Покачал головой, вместо меча подобрал топор и пошел высвобождать стрелы с дорогими наконечниками.
Скиф наконец проговорил с удивлением:
— Ровно десять человек!.. И ни один не ушел.
— Да, — согласился Олег. — А могли бы. Они на конях, мы — пешие.
У их ног раскинулся на спине, раскинув руки, краси-вый черноусый воин. Стрела торчала из правой глазни-цы. Скиф поежился, когда Олег попытался высвободить стрелу, та не поддавалась, тогда он хладнокровно расколол череп, выдернул стрелу и одним движением швырнул в родник.
— Да я не о том! — заорал Скиф ликующе. — Ты еще не понял?
— Чего?
— Да мы же их побили! Их было десятеро!.. А нас? Олег буркнул:
— Их было всего десятеро.
Он перевернул на спину всадника, которого явно сразил первым. Тот лежал дальше всех, стрела ударила в горло, проломила кадык и сломала шейные позвонки. В отличие от других, был он немолод, без доспехов а на поясе при движении зазвенели Обереги, амулеты. На груди тоже на цепочке блестит затейливый амулет.
Олег пошарил в сумке, нахмурился, вытряхнул все на землю. Скиф с отвращением уставился на вырезанные из дерева и камня фигурки людей и животных, всякие блестящие камешки, связку высохших лапок лягушек, россыпь сорванных с покойников ногтей. Как всякий честный воин, он ненавидел и боялся колдунов.
— Странно, — произнес Олег.
— Что?
Почему не воспользовался магией?
Скиф удивился:
— Когда бы успел? Ты ж его первым...
— Все равно, — заметил Олег. — Не понимаю.
— Да он просто ничего не успел!
— Должен был успеть, — сказал Олег трезво. — Это недолго. Как только увидел, что я натягиваю лук, должен был защиту... Это проще всего.
Скиф махнул рукой:
— Нашел над чем ломать голову! А то что они совсем не собирались начинать с ругани, привычной брани, угроз, приказаний бросить оружие и стать покорно на колени? Им не нужны были ни рабы, ни пленники, они сразу неслись, чтобы нас убить!
— Да, — сказал Олег. Он ощутил, что отвлекается от чего-то важного, но решил вернуться позже, чтобы обдумать глубже. — Да, у них была ясная цель. Заранее обговоренная. Если пошаришь хорошенько по карманам, то узнаешь, во сколько нас оценили.
Скиф с энтузиазмом вытряхивал и карманы, и мешки, вскрывал даже седла, куда многие прячут золотые монеты. Когда он вытряхнул на землю все собранное, у Олега распахнулись глаза, он даже забыл, что собирался обдумать нечто важное.
Кто-то очень тебя не любит, — сказал он пораженно. — Я б за тебя столько не дал!
Скиф сам с удивлением смотрел на горку золотых и серебряных монет. Наконец в глазах блеснула гордость.
— А почему и нет? Ты посмотри, эти десять наглецов разлеглись в собственной крови! Следующим должны заплатить больше!
Олег пробормотал:
— Странно, все-таки странно...
В глазах убитого колдуна застыл не ужас, что было бы естественно, а почему-то безмерное удивление .
Скиф сказал с нервным смешком и в то же время с гордостью:
Не думал, что за мной пошлют... колдуна.
Олег смолчал. В груди растекался жуткий холод. Что-бы прихлопнуть комара — не бьют со всей дури дубиной. А Скиф для повелителей мира — еще меньше комара. Но вот он, Олег...
Олег принял как должное, что коней оседлал, а ему даже подвел сам тцарский сын. В седло взобрался с таким видом, словно с тяжелым мешком за плечами поднялся на тяжелую гору. Лицо хмурое, зеленые глаза потемнели. Если присмотреться, там, в глубине, двигаются тучи, поблескивают молнии, виден отблеск далеких пожаров.
По утренней прохладе кони пошли резво, игриво. Дорога постепенно понижалась, слева медленно начала вырастать из земли пологая и каменистая возвышенность, но так медленно, неспешно, что на нее не обращали внимания, пока не превратилась в нагромождение камней, скал, исполинских валунов, что дивным образом держатся друг на друге, образуя целые столбы.
Скиф все чаще посматривал на Олега, поинтересовался:
— Говорят, легче найти золотой самородок с конскую голову, чем хоть самую завалящую истину. Верно?
— Наверное...
— А ты находил?
— Самородки?
— Да нет, истины. Олег горько усмехнулся:
— Пока только самые расхожие...
— Это какие?
— Ты их хорошо знаешь. Если голова болит, значит, она есть. Утро вечера дряннее. Человек может все, пока не начинает что-то делать... Достаточно?
Скиф кивнул:
— Да, для этого надо было стать мудрецом, чтобы такое изречь... Мне чудится, что дерешься ты все-таки лучше, чем мыслишь.
Олег промолчал, глаза были устремлены поверх конских ушей. Слева поднялась желтая, как медовые соты, гора. Скиф дивился, гора кажется слоеным пирогом. Только в пироге от силы три—пять слоев, а здесь сотни, и все так четко отделены друг от друга, что просто непонятно, зачем боги проделали такую дивную рабо-ту, а потом все бросили. А эта гора лишь кусок от слоёного пирога, срезанного грубо и небрежно, крошки осыпались на землю, но там, к счастью, ветер раздробил в пыль и разметал без следа, коням не помеха.
Стук копыт звонко отдавался в тиши. Гора нависала странная и загадочная, Скиф запрокидывал голову и напряженно всматривался. Чудилось, что едут либо внутри гигантского дупла окаменевшего дерева, либо вдоль гигантского разлома дерева. Те же слои волокон, те же трубочки, по которым вода поднимается из темных глубин до самых кончиков листьев. Даже запах почти древесный, только окаменевше древесный, и страшно представить, какие жуки могут выползти из этого ствола...
Он зябко передернул плечами. Ветром кое-где на волокна забросило пыль, утренняя влага смочила, и вот уже упорная зелень вцепляется, пробует протиснуться в глубь трещин, расшатать, расширить нишу...
А вот дальше вообще каменный ствол покорежен исполинским, размером в три дворца куявского тцара, наплывом на этом странном дереве: кольца покручены, сдавлены, словно их внезапно завертел магический вихрь и так же внезапно покинул. Здесь даже гора крепче, камень не поддался ветру, палящему солнцу и морозам, зелень не вцепилась, не сумела.
А внизу ровная, как подметенный хорошей хозяйкой пол, земля. Если и встретится где упавший камень, то это один-единственный на версту чистой дороги. По спине Скифа пробежал озноб. Он спросил охрипшим от волнения голосом:
— Что это? Окаменевшая гора? Или гора, что пыталась стать городом? Олег буркнул:
— Да, такое встречается. Старики говорят, что в таких жили... да и сейчас кое-где живут, подземные люди.
— Гномы?
— Да нет, просто подземные. Они из тех, кто пережил потоп, спрятавшись в горах. Не на горных вершинах, как другие, а внутри гор. Когда вода поднялась, они просто замуровали входы, вот и все.
— И там остались?
— Да нет, иногда выходят. В безлунные ночи. Им даже свет звезд кажется ярким. Им лучше всего в дождливые ночи.
Скиф сказал взволнованно:
— Да-да! Я столько о них слышал!.. Но увидеть бы хоть раз... Говорят, они знают все земные сокровища...
— Все никто не знает, — ответил Олег хладнокров-но. — И вообще, это все басни про потоп. Нет, потоп конечно же был, но эти подземники вовсе не прятались от потопа. Они там уже давно. Просто когда первая женщина, Евой ее звали, купала в реке детей, бог пришел, поинтересовался, всех ли уже искупала, а ей стыдно стало признаться, что проспала и половину еще не выкупала, где-то в кустах играются, вот и брякнула, что да, всех! Вот, мол, посмотри, какие чистенькие да вымытые! Бог кивнул, сказал, так тому и быть, ушел. А она обнаружила, что у нее остались только те, которых она показала богу.
— А куда же делись остальные? Бог их убил?
— Да нет, я ж говорю, что от них и пошли те, что живут глубоко под землей.
Небо было густо-синее, непривычно яркое ненасыщенное, но дальше к горизонту постепенно размывалось в голубизну, а над самой кромкой земли превращалось в почти белое. Скиф с трепетом в сердце смотрел, как в этой синеве гордо поднимается оранжевый замок-крепость, огромный, построенный на вершине горы, которая сама охотно стала продолжением замка: такая же оранжевая, прокаленная солнцем, с красиво выступаю-щими ребрами скал, уступами и карнизами.
И не сразу волхв уверил его, что этот величественный и тщательно построенный и украшенный замок, с его сторожевыми башенками и выровненной зубчатой стеной, из-за которой так удобно стрелять из луков, — всего лишь любовная шутка ливней и ветра. Или же однажды боги начали строить это чудо, но так и не закончили. Замок снаружи — прекрасный замок, но внутри сплошная скала, там нет пустоты, чтобы поместиться даже муравью.
У молодых гор, подумал он, своя красота, гордая и слегка надменная, даже задиристая, зато старые горы, как вот эти, полны тайн, изрыты норами, а сами норы ведут в такие сказочные пещеры; что только рот распахиваешь от изумления: целые города с их высокими домами можно поместить в уголке таких пещер, а те и не заметят пришельцев.
Однажды, вспомнил он, как-то пробирался по такой пещере несколько недель, а она все не кончалась, переходила из одного сказочно прекрасного зала с блистающими самоцветами в стенах в другой, еще прекраснее, чудеснее, сказочнее... Когда он наконец выбрался на поверхность, яркий солнечный мир показался серым и бесцветным.
Скиф вздрогнул, когда Олег вдруг вышел из задумчивости и спросил обыденным тоном:
— А почему не вернешься в Артанию?
— Зачем?
— Но там... гм... твои наследственные земли. Скиф помрачнел.
— Если бы, — вырвалось у него. — Была бы у меня мощь Артании, я бы пронесся с войском по землям Миш, вбил бы копытами в пыль все их жалкое войско!.. И самого Агафирса в придачу! Я бы... Я бы...
Олег поинтересовался:
— А что там случилось? Скиф ответил зло:
— То, что и должно было случиться. Колоксай однажды ушел в странствия с каким-то бродягой-мудрецом... попался бы мне этот мудрец...
— И что бы? — полюбопытствовал Олег.
— Я бы выпустил из него все кишки и набил бы живот камнями! А кишки развесил бы на деревьях!.. Я бы его сжег живьем, отрубил голову, а потом бы повесил!.. Словом, Колоксай оставил вместо себя верного человека, Миротверда. Тот правил мудро, а трон хранил за Колоксаем, ждал его возвращения. Но Колоксая все не было, а Миротверда однажды серьезно ранили... Да нет, не в пьяном застолье. Его Миротвердом прозвали потому что после того, как он пройдет где со своим огромным топором, там сразу становилось тихо и мирно... Он даже расширил Артанию почти вдвое. Но рана оказалась чересчур тяжелой... Олег догадался:
— Наследники?
— Да, — прорычал Скиф с ненавистью. — У Миротверда было семь сыновей! Как они еще не передрались, ума не приложу. Наверное, умирающий отец как-то сумел этих шакалов усмирить. В общем, теперь там правит старший. Братья присягнули в верности... Словом, там теперь другие правители. Артания — это моя другая боль. Когда-то надо будет вернуть себе эти земли.
Некоторое время ехали молча. У Олега на лбу собрались морщинки, а когда заговорил, в голосе звучало напряжение, словно решалась судьба мира:
— А что для тебя важнее? Отомстить за гибель отца или вернуть Артанию? Хотя, если честно, на Артанию точно такие же права у Агафирса с Гелоном.
Скиф зарычал:
— Никаких прав!.. Ну и что, если они тоже сыновья Колоксая? Только я верен памяти отца, только я взялся отомстить за его подлое убийство! Не говоря уже о том, что у Агафирса есть земли Миш, а у Гелона — целая Гелония!.. Моя Артания, только моя!.. Никому не отдам, а кто лишь посмотрит в ее сторону — глотку разорву!
Он поперхнулся от душившей его ненависти. Олег с трудом оторвал взгляд от красного, как железо в горне, лица. Еще одна загадка... Почему люди все-таки готовы вылезти из теплого угла и пойти совершать дело, от которого ничего, кроме неприятностей? Поняв это, можно двигать целыми народами...
Глава 4
Он помнил, что крохотная и неприметная страна Миш как-то незаметно стала могучей и свирепой. Агафирс велел заменить нелепые мечи на топоры, он сам выковал первый боевой образец, опробовал в схватках, а затем вооружил всю конницу. Его войско стали называть народом Боевых Топоров. Сам народ на севере занимался хлебопашеством, а в южной части гоняли стада, там Агафирс из кочевников создал крепкие конные отряды, а потом и часть землепашцев посадил на коней.
Последних сделал ядром, ибо тяжелые рослые кони землепашцев не годились для набегов, зато об их сплоченные отряды, как волна о берег, разбивалась легкая конница противника. Когда бой закипал, тогда снова налетала своя легкоконная, разили издали стрелами, а затем приходил черед знаменитых топоров, из-за которых вскоре всю страну Миш, а потом Агафирсию начали называть страной Боевых Топоров.
За короткий срок он разгромил все мелкие княжества, казнил удельных владык, а в крепостях поставил своих людей, к ним же приставил тайных соглядатаев. Так, по крайней мере, говорили о нем, во всяком случае, его власть выглядела незыблемой, но сам он не проводил время в молодецких забавах, на пирах да соколиной охоте, как ожидали от молодого сильного тцара.
При имени «Агафирс» у всякого перед глазами вставало зрелище горящих городов, звучали крики, звон железа, стук стрел, дикое ржание боевых коней.
И вот теперь, судя по всему. Скифу придется перейти дорогу грозному Агафирсу...
Солнце, за день пути превращаясь из раскаленного оранжевого комка металла в огромный багровый шар, медленно опускалось к краю земли. Кони ступали медленно Скиф клевал носом, иногда наклонялся так низко что тыкался лицом в конскую гриву. Воздух был неподвижный, тихий, пахло сочными травами, цветами, а толстые шмели все еще бороздили с грозным гулом теплый и густой, как парное молоко, воздух.
Олег посматривал на этот странный багровый шар, снова и снова замечал на нем пятна, похожие на ржавчину, видел сияющие выступы... или это огненные вихрики? Заходящее солнце чем-то похоже на полную луну, но с той лишь разницей, что на луне всегда можно рассмотреть эти пятна, а на солнце утром или днем в упор не посмотришь, как смотрит он сейчас...
Сердце тревожно и радостно стукнуло. Он еще не понял, в чем дело, но сонные медленные мысли, что похожи на лениво плывущие облака в спокойном небе, задвигались хаотично, как головастики в теплой воде, стараясь не упустить мелькнувшую лакомую добычу. Ну-ну, хватай ускользающую мысль, все важные мысли почему-то ускользают, а ленивые и тупые лежат под ногами, натыкаешься то и дело... Итак, утром солнце поднимается, как белый раскаленный комок металла, только что вынутый из небесной кузницы, затем постепенно начинает остывать, зато нагревается внизу земля, солнце же становится оранжевым...
Дальше, сказал он себе, дальше! А дальше, подсказала услужливая мысль, солнце остывает еще и еще, становясь красным. Ага, красным. Затем к вечеру уже совсем багровое, как всякое остывающее железо... Так-так, тащи мысль дальше: когда остынет еще, то и багровость уйдет... солнце станет черным! И вот оно, не останавливаясь, пойдет через страшный подземный мир, пойдет черное и страшное, пойдет в другую сторону, пойдет, пойдет, уже с запада на восток пойдет...
Скиф прислушался, сказал с беспокойством:
— За нами погоня!
Олег, раздраженный, что глупую мысль никто и никогда не прерывает, хотя глупые мысли так и лезут, зато умную перебьет всякий, буркнул:
—Да.
— Что «да»?
— Погоня, да.
Скиф посмотрел с подозрением в неподвижное лицо этого странного человека:
— Тебя это не тревожит?
Олег рассерженно проворчал:
— Зачем беспокоиться по мелочам? Есть дела поваж-нее. Мой чалый что-то прихрамывает. То ли ногу сбил, то ли колючка... Как думаешь?
— Прикидывается, — ответил Скиф зло. — Я и то заметил, что у тебя конь — хитрюга. Ты на звезды смотришь очень часто, а что под тобой — хоть иногда замечаешь?
— Подо мной седло, — ответил Олег рассеянно. Он коснулся пальцами луки седла. — Это седло...
Скиф с подозрением всматривался в его лицо, но странный человек в самом деле углубился в думы, будто погоня и не погоня вовсе, а так, пустячок вроде каркающей вороны. На самом же деле в том отряде, судя по облачку пыли, не меньше чем полсотни человек.
Они проехали в прохладной тени высокой горы, тут же опалило зноем, а впереди показалась еще одна роща. Скиф оживился, чутье подсказывает, что там обязательно родник с ледяной водой, а под теми старыми деревьями полно сухих веток, можно сразу костер, зайцев освежевать и на угли...
Едва слышный конский топот стегнул по нервам, как пучком крапивы. Он подобрал поводья, оглянулся, но придвинувшаяся гора скрыла облако пыли. А спереди... из-за рощи выметнулся с десяток всадников на легких конях.
Всадники неслись весело, наперегонки. Сперва не усмотрели бредущих шагом двоих всадников, но передний вскрикнул, указал в их сторону плетью. Скиф видел, как все слаженно повернули коней.
Он зарычал, потащил из петли боевой топор. Под тем-ной от солнца кожей прокатились шары мускулов, плечи раздвинулись, а руки прямо на глазах стали вдвое толще.
— Вот теперь мы им покажем!
1 2 3 4 5 6 7
Скиф наконец проговорил с удивлением:
— Ровно десять человек!.. И ни один не ушел.
— Да, — согласился Олег. — А могли бы. Они на конях, мы — пешие.
У их ног раскинулся на спине, раскинув руки, краси-вый черноусый воин. Стрела торчала из правой глазни-цы. Скиф поежился, когда Олег попытался высвободить стрелу, та не поддавалась, тогда он хладнокровно расколол череп, выдернул стрелу и одним движением швырнул в родник.
— Да я не о том! — заорал Скиф ликующе. — Ты еще не понял?
— Чего?
— Да мы же их побили! Их было десятеро!.. А нас? Олег буркнул:
— Их было всего десятеро.
Он перевернул на спину всадника, которого явно сразил первым. Тот лежал дальше всех, стрела ударила в горло, проломила кадык и сломала шейные позвонки. В отличие от других, был он немолод, без доспехов а на поясе при движении зазвенели Обереги, амулеты. На груди тоже на цепочке блестит затейливый амулет.
Олег пошарил в сумке, нахмурился, вытряхнул все на землю. Скиф с отвращением уставился на вырезанные из дерева и камня фигурки людей и животных, всякие блестящие камешки, связку высохших лапок лягушек, россыпь сорванных с покойников ногтей. Как всякий честный воин, он ненавидел и боялся колдунов.
— Странно, — произнес Олег.
— Что?
Почему не воспользовался магией?
Скиф удивился:
— Когда бы успел? Ты ж его первым...
— Все равно, — заметил Олег. — Не понимаю.
— Да он просто ничего не успел!
— Должен был успеть, — сказал Олег трезво. — Это недолго. Как только увидел, что я натягиваю лук, должен был защиту... Это проще всего.
Скиф махнул рукой:
— Нашел над чем ломать голову! А то что они совсем не собирались начинать с ругани, привычной брани, угроз, приказаний бросить оружие и стать покорно на колени? Им не нужны были ни рабы, ни пленники, они сразу неслись, чтобы нас убить!
— Да, — сказал Олег. Он ощутил, что отвлекается от чего-то важного, но решил вернуться позже, чтобы обдумать глубже. — Да, у них была ясная цель. Заранее обговоренная. Если пошаришь хорошенько по карманам, то узнаешь, во сколько нас оценили.
Скиф с энтузиазмом вытряхивал и карманы, и мешки, вскрывал даже седла, куда многие прячут золотые монеты. Когда он вытряхнул на землю все собранное, у Олега распахнулись глаза, он даже забыл, что собирался обдумать нечто важное.
Кто-то очень тебя не любит, — сказал он пораженно. — Я б за тебя столько не дал!
Скиф сам с удивлением смотрел на горку золотых и серебряных монет. Наконец в глазах блеснула гордость.
— А почему и нет? Ты посмотри, эти десять наглецов разлеглись в собственной крови! Следующим должны заплатить больше!
Олег пробормотал:
— Странно, все-таки странно...
В глазах убитого колдуна застыл не ужас, что было бы естественно, а почему-то безмерное удивление .
Скиф сказал с нервным смешком и в то же время с гордостью:
Не думал, что за мной пошлют... колдуна.
Олег смолчал. В груди растекался жуткий холод. Что-бы прихлопнуть комара — не бьют со всей дури дубиной. А Скиф для повелителей мира — еще меньше комара. Но вот он, Олег...
Олег принял как должное, что коней оседлал, а ему даже подвел сам тцарский сын. В седло взобрался с таким видом, словно с тяжелым мешком за плечами поднялся на тяжелую гору. Лицо хмурое, зеленые глаза потемнели. Если присмотреться, там, в глубине, двигаются тучи, поблескивают молнии, виден отблеск далеких пожаров.
По утренней прохладе кони пошли резво, игриво. Дорога постепенно понижалась, слева медленно начала вырастать из земли пологая и каменистая возвышенность, но так медленно, неспешно, что на нее не обращали внимания, пока не превратилась в нагромождение камней, скал, исполинских валунов, что дивным образом держатся друг на друге, образуя целые столбы.
Скиф все чаще посматривал на Олега, поинтересовался:
— Говорят, легче найти золотой самородок с конскую голову, чем хоть самую завалящую истину. Верно?
— Наверное...
— А ты находил?
— Самородки?
— Да нет, истины. Олег горько усмехнулся:
— Пока только самые расхожие...
— Это какие?
— Ты их хорошо знаешь. Если голова болит, значит, она есть. Утро вечера дряннее. Человек может все, пока не начинает что-то делать... Достаточно?
Скиф кивнул:
— Да, для этого надо было стать мудрецом, чтобы такое изречь... Мне чудится, что дерешься ты все-таки лучше, чем мыслишь.
Олег промолчал, глаза были устремлены поверх конских ушей. Слева поднялась желтая, как медовые соты, гора. Скиф дивился, гора кажется слоеным пирогом. Только в пироге от силы три—пять слоев, а здесь сотни, и все так четко отделены друг от друга, что просто непонятно, зачем боги проделали такую дивную рабо-ту, а потом все бросили. А эта гора лишь кусок от слоёного пирога, срезанного грубо и небрежно, крошки осыпались на землю, но там, к счастью, ветер раздробил в пыль и разметал без следа, коням не помеха.
Стук копыт звонко отдавался в тиши. Гора нависала странная и загадочная, Скиф запрокидывал голову и напряженно всматривался. Чудилось, что едут либо внутри гигантского дупла окаменевшего дерева, либо вдоль гигантского разлома дерева. Те же слои волокон, те же трубочки, по которым вода поднимается из темных глубин до самых кончиков листьев. Даже запах почти древесный, только окаменевше древесный, и страшно представить, какие жуки могут выползти из этого ствола...
Он зябко передернул плечами. Ветром кое-где на волокна забросило пыль, утренняя влага смочила, и вот уже упорная зелень вцепляется, пробует протиснуться в глубь трещин, расшатать, расширить нишу...
А вот дальше вообще каменный ствол покорежен исполинским, размером в три дворца куявского тцара, наплывом на этом странном дереве: кольца покручены, сдавлены, словно их внезапно завертел магический вихрь и так же внезапно покинул. Здесь даже гора крепче, камень не поддался ветру, палящему солнцу и морозам, зелень не вцепилась, не сумела.
А внизу ровная, как подметенный хорошей хозяйкой пол, земля. Если и встретится где упавший камень, то это один-единственный на версту чистой дороги. По спине Скифа пробежал озноб. Он спросил охрипшим от волнения голосом:
— Что это? Окаменевшая гора? Или гора, что пыталась стать городом? Олег буркнул:
— Да, такое встречается. Старики говорят, что в таких жили... да и сейчас кое-где живут, подземные люди.
— Гномы?
— Да нет, просто подземные. Они из тех, кто пережил потоп, спрятавшись в горах. Не на горных вершинах, как другие, а внутри гор. Когда вода поднялась, они просто замуровали входы, вот и все.
— И там остались?
— Да нет, иногда выходят. В безлунные ночи. Им даже свет звезд кажется ярким. Им лучше всего в дождливые ночи.
Скиф сказал взволнованно:
— Да-да! Я столько о них слышал!.. Но увидеть бы хоть раз... Говорят, они знают все земные сокровища...
— Все никто не знает, — ответил Олег хладнокров-но. — И вообще, это все басни про потоп. Нет, потоп конечно же был, но эти подземники вовсе не прятались от потопа. Они там уже давно. Просто когда первая женщина, Евой ее звали, купала в реке детей, бог пришел, поинтересовался, всех ли уже искупала, а ей стыдно стало признаться, что проспала и половину еще не выкупала, где-то в кустах играются, вот и брякнула, что да, всех! Вот, мол, посмотри, какие чистенькие да вымытые! Бог кивнул, сказал, так тому и быть, ушел. А она обнаружила, что у нее остались только те, которых она показала богу.
— А куда же делись остальные? Бог их убил?
— Да нет, я ж говорю, что от них и пошли те, что живут глубоко под землей.
Небо было густо-синее, непривычно яркое ненасыщенное, но дальше к горизонту постепенно размывалось в голубизну, а над самой кромкой земли превращалось в почти белое. Скиф с трепетом в сердце смотрел, как в этой синеве гордо поднимается оранжевый замок-крепость, огромный, построенный на вершине горы, которая сама охотно стала продолжением замка: такая же оранжевая, прокаленная солнцем, с красиво выступаю-щими ребрами скал, уступами и карнизами.
И не сразу волхв уверил его, что этот величественный и тщательно построенный и украшенный замок, с его сторожевыми башенками и выровненной зубчатой стеной, из-за которой так удобно стрелять из луков, — всего лишь любовная шутка ливней и ветра. Или же однажды боги начали строить это чудо, но так и не закончили. Замок снаружи — прекрасный замок, но внутри сплошная скала, там нет пустоты, чтобы поместиться даже муравью.
У молодых гор, подумал он, своя красота, гордая и слегка надменная, даже задиристая, зато старые горы, как вот эти, полны тайн, изрыты норами, а сами норы ведут в такие сказочные пещеры; что только рот распахиваешь от изумления: целые города с их высокими домами можно поместить в уголке таких пещер, а те и не заметят пришельцев.
Однажды, вспомнил он, как-то пробирался по такой пещере несколько недель, а она все не кончалась, переходила из одного сказочно прекрасного зала с блистающими самоцветами в стенах в другой, еще прекраснее, чудеснее, сказочнее... Когда он наконец выбрался на поверхность, яркий солнечный мир показался серым и бесцветным.
Скиф вздрогнул, когда Олег вдруг вышел из задумчивости и спросил обыденным тоном:
— А почему не вернешься в Артанию?
— Зачем?
— Но там... гм... твои наследственные земли. Скиф помрачнел.
— Если бы, — вырвалось у него. — Была бы у меня мощь Артании, я бы пронесся с войском по землям Миш, вбил бы копытами в пыль все их жалкое войско!.. И самого Агафирса в придачу! Я бы... Я бы...
Олег поинтересовался:
— А что там случилось? Скиф ответил зло:
— То, что и должно было случиться. Колоксай однажды ушел в странствия с каким-то бродягой-мудрецом... попался бы мне этот мудрец...
— И что бы? — полюбопытствовал Олег.
— Я бы выпустил из него все кишки и набил бы живот камнями! А кишки развесил бы на деревьях!.. Я бы его сжег живьем, отрубил голову, а потом бы повесил!.. Словом, Колоксай оставил вместо себя верного человека, Миротверда. Тот правил мудро, а трон хранил за Колоксаем, ждал его возвращения. Но Колоксая все не было, а Миротверда однажды серьезно ранили... Да нет, не в пьяном застолье. Его Миротвердом прозвали потому что после того, как он пройдет где со своим огромным топором, там сразу становилось тихо и мирно... Он даже расширил Артанию почти вдвое. Но рана оказалась чересчур тяжелой... Олег догадался:
— Наследники?
— Да, — прорычал Скиф с ненавистью. — У Миротверда было семь сыновей! Как они еще не передрались, ума не приложу. Наверное, умирающий отец как-то сумел этих шакалов усмирить. В общем, теперь там правит старший. Братья присягнули в верности... Словом, там теперь другие правители. Артания — это моя другая боль. Когда-то надо будет вернуть себе эти земли.
Некоторое время ехали молча. У Олега на лбу собрались морщинки, а когда заговорил, в голосе звучало напряжение, словно решалась судьба мира:
— А что для тебя важнее? Отомстить за гибель отца или вернуть Артанию? Хотя, если честно, на Артанию точно такие же права у Агафирса с Гелоном.
Скиф зарычал:
— Никаких прав!.. Ну и что, если они тоже сыновья Колоксая? Только я верен памяти отца, только я взялся отомстить за его подлое убийство! Не говоря уже о том, что у Агафирса есть земли Миш, а у Гелона — целая Гелония!.. Моя Артания, только моя!.. Никому не отдам, а кто лишь посмотрит в ее сторону — глотку разорву!
Он поперхнулся от душившей его ненависти. Олег с трудом оторвал взгляд от красного, как железо в горне, лица. Еще одна загадка... Почему люди все-таки готовы вылезти из теплого угла и пойти совершать дело, от которого ничего, кроме неприятностей? Поняв это, можно двигать целыми народами...
Глава 4
Он помнил, что крохотная и неприметная страна Миш как-то незаметно стала могучей и свирепой. Агафирс велел заменить нелепые мечи на топоры, он сам выковал первый боевой образец, опробовал в схватках, а затем вооружил всю конницу. Его войско стали называть народом Боевых Топоров. Сам народ на севере занимался хлебопашеством, а в южной части гоняли стада, там Агафирс из кочевников создал крепкие конные отряды, а потом и часть землепашцев посадил на коней.
Последних сделал ядром, ибо тяжелые рослые кони землепашцев не годились для набегов, зато об их сплоченные отряды, как волна о берег, разбивалась легкая конница противника. Когда бой закипал, тогда снова налетала своя легкоконная, разили издали стрелами, а затем приходил черед знаменитых топоров, из-за которых вскоре всю страну Миш, а потом Агафирсию начали называть страной Боевых Топоров.
За короткий срок он разгромил все мелкие княжества, казнил удельных владык, а в крепостях поставил своих людей, к ним же приставил тайных соглядатаев. Так, по крайней мере, говорили о нем, во всяком случае, его власть выглядела незыблемой, но сам он не проводил время в молодецких забавах, на пирах да соколиной охоте, как ожидали от молодого сильного тцара.
При имени «Агафирс» у всякого перед глазами вставало зрелище горящих городов, звучали крики, звон железа, стук стрел, дикое ржание боевых коней.
И вот теперь, судя по всему. Скифу придется перейти дорогу грозному Агафирсу...
Солнце, за день пути превращаясь из раскаленного оранжевого комка металла в огромный багровый шар, медленно опускалось к краю земли. Кони ступали медленно Скиф клевал носом, иногда наклонялся так низко что тыкался лицом в конскую гриву. Воздух был неподвижный, тихий, пахло сочными травами, цветами, а толстые шмели все еще бороздили с грозным гулом теплый и густой, как парное молоко, воздух.
Олег посматривал на этот странный багровый шар, снова и снова замечал на нем пятна, похожие на ржавчину, видел сияющие выступы... или это огненные вихрики? Заходящее солнце чем-то похоже на полную луну, но с той лишь разницей, что на луне всегда можно рассмотреть эти пятна, а на солнце утром или днем в упор не посмотришь, как смотрит он сейчас...
Сердце тревожно и радостно стукнуло. Он еще не понял, в чем дело, но сонные медленные мысли, что похожи на лениво плывущие облака в спокойном небе, задвигались хаотично, как головастики в теплой воде, стараясь не упустить мелькнувшую лакомую добычу. Ну-ну, хватай ускользающую мысль, все важные мысли почему-то ускользают, а ленивые и тупые лежат под ногами, натыкаешься то и дело... Итак, утром солнце поднимается, как белый раскаленный комок металла, только что вынутый из небесной кузницы, затем постепенно начинает остывать, зато нагревается внизу земля, солнце же становится оранжевым...
Дальше, сказал он себе, дальше! А дальше, подсказала услужливая мысль, солнце остывает еще и еще, становясь красным. Ага, красным. Затем к вечеру уже совсем багровое, как всякое остывающее железо... Так-так, тащи мысль дальше: когда остынет еще, то и багровость уйдет... солнце станет черным! И вот оно, не останавливаясь, пойдет через страшный подземный мир, пойдет черное и страшное, пойдет в другую сторону, пойдет, пойдет, уже с запада на восток пойдет...
Скиф прислушался, сказал с беспокойством:
— За нами погоня!
Олег, раздраженный, что глупую мысль никто и никогда не прерывает, хотя глупые мысли так и лезут, зато умную перебьет всякий, буркнул:
—Да.
— Что «да»?
— Погоня, да.
Скиф посмотрел с подозрением в неподвижное лицо этого странного человека:
— Тебя это не тревожит?
Олег рассерженно проворчал:
— Зачем беспокоиться по мелочам? Есть дела поваж-нее. Мой чалый что-то прихрамывает. То ли ногу сбил, то ли колючка... Как думаешь?
— Прикидывается, — ответил Скиф зло. — Я и то заметил, что у тебя конь — хитрюга. Ты на звезды смотришь очень часто, а что под тобой — хоть иногда замечаешь?
— Подо мной седло, — ответил Олег рассеянно. Он коснулся пальцами луки седла. — Это седло...
Скиф с подозрением всматривался в его лицо, но странный человек в самом деле углубился в думы, будто погоня и не погоня вовсе, а так, пустячок вроде каркающей вороны. На самом же деле в том отряде, судя по облачку пыли, не меньше чем полсотни человек.
Они проехали в прохладной тени высокой горы, тут же опалило зноем, а впереди показалась еще одна роща. Скиф оживился, чутье подсказывает, что там обязательно родник с ледяной водой, а под теми старыми деревьями полно сухих веток, можно сразу костер, зайцев освежевать и на угли...
Едва слышный конский топот стегнул по нервам, как пучком крапивы. Он подобрал поводья, оглянулся, но придвинувшаяся гора скрыла облако пыли. А спереди... из-за рощи выметнулся с десяток всадников на легких конях.
Всадники неслись весело, наперегонки. Сперва не усмотрели бредущих шагом двоих всадников, но передний вскрикнул, указал в их сторону плетью. Скиф видел, как все слаженно повернули коней.
Он зарычал, потащил из петли боевой топор. Под тем-ной от солнца кожей прокатились шары мускулов, плечи раздвинулись, а руки прямо на глазах стали вдвое толще.
— Вот теперь мы им покажем!
1 2 3 4 5 6 7