше надо было вышибать. Довели страну, понимаешь!..
- Тихо, товарищи офицеры, тихо, - Громов встал и поднял руку. - Нам сейчас нужны конструктивные предложения. Такие у кого-нибудь имеются? - Да что там "конструктивные"!.. - не мог остановиться импульсивный Никита Усачев.- Давить сволочей! - Спокойнее, товарищ капитан, - в очередной раз осадил его Громов.- Не забывайте, кто вы и где вы. Усачев несколько угомонился, хотя по его раскрасневшейся физиономии было видно, что свое особое (и, в общем, малооригинальное) мнение о происходящем в стране он готов отстаивать с пеной у рта в любой момент времени, представься ему, Усачеву, такая возможность. - Итак, я повторяю свой вопрос, - сказал Громов. - Есть у кого-нибудь конструктивные предложения? - Министр в курсе происходящего? - спросил Стуколин. - Этого я: кхм-м: точно не знаю. Но мне было сказано, что в курсе. - А Свиридов? - Он мне и сказал: - Да-а, - протянул Усачев со своего места. - Ситуевина. - Насколько у нас хватит продовольствия? - продолжал спрашивать Стуколин.
1 2 3 4