Зачем оно тебе? Желаешь ощутить собственное превосходство, имеешь деловой интерес, или ради благосклонности некой Дианы в веснушках геройствуешь?
- Знаешь, Бен, - говорит Сэм, и чуть поправляет саблю между коленей, - как твой начальствующий офицер, я бы мог отдать тебя под трибунал за малодушную попытку дезертирства. Но я не стану. Я скажу тебе, зачем я стараюсь выдвинуться и ищу почестей, свойственных сражению. Майор получает больше капитана, мне нужны деньги.
- Ты точен, - говорю я. - Я могу это понять. Твои пути соискания славы уходят корнями в самую суть патриотизма. Но в толк не возьму, говорю, - отчего Вилли Роббинс, чьи сородичи дома отнюдь не бедствуют, смирный и прячущийся от чужого глаза, как котяра с остатками сметаны на усах, вмиг развился в отважного воителя с ярко выраженными огнеглотательскими наклонностями. Девушка в данном случае вроде бы отпадает, так как вышла за другого. По-моему, - говорю, - здесь мы имеем банальный пример общеизвестного честолюбия. Ему надо, чтоб звук его имени гремел превыше власти особо уполномоченных по времени. Должно быть, так.
Но, без перечисления его деяний, скажу: по части геройства Вилли действительно преуспел. Он попросту все время на коленях стоял, умоляя нашего капитана отправлять его на безнадегу и на самый риск. В любом бою он первый рвался в рукопашную с дон альфонсами. Заработал себе три-четыре пули в различные участки организма. Однажды выступил с командой всего в восемь человек и пленил целую испанскую роту. Капитан Флойд, не зная роздыху, строчил в штаб похвалы его отваге; и все возможные награды стали скапливаться у Вилли - за героизм и за меткость, и за мужество, и за своевременную инициативу, и за беспрекословную дисциплину, и за все мелкие достижения, что так по сердцу низшим чинам департамента по войнам.
В конце концов капитан наш Флойд был произведен не то в генералмайоры, не то в конные командиры передового стада или вроде того. Он разъезжал на белом коне весь позорно изгаженный, в золотых листочках, куриных перышках и при шляпе как у доброго трезвенника, и по уставу ему было запрещено общаться с нами. А Вилли Роббинса сделали в нашей роте капитаном.
Но и тогда, похоже, ему еще не открылась тщета славы. Насколько я понимаю, ту войну закончил именно он. Восемнадцать наших ребят - и его друзей - отдали жизнь в битвах, которые сам же он заварил и которые мне казались совершенно без надобности. Как-то ночью он, взяв с собою двенадцать наших, перебрел ручьишко всего каких-нибудь сто девяносто ярдов шириной, да перелез гору-другую, да прокрался с милю сквозь темную чащу кустов, да перемахнул один-два каньона, коварно проник в нищую деревушку и захватил там испанского генерала - именем вроде бы Бенни Видас. По мне так Бенни вовсе того не стоил: на вид никчемный грязнуля, босой и бесштанный, он сдался с радостью и тотчас кинулся на наши припасы - обжирать неприятеля.
Все же эта работа принесла Вилли, что он хотел - молву. Санавгустинские "Новости", газеты Галвестона, Сент-Луиса, Нью-Йорка и Канзас-Сити вышли с его портретом и целыми колонками материала о нем. Старина Сан-Августин попросту спятил на своем "отважном сыне". Редакционная статья "Новостей" слезно умоляла правительство распустить и регулярную армию, и ополчение, и пусть его Вилли воюет дальше в одиночку. А не то - говорилось в газете - отказ должен быть расценен как прямое свидетельство, что зависть северян Югу по-прежнему неугасима.
Кабы война вскорости не окончилась, не знаю, до каких высот телячьих восторгов и золотых галунов докарабкался бы Вилли, но мир вернулся. Военные действия прекратились ровно через три дня после того, как Вилли был назначен полковником, получил заказным еще три медали и пристрелил двух испанцев, пивших в засаде лимонад.
Кончилась война, и наша рота возвратилась в Сан-Августин. Больше деваться было некуда. И что ты думаешь? Любимый город посредством печати, телеграфа, нарочного, и негра Саула, прибывшего на муле в СанАнтонио, уведомил, что в нашу честь ожидается питательное, поздравительное и очень увеселительное пиршество, какое никогда еще не сотрясало песчаных равнин во всей округе.
В нашу честь, я сказал, но на деле все предназначалось Вилли Роббинсу, по сути бывшему уже капитану и пока не вступившему в должность полковнику. Помешался, помешался на нем наш город! Сообщали, что новоорлеанский Марди-Гра померкнет перед будущим праздником как чаепитие у тетушки викария в захолустье.
В урочное время стрелки - сан-августинцы прибыли домой. Весь город был на вокзале и - хороши мятежники! - орал во здравие демократов с Рузвельтом. Два духовых оркестра, мэр, еще школьницы в белых фартучках бросали на мостовую розы Чероки и перепугали всех лошадей - ну, как гуляет город далеко от моря и вовсе без воды, у тебя, верно, есть понятие. (11)
Хотели скороспелого полковника Вилли усадить в экипаж, чтобы его проводили до самых казарм именитые граждане и даже некоторые старейшины города, но он не оставил свою роту и прошел во главе ее по Сэм Хьюстон Авеню. Справа и слева с домов свешивались флаги и публика, вопили "Роббинс!" или там "Здорово, Вилли!", а мы шагали по четверо в ряд. В жизни не встречал я человека более сиятельного вида, чем был тогда Вилли. Ордена, медали и значки всех мастей покрывали защитную грудь его, и, само собой, его персона была гордостью всех и каждого.
На станции нам сказали, что будет иллюминация в здании суда в половине восьмого и в отеле "Палас" мясо с перцем по-мексикански под славословие. Мисс Дельфина Томпсон должна была читать новое стихотворение Джеймса Уайткомба Райана (12), а констебль Хукер обещал салют из девяти орудий, следовавших из Чикаго и нарочно задержанных им в тот же день.
После того, как на казарменном плацу наша рота рассеялась, Вилли мне говорит:
- Не пройдешься со мной в одно местечко?
- Это можно, - говорю, - только недалеко, чтобы приветственный гул доносился. Лично я, - говорю, - голоден, истомился без домашней корочки. Но пойдем.
Вилли кружил со мной окольными улочками, покуда мы не пришли к белому домику на новом участке, с газоном двадцать на тридцать футов, украшенным битым кирпичом и старой бочарной клепкой.
- Стой, кто идет?! - говорю я Вилли. - Не знаешь разве, что за землянка? Это гнездышко Джо Гренберри построил, прежде чем жениться с Майрой Элисон. Тебе к ним зачем?
Но перед Вилли уже отворили калитку. По вымощенной кирпичом дорожке он прошел к крыльцу, и я за ним. Майра сидела на веранде в качалке и шила. Ее волосы были зачесаны назад, как-то наспех, и стянуты узлом. До сих пор я не замечал, что у нее веснушки. Джо был у веранды, без пиджака, без всякого воротничка и давно небритый, он ковырял ямку среди обломков кирпича и жестянок, чтобы посадить фруктовое деревце. Он поднял голову, но ни слова не сказал, не сказала и Майра.
Вилли, конечно, щеголем глядел в форме, вся грудь утыкана медалями и сабля с золотой рукояткой. Нипочем не узнать было белобрысого олуха, которого некогда девушки дразнили и гоняли на посылках. Он всего лишь простоял там с минуту, глядя на Майру с такой особой улыбочкой, а потом произнес медленно, и вроде бы как сквозь зубы цедил:
- Не знаю, вообще. Наверное, если очень сильно постараюсь, - могу и быть.
Ничего больше не было сказано. Вилли приподнял шляпу, и мы ушли.
И почему-то, когда он вот это сказал, я вдруг вспомнил тот вечер, танцы, и как Вилли причесывался перед зеркалом, и как Майра к нам заглянула и насмехалась......
А когда вернулись на Сэм Хьюстон Авеню, Вилли сказал:
- Ладно, Бен, пока. Пойду домой, разуюсь, сосну.
- Ты чего? - говорю ему, - Что с тобой стало? Ведь целый город набился в дом суда и жаждет чествовать героя! А как же музыка, стихи, патриотическая пьянка с последующей закуской - тебя же ждут?
Вилли вздохнул.
- Знаешь, Бен, - отвечает, - проклят буду - все из головы выскочило.
Поэтому я и говорю, - заключил Бен Грейнджер, - не суди, где начало честолюбию, если не можешь наперед знать, где ему конец будет.
1) - Имеется в виду американо-испанская война 1898 года. Воевали в
том числе за Кубу. 2) - Из детской песенки про Мэри и овечку - в переводе С. Маршака:
"...Водила Мэри на луга барашка с первых дней. Он отрастил давно рога,
но ходит вслед за ней ". 3) - Бейли, Джозеф - в описываемое время возглавлял демократическое
меньшинство в Палате Представителей Конгресса США, впоследствии
сенатор; представлял Техас; 4) - Тиллман, Бенджамин - сенатор от штата Южная Каролина; 5) - Правильно - линия Мейсона и Диксона; она разделяла во время
гражданской войны 1864 г. свободные и рабовладельческие штаты. Бен
подставляет в ее название фамилии Джеймса Мейсона, политика
Конфедерации рабовладельческих южных штатов, и Ганнибала Хемлина,
вице-президента США при А. Линкольне.
После поражения Конфедерации и убийства Линкольна между Югом и
Севером долго сохранялось взаимное неприятие. Федеральный центр
проводил т. наз. политику "реставрации": южные штаты находились на
положении завоеванных и должны были быть вновь приняты в Союз на
жестких условиях. Многие южане платили ненавистью за унижение, возник
расистский террористический Ку-клукс-клан, место рабства заступила
другая несправедливость - расовая сегрегация по принципу "разделены,
но равны". Эти и другие приметы грустного времени рассказчик упоминает
ниже. 6) - Шерман, Уильям Тикамсе (1820-1891) - американский генерал, во
время гражданской войны 1864 г - знаменитейший военачальник Севера.
Печально прославился маршем через Джорджию, когда его армия уничтожала
все на своем пути - это про него М.Митчелл сказала в другом месте:
"Огненный смерч пронесся над Джорджией". Впоследствии возглавил
военное министерство. 7) - Аптон, Эмори (1839-1881) - американский генерал и военный
стратег. 8) - Британский политик лорд Честерфилд (1694-1773) известен как
сочинитель руководств по поведению в общесте и приятным манерам. 9) - Персонаж поэмы Альфреда Теннисона (Lady of Shalott). 10) - Калберсон, Чарли (Чарльз Аллен) (1855-1925) - политик, член
Демократической партии; в год войны с Испанией был губернатором
Техаса, затем прошел в Сенат. 11) - В отличие от Сан-Августина, техасского города без реки,
богатейший город Юга Новый Орлеан стоит на Миссисипи. Уже поэтому
обещания сан-августинцев превзойти знаменитый новоорлеанский карнавал
Марди-Гра, который не обходится без речного парада, оказались пустой
похвальбой. 12) - Нет такого поэта. Бен смешивает имена двух американских поэтов
(James Whitcomb Riley (1849-1916) и Abram Joseph Ryan (1836-1886)),
чьими стихами интересуется еще меньше, чем большой политикой.
1 2
- Знаешь, Бен, - говорит Сэм, и чуть поправляет саблю между коленей, - как твой начальствующий офицер, я бы мог отдать тебя под трибунал за малодушную попытку дезертирства. Но я не стану. Я скажу тебе, зачем я стараюсь выдвинуться и ищу почестей, свойственных сражению. Майор получает больше капитана, мне нужны деньги.
- Ты точен, - говорю я. - Я могу это понять. Твои пути соискания славы уходят корнями в самую суть патриотизма. Но в толк не возьму, говорю, - отчего Вилли Роббинс, чьи сородичи дома отнюдь не бедствуют, смирный и прячущийся от чужого глаза, как котяра с остатками сметаны на усах, вмиг развился в отважного воителя с ярко выраженными огнеглотательскими наклонностями. Девушка в данном случае вроде бы отпадает, так как вышла за другого. По-моему, - говорю, - здесь мы имеем банальный пример общеизвестного честолюбия. Ему надо, чтоб звук его имени гремел превыше власти особо уполномоченных по времени. Должно быть, так.
Но, без перечисления его деяний, скажу: по части геройства Вилли действительно преуспел. Он попросту все время на коленях стоял, умоляя нашего капитана отправлять его на безнадегу и на самый риск. В любом бою он первый рвался в рукопашную с дон альфонсами. Заработал себе три-четыре пули в различные участки организма. Однажды выступил с командой всего в восемь человек и пленил целую испанскую роту. Капитан Флойд, не зная роздыху, строчил в штаб похвалы его отваге; и все возможные награды стали скапливаться у Вилли - за героизм и за меткость, и за мужество, и за своевременную инициативу, и за беспрекословную дисциплину, и за все мелкие достижения, что так по сердцу низшим чинам департамента по войнам.
В конце концов капитан наш Флойд был произведен не то в генералмайоры, не то в конные командиры передового стада или вроде того. Он разъезжал на белом коне весь позорно изгаженный, в золотых листочках, куриных перышках и при шляпе как у доброго трезвенника, и по уставу ему было запрещено общаться с нами. А Вилли Роббинса сделали в нашей роте капитаном.
Но и тогда, похоже, ему еще не открылась тщета славы. Насколько я понимаю, ту войну закончил именно он. Восемнадцать наших ребят - и его друзей - отдали жизнь в битвах, которые сам же он заварил и которые мне казались совершенно без надобности. Как-то ночью он, взяв с собою двенадцать наших, перебрел ручьишко всего каких-нибудь сто девяносто ярдов шириной, да перелез гору-другую, да прокрался с милю сквозь темную чащу кустов, да перемахнул один-два каньона, коварно проник в нищую деревушку и захватил там испанского генерала - именем вроде бы Бенни Видас. По мне так Бенни вовсе того не стоил: на вид никчемный грязнуля, босой и бесштанный, он сдался с радостью и тотчас кинулся на наши припасы - обжирать неприятеля.
Все же эта работа принесла Вилли, что он хотел - молву. Санавгустинские "Новости", газеты Галвестона, Сент-Луиса, Нью-Йорка и Канзас-Сити вышли с его портретом и целыми колонками материала о нем. Старина Сан-Августин попросту спятил на своем "отважном сыне". Редакционная статья "Новостей" слезно умоляла правительство распустить и регулярную армию, и ополчение, и пусть его Вилли воюет дальше в одиночку. А не то - говорилось в газете - отказ должен быть расценен как прямое свидетельство, что зависть северян Югу по-прежнему неугасима.
Кабы война вскорости не окончилась, не знаю, до каких высот телячьих восторгов и золотых галунов докарабкался бы Вилли, но мир вернулся. Военные действия прекратились ровно через три дня после того, как Вилли был назначен полковником, получил заказным еще три медали и пристрелил двух испанцев, пивших в засаде лимонад.
Кончилась война, и наша рота возвратилась в Сан-Августин. Больше деваться было некуда. И что ты думаешь? Любимый город посредством печати, телеграфа, нарочного, и негра Саула, прибывшего на муле в СанАнтонио, уведомил, что в нашу честь ожидается питательное, поздравительное и очень увеселительное пиршество, какое никогда еще не сотрясало песчаных равнин во всей округе.
В нашу честь, я сказал, но на деле все предназначалось Вилли Роббинсу, по сути бывшему уже капитану и пока не вступившему в должность полковнику. Помешался, помешался на нем наш город! Сообщали, что новоорлеанский Марди-Гра померкнет перед будущим праздником как чаепитие у тетушки викария в захолустье.
В урочное время стрелки - сан-августинцы прибыли домой. Весь город был на вокзале и - хороши мятежники! - орал во здравие демократов с Рузвельтом. Два духовых оркестра, мэр, еще школьницы в белых фартучках бросали на мостовую розы Чероки и перепугали всех лошадей - ну, как гуляет город далеко от моря и вовсе без воды, у тебя, верно, есть понятие. (11)
Хотели скороспелого полковника Вилли усадить в экипаж, чтобы его проводили до самых казарм именитые граждане и даже некоторые старейшины города, но он не оставил свою роту и прошел во главе ее по Сэм Хьюстон Авеню. Справа и слева с домов свешивались флаги и публика, вопили "Роббинс!" или там "Здорово, Вилли!", а мы шагали по четверо в ряд. В жизни не встречал я человека более сиятельного вида, чем был тогда Вилли. Ордена, медали и значки всех мастей покрывали защитную грудь его, и, само собой, его персона была гордостью всех и каждого.
На станции нам сказали, что будет иллюминация в здании суда в половине восьмого и в отеле "Палас" мясо с перцем по-мексикански под славословие. Мисс Дельфина Томпсон должна была читать новое стихотворение Джеймса Уайткомба Райана (12), а констебль Хукер обещал салют из девяти орудий, следовавших из Чикаго и нарочно задержанных им в тот же день.
После того, как на казарменном плацу наша рота рассеялась, Вилли мне говорит:
- Не пройдешься со мной в одно местечко?
- Это можно, - говорю, - только недалеко, чтобы приветственный гул доносился. Лично я, - говорю, - голоден, истомился без домашней корочки. Но пойдем.
Вилли кружил со мной окольными улочками, покуда мы не пришли к белому домику на новом участке, с газоном двадцать на тридцать футов, украшенным битым кирпичом и старой бочарной клепкой.
- Стой, кто идет?! - говорю я Вилли. - Не знаешь разве, что за землянка? Это гнездышко Джо Гренберри построил, прежде чем жениться с Майрой Элисон. Тебе к ним зачем?
Но перед Вилли уже отворили калитку. По вымощенной кирпичом дорожке он прошел к крыльцу, и я за ним. Майра сидела на веранде в качалке и шила. Ее волосы были зачесаны назад, как-то наспех, и стянуты узлом. До сих пор я не замечал, что у нее веснушки. Джо был у веранды, без пиджака, без всякого воротничка и давно небритый, он ковырял ямку среди обломков кирпича и жестянок, чтобы посадить фруктовое деревце. Он поднял голову, но ни слова не сказал, не сказала и Майра.
Вилли, конечно, щеголем глядел в форме, вся грудь утыкана медалями и сабля с золотой рукояткой. Нипочем не узнать было белобрысого олуха, которого некогда девушки дразнили и гоняли на посылках. Он всего лишь простоял там с минуту, глядя на Майру с такой особой улыбочкой, а потом произнес медленно, и вроде бы как сквозь зубы цедил:
- Не знаю, вообще. Наверное, если очень сильно постараюсь, - могу и быть.
Ничего больше не было сказано. Вилли приподнял шляпу, и мы ушли.
И почему-то, когда он вот это сказал, я вдруг вспомнил тот вечер, танцы, и как Вилли причесывался перед зеркалом, и как Майра к нам заглянула и насмехалась......
А когда вернулись на Сэм Хьюстон Авеню, Вилли сказал:
- Ладно, Бен, пока. Пойду домой, разуюсь, сосну.
- Ты чего? - говорю ему, - Что с тобой стало? Ведь целый город набился в дом суда и жаждет чествовать героя! А как же музыка, стихи, патриотическая пьянка с последующей закуской - тебя же ждут?
Вилли вздохнул.
- Знаешь, Бен, - отвечает, - проклят буду - все из головы выскочило.
Поэтому я и говорю, - заключил Бен Грейнджер, - не суди, где начало честолюбию, если не можешь наперед знать, где ему конец будет.
1) - Имеется в виду американо-испанская война 1898 года. Воевали в
том числе за Кубу. 2) - Из детской песенки про Мэри и овечку - в переводе С. Маршака:
"...Водила Мэри на луга барашка с первых дней. Он отрастил давно рога,
но ходит вслед за ней ". 3) - Бейли, Джозеф - в описываемое время возглавлял демократическое
меньшинство в Палате Представителей Конгресса США, впоследствии
сенатор; представлял Техас; 4) - Тиллман, Бенджамин - сенатор от штата Южная Каролина; 5) - Правильно - линия Мейсона и Диксона; она разделяла во время
гражданской войны 1864 г. свободные и рабовладельческие штаты. Бен
подставляет в ее название фамилии Джеймса Мейсона, политика
Конфедерации рабовладельческих южных штатов, и Ганнибала Хемлина,
вице-президента США при А. Линкольне.
После поражения Конфедерации и убийства Линкольна между Югом и
Севером долго сохранялось взаимное неприятие. Федеральный центр
проводил т. наз. политику "реставрации": южные штаты находились на
положении завоеванных и должны были быть вновь приняты в Союз на
жестких условиях. Многие южане платили ненавистью за унижение, возник
расистский террористический Ку-клукс-клан, место рабства заступила
другая несправедливость - расовая сегрегация по принципу "разделены,
но равны". Эти и другие приметы грустного времени рассказчик упоминает
ниже. 6) - Шерман, Уильям Тикамсе (1820-1891) - американский генерал, во
время гражданской войны 1864 г - знаменитейший военачальник Севера.
Печально прославился маршем через Джорджию, когда его армия уничтожала
все на своем пути - это про него М.Митчелл сказала в другом месте:
"Огненный смерч пронесся над Джорджией". Впоследствии возглавил
военное министерство. 7) - Аптон, Эмори (1839-1881) - американский генерал и военный
стратег. 8) - Британский политик лорд Честерфилд (1694-1773) известен как
сочинитель руководств по поведению в общесте и приятным манерам. 9) - Персонаж поэмы Альфреда Теннисона (Lady of Shalott). 10) - Калберсон, Чарли (Чарльз Аллен) (1855-1925) - политик, член
Демократической партии; в год войны с Испанией был губернатором
Техаса, затем прошел в Сенат. 11) - В отличие от Сан-Августина, техасского города без реки,
богатейший город Юга Новый Орлеан стоит на Миссисипи. Уже поэтому
обещания сан-августинцев превзойти знаменитый новоорлеанский карнавал
Марди-Гра, который не обходится без речного парада, оказались пустой
похвальбой. 12) - Нет такого поэта. Бен смешивает имена двух американских поэтов
(James Whitcomb Riley (1849-1916) и Abram Joseph Ryan (1836-1886)),
чьими стихами интересуется еще меньше, чем большой политикой.
1 2